Kitabı oku: «Невидимый город», sayfa 2

– Ик, – поздоровалась Лина с его приветливым лицом. Йонаса так трясло от смеха, что он потерял равновесие, стул начал падать, и Йонас с громким плюхом приземлился на пол. Госпожа Айзерманн крутанулась на каблуках, как безумная балерина. Прежде чем она успела отдышаться, Йонас поднялся, поставил стул прямо и небрежно вручил свою работу учительнице биологии.

– У меня все равно нет желания больше изучать дрозофил, – сказал он. Схватив свой рюкзак, он отсалютовал двумя пальцами и неторопливо побрел к выходу. В дверях он обернулся к Лине и заговорщически подмигнул ей. Лина попрощалась с ним, весело икнув. И начался ад. Слева раздались преувеличенно громкие звуки икоты. Хлоя, всегда готовая привлечь внимание, воспользовалась преимуществом Лины. Класс разразился истерическим хохотом. Из всех углов доносилась нарочно спародированная икота.

– Вон, – рявкнула учительница Лине. – Немедленно.

Голос ее сорвался, красные губы задрожали, а гнездо на голове грозило распасться от того, насколько возмущенно она мотала головой.

Лина попыталась протестовать. Но взгляд госпожи Айзерманн зловеще блеснул: казалось, ей лучше держать рот на замке. В недоумении она бросила пустой экзаменационный лист на учительский стол. Она все испортила.

Такой ужасной икоты еще никогда не было. Всю перемену Лина тщетно пыталась взять свое тело под контроль.

Голоса в голове обезумели. Сколько времени нужно госпоже Айзерманн для проверки работы? Когда ей ждать голубое письмо²? Как ей продержаться без гандбола? Ей страстно хотелось повернуть время вспять. Почему время бежит в одном направлении? Было столько всего, что можно было без проблем делать наоборот: бегать, читать, говорить, считать, кувыркаться, ездить на автобусе, надевать футболку, писать имя «Анна». Разве не здорово было бы обладать магическими силами, позволяющими жить наоборот? Воздух вокруг нее сильно рябил, ее переполняло желание уметь делать такие штуки.

Бобби, явно обеспокоенная, вытянула четыре пальца перед лицом Лины:

– Сколько?

Разволновавшись, она начала подскакивать вокруг девушки и закидывать ее вопросами.

– У тебя болит голова? – спросила она. – Не кружится? Можешь двигать руками и ногами? Икота может быть причиной опухоли, воспаления мозга или инфаркта! – объявила она.

Лина устало подняла четыре пальца. К сожалению, она все еще находилась в своей реальности. И это было плохо.

– На инсульт это не похоже, – твердо констатировала Бобби. – В противном случае нам пришлось бы вызвать скорую помощь.

– Ик, – ответила Лина.

У Бобби в запасе имелся идеальный вариант.

– Поцелуи помогают, – радостно пропела она. – Когда ты целуешься, весь кислород попадает в кровоток. Эффект тот же, что и при задержке дыхания.

По школьному двору раздавался глухой звук набирающего обороты мяча. Йонас самозабвенно вел мяч по асфальту. С легкостью пробежал он мимо, перебрасывая его из правой в левую руку и отталкиваясь от земли. На секунду зависнув в воздухе, он направил мяч в безумном вираже в сторону помятого предупреждающего знака: «Игры с мячом запрещены».

– Кто захочет поцеловать девушку, у которой икота? – отчаянно сказала Лина. У нее все болело внутри.

– Соберись, – попросила Лину Бобби и тут же придумала пример. – Был такой человек, икающий больше всех с двадцати восьми до девяносто шести лет. Шестьдесят восемь лет. Он дважды женился и обзавелся десятью детьми.

– Я не хочу целый выводок детей. И двух мужей тоже, – возразила Лина. – Мне бы хватило и того, чтобы не быть такой стеснительной.

Украдкой она взглянула на Йонаса.

– Как можно в него влюбиться? – спросила Бобби. – Он еще в детском саду хотел быть супергероем и до сих пор так и не смирился с тем, что не стал таким.

Хлоя, видимо, считала иначе. Она игриво подпрыгнула перед Йонасом, чтобы помешать ему сделать очередной бросок. И обвила его руками. Их тела сцепились в дружеской схватке.

– Я не влюблена, – возразила Лина. – Откуда мне знать, влюблена ли я, если у меня с ним даже настоящего разговора не было?

Мяч скатился с площадки и приземлился у ног Лины. Йонас рысью подбежал к ним. Он поднял мяч и нерешительно замер. Может быть, Бобби была права? Он выглядел странно нервным.

– У нас в субботу после игры вечеринка в кафетерии, – неожиданно смущенно сказал он. – Если ты захочешь… вы захотите…

Он остановился.

Нет, она не икнет. Ни за что на свете. Никогда. Лина энергично сжала губы и напряженно уставилась в облака, словно ожидая какого-то небесного послания. Взволнованный Йонас переминался с ноги на ногу.

Бобби ответила вместо Лины:

– Круто, – сказала она, поднимая большой палец вверх. – Мы идем.

5
Неподходящий момент

– Позвони, когда со всем разберешься, – сказала Бобби. На кольцевой дороге, огибавшей центр, их пути от школы разошлись. Бобби свернула в элитный квартал города с виллами, где густые живые изгороди, высокие заборы и похожие на парки сады защищали обитателей безупречно-белых домов в стиле модерн от посторонних глаз. Лина поплелась в сторону реки. С пристани она наблюдала, как тяжело нагруженный грузовой корабль поворачивает к берегу, противоположному причалу завода Веннингера, чтобы потом двинуться вверх по течению. Она застонала. Как сказать тете Соне, что она провалила биологию?

Чайки кричали, ветер завывал и развевал флаги на пристани. С тех пор как порт переместили на другую сторону – новое местопребывание завода Веннингера с его бесконечными кирпичными постройками и обширным лабиринтом мостов, труб, стальных башен и дымовых труб, – квартал изменился. Пахло мазутом, водой, рыбой, а с недавних пор еще деньгами и властью. Там, где раньше торговали товарами с кораблей, появились студии художников, стартапы, медиаагентства и пивоварня. Закутанные в шерстяные одеяла даже в самый холодный день постоянные клиенты, туристы и случайные гости занимали простые столики, рядом стояли уличные обогреватели. Посетители украдкой поглядывали на корабли, пили пиво и закусывали жареными мини-гамбургерами Тони, которые в последнее время пользовались такой популярностью, что в хорошие дни перед шикарной закусочной выстраивались длинные очереди. Раньше, когда Тони еще сам управлял лавкой, Лина по дороге домой получала картошку фри. Она скучала по задорному смеху добродушного растамана, приехавшего в город беженцем и зарабатывавшего на жизнь хорошим настроением и дурацкими рецептами. К портовому празднику он нафаршировал жареных цыплят попкорном. Взорвавшаяся курица сделала свое дело и ударилась о стекло печки с такой скоростью, что та сорвалась с крепления. Прибыли от летающих куриц-гриль не было, а затем не стало и друзей и газетных заголовков. Один ловкий инвестор использовал имя Тони, его рецепты и опустевший ларек у причала и превратил в стильное местечко. С тех пор жареные гамбургеры стали вдвое меньше и вдвое дороже. Вместо попкорна, добрых слов и задорной усмешки деликатесы подавались с крафтовым пивом и музыкой в стиле лаундж. Дети больше не были здесь желанными гостями. Да и сам Тони не был.

Лина задрожала. Термометр показывал, что температура на улице около воды в среднем на четыре градуса меньше, чем в городе. Но ее терзал не только холод. Хор внутренних голосов уже пророчил проповедь, ожидавшую ее дома.

Тяжелым шагом она свернула с набережной. Вместо того чтобы быстро вернуться домой и отвечать на вопросы Сони, Лина слонялась среди старых складов и ветхих промышленных бараков, пока вдали не появилось старое производственное здание. Ярко-красная надпись «Сити-бокс» светилась на фоне серого неба. Раньше здание служило просто местом для хранения. С тех пор как ее тетя завладела складом, здесь можно было оставить свои вещи в более или менее крупных боксах на месяц, год или десятилетие. За пронумерованными светло-желтыми жалюзийными дверьми скрывалось все, что люди хотели сохранить: рождественские украшения и летняя мебель, надувные лодки и санки, забытые коллекции, ненужный фарфор и пыльная мебель. В коробках хранились воспоминания о давно заброшенном спорте и увлечениях, краденом торговом грузе и ценных вещах, которые кто-то пытался скрыть в процессе развода или раздела наследства. Ее тетя, возглавлявшая компанию, умела держать рот на замке. Все прошлое у Сони хранилось до следующей недели, следующего лета или следующей жизни. К двухэтажному складу прислонилась скромная двухэтажная постройка, которую семья временно использовала в качестве жилища. Это «временно» длилось всю жизнь Лины.

Когда Бобби возвращалась домой, мать ждала ее с обедом, в то время как у Лины были младшие сестры. В ее обязанности входило готовить обед для Фионы и Шарлотты. Лина была некоронованной чемпионкой мира по макаронам с красным соусом, блинам, травянисто-зеленому желе и заказу пиццы. Обычно Соня неугомонно порхала туда-сюда между своим офисом, складом и встречами в банке, адвокатом по разводам, бухгалтером и врачом. Но именно сегодня она была дома. Лина еще издалека услышала ее раздраженный голос. Тетя возбужденно вышагивала по стоянке и кричала в телефон:

– Только после Пятидесятницы?³ За кого вы меня принимаете? За Ноя, который просто так построит ковчег, потому что все идут на дно? Мне срочно нужен мастер. И машина, которая заберет материал.

Надежда встретить тетю в хорошем настроении лопнула, как мыльный пузырь. Лина решила уйти от конфликта и отложить ответы на неприятные вопросы. Незаметно она проскользнула в дом. Уже схватившись за защелку на двери в своей комнате, она услышала голос и остановилась.

– Что я получу, если не выдам тебя? – лукаво подмигнула Лине Шарлотта.

– Выдашь? Чем ты хочешь выдать меня? – встревоженно спросила Лина.

– Твоя учительница звонила три раза, – похвасталась Шарлотта.

У Лины упало сердце. Она не ожидала, что об ее оплошности узнают так быстро.

– Если я забуду передать, что кто-то звонил, то смогу ли я пользоваться твоим компьютером? – тихо спросила Шарлотта. Она непрерывно жаловалась, что Соня не позволяет ей долго сидеть за компьютером.

– Это шантаж, – пожаловалась Лина.

– Я помогу тебе, а ты поможешь мне, – ответила ее младшая сестра. – Как самая младшая я постоянно подвергаюсь дискриминации.

Пока Лина с интересом раздумывала, откуда Шарлотта узнала это слово, входная дверь внизу отворилась.

– Лина? Где Лина? Лина уже дома? – закричала Соня на весь коридор.

– Пароль от компьютера, – прошептала Шарлотта.

Ее младшая сестра любила тусоваться в комнате Лины, примерять одежду и обувь, проверять ручки, воровать духи и заодно смотреть фильмы, для которых, по словам ее мамы, она была слишком маленькой. Ничто не могло укрыться от ее любопытного взгляда и ловких пальцев. Особенно очаровывал Шарлотту размытый и выцветший, поблекший семейный портрет над кроватью Лины. На снимке была изображена Лина, прыгающая вместе со своими биологическими родителями на старом, расшитом лиловыми цветами бабушкином диване. Слева ее отец Томас, загорелый, спортивный, все еще в оранжевой майке гандбольного клуба, словно только что вернулся с игры, а справа – мать Рея, ее платье задралось до бедер, открывая бесконечно длинные ноги. К несчастью, рука Томаса скрывала половину его лица, зато были отлично видны длинные локоны Реи. А между собой они держали излучающую счастье маленькую Лину. Словно незыблемая троица, они неугасимо парили в воздухе, как будто могли летать. Эта фотография стала причиной, по которой Лина решила заняться гандболом. Спорт был воплощением ее тайной связи с отцом. Когда она держала мяч в руках, то чувствовала невидимые узы между ними.

Шарлотта всякий раз спрашивала, действительно ли это мама и папа Лины. Она и представить себе не могла, чтобы взрослые прыгали на диване со своими детьми. И вообще: почему Лина всегда называла своих биологических родителей по имени? Лина пожимала плечами. Наверное, она переняла эту форму обращения от Сони. Голоса в голове знали лучше. «Ты просто не помнишь их, – хором отвечали они. – Как их тогда можно называть мамой и папой?»

Внизу, у лестницы, появилось лицо Сони.

– Ты видела Лину? – крикнула тетя. – На нее никогда нельзя положиться.

Лина забилась в угол, чтобы избежать тетиного взгляда. Она написала комбинацию цифр на руке Шарлотты. Младшая сестра громко крикнула:

– Лину? Не знаю, здесь ее нет.

Снизу раздался телефонный звонок.

– Гимназия Веннингера? – услышала Лина удивленный голос тети. – Да, я мать Лины…

6
Дом забытых историй

Уноси ноги. Как можно быстрее. «Сити-бокс» был любимым убежищем Лины, когда в доме был кризис. Сколько раз она убегала на склад, когда Соня и Хьюго громко ругались? Гнев Сони был эпичным. Сколько времени проходило, прежде чем она выпустит весь пар? Если Лина надолго исчезала с поля зрения, тетя, вполне возможно, радовалась, когда та благополучно возвращалась назад.

Соня с малых лет запрещала детям баловаться в большом помещении склада. Пока Фиона и Шарлотта бродили по темному вестибюлю, угловатое помещение магически притягивало Лину. В мрачном лабиринте коридоров, лестниц и дверей Лина чувствовала себя в безопасности. Все, что ей нужно было сделать, – это незаметно проскользнуть мимо охранника. Сколько она себя помнила, Гарри Кинг дежурил в стеклянной будке, охраняя стоянку и зал. Лысая голова Гарри блестела в неоновом свете. На его коже разноцветные татуировки рассказывали истории давно угасшей любви и страсти. Рядом с увенчанным розами именем Лилиан красовался логотип гандбольного клуба, в котором Гарри регулярно выступал в качестве судьи. У охранника было телосложение бегуна на длинные дистанции, мускулы штангиста и ум бурого медведя. По большей части он дремал в своей стеклянной будке, но если подойти к нему слишком близко, он мог проявить невиданную силу. Мимо него, шлагбаума и его удара левой никто не проходил. Никто, кроме Лины.

Одного целенаправленного удара по шине серебристого, почти антикварного двухместного «Мерседеса» Лине хватило, чтобы завизжала сигнализация и охранник выбежал из своего аквариума. Гарри относился к спортивному автомобилю как молодой влюбленный. В ожесточенной борьбе с ржавчиной, грязью и вмятинами он использовал каждую свободную минуту, чтобы драить, мыть и полировать машину. Сигнализация заставила его рывком вскочить со своего вращающегося кресла. Разразившись грозными проклятиями, он уже был у «Мерседеса». С подозрением обошел он свою святыню. Лина со всех ног понеслась ко входу, когда он резко обернулся и уставился прямо в ее сторону. В последнюю секунду Лина нырнула за фургон. Тревожно прислушалась. Ничего. Ни шагов, хрустящих по асфальту, ни приближающегося дыхания, ни голоса, выкрикивающего ее имя. Призрачная тишина окутала склад.

Лина проверила обстановку. Сколько шагов было между ней и проходом в помещение? Осторожно она наклонилась вперед. Громкий звук заставил ее отпрянуть. Порыв ветра сорвал полиэтилен со стеллажа с упаковочными коробками, ждущими на тележке, и сбросил его на асфальт. Пленка плясала по парковке, словно молочно-белый призрак, прежде чем ветер оторвался от своей игрушки и бросил ее на пол. Где Гарри Кинг? Почему она ничего не слышит? Он все еще стоит у машины? В напряженной позе хищника, готового к прыжку, ждущего, когда она покажется? Лина затаила дыхание. Тишина была оглушительной. Стук сердца отдавался прямо в горле. Каждую минуту она ожидала, что его рука схватит ее и вытащит из укрытия. Она осторожно выглянула из-за фургона. Кроссовки с оранжево-красным пламенем двигались к ней. Как раз в этот момент ветер с силой подхватил пленку и швырнул ее в сторону Гарри Кинга. Полиэтилен накрыл его с головы до ног, на несколько секунд лишив дыхания и зрения. Лина воспользовалась удачным моментом. Она быстро выскочила из своего укрытия. Не медля ни секунды, она бросилась к складу и толкнула входную дверь. Краем глаза она увидела, как Кинг в ярости освобождается от упаковочного материала. Лина поспешила дальше. Ей очень повезло, что она знала наизусть каждый метр склада.

Прошлым летом вместе с Бобби она получила удовольствие от разработки собственной версии «Миссия невыполнима»⁴. Цель игры состояла в том, чтобы незаметно пройти от главного входа к автомату с напитками на втором этаже. Тридцать три раза камеры засекали их на полпути, тридцать три раза Гарри выводил нарушителей на свежий воздух. В тридцать четвертый раз у них все-таки получилось. Если Гарри Кинг попадался им на пути в гандбольном клубе, судья-любитель провожал их подозрительным взглядом, даже когда они были не на поле. Справедливо. С лета Лина мастерски, почти незаметно бродила по коридорам, зарабатывая без ведома Сони по несколько евро. Она носила пакеты, открывала двери, упорядочивала вещи, коробки и инструменты.

При этом она ловко двигалась мимо световых барьеров и камер. А иногда просто слушала арендаторов боксов. За дверьми обитали бесчисленные тайны, все забытые истории, которые ждали, что о них вспомнят. Лина любила рассказы о прошлом. Она завидовала людям с воспоминаниями. Втайне она лелеяла надежду встретить в коридорах кого-нибудь, кто знал ее родителей.

Соня всегда уклончиво реагировала на любопытные вопросы.

– Оставь прошлое позади, – говорила она. – Мы смотрим вперед, а не назад. – Не зря она сделала карьеру на всем забытом и сокрытом.

Не торопясь, Лина подошла к автомату с напитками. Она вытащила из кармана несколько монет, достала горячий шоколад и притаилась в углу, который, как она знала, был вне зоны камер. Ей нужно было подумать, разработать стратегию, придумать выход из положения, что делать со школой, гандболом, тетей и, не в последнюю очередь, – с Йонасом. Пятерка по биологии была ее гарантией. Но, возможно, в английском у нее появится шанс преуспеть. Она достала из школьного рюкзака свой словарик и открыла неправильные глаголы. Be, was/were, been – быть. Beat, beat, beaten – бить. Become, became… В раздражении она остановилась. Кап, кап, кап – звучало издалека. Регулярно, беспрерывно и раздражающе. Кап, кап, кап. Падали громко капли. К тому же в воздухе висел пронзительный, резкий запах. Хор голосов рисовал на стене страшные картины. Это растворитель? Бензин? Горючее? Лина все время ждала, что чиркнет спичка или громко щелкнет колесико зажигалки. Как раз перед тем, как все загорится. Так, как она раз сто видела в любимых детективах Бобби.

Со стен на нее уставились жуткие существа. Там, где другие люди украшали стены художественными принтами, в «Сити-боксе» висели большие снимки мотыльков, бумажных и пылевых клещей, муравьев, клопов, тараканов, чешуйниц, мокриц, блох и червей. Больше пожара и воров Соня боялась любого вида ползучих тварей. Ее тетя вела ожесточенную войну с вредителями, которые своими прогулками из одного ящика в другой угрожали испортить бизнес. Под каждым снимком разыскиваемого существа был написан номер мобильного телефона Сони. Тетя не нанимала дезинсекторов, а сама воевала на передовой против вредителей репутации. Амалия Айзерманн берегла каждое маленькое существо и ухаживала за ним, а Соня грозила им смертной казнью. Лина иногда спасала жизнь жучкам и паучкам, заблудшим на территорию Сони. Но кто защитит Лину?

«Кап, кап, кап». Капли, казалось, стали падать быстрее.

Осторожно она выползла из своего укрытия, добралась до перекрестка и украдкой свернула за угол. Словно черная зияющая дыра, перед ней расстилался заброшенный темный коридор. В глубине, в самом конце мертвого коридора, из-под бокса с номером 187 на пол падала узкая полоска света. Лина во сне могла перечислить арендаторов «Сити-бокса». Номер 184 принадлежал одному чудаковатому автору, который занимался продажей своих детективных романов из бокса и хранил в запасе тысячи экземпляров кровожадных произведений. Рядом с ним, в боксе 185, помешанная на безвкусице владелица парикмахерской складировала свои потрясающие декоративные штуки: от блестящих венецианских карнавальных масок на забавных пасхальных кроликах до пластиковых рождественских елок и розовых свинок, приносящих удачу в канун Нового года. Над боксом 186 значилось имя Кевина Мюллера, отвечавшего за экспорт-импорт на центральном вокзале. Его помещение было заполнено в основном поддельными коврами, партиями бесполезных электронных игрушек и разноцветными светящимися картинами с переливающимися водопадами. Бокс 187 не сдавался в аренду целую вечность. Никогда еще Лина не встречала никого у этой камеры хранения.

По коридору теперь эхом разносились голоса и шаги. Цокающие каблуки быстро приближались. Лина вздрогнула, узнав голос Сони. В преувеличенно дружелюбной манере, говоря нараспев, она объясняла новому клиенту правила внутреннего распорядка.

– Никакого бокса без удостоверения личности, никакого доступа без ключей, никаких сигарет, никаких предметов в коридорах, никаких животных, никаких вопросов.

Дверь распахнулась и тут же с грохотом закрылась. Звуки затихли. С тревогой Лина сидела на месте, выжидая, но вокруг было тихо. За исключением дурацких капель. «Кап, кап, кап». Лина сосчитала до двадцати, прежде чем осмелилась снова пошевелиться. С решительностью промчалась она под полуоткрытые жалюзийные ворота в бокс 187.

«Отлично, – поздравил ее внутренний хор. – Теперь ты в ловушке». Лина не слушала его. Она цеплялась за смутное ощущение, что напала на след чего-то важного.

Мерцающий свет освещал беспорядок. В воздухе витал запах плесени и гнили. Что-то мокрое капнуло на нее сверху. Она взвизгнула и наступила в лужу. Повсюду стояли наполненные до краев ведра с водой. С потолка, из кондиционера неудержимо капало на хранящееся в коробке наследие. Так вот о чем ее тетя так громко договаривалась по телефону. С любопытством она подошла ближе. Лина едва могла поверить в то, что увидела. Обстановка в полумраке показалась ей странно знакомой. Она включила фонарик на своем телефоне.

При ярком луче света она узнала лыжное снаряжение Хьюго, прозрачные коробки с его шелковыми галстуками, коробки с кожаными башмаками ручной работы и вешалку, на которой пылились его костюмы. Лина всегда считала, что одежда Хьюго идеально ему подходит: все было показным, кричащим, приукрашенным и слишком дорогим. «Хьюго нужен яркий огонь, чтобы чувствовать себя полноценным», – всегда говорила Соня. Пока не поняла, что прежде всего он прожигает ее деньги. Хьюго с беспечностью относился к правде и фактам и, используя все без остатка сбережения Сони, хватался за любую ветреную бизнес-идею, обещавшую быстрое богатство. Иногда он торговал дорогущими комплектами кастрюль, затем термоодеялами, которые продавал пенсионерам во время кофе-драйва⁵, в другое время он инвестировал деньги в здоровую воду, витамины с Дальнего Востока или препараты для наращивания мышечной массы. Все, к чему он прикасался, работая, превращалось в долги. И в мусор, который Соня, по-видимому, хранила в боксе 187.

Горы непроданных товарных образцов рассказывали о заоблачных мечтах, завышенных ожиданиях от продаж и жестких падениях в реальности. Как только Лина отодвинула коробки в сторону, под ее ногами хрустнуло стекло. Фотография с помолвки, которая раньше висела над супружеской кроватью в спальне Сони, валялась на полу. На фотографии Хьюго и Соня позировали перед живописно обвалившейся кирпичной стеной в портовом квартале, на которой Хьюго кисточкой написал предложение руки и сердца. Лина никогда не ладила с Хьюго. Его старый хлам был ей абсолютно безразличен. Ее больше интересовало то, что скрывалось за множеством ящиков: трехногий бабушкин диван со старомодной деревянной полкой. С трудом пробираясь между передвижными ящиками, Лина старалась поближе рассмотреть предмет мебели. Толстый слой грязи покрывал ткань. Лина хлопнула ладонью по обивке. Когда облако пыли рассеялось, она увидела знакомый лиловый цветочный узор. Сомнений быть не могло: перед ней стояли жалкие остатки дивана, на котором она прыгала с родителями много лет назад.

Вдалеке загрохотал грузовой лифт. Лина подавила возникающую панику. Чутье ее не подвело. Возможно, эта комната хранила сведения о прошлом, о котором никто не хотел говорить. Меньше всех – Соня. У Лины закружилась голова, она пошатнулась и привалилась спиной к шаткой башне из коробок. Верхняя коробка соскользнула со своего места и с громким треском приземлилась на бетонный пол. Звякнула посуда. Изнутри доносилось задумчивое бренчание музыкальной игрушки: металлические звуки, мимолетные, словно сплетенные из серебряных нитей. Этот обрывок мелодии воодушевил Лину. Сыроватый картон треснул в ее руках, когда она взволнованно открыла крышку.

Содержимое ящика выглядело беспорядочно и сумбурно, словно кто-то под покровом ночи торопливо бросал в него домашние вещи. Лина распахнула темно-коричневый атлас, лежавший сверху. На первой странице стояло имя. Томас Фридрих. 10-й «А». Лина поняла, какие непостижимые сокровища Соня спрятала здесь от посторонних глаз. Коробка была полна вещами ее родителей. У Лины остались только блеклые воспоминания о первых годах жизни. Она даже не знала наверняка, когда и как умерли ее мама и папа. «Автокатастрофа», – всегда говорила Соня. Как будто одно это слово было исчерпывающим объяснением. Место для могилы она выбрала сама. «Я не хотела тебя обременять», – таков был ее уклончивый ответ. На самом деле у Сони самой глаза были на мокром месте, как только она начинала говорить о брате. Неужели из-за этого она запрятала его вещи в этот дальний угол?

Было такое ощущение, словно Рождество, Пасха и день рождения наступили одновременно, – как и пятерка по математике, ощущение босых ног в теплом песке, победа в «Монополии», как все хорошее, что когда-либо случалось с ней. Сердце Лины забилось в два раза быстрее. Взволнованная, она шла по следу прошлого. Никогда еще она не была так близка к родителям. Она нашла потрепанную книгу по тактике гандбола, спортивную обувь, разбитую чашку с именем Реи, носки на Николая⁶ и жуткую куклу с поломанными конечностями, худым телом и разбитыми, закрывающимися глазами. Между старыми книгами и кухонными предметами Лина наткнулась на музыкальную игрушку. Лина потрясенно вертела в руках косоглазую плюшевую сову с круглым, вишнево-красным телом, розовыми крыльями в горошек и зелеными лапками. Кто-то с любовью кособоко собрал птицу из остатков ткани. Дрожащими пальцами она потянула за разноцветный шарик, болтавшийся на красном шнурке между лапами. Из игрушки зазвучала тоскливая мелодия. Смутные воспоминания всплывали из ее подсознания. Как облака, они парили над ней, недосягаемо далекие, неосязаемые и постоянно сменяющие друг друга. Музыка словно исходила из потустороннего мира, доступа в который у нее не было. Она услышала послание, не в силах сказать, откуда взялась уверенность: рассеянные звуки мелодии вели ее к матери. Глаза совы открывались и закрывались, крылья возбужденно трепетали, пока мелодия с хрипом не прекратилась. Когда Лина схватилась за шарик во второй раз, хрупкий шнурок порвался. Как бы сильно она ни сжимала и ни трясла игрушку, Лина больше не могла выдавить из нее ни звука. Но смутило ее нечто другое. Ей показалось, что внутри совы что-то шевельнулось. Сквозь наполнитель она нащупала прямоугольный коробок, в котором что-то свободно болталось, стоило подвигать плюшевую игрушку взад-вперед.

Какой-то звук заставил Лину вздрогнуть. Где-то хлопнула дверь. Лина совершенно забыла о надвигающейся опасности. С отчаянной смелостью она энергично ткнула указательным пальцем в ветхий боковой шов и выдернула вату из брюха совы. Только получалось недостаточно быстро. С силой Лина дергала за ткань до тех пор, пока не образовалось отверстие, достаточно большое, чтобы вытащить предмет. С любопытством Лина завертела в руках продолговатую коробочку. На темно-зеленой, бархатистой поверхности переливалась восьмиконечная, с золотым тиснением звезда. Осторожно приподняв крышку, она нашла наверху истрепанный гарантийный талон, выданный на имя ее матери. Под ним виднелись странные восьмиугольные часы, которые сияли как новые. С благоговением Лина провела кончиками пальцев по драгоценному хронометру. Браслет состоял из изящных серебристых звеньев, гладких и приятно прохладных на ощупь. Лина не обнаружила ни царапин, ни следов износа. Вытащив часы из упаковки, она с изумлением обнаружила, что часы были легкими, как перышко. Может быть, браслет состоял из этого нового прочного авиационного материала, который был в тысячу раз тоньше человеческого волоса? На днях Бобби, интересовавшаяся почвой и минералами, сделала реферат о новом магическом металле. Еще более странным, чем невероятная легкость браслета, Лине показался циферблат. Вместо обычных делений там была длинная змея, вьющаяся по спирали, на которой располагались цифры от нуля до девяти. Восемь искусно украшенных стрелок различных размеров указывали на восемь разных цифр. Вокруг часов были кнопки, которые, по всей вероятности, регулировали настройку стрелок. Что это? Возможно, новые смарт-часы Apple Watch? Новейший технический гаджет? Лина еще раз проверила гарантийный талон. Покупка была совершена двадцать лет назад: в сентябре 1998 года.

Осторожно надавила она пальцем на верхнюю кнопку. Циферблат вспыхнул красным, стрелка дико завертелась, прежде чем вернуться на прежнее место. Испугавшись, Лина отказалась от дальнейших экспериментов. «Только бы не сломать!» Она перевернула часы и резко вдохнула: на обратной стороне была разборчиво выгравирована последовательность цифр: 4477. Под ней сухим деловитым почерком стояла надпись. Четыре буквы, одно имя. ЛИНА. Предназначался ли этот подарок для нее? Как такое возможно, если часы были куплены за годы до ее рождения? Существовала ли другая Лина в жизни ее родителей? Как раз в тот момент, когда она хотела примерить часы, жалюзийные ворота поднялись. В сверкающем отблеске света показались стройные очертания двух человек.

– Кто у нас тут? – спросил прокуренным голосом мужчина. Это был слесарь, который, по-видимому, должен был позаботиться о капающем кондиционере. Рядом с ним на свет вышла тетя Соня. Застигнутая врасплох, Лина поморщилась. Ей только и удалось, что незаметно засунуть часы в карман брюк.