Kitabı oku: «Пришельцы», sayfa 3
Лежал он иногда ночами, дожидаясь сна, и вспоминал то видение, короткое и неяркое, но, по сути, вытолкнувшее его оттуда, откуда возврата нет. А ведь жизнь-то прекрасна, пусть и звучало это выражение миллион раз! И видел ребят, садящихся с ним в вертолёт – жизнерадостных, таких же молодых, как и он. А потом их тела… Изувеченные, холодные, страшные. И боготворил в мыслях своих Людмилу – единственную, желанную, любимую. Как благодарен он был судьбе, что подарила ему встречу с этой чудесной девушкой. Придёт время, и он расскажет ей всё, что приключилось с ним в тайге. А пока он перечитывал уже третье письмо, пришедшее от неё с того дня, как они расстались. Она выражала в нём лёгкое недовольство его долгим молчанием, ведь каждая весточка от любимого – радость. Вот и от мамы письмо, тоже волнуется… «Господи! – думалось ему. – Как же от него домом пахнет…» Ничего! Скоро снимут с рук бинты надоевшие и напишет он родным людям своим длинные-предлинные письма, где извинится за долгое молчание – простите, мол, служба – и поведает, что всё у него хорошо, служить осталось не так долго и пусть они готовятся к встрече.
Вскоре после его выписки вернулся из плавания «Грозящий». Как же радостно было встретиться с теми, с кем начинал службу! Сколько было рассказов о Маниле, пусть и увиденной второпях – увольнение давали всего на несколько часов и то не всем, но всё-таки! Как красочно описывали матросы тропический шторм, обрушившийся на них по пути домой! Героями они чувствовали себя. Он не завидовал, но… жалел. Жалел, что всё вышло именно так, а не иначе.
Однажды, будучи дежурным по роте, после отбоя он заглянул в курилку, услышав приглушённые голоса и смешки, доносившиеся оттуда. Четверо парней в тельняшках и трусах, сидевших на скамейке и нещадно дымивших, резко повернули головы в его сторону и тут же облегчённо вздохнули: свой, мол, однопризывник, худого не сделает.
– Не спится? – миролюбиво спросил он.
– Да вот, Димон, – хохотнул Максим, вместе с ним призывавшийся из Москвы. Высокий, обаятельный парень, всегда готовый пошутить и посмеяться. – Посмотри, на что этот балбес в Маниле деньги потратил. Покажи, покажи, Сашок, чего засмущался-то?
Сашок, простецкого вида молодой человек, всю жизнь проведший в детском доме где-то в уральской глуши, улыбнулся, обнажив широкие жёлтые зубы.
– Во, – он вытащил из-под себя глянцевый журнал, – гляди!
Hustler – бросились в глаза крупные буквы.
– Только в руки не бери! – шутливо предупредил Максим. – Он с ним в гальюне на корабле уединялся. Кто знает, может, на нём пятна характерные остались…
Все дружно заржали, а Сашок начал обиженно оправдываться:
– Какие ещё пятна?! Я вообще его случайно купил! Он в закрытой упаковке продавался. Откуда я знал, чего там?
– Конечно, не знал, – не унимался Максим. – Просто хотел научный журнал на досуге полистать. Ты ведь силён в английском языке-то.
Снова общий ехидный смех.
– Ты что, девок голых не видел? – снисходительно спросил Дмитрий.
– Таких – нет, – вожделенно ощерился Сашок. – Ты только глянь!
Он вскочил с лавки, подсунул журнал чуть ли не под нос Смолину и начал листать страницы. Перед ним замелькали красочные картинки с грудастыми обнажёнными девицами в сверхфривольных позах. На некоторых снимках девушки занимались оральным и прочим сексом с атлетичными мужчинами, имеющими достоинство никак не меньше, чем у коня. Дмитрий улыбался, понимая щенячий восторг голодного самца, ничего подобного никогда не видевшего, и уже собрался уходить, махнув рукой, но вдруг замер, словно нож в спину получил.
– Смотри, красавица какая! – Сашок раскрыл разворот журнала. – Ваще чума!
Дмитрий перестал дышать. На шикарном кожаном диване, широко раскинув ноги, возлежала красотка, одной рукой подхватив груди, а другой, двумя пальчиками раздвигая розовенький вход в своё естество. Она прикрыла в сладкой истоме глаза и чуть приоткрыла ротик, касаясь язычком верхней губы. Сашок начал листать дальше, но Дмитрий вырвал у него журнал из рук, вновь открыл разворот и впился в него глазами.
– А-а… Понравилась? – скабрезно ухмыльнулся Сашок. – Классная тёлка!
Смолин ничего не слышал сейчас и видел лишь девушку на снимке. Людмила!! Бред? Наваждение? Показалось? Ведь столько похожих людей на свете! Нет… Васильковые глаза, та самая причёска, что видел у неё при последней встрече, большие соски необычно тёмного цвета. Не мог он её не узнать. Никак не мог! Она! И нет сомнений! Но как?! Откуда?! Он отказывался понимать и верить в увиденное.
– Что с тобой? – спросил Максим, первым разглядевший его состояние.
Он ничего не ответил. Закостеневшими, непослушными, как тогда в тайге, пальцами он перевернул страницу, потом ещё и ещё. Везде – она в различных позах, способных вызвать шевеление в штанах даже у неизлечимого импотента. Помутневшим взором он пытался вчитаться в текст, пусть и английский, но буквы прыгали в пьяной пляске, и удалось сфокусироваться лишь на одной, выделенной красным цветом фразе: Girl of the month Lusien En. Небогатого запаса школьного английского хватило, чтобы перевести: «Девушка месяца Люсьен Эн». Мелькнула всё-таки надежда, что обознался, зря разволновался. Люсьен Эн. При чём здесь Людмила?! Но… Нет! Слишком хорошо он знал её тело, каждый его сантиметр.
В нём зародился и заклокотал, как лава в вулкане, гнев на неё, на скабрезно лыбившегося Сашка, быть может, не раз мастурбировавшего где-нибудь в укромном уголке, возбуждаясь на обнажённые прелести Людмилы. Его Людмилы! Произнеси сейчас ничего не подозревающий Сашок хоть слово, прямой удар в челюсть ему был бы обеспечен. Но тот смолчал почему-то. Но полностью избежать извержения вулкана не получилось. До скрипа стиснув зубы, он одним махом разорвал журнал для сексуально озабоченных мужчин и запихнул его в урну, где ещё дымились окурки.
– Ты чего?! – опешил Сашок.
– Ничего!!! Чтоб я этой гадости больше не видел!!! – проорал так, что вздрогнула вся казарма. – Иначе командиру доложу!!!
И выскочил вон.
Все оставшиеся месяцы до увольнения он проходил сам не свой, отдалившись от всех и замкнувшись в себе. Долго не мог заснуть ночами, пытаясь стоном душевным выдавить из себя любовь, ещё недавно казавшуюся вечной. Людмиле решил ничего не писать, решив расставить все точки над i при встрече. Иногда у него шевелился червячок сомнений: надо бы выслушать её, дать возможность объясниться. Но он душил такие мысли в зародыше. Что тут объяснять, когда всё очевидно! Когда же команда «Подъём!» выдёргивала его из зыбкого и недолгого сна, пробуждаться мучительно не хотелось, как тогда, в сугробе…
Встретились они на школьном дворе, откуда ушли когда-то вместе и думали, что не расстанутся никогда. Денёк на макушке лета выдался жарким и солнечным, старые тополя весело шелестели зеленью, призывая всех желающих под свою благодатную тень. В душе же Дмитрия безудержно разыгралось ненастье, оголив нервы, готовые звонко лопнуть. Она спешила к нему окрылённая, в невесомых, полупрозрачных брючках нежно-белого цвета и такой же воздушной блузке с волнительным декольте. Бросилась на шею, едва не уронив элегантную сумочку, и впилась в любимого страстным поцелуем. Он не удержался, и на пару мгновений они слились губами, но потом он мягко отстранил её, полностью открытую для любви, благоухающую тонким, неведомым ранее ароматом.
– Здравствуй! – она не заметила его холодности. – Я жутко соскучилась! Почему не писал столько времени? Опять за тридевять земель плавал?
И снова потянулась к нему.
– Подожди! – он остановил её страстный порыв. – Сначала ответь мне на один вопрос.
– На какой? – она вся светилась от счастья.
– Ты знаешь, кто такая Люсьен Эн?
Она вздрогнула, словно неожиданный громовой раскат пронёсся по безоблачному небу, улыбка медленно сошла с её лица, опустились руки, протянутые к любимому, но глаза продолжали смотреть прямо, без всякого смущения.
– Знаю… – выдохнула она. – А откуда ты узнал?
– Журнальчик один весёлый видел, – горло у него пересохло, и каждое слово давалось с трудом. – Как ты могла? Как ты могла?!
– Не кричи! – она оставалась совершенно спокойной, что бесило его ещё больше. – Ты думаешь, можно прожить на стипендию? Одеться, обуться, питаться нормально? Тётка работы лишилась, мы мою квартиру сдаём, но и это – крохи. Сердце у неё больное. Ты знаешь, сколько денег на лекарства уходит? Ей сейчас операция предстоит по замене клапана. Ждать бесплатной очереди – проще сразу на кладбище ползти.
Он молча мотал головой, как упрямый бычок. Она видела, что все её аргументы со свистом пролетают мимо его понимания. Не достучаться.
– Ко мне никто никогда не прикасается, – она понимала его состояние. – Кроме гримёрш. Ты понимаешь?
– Ч-что?! – он задохнулся. – Т-ты… Т-ты… Продолжаешь сниматься?!
– Продолжаю, Дима… По контракту у меня ещё семь съёмочных дней.
– Как ты на улицу потом выходишь?!
Он чувствовал, что ещё чуть-чуть и взорвётся. За несколько месяцев он думал-передумал миллион вопросов, которые хотел задать ей, подготовил кучу обличительных слов, которые собирался бросить ей в лицо, а вот сейчас всё выскочило из головы. Он полагал, она будет оправдываться, вымаливать прощение, но Людмила повела себя совершенно иначе.
– А так и выхожу! – не без вызова ответила она. – Без стеснения! Мои фото печатают только за границей. Это такая работа, если хочешь. Так, на данный момент, я зарабатываю деньги. Если бы я мыла туалет на вокзале, было бы лучше?
– Такая работа?! – его всё-таки прорвало. – А когда контракт закончится, что станешь делать? Или новый предложат, более денежный?! За секс перед камерой, наверное, неплохо платят?!
Он хотел ещё что-то выкрикнуть, что-то совсем обидное, но пощёчина, хлёсткая и звонкая, оборвала его. Не сказав больше ни слова, она резко развернулась и быстро-быстро, почти бегом, устремилась прочь. А он стоял со звенящей головой и думал о том, что она уже не вернётся, даже если он всё простит и начнёт молить о возвращении.
– Вот она, точка невозврата… – прошептал он, неожиданно почувствовав, как увлажнились глаза.
Больше они не встречались и не созванивались. На встречи с одноклассниками он не ходил, чтобы исключить возможность увидеться с ней. Но ведь не на необитаемом острове жил, какие-никакие, а сведения о Людмиле долетали до него. Пусть обрывками, изредка, но всё-таки. Закончила институт с красным дипломом, поступила на работу в Склиф. И ни разу о том, что она где-нибудь, когда-нибудь хоть как-то проявила себя в эротическом – и уж тем более в порнографическом! – бизнесе…
«Прости меня, Людмила, – мысленно обратился он к ней. Впервые за почти пятнадцать лет, прошедшие с их последней, горькой встречи. – Дурак я был, полный дурак. А почему был? Я им и остался. А к тебе просто грязь не прилипла, вот и всё. Не вник я тогда в твои проблемы, не вник… Ничего не слышал и слышать не хотел. Быть может, потому и вышло всё вот так вот… – он криво улыбнулся, покосившись на мирно лежащий телефон. – Прости… Прости…»
…После разрыва с Людмилой так погано и пусто было на душе, что безразличен стал весь мир, да и собственная судьба не интересовала. Сначала, вспомнив её отношение к алкоголикам, решил запить. На этом скользком пути, ведущим в никуда, всегда найдутся те, кто подтолкнёт в нужном направлении: посочувствует, войдёт в положение, подставит плечо в виде до краёв налитого стакана.
Поначалу помогало. В весёлых загулах тоска отступала, уступая место сомнительному веселью и поддельной отстранённости от действительности, и головная боль с утра не казалась мученьем, так как заглушала стенанья душевные, приносящие страдания куда более нестерпимые. Но алкоголь – коварный и изобретательный недруг, ловко маскирующийся под доброго приятеля, а то и лекаря. Тоска, оглушённая им, загнанная куда-то в самые тёмные душевные закоулки, никуда не исчезла. Она отсиделась, набралась сил, подпиталась винными парами и неожиданно выпрыгнула из своего укрытия, разрывая обманутую душу в клочья.
Однажды поздним вечером, в сильном подпитии, Смолину стало невыносимо душно, будто из квартиры весь воздух вылился. Он настежь распахнул окно, и жадно вдыхал прохладу первой осенней непогоды. Нудный дождик поливал пустынный двор, заключённый между четырьмя кирпичными восьмиэтажками, стоящими квадратом, и знакомый с детства до последнего деревца. Хоккейная «коробочка», качели, турник самодельный, песочница, где карапузом куличики лепил… Один шаг с шестого этажа, и всё это исчезнет навсегда, как и тоска, цвета протухшей воды. Прямо под окном, забравшись на тротуар, стоял огромный чёрный джип. Дмитрий зло развеселился, подумав: «Вот удивится хозяин, когда выбежит на сработавшую сигнализацию и увидит на крыше моё распростёртое тело». Он отодвинул в сторонку горшки с фиалками и занёс ногу на подоконник.
– Не надо, сынок! – раздался сзади голос матери, требовательный и молящий одновременно. – Иначе я шагну вслед за тобой.
Он медленно обернулся. Мать стояла посредине комнаты в одной ночной рубашке, с растрёпанными седыми волосами, и даже в ночном полумраке он увидел, как мертвенно-бледно её лицо, разглядел воспалённые, заплаканные глаза, разглядел, как она сильно похудела за последнее время. Она никогда не спрашивала его о причинах резкого разрыва с девчонкой, без которой он до армии не мог и дня прожить, не желала лезть в душу, понимая её израненность. Смерть мужа сильно состарила её, высушила тело, но поведение сына в последнее время приносило боль куда большую, заставляя постоянно ныть и без того измотанное сердце.
– Нельзя же так, – горячо зашептала она, когда он отошёл от окна и, как в раннем детстве, прижался к её груди. Гладя его по жёсткому ёжику волос, она едва сдерживала рыдания, не давая им выхода. – Жить надо, что бы ни случилось. Всё уляжется, забудется, новая любовь в сердце войдёт.
– Нет! – он упрямо замотал головой. – Не забудется. Такое невозможно забыть!
Они проговорили всю ночь. Он рассказал матери всё. И как замерзал в тайге, и только удивительное видение заставило его биться за жизнь, и как в руках у него оказался проклятый журнал. Ощутимо легче на душе не стало, но от черты, из-за которой никто и никогда не возвращался, он отступил.
Откуда ему было знать, что практически в то же время Людмила полоснула себя по левому запястью, тем самым ножом, что всегда носила с собой? И, пока он изливал душу матери, врачи скорой помощи делали всё, чтобы остановить хлещущую из вен кровь.
Куда пристроиться на работу, он не знал, да и не стремился к чему-либо конкретному. Перебивался случайными заработками и жил лишь сегодняшним днём. Однажды в метро кто-то окликнул его на эскалаторе. Оказалось – Максим, тот самый сослуживец, с кем вместе оттрубили в армии от звонка до звонка. «Привет! Как жизнь? Чем занимаешься?» Зашли в ближайший кабачок, и Максим сильно удивился, когда Смолин отказался от выпивки, даже от безобидной кружки пива. Узнав, что товарищ по армии нигде постоянно не работает, Максим сказал:
– Я сейчас в одну солидную организацию устраиваюсь… Хочешь, телефон кадровика дам?
– И что за контора?
– Федеральная служба охраны.
– Никогда о такой не слышал! Чего охраняют?
– Это бывшее девятое управление КГБ, – поведал Максим, наклонившись к нему через столик. – Занимается обеспечением безопасности высших должностных лиц государства.
– Понятно… А давай! – ответил, почти не думая.
Медицинскую комиссию он прошёл без проблем. Только хирург поинтересовался происхождением шрамов на коленке и выписал направление в рентгеновский кабинет.
– Вам крупно повезло, молодой человек, – заключил немолодой доктор, разглядывая на свету снимок его ноги. – Операцию вам сделали профессионально. Не приседайте с центнеровой штангой на плечах, и всё будет нормально.
Потрепали нервы психиатры да психологи, разбирая результаты тестирования и показания полиграфа. Им было непонятно, почему это у молодого человека нет девушки и в ближайшие годы он не планирует создание семьи. Он объяснил как мог, сильно нервничая оттого, что ему довольно-таки бесцеремонно лезут в душу. В результате люди, считающие себя специалистами в человеческой психике, признали его годным с маленькой пометкой – «условно». То есть теперь, решение о том, брать или не брать его на работу, мог принять только будущий прямой начальник. Руководитель одного из подразделений секретной службы, всегда испытывающего кадровый голод, такой ответственности не испугался, и Дмитрий, отучившись на подготовительных курсах, приступил к исполнению обязанностей.
Работа по осуществлению допуска на охраняемый объект казалась ему нудной и утомительной, но перспективы роста существовали. Спортивного парня с быстрой реакцией и неплохой смекалкой заметили, и через три года он перешёл в управление, занимающееся личной охраной. Здесь, конечно, служить было куда интересней, хотя свободное время сократилось в разы. Чтобы и дальше подниматься по служебной лестнице, решил получить высшее образование и довольно легко поступил в Институт Физкультуры, являющийся одним из профильных в данной организации, на заочный факультет. Мать, видя успехи сына, успокоилась и даже внешне немного преобразилась, словно помолодев: не слезились больше глаза, на лице появился румянец и удовлетворение.
Мама ушла тихо, во сне, будто в полной уверенности, что Дмитрий не нуждается больше ни в чьей поддержке. Остался он один на один с жизнью, всегда щедрой на сюрпризы и неожиданные повороты. Годы летели быстро, как самолёты, уносящие его в частые командировки. И родную страну посмотрел в избытке, и зарубежные поездки уже стали привычными. В Маниле тоже пришлось побывать, и теперь уже походить по её улицам, вдохнуть её азиатский колорит. Город показался чересчур перенаселённым и поражал строительным хаосом. На небольшом пространстве запросто могли уместиться мутная река, трущобы, небоскрёб и храм.
«И где этот чёртов Сашок купил тот журнальчик?» – неожиданно промелькнула у него мысль. Но он тут же отделался от неё, как от чего-то абсолютно ничтожного. Какая, в сущности, разница?
Остался позади институт, и на его форме, которую, впрочем, никогда надевать не приходилось, появились капитанские погоны.
В одной из командировок они оказались в паре с Максимом, шедшим по службе примерно тем же путём, что и он. Близкими друзьями они не стали, Смолин вообще в этом плане слыл бирюком, но приятельские отношения поддерживали. Отработали нормально, без эксцессов, и ранним утром двинулись в аэропорт кортежем: гаишники с неумолчной сиреной и мигалкой – впереди, за ними машина с охраняемым лицом и их автомобиль сопровождения чуть сзади, как привязанный. Осенняя морось с неба и седой туман, неплотной пеленой кроющий дорогу, петляющую меж камчатских сопок.
– Знаешь, Димон, – сказал Максим, сидящий сзади, – у моей сестрёнки сегодня день рождения. Пятнадцать лет. Юбилей, как-никак!
– Поздравляю, – безучастно ответил он, неотрывно следя за дорогой. – Что купил в подарок?
– А чего тут купишь? Трепангов и крабовые клешни! Пусть удивляется… О, гляди!
Справа, метрах в двухстах от дороги, у самого подножия сопки неторопливо брёл куда-то медведь. Большой, матёрый, вышагивал по-хозяйски спокойно. Удивительно было наблюдать дикого зверя не в вольере зоопарка, а вот так, в родной среде обитания. В этот момент из-за поворота со скоростью болида вылетел джип Toyota Land Cruiser, едва избежав столкновения с полицейской машиной. Водитель японского внедорожника инстинктивно крутанул руль вправо, но там начинался крутой обрыв к реке, и он тут же попытался вернуть автомобиль на прежнее направление. Машина пошла юзом, прямо на приближающийся лимузин с объектом государственной охраны. Столкновения было не избежать, но в последний момент Дмитрий среагировал, успев оторвать взгляд от косолапого.
– Газуй!!! – что есть мочи заорал он водителю. – Наперерез!!!
Тот выполнил приказ и утопил педаль газа в пол. Машина сопровождения приняла на себя всю силу удара. Они выполнили свои обязанности, обеспечив безопасность высокопоставленного чиновника.
Дмитрий отделался лишь незначительными ушибами, водитель сломал пару рёбер, а Максим… Перелом шейного позвонка не оставил ему шансов…
На похоронах он увидел ту, кому погибший охранник вёз трепангов. Увидел и обомлел. Перед ним стояло чудо с огненно-рыжими волосами, заплетёнными в косу почти до пояса. Не скажи тогда Максим, что ей пятнадцать, он бы сам не догадался. Она выглядела полностью сформировавшейся женщиной – ни прибавить, ни убавить. Высокая, длинноногая, с упругой, но не огромной грудью, зовущими бёдрами, пухлыми губками и правильными чертами лица, она словно только что сошла с подиума. И необычный цвет волос её нисколько не портил. Наоборот, добавлял экзотичности, столь нехватаемой многим изюминки. Заплаканная, конечно, удручённая, но это не мешало разглядеть всю её прелесть. Совершенно не к месту он ощутил чувство, давно им забытое. Точно такой же пожар вспыхнул в его душе тогда, когда он впервые увидел Людмилу. Не верилось, что подобное может повториться, но сердце снова билось неровно, то ускоряясь настолько, что ему казалось, будто стук его может быть услышан в плачущей тишине, то затихая, почти умирая. Звали её Марина.
Он держался из последних сил, стараясь выкинуть рыжеволосую красавицу из головы, считая нахлынувшие чувства блажью, благодарил Бога за то, что его отправили в очередную командировку почти на две недели, но… Не смог побороть себя и набрал номер домашнего телефона безвременно ушедшего коллеги. Специально позвонил днём, надеясь, что родители Максима на работе. Уже звучали длинные гудки, а он не знал ещё, что скажет ей, если она вообще возьмёт трубку.
– Алло, – раздался нежный, заспанный голосок.
– Здравствуйте! – сердце стучало так сильно, что он плохо слышал собственный голос. – Я могу Марину услышать?
– Вы её уже слышите, – голосок стал игривым. – А вы кто?
– Я – сослуживец вашего брата, – затараторил он, боясь, что она не станет слушать. – Вы могли видеть меня на похоронах. Мы с ним были в одной машине, когда… Мне хотелось бы поговорить с вами. Очень! Мы могли бы…
– Называйте время и место, где встретимся, – ответила она совершенно буднично, будто такие предложения получала каждый день.
– У вашего подъезда, – выпалил он, не веря столь быстрому согласию. – Через полтора часа.
– Хорошо.
На другой конец города он мчался галопом, взлетая по ступенькам эскалаторов, не чувствуя ног, и прибыл на место минут на пятнадцать раньше назначенного срока. Вечерок в самом разгаре затянувшегося бабьего лета только вступал в свои права; молоденькие клёны и ясени, только-только обжившиеся среди небогатых на зелень новостроек, тихо роняли пожелтевшие листья, иногда будто купавшиеся в лучах закатного солнца. Он стоял с большущим букетом эустомы, чувствуя себя несколько неловко. Прямо напротив подъезда располагалась детская площадка, где стайка малышей осваивала горку и качели, а их мамочки сидели на скамейке, беседуя о чём-то своём. Что подумают они о взрослом мужчине, когда он ещё сопливой, в общем-то, девчонке вручит цветы? Ругал себя за непредусмотрительность, но отступать было поздно.
Она вышла с опозданием и неторопливо, словно не пятнадцать ей исполнилось недавно, а лет на семь больше и за плечиками её девичьими опыта в общении с мужчинами – хоть отбавляй. Элегантная кожаная куртка, отороченная мехом, модные высокие сапожки на каблучках, серёжки золотые с камушками, явно не полудрагоценными… Судя по всему, родители денег на дочурку не жалели.
– Здравствуйте, ещё раз, – он смущался как мальчишка. – Это я звонил. Меня Дмитрием зовут.
И он протянул ей букет. Она приняла его как должное, потянула носиком лёгкий аромат нежных цветков и сказала, мило улыбнувшись:
– Спасибо. О чём вы хотели поговорить? И… давайте перейдём на «ты».
В её карих глазах плескалось озорство, казавшееся несовместимым с пережитой недавно смертью близкого человека. Ему показалось это странным, но лишь на секунду. Он прекрасно знал, что молодости, и уж тем более юности, не свойственно долго носить траур.
– Давай, – легко согласился он. – Понимаешь… Наверное, всё это выглядит глупо и нелепо, но…
– Я тебе сильно нравлюсь? – помогла она ему.
– Да! – выпалил он, опустив глаза. – Так бывает, я знаю. Ты веришь в любовь с первого взгляда?
Она помолчала, рассматривая его чуть прищуренным взглядом, а потом тихо, но уверенно произнесла:
– Верю.
Их любовная история развивалась стремительно, как горная лавина, сорвавшаяся с вершины от подземного толчка и несущаяся к подножию, набирая мощь и скорость, сметая всё на своём пути, не оставляя шансов на сопротивление и укрытие. Они забыли про разницу в возрасте в тринадцать лет, просто не замечая её. Он ошибся, поначалу посчитав её опытной во всех отношениях. Ничего подобного! Просто ей хотелось казаться таковой, а актёрского таланта природа отмерила ей щедро. Она и мечтала стать актрисой. Не в пример многим своим сверстницам, читала много и могла иногда всю ночь провести за томиком Толстого или Достоевского, живо представляя себя в ролях различных героинь. Но не только классика присутствовала в её «репертуаре». Зачитывалась и Пелевиным, и Кингом, и Брауном, и Мураками.
Близость у них случилась на его квартире, примерно через месяц после их первой встречи. Став первым её мужчиной, он сильно удивился обширным теоретическим сексуальным познаниям пятнадцатилетней девушки, которые она смело, без малейшего смущения, воплощала на практике. Что ж, бескрайнее и мутное море порносайтов давало отличное «образование» в данной области человеческих отношений. Зачастую весьма извращённое.
– Смешно, – сказала она, выпорхнув из душа и не торопясь одеваться. Он в это время готовил кофе на кухне.
– Что тебе смешно?
Она стояла в дверном проёме, руки в боки, широко расставив ноги и ничуть не стесняясь своей прекрасной наготы.
– Ты теперь под статьёй ходишь, Димочка, – было непонятно, серьёзно она говорит или играется. – За совращение малолетних, слышал? Не захочешь жениться, я – заявление в полицию. И – прощай, спецслужбы, здравствуй, тюрьма. Я, кстати, накануне у гинеколога была. У меня и справочка имеется. О девственности. Ты только простынь в стирку подольше не закидывай.
Он замер, буквально раскрыв рот. Кофе в турке забурлил и хлынул со злым шипением на конфорку.
– Да не пугайся! Шучу, – заливисто засмеялась она и упорхнула в комнату.
Ему не понравились ни шутка её, ни смех, показавшийся неискренним, но он не придал этому значения. Лавина любви укрыла толстым слоем все остальные чувства, бесцеремонно придавливая любое их шевеление.
Они редко гуляли по улицам, как в пору его первой любви, но и «постельный» режим соблюдали не регулярно. Она будто держала его, да и себя, на голодном пайке, чтобы потом вдоволь насладиться искусно приготовленным гурманским блюдом. И когда это случалось, всё происходило страстно, неистово, на той тонкой грани, что отделяет реальность от мира безумных фантазий. Иногда казалось, что грань рвётся и разум уже никогда не возвратится в своё прежнее состояние. Потом медленно, лёжа в объятиях друг друга, они восстанавливали дыхание, возвращаясь неведомо откуда в обычную московскую квартиру.
Основными местами их времяпрепровождения стали музеи, театры, картинные галереи. Дмитрий был рад этому, боясь, что она повлечёт его по ночным клубам, каковых он не уважал. Она называла ему спектакль или художественный салон, а он доставал билеты.
– А почему ты машину не купишь? – спросила она, когда зимним метельным вечером они вышли из «Ленкома». И плотнее закуталась в шубку из мутона.
– Да к чему мне она? Живу один, дачи нет… А тебя и на такси, если что, могу прокатить.
– Такси – это всё-таки не то. К тому же ты так и собираешься один жить? И дача нужна! От города надо отдыхать.
Сотрудники спецслужб – не самые высокооплачиваемые работники в столице, но кое-какие накопления Дмитрий имел, прибавил к ним кредит и однажды, уже ближе к весне, приехал на встречу со своей возлюбленной на новенькой Mitsubishi Outlander цвета шампанского. Она совершенно по-детски обрадовалась сюрпризу, обошла машину со всех сторон, заглянула в боковые зеркала, по-хозяйски уселась на пассажирское сиденье рядом с водителем и улыбнулась мило:
– Класс! Но Lexus RХ с кожаным салоном лучше.
Он лишь хохотнул, восприняв её слова как шутку: столь дорогая машина была ему не по карману даже с учётом кредита, одно обслуживание половину его бюджета съест. А ему хотелось ещё съездить с девушкой на побережье Средиземного или Красного моря. Свою дальнейшую жизнь без неё он уже и не мыслил. Окончит она школу, настанет её долгожданное совершеннолетие, и направится он к её родителям с просьбой руки и сердца. А свадебное путешествие совсем неплохо провести где-нибудь на островах Карибского моря. Цвет у него потрясающий! Он видел, когда командировочная жизнь забросила его на Кубу.
Девчонка между тем росла и хорошела. Люди незнакомые и подумать не могли, что ей не только восемнадцать не исполнилось, но и пресловутый ЕГЭ ещё впереди. Нередко, когда они шли вдвоём, он подмечал восхищённые взгляды проходящих мимо мужчин и не замечал, как за его спиной они превращались в завистливые.
Она исполнила свою мечту и с первого раза без особых трудностей поступила во ВГИК, на актёрский факультет. Счастливее человека он не видел в своей жизни и радовался вместе с ней, будто он сам осуществил в своей жизни нечто такое, перед чем всё остальное меркнет, становясь незначительным и мелким. И училась она с самозабвением, иной раз пропадая в институте до позднего вечера. Когда не был занят по работе, он терпеливо ждал её, потом чуть усталую, но безмерно счастливую отвозил домой.
Через полгода настала, наконец-то, долгожданная дата: ей исполнилось восемнадцать лет. Ему не удалось побывать на торжестве, отправили в командировку за Урал, но по возвращении сразу же позвонил ей и сказал, что сейчас приедет с подарками и цветами и по всем правилам станет просить у её родителей благословления. За всё время их знакомства он видел их всего несколько раз, всегда страшно смущаясь. Ведь он находился в одной машине с их сыном, когда случилась трагедия. Он жив, а Максим… Но неожиданно Марина отказалась, сославшись на недомогание матери и отсутствие отца, он тоже куда-то уехал в командировку, и сказала, что сама приедет к нему.
– Послушай, – спросила она, когда они удовлетворённо-утомлённые лежали в постели у него на квартире, – вот ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж. А где мы будем жить?
