Kitabı oku: «Проводница», sayfa 4

Глава 9

Наконец то, хоть одно приключение закончилось для Тани, как никогда, хорошо. Иннокентий не проснулся до самой Калиновки и никто из пассажиров так и не прознал по то, что с ними в вагоне настоящий, правда, в дупель пьяный, козёл ехал.

Она душевно попрощалась на перроне с Иваном. Вроде бы, парень совсем не в её вкусе – простоват, что ли, а вот тронул чем-то сердце девичье. Хотя, Таня даже под пытками, даже самой себе сейчас не призналась бы в этом.

«Дедушка» был бережно вынесен из вагона на сильных Ваниных руках. И, пока Ваня с Таней стояли друг возле друга на перроне, уже проснувшийся и протрезвевший Иннокентий деликатно предпочёл не афишировать это, а мирно закрыв глазки, терпеливо покачивался в нежных объятиях Ивана. Именно этот большой и неудобный тулупно-валенковый куль и помешал Ване обнять и прижать к себе Таню. Чего тут скрывать, ему тоже очень понравилась эта взбалмошная фиолетово-расфуфыренная городская девица, раскрашенная под хохлому.

– До свидания! Ваня! – Таня говорила эти слова и сама в них не верила.

Ну, вот где и когда может свести их судьба? Нет, это очень маловероятно и вообще невозможно. Уговаривала себя Татьяна.

– До скорой встречи, Таня! – А вот Иван, напротив, был свято убеждён в их скором свидании, но не хотел говорить Тане об этом прежде времени.

По крайней мере, Тане так показалось, ну, хорошо, очень-очень сильно захотелось. Мечтать ведь не вредно?

Поезд повёз Танюшу домой. Только это обстоятельство – скорая встреча с родными, немного отвлекала Таню от тихой грусти, накатившей на неё, после расставания с Ваней.

Предательская слезинка упала с густо накрашенных Танюшиных ресничек и растеклась чёрным пятнышком на столе в служебном купе. Что-то громыхнуло в коридоре и отвлекло на секундочку её внимание. А когда она снова поглядела на стол – на нём лежала самая любимая Танина конфета – «Белочка», такая, шоколадная с молотыми орешками внутри, в зелёном фантике с изображением рыжей пушистохвостой белочки. Эти конфетки в нашем городе тоже были в страшном дефиците и, оттого, казались самыми вкусными на земле. Жаль, что Тане в Москве так и не удалось их прикупить.

Счастливая улыбка озарила заплаканное личико влюблённой проводницы.

Да! Танюша впервые в жизни влюбилась, по-настоящему, до безумия! Вот так вот!

И, кто-то очень добрый позаботился о ней в минуту её горя, вот и опять засияло солнышко для Танюши!

Ахромеев, пришла к ней спасительная мысль! Ну, конечно же. Раз он говорит, что Иван его друг, то он, конечно же, знает, где его искать в этой Калиновке. Таня обязательно напишет ему письмо. Не такое откровенное, как другая Татьяна – Ларина Онегину написала, но тоже очень душевное, чтобы он понял, что небезразличен ей.

Дорогой читатель! Когда кто-то затевает писать рассказ про девяностые годы, он не может в начале каждой главы писать: «А сотовых телефонов в ту пору ещё не было». Как просто сейчас влюблённым, которые в разлуке! Связался со своей половинкой по смартфону и всё! Вроде бы и не расставались совсем.

Мы же тогда писали письма и открытки родным и любимым. А при особой надобности, отправляли телеграммы или заказывали междугородние звонки на телеграфе. Поэтому, очень ценили время, проведённое вместе. Да мы и по сей день остались такие же. Личные встречи предпочитаем виртуальному общению. Нам и сейчас, спустя столько лет, проведённых вместе, есть что сказать друг другу!

Глава 10

Вот и показались за окнами вагона первые дома Таниного города. Пассажиры уже сдали бельё проводникам, переоделись и сидят на полках, ждут прибытия поезда. Таню, занятую пересчётом полотенец, и от того серьёзную и крайне сосредоточенную, отвлекло чьё-то деликатное покашливание. Она оглянулась, Ахромеев! Как он успел подкрасться к ней незаметно? Или она теряет хватку? Расслабилась от любовных переживаний, разнюнилась…

– Таня! Я, конечно, знаю, что все Ёлкины придут тебя встречать в полном составе. Ты ж всю Москву для них скупила. – Ахромеев, как всегда, не преминул съязвить насчёт страсти всего её семейства к покупкам. – Но мне надо с тобой очень серьёзно поговорить. Так что, постарайся вагон на полчаса раньше положенного времени сдать уборочной бригаде, и приходи ко мне в штаб, потолкуем.

Лёгкий скрип опять раздался за Таниной спиной, но она даже не оглянулась, привыкла уже к этому. А вот Ахромеев дольше обычного задержал свой взгляд на пустой стене служебки и, как бы нехотя, произнёс.

– Ложечку можешь оставить себе. Она теперь твоя по праву.

Повернулся и ушёл дальше по составу.

Ха! Разрешил он ложку себе оставить! Как будто бы Таня её хоть кому-нибудь добровольно отдала! Не дождётесь! За утерю ложки, конечно, придётся заплатить, но они теперь с ней неразлучны навек.

Родной город встретил Таню моросящим дождиком. Перрон был умыт и свеж. Доехали! Ура! Её первый в жизни рейс наконец-то окончен. Пассажиры со словами искренней благодарности покидали одиннадцатый вагон и, как всегда, спешно разбегались кто куда.

А, между тем, из этого путешествия домой вернулась уже совсем другая Таня Ёлкина. Эта Таня уже не та беспечная студентка, беззаботно порхающая по жизни фиолетовым мотыльком. Сейчас она – прошедшая непростые, даже для взрослого человека, испытания на прочность, смелость, находчивость и человечность – повзрослевшая и очень влюблённая девушка.

Таня закрыла дверь в вагон. Состав утянули в отстойник. Она по-быстрому подготовила его к сдаче, но не забыла главного. Низко, до самого пола, Татьяна поклонилась и произнесла: «Вагон-дружок, мы делили пирожок. Ты довёз нас хорошо! Низкий мой тебе поклон. Спасибо, дорогой вагон!". Угощения от Тани снова исчезли в недрах шкафчика, а на столике появилась ещё одна конфета «Белочка».

Эта конфета и доконала Танину решимость не рыдать. Разревелась, как девчонка сопливая! Со всхлипами, стонами и подвываниями. С размазыванием только что тщательно нанесённого макияжа по всему лицу… Ну вот, поревела и, вроде бы, отпускать стала понемногу Таню грусть-тоска из-за скорого расставания с вагоном.

Она на прощание нежно погладила свой вагон по полке. Вышла из служебки и подписала акт приёма-передачи подошедшему бригадиру уборщиков.

С большим трудом Таня взгромоздила все свои многочисленные московские трофеи на свои плечи и пошла к штабному вагону. Узнавать у Ахромеева свою дальнейшую судьбу.

Глава 11

Василий Васильевич уже ждал её. Он раз и навсегда понял – Таня теперь крайне пунктуальная девушка. Она, почему-то, на уровне подсознания, возненавидела опоздания. И часики на её руке из просто красивой и блестящей безделушки превратились в крайне необходимый и полезный атрибут, даже опередив по своей значимости, в шкале танинных ценностей, лосины!

Ахромеев помог Танюше с затаскиванием вещей в своё купе начальника поезда. Когда с этим было покончено, он усадил Таню напротив себя, запер купе изнутри на защёлку, при этом сделал ещё пару непонятных пассов руками, и поудобнее устроился на полке. Было видно, что ему нелегко начать этот разговор с Татьяной, но он, вздохнул поглубже, и начал издалека.

– Танюша. Вот ты отъездила свой первый рейс. И, я вижу, в тебе многое поменялось, в лучшую, надо заметить, сторону. Дорога, она такая. Она людей как бы выводит начистоту. В пути всегда становится видней – кто хороший человек. А кто так, пришей-пристебай.

Таня внимательно слушала его, согласно кивала, но пока не понимала, к чему он клонит. А Василий Васильевич, тем временем, продолжал философствовать.

– Мы все с каждым рейсом становимся чуточку другими. Другими людьми или не… гм… не совсем людьми, что ли…

Ага! Подумала Таня. Ахромеев, наконец-то, подобрался к тому главному, что он собирался ей сказать.

– Ты, Таня, замечала ли в пути, что тебе попадаются очень необычные… пассажиры?

Танюша согласно закивала ему в ответ головой.

– Нет! Нет! Я сейчас не про Ивана и его друга козла Иннокентия говорю…

Оп-па! Влипла! Откуда он узнал про козла? И почему не ругается, а совсем наоборот? Вроде, как Ахромеев даже доволен, её проступком? Пронеслось у Тани в голове. Но она усилием воли заставила себя дослушать разволновавшегося не на шутку начальника.

– Ну как тебя ещё спросить? Замечала ли ты, что в поезде, на перронах и вокзалах есть не только люди, а иные, гм… сказочные, так скажем, существа?

Ахромеев достал платок и утёр им свою обильно вспотевшую лысину. Было видно, как тяжело дались ему эти последние слова про сказку. Потому что, по выражению Таниного лица, было совершенно не понятно: согласна ли она с ним или же считает сумасшедшим? И только запертая дверь и капли последнего уважения к нему, как к начальнику поезда, мешают ей сорваться и побежать отсюда куда подальше с криками о помощи!

– Ну, что же ты молчишь? Отвечай, Татьяна! – Его глаза просто умоляли её ответить хоть что-нибудь…

Таня достала заветную ложечку из кармана своего пиджака, сжала её в ладони, по сложившейся уже у них с Ахромеевым традиции, глубоко вздохнула, и…

Глава 12

– Тридцать шестая форма – все черти! Пирожками на перронах торгуют только бабки-ёжки, ведьмы при Московских рынках челночат, в вагоне-ресторане вурдалаки прописались, в тринадцатом вагоне всю дорогу лешие колдырили, а в моём, одиннадцатом – домовой обитает!

Выдохнула-отбарабанила за одну секунду Таня то, что так давно распирало её изнутри, просто сжигало, а поделиться не с кем!

– Вагонный, – автоматически поправил её Ахромеев, – не домовой, а Вагонный.

Уф! Татьяну и Ахромеева, наконец-то отпустило! И они истерично, с повизгиваниями, захохотали в голос! Отхохотавшись, и вытерев выступившие слёзы, Таня и Василий Васильевич, наконец-то смогли по-настоящему, без боязни быть принятыми за придурков, откровенно поговорить друг с другом.

– Пойми, Татьяна! Ты, хоть и человек, но у тебя, дар особый имеется: видеть Нас всех такими, какие мы есть на самом деле! – Горячо заговорил Ахромеев.

– Вас? – Таня от удивления чуть не свалилась с полки. – Вы, вы тоже? Из этих? Из сказки?

Чего-чего, но такого даже в страшном сне Таня вообразить себе не могла! Ахромеев – сказочный персонаж!

– Ёлкина! – Бас Ахромеева опять заставил звенеть стекла в купе. – Я думал, ты умная девушка и уже давно поняла, что я про сказку тебе обмолвился, чтобы поближе к твоему образу мышления выразиться! Сказки нет, и не было никогда! Мы просто уже очень, очень давно живём на этой земле, и появились здесь, гораздо раньше вас, людей. Это вы для Нас – пришлые. Поэтому, – Василий Васильевич, немного успокоился и стал говорить чуточку тише, – для простоты понимания, мы используем обозначения: Ваши и Наши. Мы своих всегда видим, а вот вы, люди Наших, только изредка, и то, только потому, что это кому-то из Наших это, зачем-то, надо. Или, есть ещё вот такие уникумы, как вы – Ёлкины, которые видят Наших, но уже помимо нашего желания.

Танины мысли заскакали, как бешеные лошадки в чехарде! Ваши, Наши, Ёлкины-ясновидцы! Сколько всего свалилось на её бедную головушку! Столько всего спросить надо, узнать. А времени до прихода родителей осталось так мало.

– И Ваня из Ваших? – Спросила она Ахромеева о главном и единственном, что её сейчас беспокоило. – Ваня из Вааших?!! Отвечайте!

– Наш, конечно же, Наш. – После недолгих раздумий вымолвил Ахромеев. – Вы, люди, его Иваном-дураком величаете.

Мир вокруг Тани обрушился и превратился в безнадёжную и непроглядную тьму. Сил не осталось ни на что. Она просто тупо уставилась в стену, не готовая воспринимать более ничего волшебного. Хватит! Жизнь ей без Вани не мила, а вместе они быть не могут, потому как они из разных миров. Ваши и Наши! Да чёрт бы вас всех побрал, с этой дебильной дифференциацией!

–… но мы хоть и по сути своей разные, – бормотание Ахромеева донеслось до Таниного сознания глухо, как будто, через вату, – но быть вместе, любить, детишек рожать, нам с вами ничего не мешает. Так сказать… гм… в биологическом плане, что ли…

Летнее солнышко просто залило своим нестерпимым светом Ахромеевское купе! Тучи на небе рассеялись, как по-волшебству! Жизнь вновь вернулась к Тане и засияла всеми своими самыми яркими красками, такими, какие бывают у нас, у людей, только в двадцать лет! Ах! Молодость, молодость!

– Я, между прочим, – как бы не замечая того, что сейчас происходило с Танюшей, продолжал Ахромеев, – и сам из Вагонных. Начинал работать на дороге когда-то давным-давно в твоём одиннадцатом вагоне, а потом, со временем, дослужился, дорос до Поездного. Михалыч, тот тоже был Поездным, когда я в Вагонных ещё бегал, а потом отошёл от руководства, подустал, говорит, малость. Но, захотел при мне ПЭМом остаться, чтобы к нашему с ним родному одиннадцатому вагону быть поближе. Мы же вместе с твоим отцом в этом вагоне работали, а Михалыч, с дедом твоим – Анатолием на нём же ездили.

Таня слушала, открыв рот от изумления. Вот оно как! А родители ни словечком не обмолвились ей об этом. Хотя! Она тоже бы никому о таком не рассказала. Не поверит же никто!

– А теперь ты – Татьяна Александровна Ёлкина – полноправная Хозяйка одиннадцатого вагона. Он тебя сам выбрал и ключ заветный свой передал.

– Ложка! Ложка моя бесценная-драгоценная и есть ключ от вагона? – Встрепенулась Таня, потрясая кулачком с накрепко зажатой в нём ложкой (она так и была у неё в руке весь этот разговор). – А вот Вагонного я там что-то не видела. Или, я не всех Ваших вижу?

– И, да и нет, – загадочно ответил ей Ахромеев, – ты и правда, пока можешь не всех Наших видеть-развидеть, но это совсем скоро пройдёт, через недельку, думаю, ты уже Наших всех будешь видеть и различать. А вот, с Вагонным твоим, Гаврилой, посложнее, будет. Тут ведь как – если вагон тебя признал и ключ отдал – ты, значит, Хозяйка, но только вагону стала, а не Вагонному. А вот как только ты его увидишь… гм… в материальном обличье, что-ли… Вот тогда – ты и станешь полноправной Хозяйкой одиннадцатого вагона.

Таня задумчиво достала из кармана не съеденную прощальную конфету «Белочка» и показала Ахромееву.

– Ух, ты! Догадалась, значит! Молодец, девка! – Одобрительно загудел Поездной. – А я, старый, по началу, засомневался в тебе очень. Уж больно ты дерзкая и своенравная: лосины эти дурацкие и начёс… Даже парочку испытаний для тебя приготовил, позаковыристей! Да только, ты прошла их все… блестяще!

– Испытания, говорите, – Таня сделала хитрую мордочку и начала загибать пальцы, перечисляя свои мытарства в этом рейсе, – ложка, фонарь, дембеля, братки-самоубийцы, козёл-алкоголик, любовь до гроба дураки оба…

– Нет! Нет! Про любовь до гроба это не моё! – Протестующее замахал на неё обеими руками Ахромеев. – Это вы сам с Ваней вдвоём учудили, без моего участия!

Вот как! Ваня, значит, тоже… Нет! Нет! Глупое сердце, не бейся! Щёки Тани вспыхнули жарче пожара в джунглях в час ночной! Чтобы отвлечь Ахромеева от этого, она выпалила ему главную свою догадку:

– Гаврила, Вагонный мой, небось, рыжий, лохматый и в зелёной форме? – Торжествующе припечатала Танечка.

– Да! Именно такой он и есть из себя! Ты что, видела его, ненароком? – Ахромеев сощурил глаза, пытаясь выведать у Тани правду.

Но Таня сделала каменное лицо. Не будет ему ничего она отвечать, пусть помучается-погадает, как Танюша на его испытаниях.

Ну, а вам-то, мои дорогие читатели, сказать можно. Разгадка простая – фантик от конфеты «Белочка». Если вы помните, как он выглядит, то и обо всём остальном вам догадаться будет нетрудно.

Глава 13

Вот она и дома! Таня блаженно растянулась на своей кровати.

В голове Тани, как в калейдоскопе, промелькнули, крайне приятные её сердцу, воспоминания последних дней.

Вот – Ахромеев рассказывает ей, что вагон, хоть и одиннадцатый, но перецепят его, от греха подальше, в хвост поезда. Они вместе с Михалычем поколдуют над ним малость, и люди совсем перестанут его замечать. И будут в нём теперь с Таней в столицу и обратно ездить только их… ихние, тьфу ты, какое слово неудобное, надо что-то самой вместо этих Ваши-Наши придумать, ну, пусть будут… «Другие» пассажиры.

Вот – Таня ему отвечает, что это всё вышеперечисленное, конечно хорошо, но у неё есть и свои требования к Ахромееву. Чаю, пусть ей в два раза больше нормы выдают, а так же ремонт в вагоне не мешало бы сделать. Дырки в полу, неудобно же перед Другими.

Вот – Ахромеев ей в ответ хитро смеётся и говорит. Что одиннадцатый вагон, на самом деле, очень красивый и роскошный изнутри. Он даже чем-то похож на пульмановский вагон, в таких ещё в царской России аристократов возили. Те же зеркала, бронза, ковры, красное дерево и обивка из малинового бархата. Только начинка в нём современная, электрический титан, кондиционер и, даже маленький холодильничек имеется. И, отвечая на её ошарашенный взгляд, пояснил. Это уже он сам Ахромеев придумал, для пущего запугивания Тани, для её первой поездки, вагон таким пугалом нарядить. Но теперь то, он понимает, что погорячился и попросил у Тани извинения. Конечно, радостная Татьяна извинила его, в обмен на адресок Ваниного дедушки в Калиновке.

Вот – Ахромеев и Таня, счастливые и довольные тем, что, наконец-то, смогли поговорить друг с другом начистоту, выходят из штабного вагона и вместе попадают в тёплые объятия Ёлкинской родни. Таня машет над головой заветной ложечкой и, те из них, кто в теме, радостно поздравляют Таню.

Вот – Ёлкины с многочисленными Таниными покупками идут через двор к себе домой и, уже сестра Ира, одетая в бусы из рулонов туалетной бумаги, ловит на себе по-прежнему завистливые взгляды соседей.

Вот – Таня, с замиранием сердца, преподносит любимой сестрёнке, купленные специально для неё маленькие чёрные лосины. Радость от обретения первых лосин переполняет Иринку, и она даже уходит спать, не снимая обновы.

Вот – они все сидят, как заговорщики, в крохотной Ёлкинской кухне, и слушают Танин рассказ о первом рейсе. Гордый папа уговаривает испуганную маму не тревожиться за Таню и предстоящие ей путешествия с Другими, а порадоваться вместе за то, что Таня унаследовала дар Ёлкиных и, Бог даст, передаст по наследству его своим с Ваней деткам, если они людьми окажутся. Про детей и Ивана – целиком и полностью папина фантазия. Таня ничего такого никому из них не говорила. Но они же, как-никак, двадцать лет её знают. Догадались сами, по глазам, сияющим от влюблённости, и по щекам, алеющим при каждом её упоминании об Иване.

Вот – Таня пишет письмо Ване (да сама первая, как Татьяна Ларина, и что?). Но в любви своей, конечно не признаётся, а так, намекает, слегка, что тоже очень ждёт от него весточки в ответ. Иннокентию, опять же горячий привет от Тани. И отправляет письмецо в Калиновку на улицу Тепличную, дедушке Степану Ивановичу Иванову (для Ивана Ивановича Иванова внука его). Кстати, Ахромеев проговорился, что дедушка у Вани – тот самый дядя Стёпа из стихотворения. Только поэт фамилию ему поменял, чтоб не узнал его никто. А так, всё верно про него в стихах написано: великан, во флоте служил и в милиции, герой, в общем. А сам Иван недавно отслужил в армии, и теперь, правда, уже заочно, будет продолжать учиться в институте на строительном факультете и работать прорабом в СМУ, которые, и институт и СМУ, к неописуемой радости Татьяны, находятся тоже в нашем городе.

Вот – и все прекрасные воспоминания из Танюшиного калейдоскопа.