Kitabı oku: «Сорочье царство», sayfa 3
Сергей идёт первым, за ним Марк, потом я. Замыкает нашу небольшую колонну врач. Врач же везёт санки, которые представляют собой не слишком большую тележку на полозьях, толкаемую перед собой. На них спальные мешки и некоторые другие необходимые нам вещи. Марину врач также укладывает на санки. Говорит, так ей будет удобнее. Она проснулась, но не стонет, а только удивлённо смотрит по сторонам. Александр Витальевич говорит, что ей не очень больно, пока действуют лекарства. Надеюсь, что это действительно так.
В лесу тихо. Только снег скрепит под ногами. Тропа, к нашему счастью не занесена снегом, а лишь слегка припудрена, и мы можем идти достаточно свободно. Санки тоже едут легко. Я предлагаю доктору передать их в мои руки, но он отвечает, что ему нетрудно. Думаете по тропе Обособленных ходят часто? Это не так. Обособленными Сороки становятся редко. Со времён снятия Запрета, по крайней мере. Для этого тоже нужна храбрость. При чём двойная порция храбрости. Первая пригодится тогда, когда Сорока решит стать человеком и уйти в людской мир, вторая, – когда человек, бывший некогда Сорокой, решит вернуться обратно.
Мы идём молча, уже где-то около часа, как будто боимся нарушить тишину. Впервые я так глубоко в лесу. Ощущения странные, вроде, даже приятные. Чувство тревоги не исчезло совсем, но как-то притупилось. Подобные ощущения непроизвольно возникают внутри каждого, когда он оказывается в незнакомом месте.
Внезапно врач хватает Марину и бросается в сторону… И что за шэкк? Деревья пропускают его…
– Куда? – кричим мы втроём. Но он бежит вглубь леса, унося на своих руках девушку, столь дорогую моему сорочьему сердцу. Я делаю попытку бежать за ними, но деревья грубо перекрывают мне путь. Марк тоже зацепился за ветки и беспомощно машет свободной рукой. Сергей же не двигается с места.
– Чего ты ждёшь? – кричу я ему. – Бежим за ними, пока он не ушёл.
– Нет. Мы не должны сходить с тропы. Если мы заблудимся, обратной дороги нам не найти… Сходить с тропы Обособленных запрещено при любых обстоятельствах, – слышу в ответ.
– Ты тупой осёл! – кричу я в отчаянии. – Ты не видишь, что происходит? Он смог пройти. Лес почему– то пропустил его и Марину. Куда он побежал? Зачем? Он же погубит её! Марк, откуда ты вообще взял этого паршивого доктора? – обвиняю я приятеля и почти забываю о том, что я сам радовался тому, что врач решил составить нам компанию.
Мы боремся с деревьями, но их цепкие лапы не желают сдаваться.
– Проклятые ветки! -я ломаю сучья, но хватка деревянных великанов не ослабевает.
Наконец они отпускают нас. Внезапно, как будто по чьей– то команде. Я со всех ног бегу к Стражнику, который, по-прежнему, продолжает стоять на тропе, и хватаю его за грудки.
– Остынь, – оттаскивает меня Марк. – Да, упокойся же ты! Ещё не хватало тебе напасть на Стражника. Мало у нас проблем! – Я чувствую, как дрожит Марк. Он напуган. Я, впрочем, тоже, чего уж тут скрывать. Мне страшно, не за себя, за неё.
– Ты должен пойти с нами. Пожалуйста, ты же видишь, мы не можем пройти без тебя, – обращается Марк к Сергею. О Старая Сорока, откуда в нём столько терпимости?
– Вы не понимаете. Мне даны строгие указания. Я не могу их нарушить. А ещё время… Если мы потеряем время, а врача не найдём… Я-то вернусь домой. А вас лес погубит. Вы не сможете выбраться. Сорочье Царство погибнет. Иногда нужно жертвовать малым, чтобы сохранить большее.
– Малым? Это Марину ты так называешь? – я снова хватаю его за грудки. Видит небо, как мне хочется ударить его. Ударить Стражника. Ударить сильно. А потом будь, что будет.
– Игорь, он прав. К сожалению, – Марк кладёт руку мне на плечо. – Если ты подумаешь, сам поймёшь его правоту. Врач ушёл, пока мы выпутывались из ветвей. Нам не догнать его. Лес на его стороне.
Я сбрасываю его руку. Комок злых слёз подступает к горлу. Зачем мне Сорочье Царство, в котором не будет Марины? Пусть даже Марины, презирающей меня. Я хочу быть человеком и жить по-человечески.
Господи, ну, почему? Почему после снятия Великого Запрета Сорочье Царство поделилось на подгруппы, и Марина оказалась на противоположной стороне? Как бы мне хотелось показать ей весь мир. Весь человеческий мир. С его радостями и болезнями, с его войнами и разрушениями, с изменами и предательствами, с его болью и… с его надеждой, с его ранним утром, с его верностью и самоотверженностью, с его … неспокойным счастьем…
Сергей молча устремляется вперёд по тропе. Я стою и невидящим взглядом смотрю в пространство перед собой. Иногда жизнь просто не оставляет выбора.
Я проглатываю так и не пролившиеся слёзы и иду вслед за Стражником. Я найду Саву.
***
Мы идём уже несколько часов. Первым идёт Сергей. Я иду следом за ним, толкая перед собой санки. У врача остался небольшой рюкзак. Маринину одежду он успел тоже прихватить из саней. Хорошо, что хоть об этом позаботился. Становится всё холоднее и холоднее. Моё лицо и руки начинают замерзать. Я натягиваю шарф на нос. Оглядываюсь на Марка, ему тоже холодно. Наверняка, Стражник тоже замёрз, впрочем, об этом я думаю с лёгким злорадством. Окружающие деревья кажутся строгими и опасными надзирателями, готовыми в любой момент растерзать своих подопечных.
Кто назвал этот лес живым? Это проклятый лес. Такое название подошло бы ему гораздо больше. Раньше, ещё до Великого Запрета, этой же тропой водили Обособленных в неизведанную страну. После снятия Запрета ничего не изменилось. Почему отрёкшимся просто нельзя вернуться и жить в своём Царстве? Почему Старая Сорока решила иначе? Каждый имеет право на ошибку. Почему же Создательница лишила Сорок этого права? Это несправедливо.
Никто не знает, что это за земля – территория Обособленных. Те, кто ушёл туда, не возвращались обратно. И никто никогда не воспротивился этому закону. А вдруг Стражники могут что-то изменить? Вон, до недавнего времени считалось, что никто из Сорок не может без сопровождения Стражника пройти по лесу. А теперь выясняется, что такое вполне возможно. Уже второму жителю Сорочьего Царства удалось подобное.
Конечно, я не доверяю Стражнику, но поговорить об это надо. Так или иначе, требуется привал. Слишком похолодало. Нам требуется горячая пища.
– Привал, – командую я.– Разводим костёр.
Глава седьмая
Игорь
Я переживал, что лес нам даже костра не даст развести, но нет, ветки, которые мы собрали, разгорелись довольно быстро, даже несмотря на то, что мы подбирали их со снега. Мы греемся возле огня, и я думаю о том, есть ли у Марины возможность поесть и обогреться. Захватил ли врач с собой спички? Может быть, Марина сейчас где-то мёрзнет в лесу… О том, как в одиночестве до Обособленных добирался мой брат, мне даже думать не хочется. Впервые закрадывается мысль о том, что я мог ошибиться, слишком уж жутко идти по лесу одному. Может, Сава схоронился у кого-то из друзей в Сорочьем Царстве?..
Вода, фляги с которой также лежали в санях, разумеется, превратилась в лёд, приходится растапливать её на костре. Разогретые консервы быстро утоляют голод, хотя вкуса их я различить не могу. Просто чувствую, что наелся и всё, хотя съел совсем не много. Какой уж тут аппетит? Смотрю на Стражника, ест как ни в чём не бывало. Хотя у него и в самом деле всё в порядке, в отличие от нас.
– Ты – Стражник, – обращаюсь я к Сергею. – Наверняка, у тебя есть предположения о том, как такое возможно, чтобы лес пропустил Сороку без кого-то из ваших? Никто из Сорок не поверил моему брату, когда полгода назад он сказал, что добрался до пещеры, но Сава с детства был выдумщиком, все привыкли к его фантазиям. Когда его не смогли найти ни у людей, ни в нашем Царстве, я предположил, что это правда. Стражники поверили мне. Теперь меня мучает вопрос: мне ли они поверили? Может быть, они что-то знают о том, что по лесу можно нам можно ходить и не на пару? Что ты слышал об этом?
– Вы не доверяете нам. С какой стати мы должны доверять вам? Мне нечего сказать тебе, – отвечает он, отвернувшись.
– Что ты себе позволяешь? – я рвусь к нему, но меня останавливает Марк. – Да не трону я его, – отталкиваю я руки приятеля раздражённо.
– Ты опять пытаешься напасть на Стражника, – Сергей смотрит мне прямо в глаза, не боится. А зря.
– Ты думаешь, что звание Стражника защитит тебя от меня? – усмехаюсь я злой усмешкой. – А ты подумай лучше вот о чём: моему брату грозит наказание, Сорочье Царство на грани исчезновения, Марину унёс какой-то гад. И после этого я ещё должен чего-то бояться? Нет во мне страха, – я выдерживаю его взгляд, и он первый опускает глаза.
– Хорошо. Я мало знаю, но расскажу, что мне известно. Нам ещё долго идти вместе, мы должны научиться доверять друг другу.
«Ага. Чтобы я верил Стражнику? Не дождёшься», – думаю я. Но вслух, естественно, говорю совсем другое:
– Давай, хотя бы попытаемся. Не знаю, как у меня получится, всё зависит от того, что ты расскажешь.
Стражник начинает свой рассказ с вопроса:
– Кто может пройти через Живой лес согласно закону?
– Глупый вопрос! Сорока в сопровождении Стражника, – выкрикивает Марк.
– И только так. Это установлено Старой Сорокой. Вариантов нет, – подтверждает правильность его ответа Сергей.
– И это всё, что ты хотел нам сказать? – разочарованно протягивает мой приятель. – Ты только, что видел нечто иное. Вон, как доктор через лес ломанулся, только пятки засверкали.
Ломанулся? Я правильно расслышал? Марк слишком много времени провёл в людском мире.
– Нет, не иное. Иных вариантов, повторяю, нет. Только так. Догадываетесь, к чему я веду?
Сорока и Стражник. Пара. Комплект. Единство.
Я догадываюсь вперёд Марка:
– Ты хочешь сказать, что врач и Сорока, и Стражник одновременно? Но как такое возможно? Он – сын Сороки и Стражника? Но ведь это … невероятно. Это запрещено! Если Сорока влюбляется в человека и хочет связать с ним свою судьбу, она отрекается от дара и уходит в мир людей! Сороки не имеют права рожать детей от людей! А уж тем более от Стражников!
– Мы предполагаем, что кто-то из предыдущего поколения Стражников нарушил закон и… связался с Сорокой, а она родила от него ребёнка.
– А почему Сороки об этом ничего не знают? – злюсь я. – Почему наши соглядатаи нам об этом ничего не сказали?
– Сами понимаете, почему. Стражники призваны охранять закон, а не нарушать его. Мы должны быть чисты перед вами, вне всяких подозрений, как…
– Жена Цезаря, – услужливо подсказывает Марк.
Сергей удивлённо смотрит на него, потом неуверенно улыбается и продолжает:
– Когда после Большого Запрета один из Стражников провожал к пещере Обособленного, ему показалось, что за ним следят. Позже подобное повторялось несколько раз. Видели человека в лесу. Описания всегда совпадали: уже не молод, невысокий, полноватый. Вообще-то, я сейчас понимаю – похож на вашего доктора. Мы решили, что он один такой, особенный, «бродец». Тогда мы пришли к единственно возможному выводу. Вот и весь секрет.
– Подожди, – прерываю я его. – А Сава? Он-то как прошёл?
Сергей смотрит на меня с жалостью:
– Ты спрашивал, почему с вами отправили меня. Я точно не могу быть отцом твоего брата. Нужно выяснить, кто из нас… вероятно… твоя мать…
В следующую минуту я сжимаю горло Сергея. Он хрипит и закрывает глаза. Господь всемогущий, я только что убил Стражника.
Глава восьмая
Игорь
– Дышит, – с облегчением говорит Марк. – Живой.
Я не знаю, как описать своё состояние. Что-то вроде оцепенения, или вернее будет, отупение? Я сижу, обхватив голову, руками. Не может быть, чтобы моя мама и кто-то из Стражников… Кто-то из нынешних Стражников отец моего брата? Мама изменила отцу со Стражником? Я не верю. Я не могу этому верить. А чем тогда объяснить, что Сава прошёл через лес? Должна же быть какая-то причина, по которой лес пропустил его!
– Ты так легко поверил в то, что отец врача Стражник, – говорю я себе.
– Я не знал его мать, – сам же отвечаю себе я. – А свою маму я знаю. Я не допущу такой мысли, я не унижу нашу семью подозрениями, клянусь памятью своих родителей, что выясню правду.
– Я понимаю твоё состояние… и не сержусь, – говорит пришедший в себя Стражник.
– Заткнись, – прерываю я его. – Мне не нужно твоё прощение. Я готов ответить за свой поступок по возвращению домой. Мне не нужна жалость Стражника. Тушим костёр. Дальше идём до темноты без привалов.
И никто мне не возражает. Где ты, Марина?
***
Мы идём уже несколько часов. Периодически каждый из нас достаёт из своего рюкзака термос, чтобы согреться глотком горячего чая. Сейчас санки впереди себя толкает Марк. Все устали, но я упрямо не хочу останавливаться. Я злюсь на всех: на себя, Стражника, Саву и даже Марка.
Внезапно откуда-то слева раздаётся протяжный вой. Волки. Я пугаюсь и вздрагиваю от неожиданного сюрприза Живого леса. Хотя… Мы же в лесу, почему бы здесь не быть волкам. Только, как в таком случае по этой треклятой тропе ходили Обособленные? И как прошёл по ней Сава? Или он летел? А если Марина с доктором нарвались на волков? Она – Сорока, она сможет улететь… Но она больна…
– В лесу есть волки? – испуганно говорит Стражник. – Мне об этом не сказали.
– Вообще-то, может быть и есть, – отвечаю я с раздражением, пряча испуг, куда подальше. – Никто же вглубь не ходил, чтобы утверждать со стопроцентной точностью. Когда Сава полгода назад сообщил, что прошёл тропой Обособленных, про волков он слова не сказал, – добавляю я уже спокойнее, для Марка.
– Ваши тоже не упоминали, – опасливо произносит Марк, обращаясь к Стражнику. – Сава только про говорящие деревья говорил, – это уже ко мне.
И тут вопрос о волках отпадает сам собой, потому что из-за деревьев показываются они. Волки. О которых никто никогда не упоминал.
Их шесть штук. Серые, оскалившиеся, со вздыбленной шерстью на мощных загривках, мечта любого заблудившегося в лесу грибника.
Они подходят, сверкая острыми желтоватыми клыками. Бежать? Не имеет смысла. Эх, если бы могли обратиться в сорок! Но Стражник же сквозь землю не провалится, чтобы предоставить нам такую возможность. Мы пятимся, волки наступают. Спина упирается в дерево. Деревья. Наши зловещие охранники.
– Лезем! – шепчу я, как будто боюсь, что волки услышат меня и помешают.
Но парни и сами догадались. Тем более альтернативы так или иначе нет. И мы забираемся на деревья. Рюкзаки мешают, но снимать их просто нет времени. Наши недавние враги – деревья – в этот раз спасают наши юные жизни. Озлобленные животные лязгают челюстями, упустив своих жертв. А потом, повинуясь воле вожака (он крупнее всех остальных) укладываются под деревьями.
Проходит пара часов. Мы продолжаем сидеть на деревьях, волки продолжают лежать под ними. Спокойные, ленивые, зевающие животные, терпеливо охраняющие свою будущую пищу, то есть нас. Я весь заледенел, если волки не уйдут, этой ночью нам суждено погибнуть. Мы просто умрём от холода на этих проклятых, Сорокой забытых, деревьях.
На лес неумолимо опускается ночь. С большим трудом мне удаётся достать фонарик из рюкзака. Хорошо, что я предусмотрительно положил его туда, а не бросил где – то в санях. Замёрзшие батарейки работать не хотят, приходится доставать их и греть своим дыханием. Я направляю луч на волков. Лежат. И не холодно им?
– И не холодно вам? – ору я волкам охрипшим от мороза голосом.
– Вас дети дома что ли не ждут? – кричит Марк в свою очередь.
И тут, как будто вспомнив об оставленной дома семье, самый крупный из зверей – вожак – встаёт на лапы и убегает в темноту, перед этим протяжно повыв не на Луну, на деревья. За ним медленно, не спеша, оглядываясь, следуют остальные волки. Но ещё около часа мы сидим на деревьях, пока холод, оказавшийся сильнее страхе, не сгоняет нас вниз. Мы разводим костёр.
– Они не вернутся, как вы считаете? – спрашивает Стражник с дрожью в голосе.
– Будем надеяться. Но нужно быть начеку, – отвечаю я, запрятав раздражение, он и так напуган, чтобы ещё и от меня выслушивать. – Давайте поедим.
– Столько времени потеряно из–за этих волков, – вздохнув, Сергей заводит привычную волынку после ужина.
– Ложитесь спать, – останавливаю я его. – Завтра будет утро. Завтра и выслушаем твои сказки о потерянном времени. Рано ещё наматывать сопли на кулак. «Я не привыкла размазывать сопли по крыльям». – сказала Марина. Увидимся ли мы с ней ещё?
Мои спутники укладываются на тропу возле самого костра. На своеобразные лежанки, сделанные ими самими из веток деревьев. В спальные мешки залезть никто не решается, боясь не успеть выбраться из них при повторном появлении грозных лесных хищников.
Все спят, а я смотрю на огонь. Картинки минувшего тревожного дня мелькают перед моими глазами. Я прислушиваюсь к каждому шороху. И мне, как и моему брату, начинает казаться, что деревья разговаривают со мной.
Они говорят о том, что завтра наступит новое утро. Возможно, боль ушедшего дня в нём станет меньше. Возможно, с рассветом всё будет по-другому. Простятся обиды, молитвы долетят до небес, успокоится мятущаяся душа. Разум сложит великолепную картинку из кусочков паззла. И останется только прожить новый день, ясный и яркий. Возможно, когда-нибудь случится и такое. Главное знать. Всегда знать, что новое утро непременно наступит. Оно всегда так поступает. У утра тоже есть свои правила. И не надо сегодня, пожалуйста, говорить об исключениях.
Глава девятая
Игорь
Ночь прошла быстро и на удивление спокойно. Под утро даже мне удалось немного поспать.
Мы идём дальше, постоянно оглядываемся по сторонам и прислушиваемся к каждому доносящемуся до нас звуку. Мысль о том, что мой брат может быть сыном Стражника не даёт мне покоя. Я стараюсь не забивать себе голову плохими мыслями, но это занятие является абсолютно бесполезным, ибо она сама забивается. В мысль о Саве красной горящей нитью вплетается мысль о Марине и подлом докторе. Враче, простите. Прибавьте к этому новообретённый страх волчьего нападения.
Марина больна. Зачем врач похитил её, какую цель он преследует? Если предположить, что в нём и в самом деле есть доля крови Стражника, то на чьей стороне он играет? Стражников? Сорок? Своей собственной? Больше всего на свете сейчас мне хочется вернуться домой и каким-нибудь образом вытрясти правду из Стражников. Всё меньше и меньше верится в то, что наш поход может завершиться удачей. Стражники найдут причину, чтобы уничтожить Сорочье Царство. Только бы добраться до территории Обособленных. А там …
– Чёрт, чёрт! – вопит Сергей.
Погружённый в свои невесёлые мысли я не сразу понимаю, что происходит. Вокруг нас прямо на тропу валятся деревья, словно подрубленные ловкими руками, привыкшими к топору. Мы стараемся прикрыть головы, как будто это может спасти в случае падения дерева прямо на нас. А они падают и падают… Со страшным грохотом. Не задевая нашу несчастную троицу, а загоняя в ловушку. Уже через несколько минут мы окружены кучей поваленных деревьев. Они перестают падать также внезапно, как начали это делать.
– Что это было? – Стражник испуганно оглядывается по сторонам.
– На нас обрушились деревья, всего-то. – медленно, как будто не своим голосом отвечает Марк. – Ничего особенного не произошло.
– Да мы два часа будет отсюда выбираться! А вдруг я не успею довести вас до пещеры? Мне дана неделя. Понимаете, всего неделя! А сегодня шестой день, как я в Сорочьем Царстве. На седьмой день я вернусь домой. Я рассчитывал на то, что завтра утром мы подойдём ко входу в пещеру. А если ещё что-то произойдёт? Волки, например, вернуться! Или обезьяны верхом на лисах прискачут? Мы итак потеряли столько времени из-за прихоти вашей Марины, – кажется Сергей истерит. Бьющийся в истерике Стражник – это что-то новенькое.
– О Старая Сорока! Да помолчи ты! Нужно выбираться, а не слёзы лить по поводу и без повода, – говорит Марк, слегка успокоившись. Марк иногда говорит очень правильные вещи. Он, вообще, хороший и разумный парень, мой приятель Марк.
– Тем более, мне непонятны твои переживания. Тебе-то что? Уничтожите Сорочье царство и дело с концом, – добавляю я.
– Я о вас забочусь. Погибнете ведь в лесу одни, – бурчит Сергей обиженным тоном.
– А с чего они, интересно, попадали? – спрашивает нас Марк. Нашёл кого спросить.
Мы с Сергеем переглядываемся и произносим хором:
– Мы не знаем.
Внезапно нас охватывает смех. И откуда он только взялся? Смех как противоположность страху. Смех как воскрешение. Смех как жажда жизни после того, как почти смирился с собственной смертью. Благослови, Небо, того, кто придумал смех. Мы смеёмся так сильно, что на глазах выступают слёзы. И хотя я понимаю, что этот смех вызван пережитым нервным потрясением, он приносит мне облегчение. Я так давно не смеялся. Очень давно.
На то, чтобы выбраться из деревянной ловушки уходит полтора часа. Можно сколько угодно ворчать на Стражника, но он прав. Время не на нашей стороне, кажется, что в Живом лесу оно течёт гораздо быстрее, чем в самом Царстве, я словно чувствую, как минуты утекают сквозь пальцы. Почти осязаемое подтверждение теории относительности.
Выбравшись на тропу, мы пьём и перекусываем на ходу. Странно, но после этой вспышки неожиданного истерического смеха, мы как будто становимся ближе. Злость на Сергея пропала. Мне снова хочется разговаривать и даже подбадривать своих спутников. Если уж я впаду в печаль и уныние, чего же от них-то ожидать? Может быть, всё ещё каким-то образом наладится. Мы должны делать то, что зависит от нас и постараться сделать это хорошо. Просто идти вперёд. Туда, куда ведёт нас дорога. А вывести она нас выведет, ведь для того же дороги и существуют. Даже, когда эти дороги, всего – навсего лишь обычные тропы, со всех сторон окружённые большими деревьями, растущими в непонятном лесу.
Глава десятая
Марина
Странно, но я почему–то поверила ему сразу, этому немного чудаковатому неуклюжему толстячку. Возле него я могу позволить себе не притворяться. Хотя бы эти несколько дней, что мы идём по лесу. А там… а там я, возможно, наберусь храбрости и открою забрало.
Даже сейчас, вспоминая своё тогдашнее состояние в номере гостиницы, я непроизвольно вздрагиваю. Невозможно человеку терпеть такую боль. Я не знаю с чем её сравнить, мне казалось, что все мои кости раздроблены, все до одной, а мышцы и сухожилия разорваны в клочья. Скорее всего, если бы рядом не оказалось этого доброго, а главное, всё-всё понимающего, врача, я бы ещё тогда отправилась в страну Вечного Лета, если таковая, конечно, существует. Хотя, я понимаю, неверие – странная штука для человека, который может превращаться в птицу.
– Пожалуй, вам лучше выйти. Я посижу с пациенткой, – сказал тогда врач.
Он баюкал меня на руках, как баюкают младенцев. Моё измученное от судорог тело устало сопротивляться боли. Разум бился о прутья клетки, называемой сознанием, и страдал. Хотелось только одного: чтобы эта боль прекратилась, чтобы её не было, избавиться от неё любой ценой, даже ценой собственной жизни.
А Александр Витальевич тихонько напевал мне песенку. И постепенно, как будто повинуясь звуку его голоса, боль нехотя сдавая свои позиции, начала отступать. Я и сейчас помню слова этой незамысловатой песенки, хотя слышала её всего однажды:
И маленький принц, и даже большой,
И слабый, и сильный самый
Ищут всегда своей детской душой
Лучшую женщину – маму.
Ищут в деревьях, ищут в цветах.
Ищут в минутах, ищут в годах.
Плачьте же, плачьте со мной, небеса,
Слёз своих вы не стесняйтесь.
У мамы добрей всех на свете глаза,
Мамы, прошу, не теряйтесь!..
Не знаю, сколько я спала, но проснулась уже в человеческом облике, заботливо укрытая тёплым одеялом. Правая рука по-прежнему ныла, но эта боль по сравнению с той, что терзала меня совсем недавно, вызывала лишь лёгкое недоумение. Конечно, я не чувствовала себя абсолютно здоровой, но и больной я себя уже не ощущала.
– Спасибо, – мой голос был всё ещё слабым.
Врач улыбнулся и погладил меня рукой по голове.
– Легче стало? – спросил он, очень ласково.
– Намного, – ответила я, прислушиваясь к себе.
– Ты плакала во сне и звала маму, – сказал доктор, улыбаясь по-прежнему.
– Плакала? Я уже пять лет, как не плакала. Не может этого быть, – попыталась я оспорить слова доктора.
– Иногда стоит и поплакать.
– Слёзы – это оружие слабых, – возразила я. – А я не нытик.
– Слёзы – это не оружие, иногда слёзы – это вода, которая бежит из камня, если его очень сильно сжать, – ответил мне врач. – Плакать нестыдно.
Я помолчала, обдумывая его слова. Может быть, так оно и есть. Но некоторые плачут при каждом удобном случае. Виктория, например.
– Вы сказали, что я звала свою мать? – мне хочется поговорить об этом, потому что слово мать для меня с некоторых пор звучало, подобно ругательному.
–Да. Ты звала маму, как и всякий ребёнок, когда ему больно, – врач снова погладил меня по голове. – Звать маму – самая естественная вещь в мире.
– У меня нет матери.
– Звать маму – самая естественная вещь в мире даже для тех, у кого нет мамы, – сказал врач.
Вот тогда я ему и поверила.
Я поверила ему настолько, что рассказала всё то, что почувствовала, когда наша с Викторией мать сказала, что уходит жить в людской мир. О нет, надо отдать ей должное, она не хотела нас бросать. Но она знала, что отец не позволит ей забрать нас с собой. И, конечно, она знала, что я привязанная всем сердцем, каждым своим нервом к Сорочьему Царству, никогда не пойду вслед за ней. А Виктория хотела. Но я заставила её передумать. И ничуть не жалею об этом, потому что жизнь и время показали, что я была права. Мать не выдержала испытания человеческой жизнью и вернулась. Вернулась, чтобы стать Обособленной.
Игорь
За разговорами идти легче, хотя бы не варишься в котле собственных мыслей. Да, мы со Стражниками стоим по разные стороны баррикад, но сейчас с Сергеем мы делаем одну работу. Мы должны пройти через лес, а там мы расстанемся и, кто знает, как сложатся наши судьбы в дальнейшем. Этот Стражник не так плох в сравнении с остальными.
Сейчас, когда Марины с нами нет, вся ответственность за благополучный исход нашего мероприятия ложится на мои плечи. Пора уже прекратить строить из себя обиженную девочку. «Ты называешь себя главой Стрёкотов» – сказала она. Я не называю. Я и есть их глава.
– Ребята, привал. Скоро стемнеет.
Мы разжигаем костёр и ужинаем. А Сергей что-то нервничает: то поднимет на меня свой взгляд, то опустит, ёрзает, его руки слегка подрагивают. Так ведёт себя человек, который хочет что-то сказать, но не решается. Ну?! Давай уж, раз собрался.
– Завтра мы расстанемся, – наконец, говорит Сергей. – И я хочу сказать вам, особенно тебе, Игорь, не держи зла на Стражников. Не наша вина, что наши предки согласились стать такими. Если бы у меня был выбор, я может быть, предпочёл бы, как и все остальные люди, не знать о существовании Сорочьего Царства. Не знаю… Сейчас мне кажется не по мне это… Думаешь, я не почувствовал сразу вашу неприязнь ко мне? А после того, что случилось с Мариной, я сам себя виню.
– Не надо оправдываться. Я ведь понимаю. Не глупее же я Стражника, – усмехаюсь я.– Но и ты пойми. Вы грозитесь уничтожить наше Царство. Не должен же я вас любить за это?
– Я буду голосовать против этого решения. В любом случае, найдём мы твоего брата или нет, – возражает Стражник.
– Расскажи нам всё, что знаешь об этой истории, – говорит Марк. – Ведь Стражникам это ничем не угрожает. А Сорочье Царство, возможно, спасётся благодаря этой информации. Ты же нормальный, ты не похож на ваших…
– Отрадно слышать, – грустно улыбается Сергей. – Но ведь мне мало, что известно, я всего несколько месяцев Стражник. После смерти папы…
И тут до меня доходит, что Сергей вовсе не Стражник. То есть он, конечно, Стражник по праву наследования старшим ребёнком этого звания. Но он совсем ещё пацан. Пацан, который недавно потерял отца.
– Извини. Я как-то упустил, что… – я и сам понимаю, как нелепо звучит моё оправдание. Я тоже потерял родителей, и эта боль теперь всегда живёт во мне, блуждающей острой иголкой, попавшей под кожу. Иногда она не чувствуется совсем, но порой она так близко подбирается к сердцу, что…
Сергей отрицательно качает головой:
– Никто не обязан переживать вместе со мной смерть моего отца. Всё нормально. Боль потери уже не такая острая… И я готов рассказать вам всё, что знаю. И он рассказывает:
– Десять лет назад, когда был снят Великий Запрет, ваше царство поделилось на тех, кто решил не посещать наш мир, они назвали себя Пикалами…
– Ну, это мы и без тебя знаем, – протягивает Марк. – Ты расскажи нам ваши тайны, стражниковые, а в своих мы сами разберёмся.
– Марк, пусть рассказывает, как есть, я хочу увидеть наш мир глазами Стражников. Может быть, тогда у нас получится понять, что привело нас к такому состоянию, – осаживаю я своего приятеля.
Сергей продолжает:
– Те, кто решили для себя открывать и познавать наш мир назвались Стрёкотами.
Марк демонстративно зевает. Я толкаю его локтем вбок.
Сергей улыбается, но его лицом быстро становится серьёзным, по мере того, как он продолжает свой рассказ:
– Так вот. Понятно, что объектом нашего внимания стали Стрёкоты. Представляете, как было тяжело Стражникам!
«Ага. Представляем, прямо извелись все, переживая за Стражников!» – чуть не вырывается у меня. Но я, естественно, удерживаю свой язык за зубами. А то, боюсь, продолжения мы так и не услышим.
– Они отвыкли приглядывать за Сороками. Да что там отвыкли! Нынешние Стражники и знать толком не знали, как вас контролировать. А контролировать-то надо. Взрослые люди, дорвавшиеся до свободы людского мира, наделённые волшебным даром превращения в сорок! Сколько хлопот вы доставили Стражникам! Появилась реальная угроза раскрытия тайны Сорочьего мира людьми. Порой вы балансировали на грани фола. Какой переполох это могло вызвать?! Весь мир, вся история человечества могла перевернуться с ног на голову. Тут всё сказалось: неопытность Стражников, какое-то детское разгильдяйство Сорок. Порой Стрёкоты вел себя совсем не управляемо. И тогда Стражники испугались, что они открыли ящик Пандоры.
– Так запретили бы снова посещение вашего мира. Всего делов–то, – говорит Марк.
– Действительно, –добавляю я. – Почему вы не сделали этого? Для нас это, разумеется, было бы плохо. Но когда это наше мнение интересовало Стражников? В незапамятные времена, разве что.
– А причины? В мире более или менее спокойно. Стражники при таком положении дел вполне способны теоретически контролировать Стрёкотов. Если они не справляются со своими обязанностями, это их вина, а не Сорок. Стражники не смогли наложить второй Великий Запрет. То есть, конечно, они смогли бы сказать: «Уважаемые Сороки! Мы передумали. Сидите дома!» Но ведь слова Стражников должны найти отклик в природе Сорочьего Царства. Стражники попробовали закрыть проход хотя бы временно, чтобы перевести дух. Но вы зря считаете нас всемогущими. Сорочье Царство его проигнорировало, оно по-прежнему впускало Стрёкотов в мир людей. И к тому же… Сороки всегда хотели знать, чем Создательница прельстила первых Стражников. Что она подарила им за их нелёгкий труд?
