Kitabı oku: «Когда заговорили пушки», sayfa 2
«Бах, Бах, Бах!» – нестройно выпалило не меньше роты, уж в этом Карл разбирался изрядно.
– Заходи! – воскликнул король, – что случилось, откуда взрыв и, кто стреляет?
Край парусины тотчас откинулся. Заглянувший в королевскую опочивальню придворный, в руке яркая мастерградская лампа. Сизобритое лицо перекошено от испуга. За ним вестовой – телохранитель, ростом под самый верх палатки, из роты, которую готовил еще давний перебежчик из Mastergrad. Что именно произошло придворный знал не больше своего короля. С помощью камердинера Карл быстро натянул вычищенные ботфорты и темно-зеленый сюртук, на котором в нескольких местах виднелись заштопанные следы от попаданий пуль и ядерных осколков.
Спокойным шагом, сдерживая нетерпеливый блеск глаз он вышел из палатки. Сущий ад. Испуганные крики, команды офицеров, разрозненные выстрелы слились в чудовищную какофонию войскового лагеря, на который неожиданно напал враг. Люди мечутся между палатками в неверном свете факелов. Тьму лишь слегка развеивает полная луна на безоблачном, усыпанном звездами небе, между которыми суетливо шарят световые столбы прожекторов, да жадно пылающие огни в кабельтове от берега. В ярких и кровавых сполохах пожаров видно, как матросы на кораблях-неудачниках бегом тащат тяжелые лари, мелькают лопаты, бросающие песок на пылающие палубы. Вот один из прожекторов зацепился за диковинную птицу, повел ее, уже более не выпуская. Да это вновь мастерградский воздушный корабль!
Карл закипел от негодования. Царь Петр трус, бесчестный трус! Проклятый московит! Он боится открытой встречи со шведской мощью! Вместо того чтобы встретится в честной битве, царь Петр использует нечестные способы: воздушные корабли Mastergrad. Карл по-королевски проигнорировал тот факт, что сам использовал в сражении при деревне Клишове воздушные аппараты. Уста юного короля изрекли такое выражение, какое он не должен был знать. Неслышно подошедший адмирала Ватранг довольно крякнул.
– Залпом пли! – откуда-то издали послышался смутно знакомый королю голос.
«Бах, Бах, Бах!» – донес ветер звуки недружных выстрелов.
Вскоре воздушный хищник повернул в сторону открытого моря и скрылся в ночном мраке. До утра лагерь так и не заснул, разбирались в ущербе, нанесенном коварным противником. Худшие опасения Карла Двенадцатого о взрыве пороховых складов, к счастью, не сбылись, но ночной налет обошелся шведам потерей еще четырех кораблей и что особенно досадно, сгорел новейший линейный корабль первого класса Enigheten, на котором он прибыл на этот негостеприимный берег. Весь день Карл ходил мрачный. Угнетали не только потери, короткий сон на походной постели не принес ни облегчения, ни отдыха. Он разбил всех врагов, но вместо того, чтобы наслаждаться плодами шведской победы он был вынужден гоняться за голодными саксонскими фузилерами и пьяными польскими гусарами от Варшавы до Дрездена, а теперь еще придется учить проклятых московитов! Ну что же, он готов! Не зря всю зиму батальоны готовились к войне с применением оружия пришельцев из будущего. Записки о военном деле, оставшиеся от беглеца из Mastergrad, Чумного, очень пригодились. Верные каролинеры научились воевать по-новому. Король Август, потеряв пушки и знамена, погиб в битве, теперь очередь царя Петра!
Следующая ночь прошла беспокойно, но слава богу обошлось без бомбежек. Лишь в отдалении напоминанием о русских кружил издали похожий на птицу воздушный корабль. Утром длинная колонна шведских батальонов выступила в сторону захваченной русскими Риги. Сухая пыль вилась над утоптанной тысячами ног проселочной дороге. Гордо реяли над треуголками каролинеров белые с разноцветной каймой полковые стяги. Карл Двенадцатый двигался на любимом Нептуне в окружении верных телохранителей из «особой» роты. Покрасневшие от недосыпа глаза, упрямо сжатые узкие губы – все выражало недовольство и злость. Еще ни один его поход не начинался так скверно и с такими потерями, но ничего он спросит за все!
Днем раньше. Вопреки расчетам Карл Двенадцатый сумел отбиться от воздушного нападения и высадить в нескольких днях пути от Риги армию: десять тысяч пехотинцев и тысячу драгун. Сила немалая и грозная. Войско у шведов всей Европой почитаемо как одно из лучших в мире и возглавляется полководцем, уже разгромившим три немалые державы. Есть от чего призадуматься. В Прибалтике русских войск намного больше, но они вынуждены контролировать огромные территории бывших шведских владений и в несколько дней русские смогут собрать ненамного большее количество.
Ночью прогремел мощный взрыв, разбудивший всю Ригу и слышимый далеко за ее пределами. Взлетел на воздух расположенный в пригороде мастерградский артиллерийский склад. Шестеро охранявших его измайловцев погибло, но самое главное у союзников Петра осталось всего по зарядному ящику на артиллерийский и минометный ствол (20-30 выстрелов) а мотодельтопланы лишились возможности пополнить запас зажигательных и осколочных бомб. У мастерградских стрелков осталось по четыре магазина да небольшой запас патронов россыпью у старшины. Пока еще непонятно, взрыв следствие нарушения техники безопасности или действия шведских диверсантов, но ясно одно, на ближайшие дни, пока не отзовут в Мастерград один из двух дирижаблей и не подвезут боеприпасы, союзники Петра выведены из строя. Заранее разработанные на случай наступления шведов планы пошли насмарку. Ситуация для русских войск в Прибалтике стала угрожающей.
В том же зале древнего замка, где зимой Петр праздновал взятие оплота шведского владычества в Прибалтике: Риги, за длинным столом, помнившим заздравные крики в честь славной виктории, собрался военный совет. Давно стемнело. Слуги занесли лампы, поставили по краям стола, где было не занято картой окрестностей Риги. Привычно пахнет сгоревшим керосином. За частыми стеклами окошек тревожная темнота, лишь мерцают вдалеке огоньки городских окраин, да с неба сурово наблюдают за смертными звезды. Зловещие тени метаются по залу, лампы на миг высвечивают то изогнутые аркой своды, то парсуны на стенах, то золото парадных костюмов фельдмаршалов, то до блеска натертые воском полы. За столом самые ближние: фельдмаршалы Головин, Шереметьев, мастерградский посол Петелин и царев любимец: Меньшиков. Незримый вопрос, как случилось, что в момент десанта шведов взорвался склад мастерградцев витает по залу. И еще один, как не допустить такого позорного поражения, как бывшее в истории попаданцев из будущего нарвское?
– А от взрыва того великого, все разбило и определить он от небрежения был или от диверсии вражеской, немочно… – Шереметьев развел руками, был печален, понимал, что за порядок в городе он ответственен и, царь спросит, ох спросит…
Петр в зеленом Преображенском кафтане, простоволосый, нескладно-длинный, густо побагровел, на лбу бешено надулась жилка, едва сдерживая гнев произнес:
– С твоим небрежением будем после разбираться, а сейчас решать нужно, дальше делать что?
Фельдмаршал открыл было рот, но еще раз взглянув на бешенное лицо Петра, захлопнул его и с оскорбленным видом надулся. Царь немного помолчал, успокаиваясь, повернулся к внимательно слушавшему Петелину:
– Как второй пилот?
– Сергей Михайлович?
Петр молча кивнул, уже привычно не обратив внимания на вначале шокирующий его обычай всех называть с отчеством. В московском царстве зваться с «вичем» было привилегией дворянства и высшей аристократии.
– Уже нормально, картечины из икр вытащили, через месяц опять летать сможет.
– Когда сможете подвести снаряды и патроны?
– Оба дирижабля сейчас на Дальнем Востоке, так что раньше, чем через неделю их ожидать не стоит…
Загорелое, обветренное, суровое лицо Петра незаметно дрогнуло и на короткое мгновение смягчилось, потом засопел простуженно. Хотя и весна, но ветрено, вчера пока испытывали первый построенный на рижской верфи корабль застудился. Хоть одно хорошее известие, но помощи от мастерградцев ждать не стоит. Он глянул на собравшихся: Шереметьев низко опустил голову, словно позор уже лег на старческие плечи, Петелин смотрит сконфуженно, Головин согласительно кивал, лишь верный Алексашка геройски подбоченился, – голова обвязана тряпкой, вчера гонялся за отрядом восставшей чухны во главе с помещиком. В сабельном поединке лично срубил немца хотя и заработал царапину. Авантюриста даже смерть не брала…
– Ну? – спросил царь наконец. – Что скажете, господа фельдмаршалы? Что делать будем? Пойдем навстречу Карлу или в осаду садится станем?
Петр застучал ногтями по столу, щека подергивалась.
– Я так думаю, – лениво произнес Головин, – армия у шведов преизрядная и сам Карл полководец не из последних. Вот наши союзники, – он бросил взгляд на непроницаемое лицо Петелина, – пытались забросать супостата гранатами и минами зажигательными и что? Сгорело малое число корабликов, но армию он все же высадил! А теперь они нам не помощники, пока припас не подвезут… – помедлив, добавил, – Надо в крепости ждать шведа. Подтянуть войска, подождать пока союзники припасы подвезут и тогда давать шведу баталию.
– В крепости хлеба совсем мало, без подвоза голодать станем. Швед перед тем как сдаться весь пожог, – покачав головой произнес Шереметьев, – Реки только-только вскрылись и подвести не успели. В осаде не высидим.
Петр, откинувшись, глядел остекленевшими глазами на доверенных помощников. Они молчали.
– Хлеб чтоб был… Сами виноваты, что по зиме мало подвезли. Ежели не хватит, спрошу. Вешать буду…, – сквозь зубы произнес царь.
Над столом повисло тягостное молчание, лишь муха с жужжанием вилась над лампой, опалив крылышки упала на стол.
Меньшиков кашлянул, привлекая к себе внимание, глаза наглые. Невместно сидеть фельдмаршалам с человеком низкого происхождения, но царь указом «Табель о рангах» еще зимой 1692 года повелел ценить человека не по происхождению, а по заслугам перед государством. Только доблестью на поле боя возможно выгрызть прочное положение в высшем обществе, милость царева слишком непостоянна. Водил он конные полки преизрядно и лихо, чем заслужил несмотря на младые годы и происхождение звание драгунского полковника. Приходилось терпеть.
– Садится в осаду смерти подобно, – в азарте размахивая рукой словно он ею врагов рубил, свирепым от негодования голосом произнес Меньшиков, – Сие предложение есть позор!
Головнин густо покраснел, но сдержался и произнес с иронией:
– Позор? Что же позорного в сидении в осаде?
– Трусость и измена! Этим мы отдаем инициативу в руки супротивника, а стало быть, и победу! Войск у нас в Риге поболее чем у Карла, обучены мастерградцами преизрядно. А ляхи уже сидели в осаде. Шведы забросали сверху гранатами Эльбинг и взяли крепость штурмом. Так какой прок прятаться? Ежели затевается что противное интересам и чести русского царства, каждый обязан возвысить голос против! Не совещаться нужно, а драться!
Шереметьев одобрительно стукнул кулаком по столу. Удачная баталия спишет все неудачи, и царь простит за промах с мастерградским складом.
Головнин вскочил с кресла, лицо покрыто гневными пятнами, обратился к Петру:
– Я прошу защиты, Петр Алексеевич! Худородному невмочно лаять на Головнина!
Глаза царя сверкнули, но он лишь отмахнулся и произнес:
– Успокоились все!
Фельдмаршал, дрожа от негодования, присел на оставшийся от прежних хозяев веницейский, с высокою спинкою стул:
Алексашка обвел всех горящими глазами, жизнь свою он как ставку с измальства положил на царя Петра. Если надо, то и жизнь отдаст за Мин херца! Одних этот взгляд зажигал, словно факел, других клеймил будто раскаленным железом. Затем шевельнул густыми «южными» бровями, откинулся назад и разом спрятался в тени.
Петр нахохлился словно сыч, молча смотрит в окно, от досады грызет ногти. На что решиться? Армия у него намного лучше, чем была под Нарвой в истории попаданцев, ну а как опять проиграет Карлу? Боязно… Не страшно, а одолели сомнения правильно ли поступит? Не погубит так удачно начавшееся дело?
– Что скажешь, Борис Петрович? Только ты ничего не сказал! – обратился он к Шереметьеву.
– Я за генеральную баталию, – подавшись вперед на стуле и азартно сверкая глазами с жаром произнес тот, – с начала войны бьем шведа, дай бог и снова побьем! Сейчас представляется удобный случай главные силы шведские сокрушить. Если немедля ударим на врага, ждет нас удача. Вели идти на Карла!
– Да как вы не понимаете! – вновь подскочил Головнин, – Государь разве можно так рисковать армией!
Петр пристально и недобро взглянул в прозрачно-синие глаза фельдмаршала, тот зябко поежился и опустил взгляд. Из глубин глаз царя на него взглянула сама смерть. Отчего-то вспомнилось утро стрелецкой казни.
Петр ударил по столу кулаком так, что подскочили светильники:
– Мать вашу так, – гаркнул, багровея. – Сам поведу войска. Сам. Завтра выступаем! Все, пишите диспозицию на марш! В Риге оставить больных и сильный отряд на всякий случай.
***
История, несмотря на изменения, внесенные в нее усилиями мастерградцев, показала удивительную эластичность, вернувшись в известные пришельцам рельсы. События в Европе происходили почти так же, как в известной мастерградцам истории. Континент, так долго беременный войной, наконец полыхнул войной. Франция с восхождением на престол Испании Филиппа Анжуйского, внука Людовик XIV, стала претендовать на гегемонию в Европе. Король-солнце отрезал Англию и Нидерланды от торговли с Испанией, что серьезно ударило по их коммерческим интересам. Недовольна осталась и Австрия, возглавляемая другой веткой ранее властвовавших в Испании Габсбургов. Империя претендовала на контроль испанских Нидерландов. Последней каплей стало смерть короля Якова Второго, предыдущего властителя Англии, смещенного Вильгельмом с трона, произошедшая на год раньше, чем в известной Мастерграду истории. Король Людовик XIV объявил, что наследником английской короны может быть только сын изгнанного Якова Второго, Джеймс Фрэнсис Эдуард Стюарт. Оскорбленные и возмущенные Англия и Голландская республика в мае 1701 года объявили Франции войну. В июне к ним присоединилась Австрия. Савойя и Португалия стали союзниками Франции. Германские государства разделились, лишь часть встала на сторону Франции, а большинство поддержало Австрийскую империю. Европейцам стало не до происходящих на далеком восточном краю континента удивительных событий. Решалось кто станет контролировать Европу и, стало быть, мир.
То ли противники не успели как следует озлобиться то ли такая манера воевать присуща наступающему «галантному» веку, но война поначалу шла осторожно и нерешительно. Основные боевые действия в Европе развернулись в Нидерландах, Южной Германии, Северной Италии и Испании. Под жарким итальянским солнцем по пыльным дорогам замаршировали войска. Французская армия (51 батальон пехоты и 71 эскадрон конницы, всего 33 тысяч человек и около 11 тысяч в гарнизонах Кремоны, Мирандолы, Пичигетоны, Лоди и Лекко) во главе с маршалом Катина вошла в Северную Италию. Противостояли ей австрийские войска под командованием блестящего полководца: принца Евгения Савойского. Боевые действия шли довольно вяло. Противники предпочитали больше маневрировать чем полагаться на одну-две решительные битвы, но и без боев не обошлось. После нескольких неудачных для французской армии сражений: при Карпи и у Кьяри, маршал отступил к Кремоне и к Новому году расположился там на зимние квартиры. На Рейне и в Нидерландах противники лишь накапливали силы, ограничиваясь воинственными демонстрациями. Соединенный англо-голландский флот под командованием адмирала Рука готовился противодействовать объединению французского и испанских флотов и к перехвату «серебряного» флота. От его прибытия из Южной Америки зависело будут ли у Испании средства для ведения войны.
С английских фрегатов Mary Rose, Leopard и Swallow с плеском сорвались в воду якоря, на фоне бледно-голубого неба на востоке виднелись четкие силуэты Анд, мучительно-долгое многомесячное путешествие закончилось. За узкой, белопенной полоской прибоя небольшие пологие возвышенности, обрамляющие обширные, голые солончаки. Страшное и безводное место: пустыня Атакама. Спущенные с фрегатов на воду шлюпки дружно расплескали соленую воду Тихого океана. Однотонный шум волн, бьющихся о пустынный, годами не видевших человека берег, смешался с возбужденными криками боцманов и ритмичным скрипом уключин под взмахами весел. Берег «приветствовал» одетых в красные мундиры пехотинцев удушливой жарой. Заключенных, которые будут строить в этом негостеприимном месте крепость и добывать селитру, высадили на берег последними. Сразу после на берег сгрузили солнечные опреснительные установки, через третьи руки закупленные в Мастерграде. Они уже успели себя изрядно зарекомендовать в длительных морских путешествия и без них в безжизненной пустыне Атакама делать нечего. Высадка англичан на никому не нужной плоской равнине: пустыне Атакама, в Чили, осталась для мира незаметной. Кто станет обращать внимание на происходящее в далеком уголке Земли у черта на куличках, когда Европа бьется в пароксизме общеевропейской войны? Когда смутные слухи о белокожих пришельцах дошли до местного губернатора в распложенный на берегу реки Био-Био город Консепсьоне он ничуть не обеспокоился. Хотят помирать от безводья в жаркой безводной пустыне? Их дела, а испанскому губернатору не станет беспокоиться о безумцах.
Колонистом пришлось туго: почти треть заключенных погибла от безводья, плохого питания и непосильного труда, но приказ короля был выполнен. В конце года Mary Rose и Leopard груженные почти по ватерлинию селитрой, подняли якоря и отправились во владения Англии. На берегу мрачным напоминанием о каторжном труде заключенных остались стены и башни небольшой каменной крепости и мрачные кресты обширного кладбища. К весне корабли пришли на находящийся под властью короны остров Барбадос. Доставленный груз расфасовали в мешки, в каких обычно возили сахар, перегрузили на другие корабли, сверху прикрыли сахаром и отправили в метрополию, а фрегаты с припасами и новой партией каторжан направились обратно.
Глава 2
Весна 1689 года. Северная граница Навахо-нейшен «Нации навахо», крупнейшей индейской резервации США, в которой проживает народ навахо. Белых на этой обширной территории, площадью 67 тысяч км² на северо-востоке штата Аризона, юго-востоке штата Юта и северо-западе штата Нью-Мексико, почти нет хотя полукровок хватает. Нет и негров и латинос. Только индейцы навахо и совсем немного хопи, пайютов.
Забытый индейскими богами городок приткнулся вдоль отличного двухрядного нighway, построенного федеральным Бюро по делам индейцев. Благодеянием это навахо не считали, правительство обязалось платить им за отобранную землю – так записано в договорах между индейскими племенами и США. К тому же денег на это выделялось по мнению индейцев слишком мало. На бесплодном, покрытом лишь колючкой песчаном плоскогорье вдоль раскалившегося под яростным майским солнцем асфальта нighway выстроилось десятка полтора бревенчатых домишек в стиле Дикого Запада и, сборных домов из фанеры, несколько лавок, пивная, бензозаправочная станция и небольшой кемпинг для туристов: деревянный дом с резной верандой, несколько хозяйственных построек, амбар с просевшей крышей. Для остальных штатов совсем небольшое поселение, но для резервации это крупный населенный пункт. Навахо, составляющие большинство жителей резервации, предпочитали жить минимум в паре километров от соплеменников. Раскачивались на ветру чахлые деревья, безуспешно пытаясь укрыться от яростного солнца. Однообразный и унылый вид немного оживляли вздымавшиеся вдали странного красноватого цвета скалы, которым дующие тысячелетиями ветра придали совершенно фантастические формы. Именно в этих экзотических местах в 20 веке снимали знаменитый фильм «Золото Макены». Туристов в городке угощали чертовски вкусным жаренным на углях мясом, очень напоминающим шашлык, подававшимся на специальной «тарелке» из свежевыпеченного хлеба по-навахски, внешне похожего на пончик. Только спиртного там не продавали. Индейцы очень быстро спиваются и во всех резервациях действовал сухой закон.
После того как случился проклятый Перенос, ночевавшие в городке туристы на свой страх и риск поехали в сторону восточного побережья. Больше о них никто не слышал. Неизвестно даже сумели ли они покинуть границы резервации. В первые дни случилось много страшного и кровавого. После того как обнаружили: автомобильные дороги за пределами резервации пропали, белых вокруг нет и выяснилось, что они навсегда покинули свое время и перенеслись в 1689 год, то есть за девяносто лет до основания США, навахо словно взбесились. Белых массово грабили и за малейшее сопротивление беспощадно убивали, женщин насиловали, а затем то же убивали. На территории навахо стояли угольные шахты, гидроэлектростанция на искусственном озере Lake Powell, мощностью 450 МВт, ТЭЦ – 2250 МВт. В момент Переноса там оставалось по одной смене рабочих и инженеров, большей частью они были белыми. Кровавая вакханалия мести за века угнетения индейцев коснулась и их. В ответ персонал ГЭС взорвал в машинном отделении ящик промышленной взрывчатки. Как минимум надолго, если не навсегда, электростанция вышла из строя. На Совете Вождей – высшем органе Навахо-нейшен, едва не дошло до смертоубийства. Молодежь вспомнила и «Долгий марш», когда предков изгнали с земель, какие они занимали от начала времен и жертвы народа по пути в резервацию, и нынешнее недофинансирование, которое они назвали «убийством без пуль». Стариков, желавших по возможности оставить все как было раньше, амбициозная молодежь обвинила в предательстве интересов народа навахо и добилась свержения старого верховного вождя племени Заха. Новым верховным вождем стал сын старика Заха: Петерсон, популист и расист, по странному стечению обстоятельств гинеколог по профессии. Совет Вождей провозгласил создание государства Соединенных племен Америки, которое должно со временем объединить всех индейцев континента. Белые становились гражданами второго сорта, им запрещалось иметь в собственности землю и здания. А за владение оружием полагалась немедленная смерть! За исполнением новых законов зорко следила пополненная полной энтузиазма молодежью полиция…
К девяти часам утра Старый Джонни по кличке Пивная Бочка, владелец опустевшего кемпинга, полностью созрел. Плевать он хотел на самозваное правительство навахов и их законы. И скрывать это вдохновленный двумя бутылками виски, которые он в одиночку прикончил за ночь, старый морпех не желал. Единожды морской пехотинец – морской пехотинец навсегда! Слегка покачиваясь, вышел из кемпинга. Вид у него был до нельзя воинственный крест-накрест опоясан патронными лентами, два револьвера Smith & Wesson в кобурах и помповое ружье Remington Model 870 на плече. Несмотря на утро, уже жарко. По голубому небу ветер стремительно нес белоснежное, похожее на огромного буйвола облако. Как истинный американский джентльмен Джонни не стал скрывать своего мнения. Оповестив соседей, что ему есть что им сказать тремя выстрелами из ружья, он выдал целую речь собравшейся вокруг толпе, в которой преобладали слегка скуластые лица навахо:
– Я гражданин Великой Америки. Я плачу ей налоги в отличие от нищебродов навахов. Это мой кемпинг, и ни одна краснокожая сволочь не посмеет это у меня отнять! Это мое, а кто попробует, тот познакомится с вот этим! – он вытащил из кобуры револьвер и погрозил им бесстрастно взирающей на него толпе. Потом ему захотелось проверить собственную меткость. После увольнения по выслуге лет сержант-майор продолжал считать себя снайпером, правда последний год тренироваться как-то не получалось. Он поискал взглядом, на чем бы проверить? Ага! Вот! Звонко бабахнул револьвер. Рыжая дворняжка, личная собственность соседей издав прощальный визг, упала наземь лапами кверху.
Рука не утратила твердости. Им овладел воинственный экстаз, правда, не без легкой горечи. Перед кем ему! Сержант-майору, ветерану, приходится демонстрировать высокое снайперское искусство! Жизнь в городке мгновенно остановилась, люди испарились, куры с отчаянным кудахтаньем бросались врассыпную, лишь тревожные женские голоса еще какое-то время созывали детей. Покачиваясь Джонни еще какое-то время постоял, потом досадливо махнул рукой на краснокожих уродов и отправился в кемпинг пропустить еще рюмочку виски.
Полиция навахо: четверо кадровых, еще до Переноса поступивших в полицию рослых парней лет по двадцать пять, появилась в городке ближе к обеду, когда добрые люди сидят дома и пережидают жару под кондиционером. Правда сейчас это было невозможно. С момента Переноса электроэнергии ни у кого, кроме счастливых обладателей солнечных батарей, не было. Ходили слухи что Совет Вождей решил чинить ГЭС, но в это мало кто верил. В городке царила мертвая тишина незапланированного выходного. Ветер гнал по единственной улице обрывки бумаги и мусор. Четверо всадников с помповыми ружьями не стали подъезжать к дому Джонни и предпочли вначале разведать обстановку. Соседи, к которым они с трудом достучались, все-же открыли двери и рассказали, что белый совсем недавно выходил на улицу.
Старший навахо, высокий, мускулистый, с начищенной форменной бляхой на синей фланелевой рубахе осторожно выглянул из-за ближайшего дома. Ставшее осаждаемой крепостью небольшое здание, длиной в сорок футов и шириной в пятнадцать, находилось посреди пустыря и в радиусе пятидесяти шагов ни единого укрытия. При этом окна на четырех стенах не позволяли подкрасться незаметно. Отличный форт. Стены достаточно прочные, пулей не пробьешь. Тот, кто попробовал бы появиться на голом пространстве, рисковал получить меткую пулю от Джонни. Было, о чем думать. Подставлять шкуру под пули сумасшедшего белого, не понимающего что их время закончилось и началась эпоха индейцев, не хотелось. Преимущество у осажденного подавляющее, без гранат или броневика придется тяжко, но где их сейчас взять? Такого добра в Навахо-нейшен нет…
Военный совет «мужественные сыны пустыни» устроили за сушащимся на солнце штабелем досок, прикрывшим их от наблюдения из кемпинга. Для начала отправили по кругу, словно трубку мира, сигарету «Филипп Моррис» из заначки. Курили, думали, как поступить. Неизвестно, спит Джонни после утреннего представления, когда он бросил вызов всему народу навахо, но необходимо быть настороже. Все-таки бывший морской пехотинец, по предположениям он меткий стрелок с большим запасом патронов.
– Как будем выковыривать чертового белого? Идеи есть? – докурив спросил старший из полицейских и обвел взглядом замявшихся подчиненных.
– Может подождем ночи? – неуверенно предложил один из индейцев.
Старший уже склонялся к тому, чтобы принять предложенный план, когда его взгляд зацепился за брошенный автомобильный прицеп. Он стоял у соседнего дома, возле кучи запыленных бумажных мешков с цементом. Видимо хозяева собирались строиться. Осаждающие навалили на прицеп плотно набитые мешки. Старший проинструктировал подчиненных. Оставалось самое опасное – преодолеть открытое место до дома. В полной тишине, даже птицы куда-то исчезли, они двинулись на штурм импровизированного форта. Впереди себя они толкали самодельную преграду и низко пригибались. Краснокожие начинают и выигрывают и так отныне навсегда, а белые проигрывают! Если повезет… Отряд приготовился поразить осажденного, если тот, пытаясь остановить надвигающееся индейское правосудие рискнет показаться в окне. Не дай бог Джонни вздумает выглянуть, но пока, похоже, он ничего не замечал.
Выстрел прогрохотал оглушительно и неожиданно, над надежным бруствером взлетели струйки цемента. Из окна посыпались осколки стекла. В стену рядом впились ответные пули. Потерь ни та ни другая сторона не понесла, но самодельный броневик краснокожих остановился.
– Эй, Джонни, сдавайся и сдавай оружие, и ты останешься жив!
– Эй! Навахо, – послышался пьяный голос, впрочем, не настолько, чтобы его обладатель покинул свое убежище, – катитесь отсюда, это мой дом, моя крепость и я пристрелю любого, кто появится здесь без моего разрешения!
– Это вы нас называете навахо, а мы зовемся народ Дине – прокричал старший из индейцев. Он еще помнил, как его учили, что необходимо постараться наладить контакт с преступником.
– А мне плевать, – раздался голос из дома, через пару секунд он закончил, -убирайтесь!
Отряд индейцев двинулся дальше. Еще несколько раз раздавались выстрелы, но пробить мешки с цементом пули так и не смогли. Немного высунувшись из-за их защиты, старший одну, за другой метнул в разбитое окно дымовые шашки. Когда из окна повалил черный густой дым, полицейские с ружьями в руках взлетели с по ступенькам, дверь влетела в здание от могучего пинка армейского ботинка. Из глубины здания послышался выстрел, но никого не задело, индейцы ворвались в здание. Через полчаса, когда дым рассеялся индейцы спустились на иссушенную землю Навахо-нейшен. С пояса светившегося спокойной гордостью старшего из индейцев свисал все еще капающий свежей кровью седой скальп. Он обернулся и скупо улыбнувшись хотел что-то сказать подчиненным, но не успел. Индейцы оказались невнимательны и совершенно не имели навыков разминирования, а Джонни учился на сапера, к тому же он был очень зол. Тонкую проволочку, активировавшую самодельный детонатор, они не заметили, а время на сработку замедлителя истекло. От взрыва ящика тротила здание сложилось словно карточный домик, множество осколков пробили стены близко расположенных строений, стекла повыбивало. Тела полицейских жители городка и вызванные на помощь их коллеги, нашли только к вечеру. Не выжил никто…
***
Солнце едва приподнялось над кромкой леса, казавшегося в утренней полутьме угрюмой громадой. Свежий ветерок с моря неприятно холодил тело, задувая даже за прикрытие бруствера. Где-то вдали беззаботно защебетали, радуясь утру и весне лесные пичуги. Илья, зябко поежился и плотнее затянул ремень на куртке. Вообще то на форму грех жаловаться, зеленого цвета с удобными карманами на куртке и штанах была зело удобно и достаточно теплая. Не зря в лавках в Москве, да и как Илья слышал и в других городах необъятного русского царства купцы предлагали крестьянам и городским похожую одежду. Брали ее с удовольствием.
«Чай умаялись вчера, намахались лопатами! Самый сон, поспать бы, да куда там! В лучшем случае познакомишься с кулаком старшого. Второе и третье отделение отдыхают. Да что там! Вся рота спит и только им горемычным выпало стоять в карауле. Интересно сколько еще осталось до смены?» Илья зевнул от души, старший: дядька Иван с досадой покосился, но ничего не сказал. Вообще-то командира отделения звали господин младший сержант Остахов. Тридцати пяти лет от роду, прошедший войну с турками и давно уже женатый, он казался молодому пополнению Московского полка почти стариком. Опытным, мудрым и требовательным. А если и даст, когда затрещину, то не со зла, а для науки, чтобы новобранцы быстрее познавали нелегкое воинское мастерство, а таких в полку большинство. Сформировали его всего год тому назад вокруг ядра: ста опытных солдат и ефрейторов из Лефортовского полка и у большинства реального боевого опыта не было.
