Kitabı oku: «Право налево», sayfa 2

Глава 2
Про правовое яйцо и государственную курицу

Известный спор о первичности одного из этих объектов (или более схоластический – о наличии у Адама с Евой пупков) представлен в праве как борьба естественников и позитивистов. Первые считают, что право появилось и способно существовать само по себе, а вторые полагают, что правовой норму делает только санкция государства. Нельзя занять одну из этих позиций категорично без риска огрести от оппонентов, правды там не найдешь, поэтому предлагаю в эту дискуссию не углубляться.

Исторический факт состоит в том, что правила регулирования отношений в обществе сложились до появления государства, но характер правовых они получили только тогда, когда сформировались первые государства с их территориями, аппаратом (органами власти) и машиной принуждения.

Ну, потому, что без оных, ты как родитель пятнадцатилетнего двухметрового детины со своими правилами. Орешь дурниной, а толку?

Считается, что с момента перехода к рабовладельческому строю можно говорить о полном формировании правовой системы. Советская наука повествует нам о классовой природе всего народившегося, что сегодня, естественно, с остервенением отрицается. И тем не менее в Древнем Риме убийство раба ради развлечения расценивалось как не слишком значительное правонарушение, а то же действие с целью причинения ущерба его хозяину рассматривалось как серьезное преступление. Как и Евгений Онегин, римляне были великими экономами и четко понимали, что простой продукт сам себя не выработает.

Разумеется, уже в первых государствах возникала та самая теснейшая взаимосвязь между госаппаратом, обеспечивавшим действие правовых норм, которые он же и закреплял в разных формах, и нормами права. Как следствие, в своем стремлении сохранить status quo, тело права служилый люд делал наиболее выгодным для себя. Как ни крути, а Маркс был прав, говоря о классовой природе всего этого безобразия. Аппарат представлял собой класс имущих, владеющих средствами производства, он же пытался формировать право на свой лад. Представители других классов платили ему подать и взаимностью, время от времени устраивая военные мятежи или восстания рабов.

Спустя много тысячелетий из этого вырастет и другая концепция, давшая старт всей правовой философии ХХ века, – идея монополии государства на насилие. Лев Троцкий мудро заметил: «Всякое государство основано на насилии», – а впоследствии получил возможность убедиться в этом лично. Педантичный Макс Вебер сделал из этого лозунга крупнейшую концепцию новейшего времени: он утверждал, что государство не обладает никакими уникальными целями, а вот уникальные средства имеет. Ими являются армия, полиция и тюрьмы. Если государство утрачивает над ними контроль, ему наступает, скажем поэтичным языком автора, мгновенный капут.

Государство получает свой суверенитет от народа. По Джону Локку, этому нежному родителю всего западного просвещенного мира, мы, народ, нанимаем государство причинить нам благо и помочь в решении некоторых тактически значимых задач, например, бороться с чумой или захватить соседнюю территорию. Оно нам мягко содействует по мере своих сил, иногда посредством членовредительских казней. А как без них с непонятливыми?! Дабы содействие удавалось, надо чтобы оно, переодевшись в собирателя податей или фольклора, переходило по дворам и тихонечко подсматривало за неблагонадежными гражданами и сложившимися правовыми обычаями. И те, и другие впоследствии очень эффектно смотрятся прибитыми на рыночной площади. Как сказали бы знавшие в этом толк римляне, de lege lata vs. de lege ferenda ¹.

Глава 3
Про преступления

Нетрудно догадаться, что первой же мыслью наших предков, въехавших «на постоянку» с котулями в государство, стала борьба с нарушителями. Собственно, идея их не покидала никогда, и до формирования государства разборки между отдельными членами общины, конечно, случались, однако решались по принципу «милые бранятся – только тешатся», поэтому шалунов могли чисто по-семейному наставнически забить, иногда употребив после этого в пищу, или изгнать, обрекая их становиться жертвой непогоды, голода и болезней, а если повезет, кормом для местных хищников, у которых шерсть от хорошего питания становилась лучше и шелковистее. Опять-таки, общине в сезон охоты только польза.

С развитием общества люди создали себе всяческие религиозные культы, а значит, появились и кровавейшие жертвоприношения, потому что человек же не зря развивал себе богатый внутренний мир и невероятную фантазию. Первопреступники и всякие там веронарушители пускались в расход во вторую почетную очередь, сразу же за младенцами и девственницами, то есть тоже заканчивали свой век не без пользы для сородичей.

С появлением государства картина меняется. Общество завело на свои честно заработанные налоги и сборы государственный аппарат, а он без дела стоять не может. Конечно, аппарат главным образом был занят внешними угрозами и пополнением штата рабов, которые очень быстро амортизировались, поскольку кормить их получалось не всегда. Но с началом нового оседлого и классового образа жизни возникли запасы, границы наделов, торговля, да те же самые налоги и сборы. Плюс, по-прежнему, на каждый церковный праздник девственниц не напасешься. И тогда люди стали примечать, что не все проступки одинаково страшны.

Например, прирезанного соседа можно компенсировать его семье деньгами или отдав мужчину из рода обидчиков. А в темноте (то есть ровно половину суток) они все одинаковые на ощупь. Тонко скорбеть тогда еще не научились. За выбитый глаз можно было по свежеобретенному принципу талиона выколоть обидчику его око. И на душе становится тепло и радостно, когда ты пусть и одним глазом, но видишь такую линейную справедливость. Сходите почитайте дискуссии в соцсетях. Там до сих пор эту логику поддерживает существенная часть граждан.

Обратило на себя внимание и то неприятное обстоятельство, что воспитывать чужого наследника в отсутствие возможности подтвердить отцовство не очень приятно. Да и дьявольский план соседа может состоять в том, чтобы у тебя наследник был от него.

Мало того, выяснилось, что браки между близкими родственниками до добра не доводят никогда, а чистоту линий надо контролировать. Так появились вопросы и к недевственницам. Оказалось, женская супружеская измена пострашнее лютого ворога.

С рабами этими тоже выходило неловко. С одной стороны, вещь не сложнее табуретки, а с другой – средство производства. Поэтому, как уже упоминалось, во времена оные убийство раба ради развлечения рассматривалось как мелкая провинность плюс компенсация деньгами, а душегубство того же раба из желания причинить убытки было тяжким преступлением.

Человечество завело себе идею об общественной опасности деяний человека, различающейся по степени (количественно) и характеру (качественно). Как некоторые уже смогли заметить, первоначально уголовное право относилось к частным отраслям, то есть граждане приходили со своими жалобами в суд, который разбирал их распри между собой. Только много позже из всей массы стали выделяться преступления против самого государства как те, что требуют суда и процедуры. До этого на протяжении веков ничего такого не подразумевалось. Народ был понятливый и не склонный к излишествам. Камень к ногам привязал да в воду скинул, или со скалы, или топором рубанул, или живым закопал. Какое настроение у тебя.

Кстати, слово «уголовный» в русском языке происходит от понятия «головничество», обозначающее не только само душегубство, но и штраф, который преступник выплачивал за убитого его семье. Человек, как я уже сказала, тогда был страшно прагматичен, потому что жизнь была суровой. Покойного уже не вернешь, а как тебе поможет еще один труп его обидчика? Гораздо удобнее взять деньгами.

И только римское право привнесло в название отрасли два понятия: crimen (преступление) и poena (наказание). С тех пор все страны, позаимствовавшие римское уголовное право, определяют его через один из этих корней. Для кого что значимее.

Христианство внесло в понимание преступления свою лепту. Преступление, разумеется, считалось тяжким грехом, что сильно разнообразило виды наказаний за оное, потому что в темные века общество таким образом сражалось не с собственными проблемами, а с дьяволом и его приспешниками. Лишь в эпоху Просвещения и последовавших за ней буржуазных революций человечество сформулировало категорию общественной опасности как мерила, ограничивающего законодателя в части отделения преступного от непреступного. А заодно и позаботилось о фундаментальных правах для тех, кто членом общества быть не перестает несмотря на содеянное. И хотя до нынешних высот гуманистического подхода было еще далеко, фундамент был уже заложен.

Глава 4
Что же такое права человека…

Когда ребенок подрос и начал играть со сверстниками, то велел однажды выпороть сына одного вельможи.

Вельможа пожаловался Астиагу.

Астиаг заинтересовался широкой натурой ребенка.

Побеседовав с ним и освидетельствовав пострадавшего, он воскликнул:

– Это Кир! Так пороть умеют только в нашем семействе.

И Кир упал в объятья деда. ²

Классическая история примерно так и повествует нам о формировании личности основателя царской династии ахеменидов персидского царя Кира Великого.

В 539 году до н. э. на радостях от завоевания крупнейшего города древнего мира Вавилона он предпринял сильно нетрадиционные по тем временам действия, а именно: освободил рабов, ввел свободу вероисповедания и установил расовое равенство. Это все написали на глиняном цилиндре, посмотреть на который сегодня в Британский музей ходят толпы.

Цилиндр Кира считается первым актом в области прав человека. Конечно, утверждать это можно только с большой натяжкой, потому что 90 % текста цилиндра занимает описание великих деяний самого царя и восхваление богов, а существенная его часть отломилась. Возможно, Кир хотел исчезновения Вавилона с лица земли. Советовал им нехорошее. Но это все хранится в Британии, будучи честно утянутым в XIX веке у Османской империи во время раскопок. Так как именно Англия плотно узурпировала статус колыбели теории естественных прав человека, спорить с этим не принято.

Отмечу, про право на жизнь, например, на цилиндре ни гугушечки нет.

С другой стороны, персы действительно были по своему общественно-правовому

устройству гораздо ближе современным стандартам, чем темные в этой части греки и другие народы. Благодаря персам идеи естественных прав человека проникли в Индию и Грецию, а из Греции в Рим. Но через каких-то сто лет потомок Кира Великого – Ксеркс не менее Великий – продул грекам практически всухую, поэтому персы навсегда живут в образе отвратительных развратников, а не величайшего государства своего времени, и Джерард Батлер играет не Кира, а спартанского царя Леонида, хотя у того вообще не задалось ни в правовом смысле, ни в личном.

Несмотря на упорно бившуюся в выпуклых черепах античных философов и правоведов мысль о том, что` есть свободная личность в современном государстве, считать, что права человека родились там, было бы весьма опрометчиво. Вот с частным правом там все было хорошо, идеи были, философия была, а категории прав и свобод человека – нет! Найн! Нихт! Но пасаран! И прочий цюрюк.

Для этих самых прав потребовалось христианство с его темными веками, но, как говаривал дедушка Юнг, родился новый Антропос, то есть новая идея человечества.

Вообще, раздумьям, почему эра великих географических открытий или феноменальное развитие европейской гуманистической философии пришлись на Европу эпохи Возрождения и сразу после нее, а не, например, на китайскую цивилизацию, имевшую не меньшие технические возможности, да и плававшую далеко и успешно, предавались лучшие умы человечества. Гипотезы они высказывали разные, однозначного ответа нет по сей день.

Мы можем оперировать только историческими фактами. Они неумолимы.

Именно христианская Европа вышла из темных веков с их культом первородного греха, будучи взятой в клещи вырвавшейся на свободу и дремавшей античной моделью понимания мира.

На Западе античную мысль бережно сохраняли мусульмане, и в результате Реконкисты она досталась католическим королям, а как следствие падения Константинополя, под натиском османов из Византии просвещенный люд рванул в южную Европу с Востока. Средневековье закончилось, началось Возрождение, а Москва стараниями Филофея, удачно принявшего заморскую идею translatio imperii ³, обрела не отпускающую нас и по сей день концепцию Третьего Рима. Причем мы упреждающе высказались еще и в том смысле, что обещанного пророком Даниилом четвертого не будет. Дескать, дальше уже Страшный суд и Небесный Иерусалим.

Европе потребовалось менее ста лет, чтобы стряхнуть с себя средневековый морок и начать жечь и резать друг друга просвещенными руками. И вот тут в бесконечной схватке с Испанией за статус супердержавы на сцену вырвалась Англия, решившая для старта декапитировать ⁴ своего монарха. Это вообще очень принято у них было. Пересказывать историю Долгого парламента нет смысла. Важно, что XVII век подарил миру двух основателей всей современной политической философии: Томаса Гоббса и Джона Локка. Последний, живший попозже и приведший на трон Англии дух конституционной монархии, отметился соавторством Конституции Каролины, а также считается родителем американского либерализма. Того первоначального, с рабами и латифундистами, конечно.

Гоббс придумал теорию общественного договора, а Локк развил и улучшил эти идеи до единой системы естественных, то есть данных Богом всем и каждому, прав и свобод, отобрать которые никому нельзя, потому что не вами, так сказать, выданы. Скромняга Локк, правда, не заходил так далеко, чтобы гарантировать всё совсем уж всем. Мерзким католикам и атеистам, например, свободы вероисповедания не полагалось, а неприкосновенность жизни означала запрет на ее самоуничтожение, в результате чего в Англии неудавшихся самоубийц еще не одно столетие отправляли на виселицы. Но Локк, как декабристы Герцена, разбудил французских просветителей, которые рубить монархам головы вдохновились на сто лет позже, а потом уже и немецких классических философов, со свойственной им прагматичностью расставшихся со своей монархией более немаркими способами.

Институт прав человека же стал бродить из философского труда в правовые акты и обратно, развиваясь крупными циклами. Богатый на события XX век так расширил, углубил и проработал классические идеи, что права человека раздулись до масштабов греческого пантеона богов.

В 70-е годы прошлого века чешский юрист и функционер ЮНЕСКО Карел Васак проникся французской триадой «Свобода. Равенство. Братство» и придумал три поколения прав человека.

1. Гражданские и политические права («права свободы»).

2. Экономические, социальные и культурные права («права равенства»).

3. Коллективные («права солидарности»).

Последние, вроде права на мир или доступ к ресурсам, появились уже после Второй мировой войны.

Долгое время считалось, что четвертому поколению, как и Риму, не бывать. Эти, дескать, охватывают все. Но нельзя недооценивать творческий потенциал сапиенсов. В XXI век мы ворвались с уверенной заявкой на четвертое поколение прав и свобод человека. При этом одни авторы вносят туда духовные и новые нравственные права, в том числе право на смерть или право на знание о своих биологических родителях, другие – так называемые соматические (медицинские манипуляции, трансплантацию и репродукцию), а третьи спешно верстают корпус цифровых, без которых тоже никуда, иначе как быть с хищением профилей или прочими дипфейками в онлайновых видео сомнительного толка? За какие-то тридцать лет мы наработали себе минимум еще три поколения прав, посрамив неторопливых в этом смысле пращуров. Я лично наблюдала жаркую дискуссию о том, является ли право на вид из окна публичным сервитутом или правом человека, после чего у меня два дня дергался глаз.