Kitabı oku: «Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта», sayfa 4
Надо сказать, что Михаил очень интересуется историей Ялты и ЮБК, и много знает— у него дома много книг по истории города и Крыма, а также он находит много интересного о Ялте и её истории в интернете. В общем, мой друг – интересный собеседник и хороший рассказчик. Естественно, что при таком раскладе он любит всякие пешие прогулки по городу и его окрестностям, не говоря уже о возможности путешествовать по Крыму на автомобиле – у него старенький коричневый “Фольксваген” 2012 года выпуска, который всё ещё бойко бегает. Мишка, по его словам, никак не может с ним расстаться, хотя ему уже давно пора бы купить новую “тачку”.
Мы подошли к группе самодеятельных рыбачков, удивших рыбу прямо с пирса. Им никто не мешал, и на этой причальной части широкого пространства набережной почти не было прохожих или гуляющих людей.
– Как по такой жаре можно ловить рыбу? – поинтересовался я у Мишки, но он не ответил, подойдя к краю пирса.
– И что, клюёт? – спросил он грузную тётку в розовой футболке (“рыбачка Соня, ”– подумал я). Она, молча, кивнула в сторону пластикового ведерка, где плескались серебристые рыбки. – Это луфарь, – пояснил мой друг, – вкусная рыбешка с нежным мясом. По сути, та же кефалька, только ещё маленькая и суховатая на вкус. Ну, да надо купить.
Он не долго торговался с тёткой-рыбачкой. При нас за пять минут она поймала ещё несколько рыбешек и отдала их нам до кучи, как бонус. Мишка положил пакет с рыбкой в свой заплечный рюкзак, и мы пошли дальше.
– Вообще-то, сейчас подобная рыбалка с пирса запрещена законом. До октября нельзя ловить рыбу в черте города, чтобы дать возможность рыбной молоди набраться сил и способствовать увеличению рыбных ресурсов Чёрного моря, – неожиданно поведал он.
– Вот те на! Выходит, мы помогли браконьерам? – удивился я.
Мишка ухмыльнулся.
– Да, ладно, это всё мелочь. Ты бы посмотрел, что здесь творилось на пирсе года два назад. Да здесь яблоку негде было упасть от рыбаков с удочками и лесками с десятками крючков, которыми она просто выдергивали из воды ставридку и кефаль, которая заходит в ялтинскую бухту на зимовку и стоит десятками тонн под пирсом!
– Как, под нами вода, море? – я даже остановился от удивления.
– Ну да. Вот эта вся полоса площади – метров 15 шириной, стоит на сваях, покрытых бетонными плитами. И под нами здесь сейчас вода. А раньше, в начале века и в 30-е годы, здесь, где сейчас стоит эта кафешка, – он показал в сторону кофейного павильона справа от нас, – была береговая зона. Пляж, так сказать. Наверное, здесь и купались раньше в Ялте.
Я попробовал представить себе море с прежним пляжем под этой площадью 70 лет назад, но как-то моё воображение буксовало… Мишка же, в качестве иллюстрации, быстро нашёл в своём сотовом нужные фотки в интернете и – вуаля— через минуту показал мне снимки старой Ялты и её набережной (вернее, той части берега, который здесь был раньше).
Да… я был впечатлён. А мне, как-то и в голову не приходило искать в сети эти старые виды Ялты.
Мишка понимающе посмотрел на меня:
– Понятное дело! Ты же не ялтинец. Зачем тебе рыскать в сети о городе, в котором ты был всего один раз, да и то, 13 лет назад. Я же не ищу старых фотографий с видами Москвы.
– А я тоже не ищу, – ответил я.
Действительно, свой город надо любить, чтобы заинтересоваться отдельно темой старых фоток… Я люблю Москву, но фоток старых не ищу. Наверное, мне это не интересно. Нынешняя Москва такая красивая и смотреть, как всё было убого и не красиво в ней 100 лет назад, мне просто не хочется. А вот здесь – другое дело. Природа здесь такая красивая. Но ведь и здесь, столетие назад, было, наверняка, не так красиво, как сейчас. Наверное, и растительности вокруг не было так много, как сейчас.
– Вот, кстати, посмотри на этот холм вверху, – перебил мой внутренний монолог Михаил.
Я посмотрел вправо, куда показывала его рука. Там был холм, почти закрытый растительностью с видневшейся линией красных и синих кабинок канатной дороги (я был там в прошлый раз с родителями).
– Так вот, – продолжил Михаил, – этот холм, Дарсан, раньше был абсолютно голым и без всяких деревьев и кустов! Абсолютно “лысый”.
– Да ладно! – неверяще проговорил я, оглядывая видимую мне отсюда часть этого зелёного холмообразного массива зелени. – Откуда же тогда взялась растительность там?
– То-то и оно! – воскликнул Михаил. – Всё, что теперь растёт на нём, – а ведь там целый лес из сосновых деревьев – было посажено ялтинцами на субботниках в 50-е годы.
Он добавил, что его бабушка, когда училась в школе, тоже высаживала саженцы сосен и прочих деревьев на крутых склонах этого холма.
– А сейчас смотри, там уже и дома строят!
– На таких склонах?! А оползни? – поинтересовался я.
Миша пожал плечами.
– Кто об этом думает! Вернее, думал, в недавнем прошлом. Хотя, – он помолчал, – раньше, и сейчас, главное для застройщика – это получить требуемое разрешение на ведение работ на земельном объекте, а дальше – кто во что горазд. И в наш адвокатский офис они потом частенько захаживают— город же с ними судится потом. Да, кстати, вот сходим в Приморский парк – ахнешь! Это там, где вон те высокие дома вдали у моря, – он махнул рукой вперёд себя в сторону симпатичных высоток, выходивших к морю с той стороны бухты.
– Не помню, был ли я там раньше с родителями? Ладно, посмотрим, – подумал я, кивая головой.
Идя дальше вдоль длинного, изогнутого пирса, где стояло несколько белых, красивых маленьких яхт, катерков и моторных лодок, я с любопытством смотрел на все это яхтенное хозяйство, – загорелые парни с моторных лодок предлагали нам отправиться на морскую рыбалку с купанием в открытом море. С ухой из выловленной нами рыбы, или, если не охота рыбачить, шашлыком и угощением под водочку. Но мы не заинтересовались и, прогуливаясь, шли по широкой, открытой приятному ветерку с моря, бетонной набережной – мне всё было здесь интересно.
Периодически останавливаясь, я фотографировал на cотовый те или иные виды Ялты. Идя дальше, мы прошли мимо аллейки высоких пальм с верхушками из метёлок веерных, широких листьев, походивших на зелёные чубы. Вдоль пешеходной дорожки мимо них стояли длинные, белые скамьи, и с интервалом в пятнадцать метров, между ними – высокие, изящно изогнутые торшеры— светильники, похожие по форме на букет матово— белых, трапециевидных тюльпанов – по 7 больших плафонов в каждом. Рядом на ремонтируемой площадке лежали стопки больших красных и серых гранитных плиток, используемой здесь для облицовки покрытия этого участка набережной.
– Вечером они так красиво светятся, постепенно меняя свой цвет от белого до синего, красного и зелёного. Надо будет ночью здесь пройтись, если удастся, – сказал Мишка, заметив мой интерес к этим светильникам. – Тем более, что их, вроде, хотят убрать.
– Убрать? Почему? – удивился я.
– Не знаю. Это вопрос к Администрации города. Там знают, как и что.
По словам Михаила, в середине двухтысячных годов на этом месте был построен двухэтажный торгово-ресторанный комплекс под названием “Еда”, который закрыл вид на море и бухту с набережной в этом месте. Ну, а в позапрошлую зиму его снесли, затем долго ремонтировали и благоустраивали площадь и, наконец, посадили ещё больше пальм— целую аллею.
– Теперь здесь стало просторнее для прогулок вдоль моря, да и опять открылся вид с набережной на море и мол с маяком, – пояснил он с довольным видом. И показал на своём сотовом снимки этого же места три года назад.
Мне, в принципе, было всё равно, но он объяснил мне, что теперь здесь стало гораздо шире и комфортнее для прогулок и уличных развлечений, поездках на всяких детских автомобильчиках, велосипедах, сигвеях и моноколёсах, не говоря уже о ялтинских тинейджерах, – любителях роликов, самокатов, скейт и фрибордов. И просто для местной детворы, и их родителей, и бабушек!
– Тебе бы, Миша, с твоей любовью к городу, идти работать в городскую Администрацию. Глядишь, лет черед десять-пятнадцать и в мэры бы выбился, – пошутил я.
– Да… в Ялте сейчас постоянно что-то строится, ремонтируется, изменяется, – продолжал свою импровизированную экскурсию Мишка. – Убираются самовольные постройки и так далее – короче, город живет и развивается. Правда, вот, порт никак не развивается пока. Из-за санкций нет прежних лайнеров в его бухте. Ну, да ничего. Потом сюда начнется паломничество, туристический бум заграничных туристов. Но это потом, а пока порт, вынужденно простаивает, хотя недавно и пустили в круизную линию пассажирский лайнер “Князь Владимир”. Он, кстати, был куплен у греческого судовладельца. Судно старое, но прошло модернизацию после его покупки нашей страной. А раньше он периодически заходил в ялтинский порт под именем “Royal Iris”.
– А фотка есть у тебя? – поинтересовался я.
Мишка быстро нашёл в сети нужную фотографию. Мне понравилось весёленькое изображение танцующей жёлтой рыбки на его белоснежном борту.
– Вот, погоди, – продолжил Мишка, кладя сотовый в карман, – скоро сам его увидишь. Каким он был, и каким он стал после перекраски корпуса. Он только-только стал ходить по Черному морю, и заходит в Ялту по вторникам, курсируя еженедельно между Сочи и Севастополем. Жаль, мало стоит здесь – всего сутки. Народ не успевает всё осмотреть здесь; ну, а главная местная достопримечательность для таких туристов это… – он хитро посмотрел на меня.
– Что? – не понял я.
– Ну-ка, отгадай!
Я нахмурил лоб.
– Да откуда я знаю! По мне, так здесь всё примечательно: и город, и лес, и горы, и местные домишки – старые, но какие-то самобытные. Как из прошлой эпохи.
– Уже ближе, – подбодрил меня Михаил. – Ну!
– Баранки гну, – ответил я в рифму.
– Дворец! – проговорил он с важным видом, не дождавшись от меня нужного варианта ответа.
– Какой? – нетерпеливо спросил я.
– Да Ливадийский! – воскликнул Мишка.
– Ну, так это же не в Ялте! – возразил я в полной уверенности своей правоты.
– Как не в Ялте!? – возмутился шутливо Михаил. – Ливадия тоже входит территориально в состав большой Ялты!
– Ах, вон оно что… – протянул я. – Так там же вроде ещё и другие дворцы есть – в Алупке, да? Мишка утвердительно кивнул.
– Вот съездим и туда! А потом еще и в Симеиз, и в Ласпи. – Ласпи? – переспросил я. – А где это?
– Это уже севастопольская зона. Поедем по трассе на Севастополь и будем везде там заезжать по всем уголкам южнобережья.
– Так это сколько времени потребуется! – протянул я.
– А ты что уже уезжаешь? – усмехнулся Михаил. – Конечно, трёх недель твоего отдыха еле-еле хватит на осмотр всех местных красот и достопримечательностей. Ну, да мы же на ходу, свожу тебя везде, где смогу. Будет получше всяких там экскурсий из киосков! От этой приятной перспективы у меня опять началась легкая эйфория.
– Спасибо, друган!
Мишка широко улыбнулся, кивнув головой.
Прямо где-то над головой у нас вдруг раздалось очередное объявление из громкоговорителей, установленных на высоких металлических столбах на набережной у порта. Я как-то не обращал внимания на эти громкие звуки, а здесь стал вслушиваться в их содержание. Голос диктора призывал обращаться в местный наркологический центр людей, попавших в наркозависимость. А потом опять пошёл рекламный блок, типа посетите местный крокодиляриум (не люблю крокодилов) и прочая пустая для меня информация. Эта назойливая звуковая реклама стала изрядно досаждать мне, о чём я и сказал моему другу.
– А ты не слушай, – спокойно ответил Миша. – Я уже привык, так вообще не замечаю.
– Ладно, попробую, – пробормотал я.
Мы пошли дальше в сторону видневшейся невдалеке часовни, возвышавшейся фигурчатой постройкой над нижней набережной, куда мы неспешно продвигались.
“Откуда она там чуть ли не на берегу?” – удивился я про себя.
По пути, пройдя мимо заброшенных причалов, стоявших на полу-изъеденными ржавчиной сваях, я обратил внимание на множество чаек, сидевших белыми пятнами на длинном низком причале, разбитом волнами в его начале у нижней набережной. Их никто не тревожил, поскольку проход на причал был закрыт со стороны моря металлическим ограждением – зелёного цвета забором из толстой проволоки – и его основание было повреждено, очевидно, волнами, постоянно бившим в него снизу при сильном волнении. Ну, а сегодня море было, как озеро— тихое и спокойное.
– Много чаек в порту, значит, много рыбы здесь, – пояснил Михаил.
Я сфотографировал этот причал, так сказать на память – мне интересно потом будет сравнить эту фотку с тем, как здесь всё изменится в будущем (я уверен, в лучшую сторону). И цель моего, столь подробного описания ялтинской набережной, которую я видел сейчас опять во второй раз в жизни, было стремление сохранить в памяти то, как она выглядела сейчас, летом 2018 года.
И маленькое отступление – ведь потом, через годы, я опять побываю в Ялте, но это – другая история, о которой, я, быть может, как-нибудь расскажу. Всё течёт— всё изменяется, и всё реально потом изменилось в Ялте и, смотря на эти фотки уже в будущем, мне и самому было интересно восстановить в памяти или просто сравнить Ялту сегодняшнюю, ставшую в том Будущем, о котором я пока не могу говорить, Ялтой ушедшего прошлого. Ну, да не буду забегать вперёд.
Скажу лишь, что все дальнейшие события, в невероятном круговороте которых я потом так неожиданно оказался, были лишь своеобразной прелюдией в моей подготовке к встрече с Неведомым, которое я никоим образом и представить себе не мог, отдыхая и не подозревая о том, что же потом случится со мной в таком безмятежно-комфортно начавшемся отдыхе в Ялте!
А пока что, мои первые, самые яркие и свежие впечатления, требовали именно такого подробного описания. Ведь это был мой первый день отпуска в Ялте, которая мне так нравилась во всей своей красоте её природного окружения: с её морем, горным лесным ландшафтом, зеленью, климатом и настоящим жарким летом. Вообще-то говоря, проводя здесь свой первый, полный день в Ялте, у меня было ощущение какого-то дежавю. В моем сознании возникали обрывки воспоминаний из уже такого далекого для меня моего прошлого пребывания в Ялте с родителями. Но на этот раз с другими, яркими ощущениями, и мне здесь всё так нравилось и радовало глаз.
Я по-новому ощутил красоту природы этого южного уголка Крыма и, главное, обилие роскошных, цветущих, южных растений с их незнакомыми мне цветами и пахучими запахами, начиная от глянцево-зелёных магнолий, круживших голову тяжёлым пряным ароматом своих крупных, нарядно-белых цветов, желтовато-блеклых метёлок цветущей бузины и гранатово-бордовых нарядных, наклоненных свечей турецкой сирени, до ленкоранских акаций с их красивыми, ажурно-шелковыми, метельчатыми розовыми зонтиками соцветий, густо расположенных среди узорчатой, тёмно-салатовой листвы. И нежной фиолетовой синевы глициний, свисавших нарядными цветочными гроздями среди тёмно-зеленых листьев на будто иссушенных, сероватых стволах. Не говоря уже о бесконечном количестве разнообразных декоративных цветов и кустов пышных красных и жёлтых роз – всё это говорило: ты на юге, радуйся жизни, отдыхай! Ты это заслужил.
Ну, во всяком случае, я воспринимал мой отпуск в Ялте именно так. Я заработал в своём банке право на такой отдых (и даже на более лучший), но меня здесь всё устраивает! И в предвкушении будущих приятных моментов, дружеских посиделок и поездок по Крыму с Мишкой и романтических знакомств с местными барышнями меня охватила лёгкая эйфория. Правда, я тут же вспомнил опять о партенитской скромняшке “белоснежке” …
Поймите меня правильно: я же нормальный молодой человек. Замечу – неизбалованный деньгами и не баловень судьбы. Неравнодушный к девчонкам. Жизнелюбивый, любознательный и начитанный. Проучился 4 года в институте истории мировой экономики и технологического развития, получил диплом экономиста, и повезло с банком. И вот работаю, зарабатываю и не жалуюсь – у меня всё ОК. Да и друзья у меня хорошие. С плохими не дружил бы.
У меня явно было хорошее настроение и эти, и прочие подобные приятные мысли просто непрерывно лезли в мою голову. Юг, солнце, красивые люди вокруг меня (главное, девушки!) – и всё это на фоне пышной южнобережной природы!
Впереди нас раздалось очередное объявление – на этот раз из репродуктора с правой стороны – там, впереди за кафешкой, прямо под набережной, находилась билетная касса. Мегаватный голос из репродуктора предлагал совершить морскую прогулку до мыса Ай-Тодор на пассажирском катере с поэтическим называнием “Эол” и осмотреть замок “Ласточкино гнездо” на скале “Аврора”. Тут же, у длинного изогнутого причала, ограждённого высокой защитной стенкой, стояло два однотипных белых прогулочных катера метров 30 в длину каждый. И здесь, рядом с кассами, высилась та самая небольшая красивая каменная часовня, увенчанная крестом. Она стояла прямо рядом с пляжем, на котором нежился, загорая, народ, купаясь рядом с каким-то непонятным ручейком, вытекающим, по всей видимости, из местной канализационной системы.
Я удивленно смотрел на всё это, но меня больше заинтересовала эта часовня. На вопрос, как и что, Мишка рассказал мне историю создания этой часовни и о печальной судьбе парохода “Армения”, который был потоплен немецким торпедоносцем на траверзе Медведь-горы.
По его словам, (а он читал много разных материалов на эту тему) это произошло 7 ноября 1941 года около одиннадцати часов утра…На борту этого транспорта, под завязку заполненного пассажирами, в том числе из местных жителей, отправляемых в эвакуацию на Кавказ, было около 7 тысяч человек. Просто страшно представить всю эту картину… Из всех пассажиров спаслось лишь несколько человек.
Услышав эту историю, у меня испортилось настроение. Я погрустнел, думая о тех людях и сопереживая с ними и той давней трагедией.
– Никогда не слышал об этой “Армении”, – наконец сказал я, когда Мишка закончил свой рассказ. – Почему же такая информация является столь малоизвестной? Это же часть истории нашей страны!
– Времена такие были раньше, – уклончиво ответил Мишка. – Но после 90х всё изменилось. И пошла информация об этой трагедии на море. Может, ты просто не интересовался этой темой. Да и просто не знал. Вот поэтому, и для этого, для памяти о тех людях, здесь у моря (а не на пляже, как ты говоришь), была поставлена эта часовня в 2009 году.
Я посмотрел опять на всех этих купающихся и загорающих людей, беспечно отдыхающих напротив этой часовни, и подумал, что многие из них ведь так и не удосужатся хотя бы зайти внутрь этой маленькой часовенки…
Ладно, не буду морализировать. У каждого своё видение и понимание добра и зла в этой нашей будничной жизни.
Мишка, поняв моё состояние, пошёл по маленькой крученой бетонной лесенке наверх часовни, но не стал почему-то заходить, приглашая меня рукой самому зайти внутрь. Он остался стоять на крохотной площадке перед входом в часовенку, а я зашёл внутрь малюсенького помещения с иконами по стенам. Здесь никого не было, кроме служительницы – женщины в светлом платке на голове. Она стояла напротив небольшого алтаря с зажженными свечками, читая в тишине молитвослов.
Всё мое веселое, беззаботное настроение куда-то улетучилось – я стоял здесь в тишине, думая о тех пассажирах, людях…и, невольно, вспомнил моего деда – ветерана ВОВ. Он был оптимист и весельчак-балагур по жизни, и знал кучу прибауток и присказок, которое словно въелись мне в память с тех моих детских лет.
Я был в пятом классе, когда он ушёл из жизни, и плохо помню сейчас его рассказы о войне… Вернее, он не любил вспоминать войну… И я всегда с уважением отношусь ко всей этой теме. Ну и, наверное, я, всё же, патриот своей страны. Эта мысль меня несколько воодушевила, и настроение понемногу поднялось.
Выйдя из полутьмы часовни к Мишке, стоявшему у входа на площадке, я словно вновь возвратился в солнечный мир беззаботного отдыха курортной Ялты, мысленно оставляя то печальное прошлое, напоминанием которого была эта часовня с ликом Святого Николая, строго взирающего с бетонного белого фронтона на проходящую мимо беспечную публику. Я спросил у Миши, почему он не зашёл внутрь в часовни.
– Так я же выпил пива! – как само собой разумеющееся пояснил он.
– А я ведь тоже выпил… – мне стало как-то неудобно и неуютно на душе. – Ну, да, ладно, я же не подумал об этом, – оправдал я мысленно себя.
Перед нами внизу был вид на нижнюю набережную и на этот “дикий”, необорудованный пляж, где купалось так много “несознательных” граждан, кои не имели терпения или желания дойти до настоящего городского пляжа. Многие из них, при этом, даже и не подозревали и не знали о печальной судьбе “Армении”, беспечно плавая в тихой морской воде…
Постояв немного у часовни, мы решили не идти дальше по нижней набережной, а пошли по её верхней части с чугунной балюстрадой и деревянными сидениями на гранитном основании её полуметрового ограждения. Тут было ещё больше людей, идущих в два потока навстречу друг другу, смешиваясь и, порой, мешая продвижению прохожих в нужную сторону. Здесь в толпе периодически наблюдались велосипедисты и роллеры, которые умудрялись на скорости проходить через гуляющую публику по отличной, гладко-шершавой поверхности тротуарной плитки. И в этом же потоке каким-то образом умудрялись ездить молодые ребята на моноколёсах, выныривавшие неожиданно из-за спин курортной публики, невольно пугая и вызывая недовольство мам с детьми.
– Да тут как в метро в час пик, – невольное сравнение пришло мне на ум.
И вот в этой толчее, тут и там, появлялись свои островки “заторов”, создаваемых зеваками и прохожими, привлечёнными действием тех или иных представителей уличного арт-искусства.
Моё внимание привлёк самодеятельный арт-художник, рисовавший что-то на асфальте, сидя на корточках у парапета набережной. Вокруг него стояло несколько зевак, и я подошёл поближе, любопытствуя, что же он там делал, и очень удивился, увидев, что он рисовал красками, распыляя из аэрозольных баллончиков. По сути, это было типа уличного граффити, которое он наносил на большом куске картона, на асфальте. И сюжет его полёта фантазии находился где-то в бескрайних просторах Вселенной – на меня снизу-вверх смотрел кусочек звёздных облаков, расцвеченных сине-красным цветом, сходивших по концентрической спирали в центр огромного круглого чёрного пятна. Не успел я понять, что за объект он создавал на наших глазах, как какая-то продвинутая бабушка, стоявшая с внучком ближе всех к этому парню-художнику, пояснила мальчонке и всем нам, что это – Чёрная Дыра. Ребёнок смотрел завороженным взглядом на волшебство красок и теней, превращавшихся на наших глазах на картоне в феерическую картину объектов далёкого Космоса. В воздухе стоял стойкий химический запах аэрозольной краски, и Мишка потянул меня в сторону, сказав, что этот парень за тысячу рублей нарисует мне всё, что я захочу из десятка имеющихся у него шаблонов на звёздную тематику, и мы пошли дальше, стараясь избегать сутолоки из-за таких же, как мы, любопытствующих “ценителей прекрасного”.
Почти тут же, где-то рядом, я услышал звуки дудочки какого-то очередного самодеятельного музыканта. Это оказалась девочка лет 14, которая, наверняка с согласия предприимчивых родителей, хотела пополнить семейный, а, может, и свой, бюджет… Мы прошлись вперёд и наткнулись дальше на группу зевак, обступивших уличного фокусника, явно разводившего публику на деньги. Фокусник обещал телепортироваться в Петербург (!?), прямо отсюда, всего за 1000 рублей, которые он призывал положить в его волшебный цилиндр. Сам он стоял, держа в руках полотно ткани, которое должно было скрыть момент его телепортации. Не хватало ещё 100 рублей. Мишка, усмехнувшись, положил фокуснику полтос, на что тот ответил, что ещё не хватает 50 рублей. Как я понимаю, все эти зеваки уже вложились в его представление и просто ждали, кто же еще доложит деньги в этот сомнительный фокус, и гадали, как же пройдоха-фокусник собирался выкрутиться из этой ситуации.
Выждав ещё минуту, он без всяких церемоний объявил, что “в виду недосбора средств” фокус переносится на следующий сеанс, быстро свернул полотно и был таков, забрав собранные средства. Публика возмущенно загалдела – в спину быстро удалившегося “телепортёра” понеслась беззлобная брань и смешки. Никто не хотел по-серьёзному ввязываться в конфликт с этим нахальным фокусником, и толпа быстро рассеялась. В конце концов, они же хотели развлечения, и, в общем-то, получили, пусть и очень посредственное.
– Вот жулик! – бросил беззлобно ему в спину Михаил.
Дальше мы увидели парня с огромным попугаем, предлагающим сфотографироваться с ним за 300 рублей. Почти тут же мимо нас прошёл высокий коричневый конь “Максимус”, с потешно вихляющим задом, а затем бело-полосатая зебра (без имени), громко зазывая желающих сделать с ними снимок на память о Ялте. Они всеми силами привлекали к себе внимание праздной публики, особенно мамочек с детьми, предлагая и уговаривая их пофотографироваться в “обнимку” c детишками, которые были в просто полном восторге от этих взрослых “зверюшек”, с которыми они, конечно же, хотели сфотографироваться. “Зебра” и “Конь” в процессе фотосессии, становились в разные позы, а простодушные мамашки, как и их мужья, не знали (или забыли спросить), что за каждый снимок эти предприимчивые “звери” требовали затем по 200 рублей за снимок!
Пройдя метров 30, мы натолкнулись ещё и на коричневого “Кота в сапогах”, в плаще того же цвета. А затем наблюдали, как с одной увлекшейся снимками мамашки, наглый “Кот” требовал 1000 рублей за 5 снимков, которые она сделала, поддавшись уговорам такого ласкового вначале “котика”.
У меня сложилось впечатление, что на этой ялтинской набережной любой желающий, будь то самодеятельный артист или доморощенный актёр или просто предприимчивый человек мог дать любое “представление” зевакам и проходящей публике, и потребовать за это деньги – ненавязчиво, в виде положенной рядом с ним тарелочки, корзинки, коробки или просто кепки для понятливой, отзывчивой публики или же по-простому – “дайте денег за выступление кому— сколько – не жалко”.
Для этой же цели ненавязчивого уличного заработка использовались животные и птицы – розовые и желтые голуби с подрезанными крыльями, обезьянки на привязи (как у Бармалея), импозантные попугаи какаду и даже здоровенный белый пёс с грустной мордой, устало сидевший, сжимая корзину с цветами в зубах, у скамейки с хозяином – таких же больших размеров: толстым, грузным мужиком. А напротив него на гранитном парапете, чтобы его было видно издалека, на фоне моря, стоял какой-то ангел с проволочным белым ободком над головой и перистыми крыльями за спиной. Застывшее лицо “ангела” было покрыто густым слоем белой краски— неподвижно стоять так на жаре даже 10 минут требовало немалого терпения и здоровья. Внизу у его ног стояла всё та же тарелочка для нежадных прохожих, которые периодически кидали в неё монетки…
По большей части публика справедливо жалела дать денег, однако я видел, что реально хорошим исполнителям, слушатели щедро раскошеливались, как, например, певцу, который пел в микрофон у огромного, высоченного платана напротив стилизованного подобия корабля в древнегреческом стиле, похожего на трирему, с неожиданным названием “Апельсин”, стоявшего на опорных сваях на буне, выступавшей метров на пятьдесят, в море.
Ну так вот – этот артист реально был Певцом с большой буквы, и вот ему-то собравшаяся публика просто сыпала банкноты разного достоинства. Мы и сами, постояв полчаса и послушав ряд шлягеров, тоже дали ему по соточке (по кругу собравшейся публики ходила девушка, собирая деньги в корзинку). Неожиданно, вверху послышалось многоголосое карканье ворон, как будто кем-то или чем-то напуганных. Посмотрев вверх, я обомлел – там, над кроной высоченного платана, кружились в каком-то непонятном суматошном хороводе сотни галдящих ворон, явно недовольных громкими звуками снизу!
Я с опаской подумал, что ведь они же гадят сверху на всю эту публику под платаном и побыстрее пошёл дальше, увлекая за собой Мишу. Мы свернули затем вправо к тенистой аллее с уличным вернисажем, где были выставлены для обозрения гуляющей публики сотни картин местных и заезжих художников. Картины мне понравились, особенно виды морских сюжетов и картины с цветочными композициями – сирени и глицинии. Мишка терпеливо ждал, пока я рассматривал ту или иную заинтересовавшую меня картину. А затем перешли на другую сторону— там, десятки уличных художников рисовали прямо с натуры, сидевших перед ними клиентов, желающих увезти из Ялты свой графический портрет.
– Ведь это же действительно уникальная возможность получить за полчаса или час свой собственный портрет! – подумал я, оглядывая с интересом всю эту “вернисажную” аллею.
Здесь же некоторые художники делали увеличенные портреты с пришпиленных к мольберту фотографий. И, что меня поразило, некоторые из этих, несомненно, талантливых художников, делали цветные портреты с чёрно-белых фотографий, удивительно точные и красивые. Один в один!
Посмотрев на все эти интересные “художества”, мы повернули вправо и подошли к пешеходному мосту через речку, где увидели сувенирные бутики с одной стороны, и металлическую площадку аттракциона под названием “Адренорлин”, с другой. Не успев рассмотреть, как и что, я шёл дальше. Мишка отвлёк моё внимание на красивое трехэтажное здание гостиницы “Ореанда” с раскидистой, большой зелёной березой в палисаднике у гостиницы с какой-то бронзовой скульптурой недалеко от входа. Увидеть здесь берёзу, почти в субтропическом, уникальном климате, Ялты, было удивительно.
В этом чудесном городе, куда ни посмотри на набережной, всё интересно и приятно для взора – она реально красива и неповторима. А само её расположение – вдоль бухты, на побережье, которое в миниатюре, чем-то напоминает Неаполь с Везувием на горизонте или Ниццу, с её набережной, только в разы меньше – тоже уникально. Кстати, гора Могаби, виднеющаяся на ялтинском ландшафтном силуэте горбатым выступом левее высившихся величественных зубцов Ай-Петри, миллионы лет назад была реальным вулканом (по словам Михаила).
От гостиницы мы свернули к стоявшему на береговой смотровой площадке деревянному судну эпохи флибустьеров. Настоящий пиратский корабль? Откуда?
Это судно – с виду и впрямь настоящая каравелла для меня – называлось “Hispaniola” и, по словам моего всезнающего “местного”, было построено для съемок советского фильма о пиратах “Остров сокровищ”. Ялтинская “Hispaniola” являлась, чуть ли не точной мореходной копией, судна Колумба и, в таком случае, любой из ялтинских больших прогулочных пассажирских катеров, оживленно сновавших вдоль местного побережья, превосходил в длину легендарный корабль первооткрывателя Нового Света.
