Kitabı oku: «Хрустальная тайна», sayfa 4

Шли годы. Почти десять лет прошло с тех пор, когда Аня видела Аркадия последний раз. Она смирилась со своим одиночеством и стала воспринимать его как данность. С молодыми людьми общалась в рамках вынужденной необходимости, сугубо по работе. Благодаря Аркадию у Ани выработался стойкий иммунитет к мужчинам как к чему-то абсолютно чуждому и не имеющему к её жизни никакого отношения. Она не была феминисткой или мужененавистницей. Она просто не замечала мужчин, они перестали для неё существовать. Однако для молодой, красивой женщины такое состояние было противоестественным. Рано или поздно на её пути должен был возникнуть мужчина. И он возник.

Однажды, коротая одинокий вечер, Аня листала книгу об истории самодержавия во Франции. Выполненная в форме альбома книга была иллюстрирована великолепными репродукциями известных художников. Аня рассматривала портреты монархов. Взгляд её привлекло изображение молодого мужчины с тонкими, благородными чертами лица и грустными глазами. Эти глаза смотрели прямо в её душу, она физически почувствовала этот взгляд, устремлённый на неё сквозь столетия. В нём было столько тепла, сочувствия и участия, что Ане стало не по себе. «Ваше Величество, я польщена Вашим вниманием. Приятно осознать вдруг, что тебя понимают и так искренне тебе сопереживают». Аня услышала свой голос и замерла. Неужели она произнесла это вслух? Ей вдруг стало так легко и радостно, все тревоги как-то разом отступили, и Аня рассмеялась звонким, заливистым смехом беззаботной девчонки. Теперь она здоровалась с ним каждое утро, желала ему спокойной ночи каждый раз, когда ложилась спать, или просто безмолвно смотрела на него, когда было тяжело на душе. Удивительно, но портрет излучал тепло! Аня ощущала его каждой клеточкой своего тела. Она мгновенно успокаивалась, когда была раздражена и блаженно засыпала с портретом в руках.

Перемены, произошедшие в молодой женщине, заметили все сослуживцы. Её словно подменили. В общительной, обаятельной хохотушке трудно было узнать теперь прежнюю, замкнутую в себе Анну. Все дружно решили, что она влюбилась, и делом чести женской половины музейного сообщества стало непременно узнать, кто же этот таинственный избранник.

Аню совершенно не смущала нелепость ситуации. Она влюбилась в бесплотный образ, в мужчину, который умер более двухсот лет назад! Ну и что? Ей с ним легко, он идеален, он всегда выслушает и поймёт, он никогда не предаст! Конечно, она понимала, что её отношение к портрету Людовика XVI смахивает на клинику, однако к психиатру не торопилась. К тому же её не оставляло чувство, что этот человек жив, и не менее странная уверенность в том, что она его обязательно встретит. Это легко было объяснить – влюблённые люди склонны выдавать желаемое за действительное. Однако разубеждать себя Аня не хотела.

Глава 6

Усталость накапливалась постепенно, достигнув, наконец, критического предела. Это утро стало последней каплей в чаше её терпения. Книга, которую она читала всю ночь, вопреки ожиданиям Ани не дала ей ответа. В крайнем раздражении она отшвырнула её прочь. Итогом этой импульсивной выходки стал опрокинутый кувшин, от которого откололась ручка. В довершение ко всему позвонила директриса с предписанием срочно переделать проект, который был уже практически готов. И даже этого оказалось мало. Теперь все вопросы, связанные с новым проектом, ей придётся согласовывать с Аркадием, который появился в их музее три месяца назад. Для Ани это его появление стало громом среди ясного неба. Уже накануне среди сотрудников стали муссировать слухи о скором появлении нового замдиректора. Предыдущий зам недавно уволился из-за разногласий с Сапожниковой. О том, чтобы назначить на эту должность кого-то из «своих», не могло быть и речи. Все они, по мнению Елены Ивановны, ещё не доросли до столь ответственной должности. Собственно, на такую «милость» никто из местных и не надеялся. Надо было знать Сапожникову, и подчинённые её хорошо знали! Поэтому никто и не ждал повышения и, естественно, никто не удивился, услышав о появлении нового замдиректора «извне».

Утром практикантка Леночка пробежала всех с объявлением о собрании, назначенном на одиннадцать часов. По какому поводу собрание, никто не сомневался: директриса будет представлять дружному коллективу нового сотрудника, которого нужно будет любить и жаловать очередные полгода максимум, поскольку более длительное время никто деспотизма Сапожниковой не выдерживал. Лена птичкой впорхнула в кабинет, где за компьютером сидела Клава и за своим столом разбирала какие-то бумаги Аня.

– Девочки, вы не представляете, какой он красивый, – прямо с порога восторженно выдохнула Леночка, – прямо Нарцисс!

– Я так понимаю, это характеристика нашего нового зама. – Клава отвлеклась от монитора, и хотя произнесла она это равнодушным тоном, было видно: информация Леночки её заинтересовала. – Красивый говоришь? Плохо!

– Это почему же? – на лице Леночки отразилось недоумение.

Аня, которая до этого невозмутимо перебирала бумаги, прекратила своё священнодействие и с интересом взглянула на Клаву. Она не повторила вопроса, но явно, как и Лена, с любопытством ждала на него ответ.

– Да потому, что половина таких вот как ты, восторженных девиц в музее, сразу же в него влюбятся. Представь, какая работа тогда будет! Если он действительно такой красавец, как ты говоришь, то Сапожникова сильно просчиталась. С внешностью понятно. Что ты ещё узнала о новом заме?

– Ничего особенного. Зовут Аркадий Павлович, учился в нашем университете на истфаке.

– А как его фамилия? – спросила Аня. Она постаралась задать вопрос как можно более безразличным тоном, хотя сердце её, казалось, выскочит из груди от волнения.

– Орлов, кажется.

Эти новости о новом заме вызвали в Ане какую-то смутную тревогу, но она сразу успокоилась, услышав его фамилию – Орлов. И всё же, что-то встрепенулось в ней, воспоминания нахлынули сами собой, помимо её воли. Она снова вспомнила Аркадия, их разговор на пристани. Как долго она старалась это забыть! Казалось, уже забыла. Но нет! Новый зам, тёзка того Аркадия, которого она безуспешно пыталась вычеркнуть из памяти все эти долгие годы, вдруг в одно мгновение воскресил в её душе и обиду, и любовь, и ненависть. Какие всё же бывают совпадения! К счастью, новый зам не тот Аркадий. Её Аркаша был Алексеев, а этот – Орлов. Страшно даже представить, что произошло бы с ней, появись Аркадий в их музее! Внутри у Ани всё похолодело от этой мысли.

– Сапожникова на одиннадцать назначила знакомство коллектива с новым замом. Девочки, я побежала, собрание через пятнадцать минут, а я ещё архив не предупредила, – последние слова Леночка договаривала уже в коридоре.

– Блаженная, одним словом, – задумчиво произнесла Клава ей вслед, – вот и влюбилась сразу, глупышка. Да-а-а… Что ж за птица такая, этот Орлов? А фамилия-то аристократическая, графская. Что скажешь, Аня?

– Да что гадать зря, сейчас увидим, что за орёл наш новый зам.

– Ты права. Идём знакомиться с новым начальством. Надо произвести хорошее впечатление, а опоздание ещё никогда не играло нам на руку.

Закрыв комнату на ключ, девушки направились в один из выставочных залов, где должно было состояться представление коллективу нового заместителя Сапожниковой.

В зале уже собралось большинство сотрудников, все стояли группками по нескольку человек и тихонько переговаривались, поглядывая на дверь, из которой должна была появиться Сапожникова со своим новым замом. Девушки увидели Вику Сенягину, которая что-то увлечённо рассказывала Петру Рубцову, отчаянно при этом жестикулируя. Пётр только и успевал уворачиваться от её рук. Наконец он схватил Вику за запястья и стал что-то быстро говорить, словно опасаясь, что она убежит и не дослушает.

На это обратила внимание Клава.

– Интересно, интересно, – заметила она. – Смотри-ка, эта пара – гусь да гагара снова выясняют отношения. Вот людям неймётся. Вечно у них недоразумения какие-то. Пойдём, вмешаемся, пока они не рассорились как кошка с мышкой.

Девушки подошли к спорщикам.

– И что мы опять не поделили? – с ехидцей в голосе спросила Клава.

– Привидение! – хором выдали Вика и Пётр.

– Ну да, кто бы сомневался! Что на этот раз?

Однако выяснить, что с привидением на этот раз, они не успели. В зал вошла Сапожникова вместе с молодым красивым мужчиной.

– Итак, коллеги, – обратилась она к присутствующим, – позвольте представить вам нашего нового сотрудника и моего заместителя. Орлов Аркадий Павлович, прошу любить и жаловать.

Что говорила Сапожникова дальше, Аня уже не слышала. Она с ужасом смотрела на мужчину, словно это был призрак. Смотрела и не верила собственным глазам. Это был Аркадий. Тот самый, который прошёлся острым лезвием ножа по её сердцу и оставил на нём глубокий шрам, шрам, который продолжал кровоточить спустя десять лет! Призрак, возникший из небытия, стоял рядом с Сапожниковой и улыбался своей неотразимой, сражающей наповал улыбкой. Аня почувствовала слабость. Она оперлась на стоящую рядом витрину и закрыла глаза, чтобы избавиться от наваждения и побороть собственную, не вполне адекватную реакцию на появление Аркадия. Почему Орлов, ведь он Алексеев? Эта мысль позволила Ане отвлечься и справиться с накатившей слабостью. Впрочем, всё равно, какая теперь у него фамилия. Он мне безразличен. Аня как заклинание стала мысленно повторять эту фразу: он мне безразличен, он мне безразличен! И тут взгляды их встретились. Она собрала в кулак всю свою волю и во взгляде её – холодном и равнодушном, отразилось только одно – абсолютное безразличие!

Аркадий спустя годы практически не изменился. Он по-прежнему был статен и красив. В его манере держать себя на людях читались самоуверенность и даже некоторое высокомерие. С возрастом эти качества только усилились. Аркадий считал себя потомком небезызвестного Григория Орлова и немало времени потратил на то, чтобы доказать собственному отцу, что их семья имеет непосредственное отношение к князю Орлову. На этой почве между отцом и сыном произошла серьёзная ссора, вылившаяся впоследствии в холодное отчуждение. Павел Иванович считал отчего-то наличие в истории семьи такого предка позором и категорически отрицал саму возможность своего родства с ним.

– С чего ты взял, что Григорий Орлов был твоим пращуром? У него, насколько мне известно, не было детей, – спросил Аркадия Павел Иванович, когда тот в очередной раз завёл разговор на эту тему.

– Ошибаешься, отец. – Аркадию очень хотелось, чтобы его теория относительно родства с Орловым была наконец принята и одобрена. – У него было трое внебрачных детей от Екатерины. Две девочки, которых под фамилией Алексеевых воспитывала камер-фрейлина императрицы Анна Протасова и мальчик, которого как своего племянника воспитывал камергер Василий Шкурин.

– Бог мой! Аркадий, ты хочешь сказать, что ты у нас ещё и царских кровей! Почему тогда я ничего не знаю о своём родстве с Екатериной? Почему? – Павел Иванович был взбешён. – Молчишь? Да потому, что всё это чушь полнейшая!

– Я молчу потому, что ты мне слова вставить не даёшь. Я не один месяц просидел в архивах и хочу показать тебе результат моего исследования. Вот, посмотри.

Аркадий протянул отцу лист бумаги. На нём были начерчены квадратики, в которых были вписаны фамилии и имена.

– Смотри, отец, это генеалогическое древо нашего рода, это доказательство нашего родства с Григорием Орловым.

Павел Иванович долго изучал графическое изображение и произнес, наконец, с горечью:

– Дурень ты, Аркаша. Линия Натальи Алексеевой не может официально вестись от Григория Орлова, даже если предположить, что она его дочь.

– Это почему же?

– Потому что она, как ты сам только что отметил – незаконнорожденная. А в официальном браке у Орлова не было детей. С его смертью его род пресёкся. Это то, что было в действительности. И тебе как историку, интересующемуся его личностью, стыдно этого не знать. Твоё родство с Григорием Орловым, а уж тем более с Екатериной, недоказуемо.

– Отец, я не собираюсь ничего никому доказывать. Но я не могу понять, почему ты впадаешь в ярость при одном только упоминании имени Орлова?

– А ты, я вижу, гордишься им. А гордиться-то, сын, нечем. Напротив, я бы стыдился своего родства с ним, если бы ты сумел доказать мне это родство!

– Ну вот, опять двадцать пять! – Аркадий искренне не понимал отца. Сам он, действительно, гордился своим предком.

Изучая историю рода Орловых, Аркадий узнал, что основателем династии был обычный солдат, который принимал участие в стрелецком бунте. Он был храбр и отважен, и боевые товарищи дали ему прозвище Орёл. Как и многие стрельцы, он был приговорён к смерти. По преданию, этот вояка, направляясь к плахе, оттолкнул ногой окровавленную голову стрельца, казнённого перед ним и заграждавшую ему дорогу. Это увидел Пётр I, наблюдавший за казнью. Царю понравилась та смелость, с которой служивый шёл на смерть, и он помиловал его. Иван Орёл был возведён в чин офицера и получил дворянство и новую фамилию – Орлов. Григорию Орлову он приходился дедом.

Самого Григория Аркадий воспринимал как благородного героя, принявшего участие в государственном перевороте исключительно ради любимой женщины: к тому времени молодая княгиня Екатерина и Орлов были любовниками. Однако Аркадий хорошо понимал, что романтический мотив для его отца не аргумент, и пытался изменить его мнение относительно знаменитого сородича, указав на его роль в управлении государством. В ответ на этот аргумент Павел Иванович предъявил свой единственный, но веский контраргумент – Григорий Орлов даже и не думал чем-нибудь управлять!

– Ты ведь профессиональный историк, сын?

– Да, ты же знаешь.

– Тогда должен быть осведомлён о том, что на улучшение дел в артиллерийской отрасли государство выделяло ежегодно порядка десяти миллионов. Как генерал-аншеф артиллерии Орлов просто был обязан использовать эти деньги на непосредственные нужды отрасли. И как он распоряжался этими деньгами? Истратил без толку половину этой колоссальной суммы! Вся его заслуга в том, что он, имея вес в гвардии, возвёл на престол Екатерину и пользовался этой своей заслугой всю жизнь. Он обычный жигало, твой Орлов.

– Это почему же? – возмутился Аркадий.

– Да потому что при полном покрытии всех своих расходов из государственной казны он получал десять тысяч рублей ежемесячно карманных денег, десятками тысяч крестьян, земель – сотнями миль, дворцы, дома и прочие материальные блага. Государственный деятель, тоже мне! За какие такие заслуги?

– Это вполне объяснимо, отец. Ведь Екатерина любила Григория, он был её фаворитом. А всё то, что ты сейчас перечислил, была благодарность любимому человеку. Екатерина могла позволить себе такие подарки.

– То-то и оно, что фаворит! Любовник, и только, а не государственный деятель, как ты пытался мне его представить. По сути своей тунеядец, который сидел на шее у женщины, держа её в постоянном страхе и шантажируя тем, что в любой момент мог сбросить её с трона так же легко, как и возвёл. А ты говоришь – любимый человек! Не понимаю я, Аркадий, хоть убей, как можно уважать такого мужика? Слава Богу, что не имеем мы к нему никакого отношения! А ты смеешь гордиться им! Это твой идеал, пример для подражания? Запомни, Аркадий, – Павел Иванович стукнул кулаком по столу, – если ты будешь использовать женщин как твой никчёмный якобы предок, ты мне не сын!

– Отец, – Аркадий старался говорить как можно спокойнее, хотя голос его дрожал от возмущения, которое он тщательно старался скрыть, – если Орлов, по-твоему, полное ничтожество, как тогда ты оценишь его поступок во время чумы? Чума в Москве вызвала такие серьёзные волнения, что местные власти были не в состоянии справиться с мятежами. Надо было восстановить порядок и не дать восстанию распространиться за пределы Москвы. Григорий Орлов взял на себя эту задачу и блестяще с ней справился. Согласись, отец, нужно быть мужественным человеком, чтобы решиться на такое. Он ведь запросто мог умереть от чумы, он рисковал своей жизнью. И это было оценено по заслугам. В Царском Селе в честь его возвращения была построена триумфальная арка, которую сейчас называют «орловские ворота». Что ты на это скажешь?

– Вынужден огорчить тебя, сын. К этому времени Екатерина уже достаточно окрепла и перестала зависеть от Орлова. Она нашла себе нового, как ты говоришь, фаворита. И только ради того, чтобы вернуть расположение императрицы, Григорий и решился ехать в Москву. Жест отчаяния, так сказать. Однако это геройство его не спасло, он получил отставку. Екатерина откупилась, пожаловав ему титул князя. И давай, наконец, оставим этот разговор. Об Орлове я знаю не меньше твоего. Учитывая твой болезненный интерес к его личности и стремление любой ценой доказать наше родство с ним, я тщательнейшим образом изучил его биографию. И хочу сказать, сын, что все твои попытки представить его в моих глазах героем абсолютно бесполезны. Не трать понапрасну время ни моё, ни своё – тебе меня не переубедить. И слава Богу, что в природе не существует доказательств того, что твоя четырежды прабабка Наталья Александровна Алексеева была дочерью Григория Орлова, а не уважаемого всеми боевого офицера, потомственного дворянина Александра Ивановича Алексеева! Из уважения к отцу она, даже выйдя замуж, не взяла фамилию мужа. Всё верно будет в твоей схеме, сын, если ты заменишь имя Григория Орлова на имя Александра Алексеева, что соответствует истине и не подлежит сомнению. И не морочь мне больше голову. А вздумаешь показать кому это якобы доказательство родства с Григорием Орловым, забудь, что у тебя есть отец. Я свой род веду от Александра Алексеева и горжусь этим!

Аркадий был обескуражен результатами полемики и никогда больше в разговорах с отцом не касался этой неприятной для него темы. Переубедить отца ему не удалось, каждый остался при своём мнении. Сразу же после его смерти Аркадий сменил фамилию. Он стал Орловым, о чём давно мечтал.

Будучи уже Орловым, Аркадий появился в музее. Никто, кроме Ани, не знал его прежней фамилии. Хотя они и работали вместе, тем не менее, практически не пересекались. Она никогда без особой нужды старалась к Аркадию не обращаться. Если приходилось согласовывать какие-то вопросы, Аня брала с собой Леночку Найдёнову, которая была тайно влюблена в нового замдиректора и у которой к нему всегда была наготове тысяча вопросов. Никто из сотрудников не был посвящён в историю их взаимоотношений и даже не подозревал о том, какое прошлое их объединяло. Аркадий, видимо чувствуя свою вину перед Аней, тоже лишний раз старался не напоминать о себе. Аня была рада этому – видеть его ей было неприятно. Она изо всех сил пыталась убедить себя, что простила Аркадию его предательство, однако понимала, что это не так. И вот теперь ей придётся общаться с ним вплотную, а не на уровне «здравствуйте, подпишите, пожалуйста, до свидания», поскольку он, на время отсутствия Сапожниковой, будет курировать её проект.

Глава 7

Поднимаясь по лестнице в свой кабинет, Аня натолкнулась на стайку сотрудников, которые что-то оживлённо обсуждали.

– Анют, привет! А ты припозднилась сегодня.

Практикантка Леночка Найдёнова была единственной в коллективе, к кому Аня испытывала не только искреннюю симпатию, но и почти родственные чувства. «Луч света в тёмном царстве» – точнее охарактеризовать эту девушку было трудно. Леночка была сиротой. Дом ребенка, затем детский дом. Однако суровая детдомовская действительность мало отразилась на её характере. Леночка была общительной, доброжелательной девушкой, очень искренней и открытой. Единственным минусом Аня считала её почти детскую наивность, из-за которой она нередко попадала в неловкие ситуации. Благодаря этому качеству в коллективе за ней закрепилось негласное прозвище «блаженная».

– В городской архив забегала, документы кое-какие к предстоящей выставке заказала.

– А тебя Аркадий Павлович уже два раза спрашивал, просил, когда появишься, к нему зайти. С чего вдруг, не знаешь?

– Я знаю, – встрял в разговор Пётр Рубцов. – Елена Ивановна уехала на несколько дней, а ему поручила наш проект держать на контроле. Так что девочки и мальчики, готовьтесь – новая метла хоть и не долго, но мести по-новому будет.

– Петя, прикуси язык, он тебе ещё пригодится, – одёрнула Рубцова Клавочка Стрельникова. – Всё, расходимся, ребята, перекур окончен. Предупреждён – значит вооружён.

Аня сидела в кабинете и смотрела на портрет своего Луи. Она не знала, как вести себя с Аркадием, и не была готова к общению с ним. Его появление стало для неё неприятной неожиданностью. Однако на коллектив, подавляющее большинство которого были женщины, он произвёл благостное впечатление, впрочем, как всегда. Ей очень хорошо была знакома эта особенность Аркадия. Он всегда умел расположить к себе. Мужчины его уважали и даже побаивались, поскольку в работе он никому спуску не давал, невзирая на личности. Женщины считали его красивым, галантным мужчиной. Некоторые о нём тайно вздыхали. Аркадий был холост, и это обстоятельство являлось предметом всеобщего обсуждения, поскольку личная жизнь неженатого начальника всегда вызывает самый живой интерес у подчинённых.

В дверь кабинета постучали, это был Аркадий. Он поздоровался, улыбнулся и сел за стол.

– Аня, я уже несколько месяцев здесь работаю, а мы с тобой кроме «здравствуй» и «до свидания» ничего друг другу не сказали. Может быть, встретимся после работы, посидим в нашем кафе, вспомним юность.

– Нет необходимости, поэтому и не общаемся, – ответила Аня, проигнорировав приглашение в кафе.

– Судя по твоему тону, вне рамок служебной необходимости ты со мной общаться не собираешься?

– Вы правильно меня поняли, Аркадий Павлович.

– Ну что ж, Анна Алексеевна, тогда объявите всем сотрудникам о совещании. Жду у себя через пятнадцать минут! – Аркадий стремительно поднялся и буквально вылетел из кабинета.

– А чего он хотел, – пожала плечами Аня, – чтобы я всё забыла, простила и снова бросилась в его объятия?

– Что это было? – в кабинет вошла Клава Стрельникова. – Аркадий Павлович выскочил от тебя, словно привидение увидел, чуть не снёс меня с лестницы и даже не извинился. Что у вас тут произошло?

– Ничего, зашёл объявить о совещании. Кстати, обойди всех, пожалуйста, на первом этаже, а я предупрежу на втором. Через пятнадцать минут все должны собраться у Орлова, без опозданий!

Клава с недоверием посмотрела на Аню, было видно, что её не убедило такое объяснение. Однако Аня сосредоточенно смотрела в монитор компьютера и не заметила многозначительного взгляда коллеги.

Когда сотрудники собрались, Аркадий сообщил, что директор Елена Ивановна срочно отбыла в командировку и что ему выпала ответственность возглавить музей на время её отсутствия. Поскольку к ним прибывает выставка восковых фигур из Санкт-Петербурга, необходимо радушно принять гостей, обеспечив им максимальное содействие.

– Анна Алексеевна, если я правильно понял, вы должны объединить свой проект с питерским. Изложите, пожалуйста, ваши соображения.

– Аркадий Павлович, о том, что Питер привезёт выставку, я узнала сегодня утром. Обновлённый проект я смогу представить вам только завтра. Да и он, я думаю, будет скорректирован после приезда куратора из Петербурга, с учётом их специфики. Так что чистовой вариант будет готов только к концу недели.

– Понятно. А что техники?

Поднялся Пётр Рубцов.

– Всё будет в порядке. В прошлом году они у нас уже были, какое им нужно оформление, мы представление имеем. Всё необходимое у нас уже есть. О технической части, Аркадий Павлович, можете не беспокоиться.

– Хорошо, что с рекламой?

Виктория Сенягина подробно разъяснила содержание рекламной кампании, а Пётр Рубцов с места заметил, что тратить столько денег на рекламу нет смысла, можно обойтись суммой в два раза меньше заявленной.

– Это почему же? – Аркадий был удивлён, – будьте добры, обоснуйте ваши выводы.

Напрасно Клава пыталась удержать Петра, он поднялся с места и заявил, что как только народ узнает о приезде восковых фигур, валом повалит в музей.

– Все ещё очень хорошо помнят, какая чертовщина творилась на выставке в прошлом году, и упустить шанс столкнуться с привидением вживую ещё раз мало кто захочет.

Аркадий растерялся, он не имел ни малейшего понятия, о чём говорил Пётр. Елена Ивановна ни о чём таком не упоминала, а признаться в незнании того, о чём, вероятно, знал весь коллектив, ему было неловко.

– Надеюсь, в этот раз ничего подобного не произойдёт, – выкрутился Аркадий. – Спасибо, все свободны.

Ему не давала покоя информация, которой он не владел. Такого прокола у него ещё не было, поскольку он всегда знал всё и обо всех. И он решил срочно исправить ситуацию, осторожно разузнав всё у простоватого и словоохотливого Петра Рубцова.

Пётр совмещал несколько должностей. Техническое оснащение музея тоже было на его плечах, а поскольку он прекрасно разбирался в компьютерах, то и обязанности системного администратора также не были ему в тягость. По глубокому убеждению Петра, копейка никогда не бывает лишней. Его небольшая по размерам аппаратная была напичкана до отказа всевозможными приборами, от которых, как змеи, расползались повсюду шнуры и провода. Пройти к столу, расположенному у окна, не наступив на распластанные по полу коммуникационные кабели, не представлялось возможным. Понятно, что большинство посетителей его кабинета, в основном женщины, часто запутывались каблуками в клубках проводов. Ещё хуже – падали, увлекая за собой тот или иной приборчик. Пётр всегда очень эмоционально реагировал на такое непочтительное отношение к его рабочему месту, поэтому основная масса сотрудников предпочитала общаться с ним возле открытой двери и входила в аппаратную только с персонального приглашения хозяина.

Когда Аркадий подошёл к двери аппаратной, он услышал обрывок разговора Петра Рубцова и Вики Сенягиной.

– Нет, Петя, хотя сердце моё и свободно, отдам я его мужчине не только умному, красивому, что само собой разумеется, но и богатому. И чтоб непременно со счётом в Швейцарском банке.

– С такими запросами, Вика, ты никогда не выйдешь замуж. Хотя шанс у тебя всё же есть – один на миллион.

Аркадий рассудил, что если бы эта пара не хотела, чтобы их видели и слышали их разговор, то наверняка не сидели бы с открытой дверью. Он постучал, чтобы привлечь внимание собеседников к своей персоне.

– Не помешаю?

– Ну что вы, Аркадий Павлович, проходите, только осторожней, не зацепитесь за провода, – ответил Пётр. – Мы вот с мисс Реклама решили небольшой перекур устроить, чайком побаловаться.

– Присаживайтесь, – засуетилась Вика, – я и вас чаем угощу. Он у меня особенный: с корешками целебных трав и кусочками фруктов. Вкусный, ароматный, полезный, а настроение как поднимает – настоящий природный антидепрессант! Попробуйте, обязательно ещё захотите!

– Благодарю, вы так аппетитно прорекламировали свой чай, что мне действительно захотелось его попробовать. Теперь я понимаю, почему на наших выставках всегда аншлаг. Музею крупно повезло, что у него есть такой талантливый и такой обаятельный сотрудник!

Аркадий никогда не упускал случая расположить к себе людей, особенно женщин. Вика зарделась, и Аркадий понял, что его слова достигли цели. Он сел за стол, на котором вперемешку с разного цвета и размера шнурами лежали какие-то бумажки. Взгляд Аркадия привлёк карандашный набросок, напоминающий увеличенную многократно чью-то роспись. Заметив интерес гостя к рисунку, Пётр суетливо стал собирать со стола бумаги.

– Извините за творческий беспорядок, сейчас всё уберу, а то даже чашку поставить некуда.

Аркадия немного удивила та поспешность, с которой Пётр стал расчищать стол, но счёл это смущением подчинённого, к которому без предупреждения вошёл начальник. Чтобы сгладить неловкость ситуации, Аркадий обратился к Вике.

– Виктория Владимировна, а как вы относитесь к событиям, которые имели место на прошлогодней выставке питерского музея? Может быть, это подогреет интерес и к нынешнему сезону?

Вика поставила дымящуюся чашку перед Аркадием.

– Если честно, Аркадий Павлович, то я во всё это не верю.

– Как это не верю, как не верю? – взвился Пётр.

– А так. Своими глазами я этого не видела, а рассказать можно всё что угодно, особенно спьяну.

– Не слушайте вы её, Аркадий Павлович. Это она о смотрителе нашем, Степане Афончине говорит. И не был он тогда пьян, а что язык у него заплетался, так, слава Богу, что он не онемел, увидев такое.

– Интересно, как он это рассказал, не побоялся, что на смех поднимут? – Аркадий с волнением ожидал ответа.

– А как было, так и рассказал. Елена Ивановна попросила его накануне открытия выставки Малюте Скуратову сапоги почистить, запылились они при транспортировке. Он и пошёл. Сел на скамеечку, чистит и приговаривает: «Будут у тебя, батюшка, сапожки блестеть, сам царь обзавидуется»! Это он, дурень, Ивана Грозного имел в виду, который тут же, неподалёку, на троне сидел. Сказал это и поднял голову, на Малюту глянул, а тот ему подмигнул. Как увидел это Стёпка, так со скамеечки и свалился. На следующий день Малюта снова подмигнул ему, привет, дескать, приятель! До окончания выставки Стёпка в зал с фигурами не заходил, так ему не по себе было.

– Сочинил он всё, чтобы перед Еленой Ивановной оправдаться, – отозвалась Вика. – Она как раз, когда он на полу возле Малюты валялся, зашла в зал. Вот, чтобы за пьянку не выгнали, и придумал эту басню.

– Трезвый был Степан, а ты, Викуля, Фома неверующая. Как ты тогда объяснишь обморок двух посетительниц? Ты же не станешь отрицать, что двоим одновременно не могло померещиться одно и то же. И пьяными эти женщины уж точно не были!

– Что же им померещилось? – не выдержал Аркадий.

– Осматривали они выставку, перед закрытием это было. Все разошлись, а эти две задержались, чтоб без толкотни, подробненько всё рассмотреть. Подошли к фигуре Ксении Романовой. Она стояла вместе с сыном Михаилом, будущим царём, первым из династии Романовых. Одна другой и говорит: «Смотри, какой сынок у неё ладненький. Кровь с молоком, не то, что наши оболтусы». А Ксения руку к груди приложила да поклонилась кумушкам до земли, в благодарность, значит, за добрые слова о сыне. Те в обморок и брякнулись. Леночка, экскурсовод наша, долго их потом валерьянкой отпаивала.

– Двоим одно и то же вряд ли померещится, в этом я с тобой согласна, – невозмутимым тоном парировала Вика, – а что в обморок упали, так это твоя вина.

– Вот те раз – приплыли! Я-то тут причём? – От негодования у Петра густо покраснели щёки.