Kitabı oku: «Безымянный», sayfa 2
Глава 2: Дом ведуньи
Он распахнул глаза.
Дикая мысль пришла ему в голову: он снова оказался в пещере, той самой, мерно освещаемой отражённым светом тусклого дня. В небольшом озерце плещутся сотни ядовитых ящерок, а валяющийся в углу мешок подрагивает от ритмичного хлюпанья живого языка в банке. Он снова вернулся на исходную позицию, будто и не делал ни одного шага в сторону своей цели…
«Я должен убить Сына Бога!»
Но нет, это была не пещера. Он находился в деревянной избушке, собранной из цельных брёвен, между стыками которых виднелись плохо уложенные пласты соломы. Как видимо, обитатель этого дома не мог похвастаться богатством: из утвари было лишь несколько лавок, покосившийся обеденный стол, треснувший посередине сундук с давно облупившейся краской и удивительно объёмный шкап, который очевидно выделялся на общем фоне. Он тоже был старый и готовый к быстрой и неминуемой кончине, но рисунок на его дверцах, выполненный яркими и плотными красками, оказался на удивление свежим и… красивым. Огромная жар-птица будто вырывалась из шкапа, разевая огнедышащий клюв и гордо распахивая воспламенённые крылья, перья которых напоминали смертоносные пики. Птицу окружали фантастические узоры, настолько сложные и утончённые по своему исполнению, что он невольно пришёл к выводу, что попал в дом к бродячему художнику, которого нелёгкая судьба занесла на болота к водяным.
Водяным… Он почесал затылок и понял, что шишку на нём можно сопоставить с размером его кулака. Существа они хоть и примитивные, а вот ударить могут так, что мало не покажется – одним ударом убить могут. Что, кстати, интересно: а почему они вообще оставили его в живых? Более того, зачем приволокли сюда, в очевидно человеческое жильё? Может его хотят судить? Понять бы только за что? Осталось лишь надеяться, что хозяин этого дома говорит на его языке, и перед ним не встанет очередной барьер непонимания.
Он спустил ноги с твёрдой лавки, ощутив оголёнными пятками весь холод земляного пола, размял затёкшую спину и повёл глазами по комнате в поисках чего-нибудь съестного или хотя бы воды. Есть хотелось неописуемо – он не ел с момента своего пробуждения в пещере. Благо, на хромом столе стоял ржавый самовар, из хлипкого крана которого мерно покапывала вода, а в глубокой тарелке покоились несколько калачей, на вид очень даже свежих. Или достаточно свежих. Он немного помедлил, посчитав, что будет непочтительно по отношению к хозяину дома начинать трапезу без него, но, с другой стороны, голод просто съедал его изнутри. К тому же – если бы щедрый владелец избы заботился о манерах, то он бы не стал оставлять еду на открытом месте: это очевидно приглашение к завтраку. Или обеду. Кто ж знал, какое сейчас время дня? – в избе нет ни одного окошка, что, конечно, странно, но сейчас об этой детали задумываться не хотелось.
Он пододвинул стул и принялся уплетать калачи, которые оказались будто только что вынутыми из печи – тёплые, мягкие и безумно вкусные, они были посыпаны маком и пропитаны каким-то ароматным маслом. Вода из самовара была холодная, но он и не думал жаловаться – сейчас даже такая трапеза казалась ему настоящим пиром. Только сейчас он обратил внимание, что из угла на него сверкают два глаза – два птичьих глаза. Большая и откормленная сорока беспокойно переминалась с ноги на ногу на своей жёрдочке и время от времени издавала тихие поскрипывающие звуки – будто чем-то очень возмущена, но при этом боялась выказать своё недовольство вслух. Он с интересом осмотрел птицу и пришёл к выводу, что она не только красива, но и достаточно опасна: таким клювом можно не только глаза выколоть, но даже переломить какую-нибудь мелкую кость. Где-то в своём подсознании он даже знал, что некоторые военные подразделения используют целые рои таких сорок для похищения планов и ценностей у вражеской армии, а также для нанесения травм противоборствующим воинам. При этом оперение птицы радовало глаз: чёрно-белое, похожее на доску для игры в таврели, тельце плавно переходило в длинный перламутровый хвост, который сорока постоянно распушала, будто в возмущении.
– Ты уж прости, что не угостил, – c чавканьем проговорил воин. – Я, честно говоря, не знаю, разрешает ли тебе твой хозяин есть такую еду.
– Не разрешает, – голос сзади заставил его не только вздрогнуть: в одно мгновение он оказался на ногах в своей боевой позе, с готовностью и целеустремлённостью разглядывая говорившего.
Вернее, говорившую. Перед ним стояла средних лет женщина с длинными русыми волосами, заплетёнными в неаккуратный и разметавшийся пучок, большими серыми глазами, пропитанными одновременно усталостью и жизнелюбием, достаточно крупным носом с благородной горбинкой и поджатыми тонкими губами, которые при этом алели поднебесным пламенем, ярче всего выделяясь на её бледном лице. Она оделась в некое подобие плащаницы, как видимо непромокаемой, так как на пол уже успела натечь изрядная лужа дождевой воды. Однако самым удивительным её атрибутом оказался посох, на который она небрежно опиралась, тем самым давая понять, что он нужен ей не для поддержки ходьбы, а совсем для иных целей. Он был выполнен из дорогого серебряного металла, а хрустальный наконечник самой утончённой работы изображал морду жабы, чьи выпуклые глаза поблёскивали как живые. Он даже и представить не мог, что у избушки будет именно такой хозяин.
Женщина выдохнула, аккуратно приставила посох к стене, скинула плащаницу, обнажив типично крестьянскую рубаху, на первый взгляд даже мужскую, небрежно заправленную в штаны земледельца, и прошла к столу, критически оглядывая пустую тарелку.
– Это и мой завтрак тоже, – недовольно сказала она и бросила на него изучающий взгляд. – Аппетит у тебя будь здоров. Давно не ел?
– Давно, – кивнул он и тут же понял, что ему надо проявить хотя бы толику учтивости. – Я благодарю вас за кров и трапезу. Я бы хотел знать имя моей спасительницы.
– Брось! – она потёрла пальцами переносицу и с ещё одним глубоким вздохом опустилась за стол. – Давай в моём доме без этого церемониала. Ты что? В царском дворце воспитывался?
– Нет, – он тут же спохватился. – То есть… я не знаю.
– Не знаешь? – она лениво раскинулась на стуле и подпёрла подбородок одной из рук, на пальцах которой красовалось несколько толстых колец. – Тогда, может, ты знаешь, зачем ты убил Болотного Духа?
– Духа?
– Ну, конечно, никакой это не дух, а просто гигантский жаб, который достаточно часто встречается на Серых Торфах, но водный народ считает его священным существом, на которое можно охотиться только раз в году… – она выдохнула. – Не буду утомлять тебя местным фольклором, но позволь заметить, что если бы не моё вмешательство, то ты бы уже покоился на дне болота со вспоротым животом.
– Я не знал. Тем более, что этот жаб пытался меня проглотить.
– Ага, – она закатила глаза, – частая причина смерти многих торговцев. Поэтому здесь и нет ни магазинов, ни ярмарок, ни даже миниатюрного рынка. Ужасная дыра, в которую поедет работать лишь безумец.
Повисла неудобная тишина, которую перемежало лишь ворчливое покрякивание сороки. Воин хотел было спросить, имеет ли она в виду себя, но решил воздержаться, ибо тема вполне могла быть неприятной для женщины – а она, всё-таки, его спасла.
– Ладно, – снова глубокий вздох, – давай попробую объяснить. Фактически, они должны были убить тебя ещё там, на болоте, но, если верить Ку-шлу, то ты им наговорил такой околесицы, что они приняли тебя за порождение Мёртвых Вод, а посему решили провести над тобой ритуал очищения в поселении. И после этого убить.
– Ку-шлу – это который их правитель? В короне?
– У водного народа нет правителей, – говорила женщина скучающим тоном, так, будто не надеялась на понимание или интерес своего собеседника. – Та коряга, что красовалась на голове у Ку-шла, означала лишь, что он избран ведущим охотником. Все пойманные им раки, моллюски и рыбы идут не на пропитание поселения, а на жертву Болотнику и супруге его Болотнице. За каждое пойманное существо он навешивает на «корону» по одной ракушке или шишке – смотря, что подвернётся. Так что он не правитель и не король.
– Очень интересно.
– Ничего тебе не интересно, – она поморщила нос. – А вот мне очень интересно: что ты имел в виду под тем, что должен убить Сына Бога?
Тишина снова наполнила избу, и он искренне пожалел, что тогда, на болоте, вообще заговорил об этом. Однако, смотря на эту женщину, он почему-то верил ей – да, водному народу он рассказал свою историю из безысходности, но его спасительница и собеседница вполне могла ему помочь. Тем более, что если его подозрения были правдивы, то она могла оказаться ведуньей. Все карты сходились: живёт на болоте одна, обладает чрезвычайно дорогим посохом с уникальным набалдашником, умеет общаться с водяными, а ещё этот шкап. Если она хотела ему зла, то она могла бы убить его во сне или вообще отдать на растерзание водяному народу. Так что если тогда, на болоте, он поступил глупо и опрометчиво, то сейчас мудро, наоборот, заручиться её поддержкой.
Тогда он рассказал ей всё – и о своём пробуждении в пещере, и о потере памяти, и о непрекращающемся голосе в голове, и о странном походном мешке, и о непродолжительном путешествии по болотам, и даже о сокрытом оружии в виде татуировок. Причём именно последний момент вызвал у женщины больше всего интереса: она снова нахмурилась, поднялась из-за стола и бесцеремонно осмотрела и его руки, и его грудь, и даже спину, где, как выяснилось, нашлась ещё одна татуировка – в виде двух перекрещенных ключей.
– Знаешь, – говорила она, пока изучала его как какую-то неприкаянную тушу, – ты в следующий раз будь осторожнее со своими словами.
– Да я знаю…
– А особенно в вопросе Сына Бога, – женщина остановилась и пристально посмотрела на него. – Я, может быть, и не являюсь его почитателем, но почти весь мир находится под его влиянием и большинство постарается убить тебя на месте за такие слова. Даже суда не будет. Уж не знаю, кто тебе стёр память и как, но очевидно у них были на это все основания. А если учесть, что это очень и очень мощная магия, что помогает ведуну проникать в голову и душу другого человека, то в этой игре задействованы действительно великие силы. Я уж не говорю про твои татуировки…
– Так что же этот Сын Бога? – испуганно спросил он, внезапно осознав, в какую именно ситуацию он попал.
– Хм, – женщина удовлетворилась осмотром татуировок и снова расположилась на своём неудобном стуле, – Василиса.
– Василиса?
– Да, меня зовут Василиса, – как ни в чём не бывало ответила она. – Ты же сам спрашивал.
– Ты знаешь, у тебя есть странная привычка отвечать на вопросы невпопад, – недовольно ответил он.
– Просто я ещё не придумала, как именно тебе ответить. Если проще, то Сын Бога – верховный правитель всего Третьего Мира. Если сложнее, то он – самое могущественное существо, которое только приходило на наш свет. Легенды говорят о том, что тысячи лет назад Лик Ярила, а то есть Солнце, раскололся надвое, и в Бесконечный Океан упала звезда. В этот же день воды выкипели, над небом сгустились плотные чёрные облака, а свет Солнца пропал и в Третьем Мире настал великий голод: урожаи погибли, скот вымер, а вся лесная дичь ушла далеко в леса, где человеческому роду запрещено появляться под угрозой проклятья. На месте Бесконечного Океана образовалась пустыня – единственное место, где солнце светило беспрепятственно, но где нет никакой возможности для проживания. Великие умы того времени организовали поход в её центр, в надежде найти упавший осколок Солнца, который, по уразумению веча, и стал первопричиной всех бед, постигших Третий Мир. Для участия в походе были отобраны самые сильные и мудрые представители человечества, лесного и водного народа – двенадцать воинов, ведунов, охотников и мудрецов, которые должны были вернуть миру свет и надежду на будущее. Однако поход занял больше времени, чем предполагалось – прошло тридцать лет и, наконец, из пустыни вышел единственный оставшийся в живых воин по имени Лачплесис, представитель одного из человеческих королевств. Он был измождён и измучен и не дожил даже до утра, не смотря на то, что его накормили и напоили, но самым важным было другое. С собой он принёс спящего младенца, которого он, по его словам, нашёл в центре титанической воронки, куда и упал осколок Солнца. Ребёнок ни разу не открывал глаз, не нуждался ни в еде, ни в воде и, что самое главное, не взрослел ни на день. Однако так продолжалось лишь до того момента, пока на его лицо падали лучи жаркого, буквально обжигающего солнца – стоило же только Лачплесису вынести его из пустыни под охлаждающую благодать вечной тени, как ребёнок распахнул глаза, обнажив свои огненно-золотые очи и, впервые за много лет, заплакал. Это и был Сын Бога – он вырос и не только развеял проклятие над Третьим Миром, но и взял бразды его правления в свои руки, по праву рождения и силы.
Воцарилось молчание: он пытался осознать только что услышанный рассказ и хотя бы примерно понять, что он может противопоставить тому, кто является дитём самого Ярилы, а Василиса переглядывалась с сорокой, которой она даже улыбнулась, обнажив свои желтоватые, но очень ровные ряды зубов.
– Но… – наконец проговорил он. – Но как я… могу убить его? Имею ли я даже право на это?
– Хочешь честно? – очевидно, Василисе гораздо больше нравилось рассказывать истории, чем заниматься своими повседневными обязанностями, в чём бы они ни заключались. – Я не верю во всю эту бурду. Поверь, я достаточно много времени провела как в библиотеках, так и в архивах и начиталась такого количества повествований и легенд, что с лёгкостью могу отличить выдуманную историю от реальности. Знаешь, что я думаю? Что Сын Бога – это всего лишь титул, а присвоил его себе пусть и сильный, но чрезвычайно зазнавшийся волшебник, маг или ведун, который потратил всю жизнь на порабощению умов Третьего Мира и на войны с несогласными. Так что убить его вполне возможно. Вопрос в другом: стоит ли?
Он нахмурился – что-то в интонации её последнего, пусть и риторического, вопроса показалось ему настораживающим. Действительно, он вёл себя воистину глупо: рассказывать всем и каждому о своей миссии… до добра это не доведёт.
– Ты так говоришь, – осторожно и как можно более спокойно произнёс он, – потому что не хочешь, чтобы я этого делал?
– Хочу, не хочу – это второстепенные вопросы, – Василиса пожала плечами, и её коричневый пучок качнулся. – Я спросила другое: стоит ли? Опять же, очевидно, что тебе стёрли память для твоей же собственной безопасности и безопасности самого дела, но есть и другая причина: если ты ничего не знаешь, ты не будешь задавать вопросов. Чем больше у убийцы информации, тем сложнее становится его работа. Ты же воин, так что должен знать, почему так просто убивать на войне.
– Потому что… – он на секунду задумался. – Потому что я убиваю незнакомых мне людей?
– Вот именно. Гораздо проще раздавить жука, не задумываясь о том, что это за жук. Тут то же самое – ты идёшь убивать самого могущественного человека в Третьем Мире, который правит им уже несколько десятилетий. Вот я тебя и спрашиваю, стоит ли? Ты хочешь знать ответ на этот вопрос или предпочитаешь оставаться в неведении, Безымянный?
Он удивлённо поднял бровь, и Василиса снова повторила своё пожатие плечами.
– Мне же надо тебя как-то называть. А то это безличностное общение уже успело порядком надоесть. Чаю?
Безымянный медленно кивнул головой, принимая не только предложение Василисы, но и соглашаясь со своим новым именем – он знал, что имя человека должно отвечать его внутреннему миру, а посему многие люди с возрастом берут себе новое имя – взамен тому, что было дано им при рождении родителями. Что же, вчера он, можно сказать, переродился, и это новое имя вполне ему подходило. До поры, до времени.
– Ваня, сделай чай, – Василиса посмотрела в сторону сороки, которая повиновалась не сразу, предпочтя сначала недовольно покряхтеть. – Прошу прощения, он не любит других мужчин в доме, ревнует меня.
Безымянный не ответил, а лишь с удивлением наблюдал, как сорока сорвалась со своей жёрдочки, описала два круга по периметру избушки, подхватила массивным клювом пустое ведро из-под стола и вылетела в открытую дверь. Действительно, в этом мире его ждало ещё великое множество секретов. Он понял, что улыбается, причём от уха до уха, а взгляд Василисы ни на секунду от него не отрывается: она определённо его изучала, внимательно и методично. С ней нужно быть как открытым и дружелюбным, так и осторожным.
– Я хотел бы знать твоё мнение, – проговорил он. – Раз мне повезло встретить тебя на своём пути, то я просто обязан прислушаться к твоему совету.
– Прислушаться ты сможешь, – немедленно ответила Василиса, – но вот послушаться его ты вряд ли сможешь. Кем бы ни были стёршие твою память люди, они не стали посылать бы тебя на убийство Сына Бога без определённых гарантий. Железная цепь событий уже куётся, и что бы ты ни делал – ты достигнешь того конца, который был ими предрешён. По-другому просто и быть не может: теперь твой разум работает так, что ты не сможешь принять никакого иного решения, кроме того, что приведёт тебя к нему. Ты можешь уже сегодня удалиться в скит и жить вместе с юродивыми в собственноручно вырытых ямах во славу Мокоши, но ты всё равно встретишь Сына Бога. Этого не избежать. По крайней мере, я так думаю.
– Но всё же? – он улыбнулся и понял, что она хочет ответить ему, но намерено держит серьёзное выражение лица. – Что ты думаешь?
– Мне сложно ответить на этот вопрос, пусть я сама его и задала, – она опустила голову и задумалась. – Сын Бога правит давно и привнёс много света в этот мир: древние верования варваров может ещё и живы, но он дал нам веру в единство небесных светил и искоренил такие рудименты прошлого как жертвоприношения, инициации и культы. Более того, он привнёс в наш мир механику, физику и алхимию. Если ты не понял, то я ведунья, которая повелевает стихиями и окружающими нас аурами бытия, но даже я готова признать, что моя сила слишком хаотична и, скажем так, эгоистична. Механика же доступна всем – даже простым крестьянам без каких-либо талантов: она искоренила голод, а их рабский труд облегчился в разы. И это лишь один пример.
– Но? – Безымянный снова поймал на себе озадаченный взгляд Василисы. – Всегда есть но.
– Но… – эхом отозвалась она, – есть причина, почему я обитаю среди водного народа, который живёт в разы хуже даже самой бедной деревни Большой Земли. Водяные не интересуют Сына Бога, а вот люди… да.
– Что ты имеешь в виду?
– Каждый год в каждое людское поселение приходят воины Сына и забирают Живую Дань – по одному младенцу за каждый десяток из родившихся за прошлый год.
Воцарилось молчание, которое прервалось шумным появлением сороки Вани – тот тащил в клюве уже наполненное водой ведро, которое постоянно расплёскивалось и оставляло на полу лужи блестящей жидкости.
– Спасибо, Ваня, дальше я сама, – Василиса улыбнулась сороке, которая оставила ведро на полу около стола и определённо ждала какой-то похвалы. Однако ведунья сразу забыла про свою птицу и та, с типичным для неё ворчанием, вернулась на жёрдочку, как видимо, питая ещё больше неприязни к незваному визитёру.
Сама же Василиса занялась самоваром, сначала залив в него кристально чистую и пахнущую свежестью воду, а потом закинув в камеру сгорания несколько лучин, которые обнаружились в ящике под столом. Огонь появился прямо из её пальца, и Безымянный снова понял, что его задание будет очень и очень непростым: да, его неведение может и делало его идеальным убийцей, но сохранённые ему знания настолько неполны, что он совершенно не готов к опасностям Третьего Мира. Если Василиса может сотворить огонь прямо из воздуха, то на что могут быть способны другие ведуны, маги и чародеи? А ведь Сына Бога должен охранять целый легион таких.
– Что он делает с младенцами? – хрипло спросил Безымянный.
– Не знаю, – услышал он ответ. – Никто не знает. Убивает, пьёт кровь, купается в потрохах… а может экспериментирует на них или растит и наполняет свою армию? Неизвестно. Зато мне точно известно, что происходит с теми поселениями, которые отказываются от Живой Дани и жалеют своих детей. Последний раз такое случилось десять лет назад, когда жители Лады убили двух пришедших к ним солдат Сына и спрятали их тела в подполе одного из амбаров. Освежёванные тела каждого из жителей Лады украшали весь путь до столицы Третьего Мира, Радограда – каждый километр путника встречало дёргающееся в конвульсиях тело бунтовщика, будь то женщина, мужчина или даже ребёнок. Магия Сына Бога не давала им умереть и заставляла переживать каждую секунду боли и страдания: их оголённые мышцы изнывали под дождём, корчились в муках во время беспощадного града и служили хорошей пищей для насекомых и членистоногих.
– И ты всё ещё считаешь, что он недостоин смерти? – Безымянный был в тотальным ужасе, настолько ясно он представил себе описанную Василисой картину.
– Любое государство держится на страхе, – ответила ведунья. – До Сына Бога князья и цари древних государств постоянно воевали друг с другом, собирали дружины и рати и методично выжигали одну деревню за другой. Просто так, без повода – просто потому что не знали иного способа заставить людей уважать их. Сын Бога же лишь наказывает – он никогда не причиняет никому зла без повода.
– Ты ведь сама говорила о младенцах! – возмущённо рыкнул Безымянный, чем вызвал новый виток интереса у Василисы. – Разве это не зло?! Разве ты бы отдала своё новорожденное дитя?!
– Не отдала, – отозвалась ведунья. – Не отдала. А поэтому перебралась сюда, вопреки тому, что его отец является одними самых могущественных князей Третьего Мира, а мои свершения известны каждой живой душе. Мстислав рос здоровым и крепким мальчиком, такой доброты я не видела ни разу за всю свою жизнь. Я любила его всем своим сердцем и каждую ночь проводила в молитве за его благополучие. Но… – она осеклась. – Но он… он… его больше нет. И я ничего не могла поделать. Я… я отпустила его на охоту с… с водяными. Впервые я оторвала его от себя… И я… я почувствовала, что с ним что-то не в порядке, я даже из этой самой хижины чувствовала, как он захлёбывается и задыхается. Ты бы знал, Безымянный, как быстро я бежала, как порхала я по кочкам болота… но когда я нырнула за ним в злачную воду и обняла его тело там, чуть ли не на самом дне болота… тогда я поняла, что опоздала. Я увезла его от Сына Бога, но… убила сама.
Безымянный даже примерно не представлял, как нужно вести себя в подобных ситуациях – поведение Василисы и без того казалось ему странным и противоречивым, а теперь он и вовсе растерялся сверх всякой меры. Вода в самоваре уже достаточно разогрелась, но сама идея чаепития теперь казалась ему просто абсурдной. Притих даже Ваня, который прекратил ворчать и теперь притворялся то ли скорбящим, то ли просто спящим.
– Я… – Безымянный осёкся. – Я соболезную.
– Не стоит, – глухо ответила Василиса. – Я уже пережила это. Я справилась со своими эмоциями и приняла решение жить дальше. Жалею я лишь об одном: если бы однажды я не отдала свои силы, то… хотя, прости, это не важно. Важно, была ли я права, когда бежала от Живой Дани? Ведь солдаты ещё не указали на моего сына, и они вполне могли выбрать кого-то иного – в моём городе за тот год родилось много детей. Однако я поверила в худшее и решила обезопасить своего ребёнка. Результат известен тебе самому. Теперь подумай, как я могу относиться к смерти Сына Бога? Всё противоречиво.
Снова молчание. Безымянный понял, что сидеть дальше не имеет никакого смысла – он лишь выслушает очередную лекцию, а новой информации так и не получит. Он встал на ноги и неуверенно кивнул ведунье, которая не спускала с него глаз.
– Путь до Сына Бога долог, – проговорила Василиса. – Ты должен пройти его не спеша. Ты должен пообщаться с людьми, с жителями леса, вод и холмов; ты должен услышать их мнение и понять их; ты должен решить для себя, что тебе делать, когда ты станешь перед Сыном Бога, и до свершения твоей судьбы останется лишь шаг. Пойми одно: любая власть порочна, и никто не может гарантировать, что вслед за смертью этого тирана на смену ему не придёт другой, ещё более кровожадный.
– Ты сама говорила, что у меня нет выбора, – Безымянный не терял времени даром, и уже перекинул за плечо свой мешок, где ото сна очнулся живой язык и тут же захлюпал, будто ещё исступлённее, чем раньше.
– Сейчас нет, – как ни в чём не бывало, ответила Василиса, – но будет, когда твой путь закончится. По крайней мере, я так думаю, а, поверь мне, я редко ошибаюсь, – она помолчала, наблюдая, как Безымянный отходит к двери. – Ты должен его съесть.
– Кого? – он встал как вкопанный и подозрительно посмотрел на Василису: у неё точно были не все дома.
– Уж не Сына Бога, это точно, – она улыбнулась. – Немой Язык. Ты должен его съесть.
Безымянный распахнул глаза так, что невольно почувствовал, как они вылезают из орбит, развернулся и снова сел за стол.
– В смысле, съесть? Это какая-то шутка?
– Безымянный, – серьёзно проговорила Василиса, – ты должен научиться принимать помощь, когда её тебе дают. Давай я сделаю чай, чтобы тебе было чем запить.
Ведунья встала, прошла к исписанному красками шкапу, распахнула его дверцы и достала оттуда потёртую железную банку – как видимо, с чаем. Странное дело, но стоило Безымянному посмотреть на шкап, а его очень уж интересовало, что прятала в нём Василиса, как его взгляд будто замылился, а из уголков глаз буквально полились слёзы.
– Не думай даже, – спокойно сказала ведунья. – Содержимое этого шкафа не для непосвящённых. И уж тем более для твоего пустого разума.
Он лишь хмыкнул и посетовал про себя, что его спасителем стала женщина, которая обладает такими непонятными магическими силами. Уж лучше бы она была простым воином или крестьянкой. Василиса же тем временем «колдовала» над глиняным заварочным чайником, как видимо, соблюдая все правила заваривания настоящего чая. Через несколько минут перед Безымянным дымилась чашка с пряным и согревающим ароматом, а Василиса ставила на стол ещё одну тарелку с баранками и сушками. «И откуда она всё это берёт? – подумалось ему.
– Как я говорила, – как ни в чём не бывало продолжила Василиса, аппетитно потягивая чай из своей кружки и шумно выдыхая, – это – Немой Язык. Он знает все языки Третьего Мира и позволит тебе получить свои знания: стоит лишь его съесть.
– Ты лазила в мой мешок?
– Конечно. А что мне оставалось делать? Ко мне в избу вламываются воины водного народа, тащат твоё обмякшее тело, называя тебя порождением Мёртвых Вод, и что-то несут про убийство Сына Бога. Ты должен понять мою осторожность.
Безымянный лишь хмыкнул и сделал большой и обжигающий глоток чая, который тут же согрел всё тело и влил силы в каждый его мускул – небось, и здесь без магии не обошлось. Затем он достал из мешка злополучную банку и поставил её на стол – язык продолжал подпрыгивать на месте, будто привлекая к себе внимание.
– Могу сказать одно, – прокомментировала Василиса, – тот, кто стёр тебе память, является очень влиятельной персоной. Такие артефакты в каждой деревне не валяются. Я бы и сама мечтала обладать таким. Так что либо ешь его, либо отдавай мне – как дар за твоё спасение.
Безымянный серьёзно посмотрел на неё, потянулся за банкой и взял её в свои большие и грубоватые руки. Крышка снялась легко, и ему в нос тут же ударил противный запах гниения и застоялого воздуха. Двумя пальцами он выловил дёргающийся язык, достал его на свет и внимательно оглядел: он был почти целиком покрыт крупными пупырышками, а вены проступали так отчётливо, что казалось, что они вот-вот лопнут и расплескают по столу тягучую полумёртвую кровь. Он бросил ещё один взгляд на Василису, шумно выдохнул и сунул чужеродный и чересчур подвижный орган речи себе в рот.
Ещё через несколько секунд он валялся на полу, держась за горло и пытаясь остановить кошмарную тошноту, которая накрыла его с ног до головы. Но это ещё было не самое страшное – по всему телу растекался нестерпимый жар, будто по каждой вене пробегали потоки раскалённой магмы; его же голова готова была взорваться от титанического напряжения. Слова, фразы, словосочетания, понятия, акценты, жаргоны, расхожие выражения, метафоры, синонимы, антонимы – они наводняли разум, бегали перед глазами, пронзали мозг остро наточенными кинжалами и не оставляли камня на камне от сознания. Он снова проваливался в небытие и ничего не мог с этим поделать…
