Kitabı oku: «Призраки», sayfa 3
– Я знаю, что дерево мертво, однако, вижу его. Тебе кажется это странным?
– Мне кажется это необычным. – Признался я. – Однако, как известно, человеческие органы чувств имеют ограниченные возможности и потому способны воспринимать лишь небольшую часть информацию из окружающего мира. Это правило, но бывают исключения из правил.
– Небольшую часть информации. – Повторила она. – Верно. Невидимое человеком – океан, видимое – призрачный корабль в нём.
Девушка вновь погладила фантомный ствол, а мне в этот момент почему-то вспомнилась берёза под окном моей спальной, сломанная автоподъёмником во время ремонта фасада здания, и стук в окно вчерашней ночью. Я скучал по этому дереву. Оно рано распускало листья весной, летом шелестело мне, нашёптывая что-то и днями, и ночами, а осенью светило в окно вместо солнца. По ночам на нём собирались коты и пели песни в любое время года.
Несколько минут мы молчали. Я уже не искал темы для разговора. Мир вокруг был так естественен, что не хотелось ничего придумывать. Девушка глядела на поверхность воды, пёструю от плывущих островков из уток и листьев. Наконец, неожиданно заговорила.
– У нас с тобой много общего. Ты приносил жуков и гусениц домой. Я тоже любила за ними наблюдать, глядела и чувствовала, как они и всё, что возилось, шуршало, ворочалось в траве, смотрело на меня одним большим глазом. Мне казалось, мы понимаем друг друга. Они рассказывали о солнце, дожде, о том, что рады мне, а я о новых куклах, что подарили мне родители, о мультфильмах, которые смотрела, о взрослых, что каждый день заняты и придумали мультфильмы и игрушки, потому что им всё время не до детей.
Ещё я, как и ты, редко радовала учителя рисования. Однажды он дал задание нарисовать осень, я нарисовала большой глаз, а в его зрачке жёлтые и бордовые листья. Учитель не понял моего рисунка. Я сказала, что вижу этот глаз во всём, что он смотрит и всё запоминает. Дети рассмеялись, а учитель ответил, что лучше изображать реальность. Она красивее и понятнее. Мне объяснили, что в моём возрасте пора уметь отличать сказку от были. Мне было тогда одиннадцать лет. Вероятно, учитель был прав. После этого случая я получила от сверстников кличку «Глазунья», а мои родители – совет от педагогов: помочь мне видеть реальный, а не придуманный мир.
– Им это удалось? – Осторожно спросил я.
Девушка обернулась ко мне и улыбнулась, как старому знакомому, от чего голова моя закружилась. – Они очень старались. – Сказала она. – Мой список обязательных для прочтения книг по школьной программе пополнился книгами о разумном взгляде на мир, о здоровом отношении к себе и окружающим.
– Мне бы этот прейскурант был бы не по силам. – Признался я. – А что было дальше?
Девушка посмотрела на меня пристальным взглядом, словно пытаясь понять, причину моего любопытства. Я уже пожалел о своём вопросе, но она продолжила. – Мне тоже не удалось осилить эти книги, хотя мои рисунки стали радовать и учителя, и родителей. Всё в них было в рамках разумного. Однако, по вечерам, когда мама, пожелав мне спокойной ночи, выключала в моей комнате свет и закрывала дверь, я бежала в ночной рубашке к окну, садилась на подоконник и глядела на небо, уверенная в том, что в узоре, сложенном из звёзд есть некий секрет, послание для меня. Ещё я думала о том, что деревья, цветы непременно гуляют по ночам, здороваются, делятся новостями, как старые знакомые, и даже танцуют, потому что всё время стоять на месте очень скучно. Однажды мне захотелось к ним присоединиться. Так я начала танцевать: каждый вечер, в тёмной спальне. Но как-то мама заглянула ко мне и была очень удивлена увиденным. Мне пришлось ей рассказать и о секретах на небе, и о танцующих деревьях. На следующий день был визит к доктору, долгие скучные беседы, обследования, горькие пилюли. Однако, я продолжала танцевать вечерами, и мама, по совету врача отдала меня в балетную школу. – Девушка замолчала, глядя куда-то вдаль, словно видела то, о чём только что говорила.
– Ходить строем «в ногу» дано только людям. – С досадой произнёс я. – Даже пингвины более раскованный народ. – Я сделал паузу и, наконец, решился на отважный шаг: спросил то, что хотел узнать, как только встретил эту девушку. – Как тебя зовут?
Она ответила не сразу. Взгляд её вновь стал задумчивым и отрешённым, и наконец, произнесла, словно не хотя. – Даша.
– Даша? – Переспросил я. – Мне вдруг вспомнился рассказ Стива о девушке в ночном клубе, которой он отдал таблетки. Однако, отогнав неприятные мысли, подумал о том, что девушек с таким именем может быть много. Мне показалось, что с этой минуты мы стали ближе. – Я уже было открыл рот, чтобы сказать, какое у неё чудесное и редкое имя, как услышал.
– Мне пора уходить.
– Ну, почему? – Воскликнул я в недоумении. – Ты спешишь?
– Да. – Не глядя на меня ответила она.
– Приходи завтра. Я буду ждать.
Даша отрицательно покачала головой.
– Приходи! – Повторил я, не в силах поверить тому, что могу больше не увидеть её.
– Хорошо, если ты сейчас пойдёшь домой и ни разу не обернёшься. – Ответила она.
Взгляды наши встретились. Изумрудная, неторопливая, осторожная волна покоя вошла в моё сердце. Я вдруг почувствовал сильную усталость и услышал, словно из далека.
– Завтра в семь вечера.
Я было хотел что-то сказать, но не смог. Язык, словно застыл, а в голове моей воцарилась тишина. Не помню, как я дошёл до дома. Помню лишь, что у меня не было сил ни думать о чём-либо, ни тем более делать. Не раздеваясь, я лёг на диван в гостиной, а мир закачался, как лодка на качелях океанских волн.
Глава 5
Где-то вдали звучала музыка, словно крутил шарманку продавец мороженного. Я открыл глаза. Взгляд мой упёрся в репродукцию картины Шишкина «Сосновый бор», и я понял, что дома, лежу на диване в гостиной в той одежде, в которую поместил себя утром, собираясь в институт и, что в кармане моих брюк кричит сигнал будильника на телефоне.
«Даша!» – Вспыхнуло в моём сознании, и в это мгновение я всё вспомнил.
– Кто-то вчера потерял голову. – Нравоучительным тоном сказал Лоб.
– Не велика потеря. – Съязвил Грыз. Его мордочка расплылась в лукавой улыбке.
Я почувствовал, что мне как-то особенно хорошо сегодня и уже настроился предаться воспоминаниям, однако, случайно взглянув на настенные часы, в то же мгновение спрыгнул с кровати. Я должен был выйти из дому уже через двадцать минут! Стремительно собрался. Заварил чай в термос. Бросил его в рюкзак. Сделал несколько бутербродов. Отправил туда же. За ними – связку бананов. Выскочил на улицу. Потом бежал, обгоняя пешеходов, машины и даже ветер. Мне повезло: водитель моего автобуса оказался великодушным человеком: увидев меня, подождал. Качаясь на автобусных качелях, ел бутерброды и думал о Даше. Мысли о том, что она одинока, быть может, нуждается в деньгах, не давали покоя.
– Как это? – Пытался представить. – Если никто тебя не ждёт, или ты никого не ждёшь?
После второй лекции, на длинном перерыве, мы со Стивом, задавив голод (он – бургером и колой, я сэндвичем с сыром и чаем из термоса), растянулись на газонной траве. Я чувствовал необходимость поговорить с ним о Даше, но не знал, как это сделать. Рассказывать чужие секреты было не в моих правилах, потому начал из далека.
– Недавно вспоминал свои мечты в детстве. Я, представляешь, то волшебником себя видел, то муравьём, то зайцем. Забавно. А ты о чём мечтал?
Стив пожал плечами. – Не помню, может, космонавтом быть?
– А сейчас о чём мечтаешь? – Продолжил я, ожидая, что мой друг будет удивлён. Дело в том, что между нами было негласное соглашение, которое никто до сих пор не нарушал: не касаться ничего личного. Если кто-то из нас желал поделиться сокровенным, он делал это сам, по собственному желанию. Как я и предполагал, вопрос удивил Стива. Он приподнял голову и, глядя на меня сверху вниз ироничным взглядом произнёс.
– Что это тебя на лирическую чепуху потянуло?
– Не прикидывайся аскетом. Уверен, что мечтаешь. Колись. О чём? – Проявил я настойчивость.
Стив вернулся в прежнее положение и, помолчав с минуту, вялым голосом произнёс. – Социологию мечтаю не завалить.
– Уже слышал. Дальше. – Прервал я его.
– Тачку свою обновить, Мерс на Бугатти, да предки против. Оценки, видите ли, мои недостаточно хороши. Кстати, тебе не надоело ездить на автобусе? Давай, завтра заскочу утром.
– Что я девушка, чтобы за мной на другой конец города ехать? Дальше. – Опять перебил его я.
– Гордый ты очень, Ром. А жить надо так, как удобнее. Ну, и что ты заладил? Ещё, да ещё! – Стив вновь приподнялся, опершись на правый локоть, сорвал травинку и попытался пощекотать ей в моём носу.
Я отмахнулся. – Колись!
Мой друг пожал плечами и не хотя произнёс. – Ну, что ж, давай помечтаем. Степень доктора биохимии и молекулярной биологии получить хочу. Но это так, для разбега. Собственную лабораторию мечтаю иметь. Наука – вот во что нужно вкладывать силы и деньги! Google подкармливает квантовые исследования, я буду кормить биотехнологии. Папан мой обещает поддержку. Он понимает, в мире деловых людей всё поделено, но наука – золотое дно. С тобой, Ром, мы перекроим мир по новым облагороженным выкройкам и создадим умный крупный бизнес!
– Понятно. – Одобрил я. – А дальше?
Стив шумно вздохнул. – Час от часу не легче. Ты, случайно не переутомился? Буду деньги делать! А если повезёт, делать это, если не с интересом, то хотя бы без отвращения. Я надеюсь на интерес и долгожданную независимость от предков. Твои мечты я знаю, но, поверь, с твоей головой сидеть на преподавательской зарплате, пусть даже на профессорской, глупо.
Осознав, что беседа наша разворачивается не туда, я уже было решил начать разговор о Даше, но Стива, как говориться, «понесло».
– Я мечтаю жить по-человечески: дом иметь собственный, желательно побольше; тачку покруче; ну, шмотки, конечно, чтобы задницу было чем прикрыть, да не абы как, а по моде. Да, главное забыл: хлеб и зрелища, чтобы не заканчивались. Куда без них? – Стив замолчал, вопрошающе глядя на меня. – По-моему всё обозначил. Даже если что-то и забыл, то так, по мелочи. Доволен? – Тут он наклонился ко мне, пристально посмотрел в глаза и спустя секунды три продолжил. – Понял я, куда ты клонишь. Хочешь сказать мне, что голова моя забита всяким мусором, и возвышенное мне чуждо? Да, чуждо! В этом мире за всё надо платить, даже за возможность чувствовать себя человеком. Если завтра я переоденусь в Second Hand и пересяду на допотопный велик, половина из тех, кто сегодня считает меня своим парнем, перестанут замечать. Оставшаяся половина, сочувствуя, будет давать мне милостыню. И поверь, ни одна из приличных дам не захочет иметь от меня детей. Помнишь Великого Гэтсби из романа не менее великого Фицджеральда? Помнишь, как он метал перед своей возлюбленной сотни сорочек, дабы продемонстрировать свою значимость? А как она рыдала на этом кургане из трепья от восторга! А учёба в университете? Да подавляющее большинство попадающих в престижные ВУЗы – дети состоятельных родителей и лишь немногие, такие, как ты, «семь пядей во лбу». Подозреваю, что сейчас происходит в твоей затуманенной любовью голове, потому не буду воспринимать твои порывы всерьёз. Это пройдёт. Однажды ты вырвешь эту чепуху про любовь-морковь с корнем и поймёшь, что гедонизм, воспевающий, удовольствие, как высшее благо и смысл жизни, есть двигатель всего в этом мире, а деньги – топливо для него. Это истина, мнение разумного большинства.
– Мнение большинства. – Повторил я, чувствуя, что, ничего не сказав о Даше, я уже говорю о ней. – Как ты думаешь, Стив, те, что в большинстве, более счастливы?
Ироничное выражение лица моего друга сменилось на озадаченное.
– Не знаю. – Неуверенно произнёс он. – Счастье, как мне думается, это предмет народного творчества, как вязание или вышивание. Тут, кто во что горазд. Вот, к примеру, моя матушка, сколько помню её, лечилась от депрессии. Что она только ни делала для обретения своего Рая: причёски меняла каждый день; гардероб – каждую неделю; психотерапевтов, астрологов, поваров – по мере разочарования в них. Сейчас она умножает своё благоденствие, глотая психостимуляторы и антидепрессанты. Мне жаль её, но именно эта непрекращающаяся борьба за счастье и есть её счастье. У отца – другой узор вышивки – лавры победителя: бизнес, женщины. Каждый из нас несёт своё счастье на своём горбу, этакий мешок, в котором чаще всего всякий хлам, который можно и взвесить, и оценить. Единственный член семьи, с которым я абсолютно согласен, это мой кот Сократ. Он гуляет сам по себе, понимая, что жить чувствами – самое дорогое из всех удовольствий. Я не собираюсь навязывать тебе эту жизненную философию, но уметь видеть реальность необходимо. – Он вновь обратил на меня испытующий взгляд. – У тебя проблемы?
Я молчал, соображая, с чего начать, и уж было открыл рот, как он продолжил.
– Девушка?
Я утвердительно кивнул.
– Ясно. Что ж ты всё вокруг, да около? – Лицо Стива стало серьёзным. – Сострадание мне не чуждо. Главное, не опоздать с помощью. Если я понадоблюсь, говори. Цинизм – моё второе «Я», но не первое. Как её зовут?
– Даша. – Ответил я, почувствовав, как вдруг сильно и часто застучало сердце.
– Даша? – Повторил Стив. Лицо его выразило недоумение. – Опять Даша? – Он посмотрел на меня пристально, словно пытаясь понять, шучу я или говорю правду. Вероятно, осознав, что мне не до шуток, он на несколько секунд задумался, а затем поднялся с земли и произнёс, не глядя на меня. – Забавное совпадение. Подъём! До лаба – пять минут. – Развернулся и зашагал, не оглядываясь, а я поспешил за ним, испытывая чувство вины за то, что, как мне казалось, залез со своими вопросами туда, куда, вероятно, мой друг и сам предпочитал не заглядывать.
Уже спустя несколько минут, облачившись в белые халаты, резиновые перчатки и защитные очки, мы изучали колонии Стрептококка, выросшие в чашках Петри, на плотной агаровой среде.
– Потрясающе! – С жаром произнёс Стив. – Всё гениальное просто! Человек такое сложное, громоздкое сооружение, и при этом досадно несовершенное. Честное слово, обидно. Исчезни человечество, и все его братья скажут: «Туда ему и дорога», а без бактерий жизнь на Земле засохнет. Но они останутся, я уверен, и ещё долго будут разгребать оставленный нами хлам. – Лицо его выражало уверенность и энтузиазм, от неловкости, которую я заметил в нём несколько минут назад во время разговора на университетском газоне, не осталось и следа. И всё-таки что-то было не так, как всегда. Чувствовалось напряжение, которое мы оба пытались преодолеть.
– Слава Левенгуку, «прорубившего окно» в невидимый мир! – Охотно включился в разговор я. – Однако, большинство «крепостных стен» по-прежнему непроницаемы для человека.
– И останутся таковыми всегда. – Пробубнил Стив, деловито звеня пробирками и предметными стёклами.
– Жаль. – Я вздохнул. – Мы видим такую малость.
– Почти «пшик». – Вновь отозвался Стив. Тут его брови взметнулись кверху. – Кто знает, быть может сейчас, и за нами кто-то подглядывает? Что они, интересно, о нас думают?
– Ничего хорошего. – Ответил я. – Ну, чем, к примеру, мы с тобой могли бы гордиться? Тем, что мы не выходим за грани общепринятого? Или более высоким IQ, что, возможно, позволит взобраться повыше по социальной лестнице? Ну, и что? Это актуально только в этом мире, да и то лишь в определённый отрезок времени. Общепринятое меняется, как стоптанные башмаки, а искусственный интеллект скоро выбросит на свалку многих из нас.
– Да, у каждого времени – свои миражи. Но как без них? – Стив пожал плечами и как-то не ловко улыбнулся, словно оправдываясь за что-то. – Человеку нужны путеводные звёзды. Потому они выпиливаются на заказ по мере необходимости. Ну, а теперь за работу!
Вскоре наша работа закипела, как электрический чайник: шумно и с жаром. Я покрасил золотистый стафилококк по Граму на двух предметных стёклах, Стив – туберкулёзную микобактерию по Цилю-Нильсону. Картины под микроскопом получились шедевральные.
– Класс! – Поставил оценки Стив. – Я бы назвал эти портреты «Кто в доме хозяин». С них всё началось, ими всё и закончится.
Ладно, давай удивим наблюдающего своим трудолюбием! Ты, Ром, скоренько нарисуешь этих старших братьев человечества в своём и моём протоколе, а я пока подготовлюсь к великому переселению микробных народов с плотных питательных сред на жидкие.
– Лентяй ты. – Проворчал я, доставая из пенала цветные карандаши.
– Нет! Я просто за эффективное разделение труда. Я этот портрет хозяев земли полдня рисовать буду и не нарисую, а тебе – раз плюнуть.
Мне нечего было возразить. Разделение труда между нами действительно до сих пор было эффективно. Мы всегда заканчивали лабораторные работы первыми. И в этот раз профессор остался доволен нами. Освободившись на полчаса раньше других, мы поздравили друг друга с очередной победой и расстались около четырёх. Теперь голова моя была занята лишь мыслями о предстоящей встрече с Дашей. Ни о чём другом я думать уже не мог.
Глава 6
Без пяти минут пять я уже стоял у кухонной плиты. В плане был суп, рецепт которого изобретал по ходу дела. Я задавил червяка яблоком, потому творил без суеты и с воодушевлением, мечтая удивить как-нибудь Дашу своими кулинарными достижениями. Ещё думал, что, если бы не любовь к биологии, непременно стал бы шеф-поваром, так как открыл для себя, что приготовление пищи – невероятно интересный процесс, подобный научному эксперименту. Я уже не пользовался кулинарной книгой, просто размышлял, выстраивал гипотезы, рисковал, соединяя продукты в мои собственные рецепты, как соединяют определённые и неопределённые величины в формулы. До сих пор были удачи и неудачи, но сегодня моя гипотеза выдержала проверку, и я с гордостью отметил, что сделанное мной открытие могло бы украсить меню лучшего из лучших ресторанов. Мой суп, сдобренный плавленым сыром и зеленью, был шедеврально хорош. Успех рождает другой успех. Сытый и окрылённый я в течение часа с небольшим выполнил программу максимум по заданию на завтра и без пятнадцати минут семь уже был в парке.
Тяжёлые облака ползли по небу, моросил дождь, и я был очень рад, что предусмотрительно захватил зонт. Синоптики в этот раз не соврали. Шлёпая по лужам, я озирался по сторонам, боясь пропустить Дашу. Парк был пуст. Уже зажглись уличные фонари, и в их слабом свете дождевая пыль казалась золотым песком, осыпающимся с неба. Даша появилась неожиданно, словно родилась из дождя и сумерек. Вышла из них, как русалка из озера, прямо мне навстречу. Водяные капли сверкали, стекая по её волосам, лицу, одежде. В глазах отражалось заходящее солнце, от чего они казались в этот раз золотисто-бордовыми, как осенняя листва. Она была ещё прекраснее, чем вчера. Потрясённый, я стоял не в силах пошевелиться, не зная, что говорить, что делать. Сердце моё билось порывистыми толчками. Даша подошла ко мне вплотную, и тут я, словно очнулся и укрыл её своим зонтиком.
– Здравствуй. – Сказал я, не узнавая собственный голос и стыдясь своего смущения.
– Здравствуй. – Ответила она и подставила ладони под дождь.
– У меня дома на плите – классный суп собственного приготовления! Приглашаю снять пробу! – Предложил я, глядя в её большие, блестящие глаза, в надежде увидеть интерес, но Даша не поддержала моё предложение.
– Я люблю гулять под дождём. – Сказала она и взяла меня за локоть руки, держащей зонт, Мы тихо зашагали по мокрой дорожке парка, казавшейся зеркальной.
Даша повернула голову, взгляды наши встретились.
– Тебе нравиться готовить? – Спросила она.
Я решительно кивнул головой. – Теперь нравиться. Родители уехали навестить бабушку. Потому за рулём кухонного корабля – я. В начале моё судно чуть не разбилось о рифы неудач, но мне удалось его спасти.
– А где живёт твоя бабушка? – Поинтересовалась Даша.
Я был рад этому вопросу и потому начал с величайшим энтузиазмом.
– Это маленькая деревня, удивительное место! Почти, как Затерянный Мир Артура Конан Дойля, обойдённый цивилизацией. Я бы не удивился, если однажды увидел там летающих ящеров или динозавров.
– Ей повезло. – Сказала Даша, наградив меня радостной улыбкой.
Испытав прилив ещё большего воодушевления, я продолжил. – Лишь отчасти. Проходя, цивилизация наступила на неё каблуком, потому уже много лет деревни этой нет ни на одной карте данного района. Думаю, что ни в одном плане, ни в одной смете ни одного государственного учреждения её тоже нет. Но она есть. Почти, как призрак. В ней, представляешь, есть школа, в которой уже многие годы учится от десяти до пятнадцати учеников! Медицинский пункт есть, маленький универсам. Всё это выживает исключительно благодаря титаническим усилиям обитателей! Есть дома, построенные, как мне думается, ещё при царе Горохе, из камня и дерева, с чердаками и погребами, окружённые садами, огородами, наполненные нехитрой мебелью преимущественно ручной работы и всякими мелкими симпатичными вещицами! Однако, обитаемых домов значительно меньше, чем необитаемых. В бесхозных же – двери не замыкаются на ключ, ставни не заколачиваются, потому что никто на них не претендует.
– Они всё ещё ждут своих хозяев, смотрят на мир грустными глазами, как беспризорные собаки в надежде кому-нибудь приглянуться, и помахивают редкими прядями плюща, прикрывающего их выцветшие скособоченные спины. – Сказала Даша так, словно она сейчас, в эти минуты видела то, о чём говорила. – Мне хочется их приободрить. Я бы навещала их по очереди, садилась на крыльцо и говорила примерно так. – Хорошо тут у тебя: одуванчики, пчёлы, птицы. А небо какое! Небо особенное. В городе такого не бывает. Оно рядом. Струится, как огромная река, от человека к человеку, к дереву, к птице, от меня к тебе. Потому, мне кажется, здесь не может быть одиноко.
В её глазах я снова увидел грусть и в тот же момент осторожно повернул «руль» разговора, решив ещё раз попытать удачу. – И всё-таки, мне хотелось бы получить оценку своим кулинарным достижениям! – Сказал я, как бы между прочим, а затем добавил для убедительности. – Что может быть лучше горячих супа и чая с бубликами в осенний дождь?!
Однако, Даша промолчала.
Не теряя надежды, я продолжил.
– Самое важное в супе, как говорит моя мама, чтобы была хорошая кастрюля и отличное настроение!
– А что ещё говорит твоя мама? – Даша с интересом заглянула в мои глаза.
Я задумался, воодушевлённый её интересом, перебирая в памяти фрагменты моей болтовни с мамой, когда фразы, как мячики летали от меня к ней, от неё ко мне. Наконец, выбрав один из таких «мячей», процитировал. – Что следование рецептам это лишь первый этап в освоении кулинарного искусства. Последующие шаги не требуют никаких руководств, что она давно забыла все рецепты и помнит лишь один – вера в себя, в то, что всё получится. С её точки зрения, это главный рецепт успеха в любом творчестве, не только в сотворении супа, но и себя.
– В том числе и в сотворении себя. – Повторила Даша, сияя тихим тёплым взглядом. – Однако, люди часто боятся верить в себя и в итоге забывают, какие они есть на самом деле, созидая чужое, подавляя себя в себе. Они продолжают верить, что существуют, однако, это похоже на фантомные ощущения, как в ампутированной конечности (руке или ноге). Тебе кажется, что ты есть, но тебя давно нет.
Я кивнул головой и сделал ещё одну попытку «сменить курс». – А ты любишь жаренный картофель? Представь: золотистые ломтики – горкой, с хрустящей корочкой и мягкие внутри! Я в этой области кулинарного искусства мастер высшей категории!
Даша повернулась ко мне. Взгляды наши встретились, и я увидел, что глаза её смеются. – Люблю! – Она тряхнула головой. – Особенно с луком, морковью и баклажанами!
– А если в центр сковороды пару яиц разбить? – Не унимался я.
– Люблю! – Она рассмеялась негромким, но порывистым смехом, словно что-то выплеснулось из её души через край, а затем продолжила, смеясь глазами. – Ещё люблю спаржевую фасоль, тушёную с грибами!
– С луком и чесночком! – Добавил я, греясь в лучах её вспыхнувшей радости.
Даша наградила меня ещё одной тёплой волной смеха, и ещё одним признанием. – И бамию с помидорами люблю, и тушёную тыкву с яблоками, орехами, изюмом!
– Во мне разгорается пожар голода! Хочу съесть всё перечисленное и немедленно! – Я с надеждой заглянул в глаза Даши, но она, словно прячась от моего взгляда, запрокинула голову назад, устремив лицо ввысь, и тихо спросила. – О чём ты думаешь, глядя в небо?
Я сделал то же, что и она и удивился, что не заметил, как ушёл вечер, как погас закат. Небо смотрело на меня мерцающими звёздами глаз. – Чувствую себя муравьём, глядящим на доступный ему крохотный кусочек мира с вершины своего муравейника. – Признался я.
– А я думаю, что небо знает больше о нас, чем мы сами знаем о себе. – Произнесла Даша. – Человек способен на большее, бесконечно большее, чем он может представить даже в самых смелых своих фантазиях.
– Возможно. – Согласился я. – Однако, эволюция развивает лишь то, что востребовано.
С минуту Даша молчала, вероятно обдумывая что-то, затем повернула ко мне лицо и, смущённо улыбнувшись, словно заранее извиняясь за то, что скажет позже, продолжила. – У человека достаточно сил, чтобы самому выбирать, какой дорогой идти, в каком направлении развивать свои способности. Каким бы ни был умным двигатель, если водитель слеп, его машина далеко не уедет. Мы только что смотрели с тобой на небо. Однако, люди редко делают это. Они слишком заняты, рациональны. Небо нельзя купить, положить в карман, украсить им интерьер своей квартиры, поставить в гараж, его нельзя сделать своей собственностью, предметом гордости, самолюбования. Потому человек так мало думает о нём, так мало видит, слышит.
– И всё-таки, смотрящий под ноги в этом мире более защищён. – Осторожно возразил я.
– Всё зависит от того, с чем он сверяет свой маршрут. Если по спине впереди идущего, смотрящего под ноги, это опасно. – Сказала Даша. Чувство неловкости, смущения вновь отразилось на её лице.
– Даже, если впереди идущий – друг, человек, которому ты доверяешь? – Спросил я, испытывая ощущение, что она хочет мне сказать что-то большее, чем это может показаться на первый взгляд; что говорит она не о людях вообще, а обо мне.
Даша отвела глаза. Она вновь молчала, будто опять взвешивая какие-то свои «за» и «против», и наконец, решительно произнесла. – Да.
Я залюбовался ей, не только красотой, но также воодушевлением, с которым она говорила о том, во что верила.
– Ты рассуждаешь, как взрослый, очень мудрый, много видевший человек. – Сказал я, не скрывая ни удивления, ни восхищения.
– Я поняла это совсем недавно, совершив множество ошибок. Всё время до этого мне казалось, что кто-то другой знает, что для меня лучше, каким должен быть мир вокруг. – Ответила она.
Я накрыл ладонью её руку. Она была холодна и подрагивала. – Ты замёрзла? – Спросил и услышал в ответ то, что позже много раз вспоминал.
– Нет, мне тепло с тобой.
Мы остановились и долго стояли друг напротив друга, глядя в глаза. Никогда ранее я не испытывал такого чувства бесконечного счастья. Дождь закончился. Я сложил зонтик и обнял Дашу, затем бережно откинул прядь волос с её лба и прикоснулся к нему губами. Она отстранилась и увлекла меня вперёд. Мы пошли вдоль кленовой аллеи. Уже совсем стемнело. На небе сияла полная луна. Золотистый прозрачный свет лежал на кронах деревьев, дрожал в воздухе, мерцал в глазах самой прекрасной из девушек, идущей рядом со мной. Думая о том, как предложить ей свою помощь, я попросил.
– Расскажи мне ещё о себе. Всё, что можешь. Что ты ещё любила? Чем занималась.
– Что любила? – Переспросила она, задумчиво глядя перед собой. – Книги. Сначала – Андерсен, Киплинг, Льюис, затем Сэлинджер, Пол и многое другое. Ещё любила собирать осколки цветного стекла и складывать их в мозаики в саду у дома. Это было подобно волшебству: никому ненужное становилось нужным, обретало смысл, красоту. Ещё любила балет. Мечтала стать профессиональной балериной, но поступила на экономический факультет университета.
