Kitabı oku: «Хирурги человеческих душ. Книга вторая. Моё время. Часть первая. Вторая оттепель», sayfa 3

5

Подлужного, до того как его предшественник освободит квартиру, поселили в гостинице. В настоящее время он сидел за столом в одноместном номере и поздним вечером изучал сложное двухтомное уголовное дело, расследованное начальником следственного отделения милиции Хохолковым Егором Григорьевичем. Не изучалось. Не изучалось потому, что за стеной неведомый постоялец включил магнитофон. Звучало «откровение музыкального сезона» 1987 года: шлягер «Яблоки на снегу» в исполнении Михаила Муромова. И душещипательные строки: «Яблоки на снегу – розовые на белом» навевали Алексею грустное настроение, ибо ассоциировались с тем, что он сотворил с любовью к Татьяне.

Наконец магнитофон замолчал. Мало-помалу затихал гостиничный народ. Подлужный, утвердив обвинительное заключение по уголовному делу, на сон грядущий намеревался дочитать бестселлер той поры – «Мастера и Маргариту» Булгакова. Не дали. В половине одиннадцатого раздался телефонный звонок.

– Да! – в обычной напористой манере бросил в трубку Алексей.

– Дежурный по отделу старший лейтенант Усков, – доложили ему. – Товарищ прокурор, на Вёпсе двойное убийство. Опергруппу собрали. Машину за вами выслали.

– Кгм…Хорошо, – озабоченно прокряхтел Подлужный, так как и в самом деле предстоящая ночь ничего хорошего не предвещала.

В далёкий лесной посёлок, который от Красносыльска отделяло сто шестьдесят километров, выехали вшестером на милицейской «буханке»¹⁸. Помимо водителя и прокурора в машине разместились: начальник уголовного розыска Мудрых Владимир Степанович, начальник следственного отделения милиции Хохолков Егор Григорьевич, эксперт-криминалист Завьялов и судебно-медицинский эксперт Старцев. Поскольку начальник милиции Жур заболел, то Мудрых представлял одновременно и руководство милиции. Подлужный тоже ехал «за двоих», так как следователь прокуратуры Цыганков находился в командировке. Хохолков следовал «по своим делам»: поступило сообщение о совершении в лесном посёлке ещё и кражи.

– Из Вёпса позвонил председатель сельсовета Гёте и сообщил о двух трупах, – излагал прокурору начальник угро исходные данные, покачиваясь от быстрой езды. – Убили жену малолетнюю дочь передовика Кобзы. Женщина убита в доме. Ударили чем-то тяжёлым по голове. Перед тем, предположительно, изнасиловали. Или пытались. Девочка задушена на улице, рядом с домом. Её предсмертный крик услышали соседи. Но пока они собрались, пока ружьишко прихватили, преступники успели скрыться. Зэки орудовали.

– Почему такая версия? – повернулся на переднем сиденье Подлужный.

– Кто ж, ещё, – знающе усмехнулся Мудрых. – Судите сами: с вводом Бэ-52 из гражданских в посёлках остались битый да грабленый. «Почерк» тоже зэковский. Чтоб так зверски…Я их за версту чую. Они и крадут, не как все. Им же тащить нахапанное некуда. Потому они задарма нахаваются, а потом шкодят и гадят: разломают, разворошат, разбросают…Рабская психология. Гёте сразу определил: «Поселенцы». И ещё: председатель сельсовета в доме углядел рукавицу – зэковская. Такие шьют в Выйской зоне строгого режима для тех, кого на лесоповал выводят.

– Так-так, – принял информацию к сведению прокурор.

– Раньше в посёлках кражи были экзотикой, – подключился к разговору Хохолков. – Все ж свои. А как учреждение появилось, они и полезли, что грибы после дождя. А раскрыть их трудно. Ведь поселенец – тот же лазутчик из осаждённой крепости. Сделал вылазку, и юркнул обратно в норку. В колонию. А оттуда его попробуй выманить на раскрутку – закрытая структура. Государство в государстве.

– Угу, – постигал местную специфику Алексей.

Дальше ехали молча. Милиционеры и эксперты дремали, а Алексей смотрел в окно, не столько глядя на горный пейзаж (местные красоты были укрыты темнотой), сколько думая о Татьяне и сыновьях.

Сотню километров преодолели за полтора часа, добравшись до большого таёжного посёлка Выя. Там следственно-оперативная группа забрала участкового инспектора милиции Порошина, в участок обслуживания которого входил Вёпс, и двинулась дальше. Рельеф становился всё более гористым. Ещё через тридцать километров достигли перевала. И это сразу ощутил не только двигатель машины, натужно зарокотавший на горных кручах, но и пассажиры. Несмотря на середину сентября, здесь уже тонким слоем лежал снег

– Перевал, – ленивым голосом прокомментировал перемены проснувшийся Мудрых. – Дальше, километров через сто, ещё один перевал, а дальше – открытая местность аж до Карского моря.

– Да-да, – откликнулся Алексей, подумав: «А в Среднегорске зимой ещё и не пахнет».

На шестьдесят километров от Выи до Вёпса потратили два часа.

6

Председатель сельсовета Гёте и двое понятых, предусмотрительно подысканных им же, встретили оперативную группу возле домика Кобзы. Гёте – исполинских габаритов мужчина – живо напомнил Подлужному о Гайде. Только если Гайда был похож на медведя, то юридический хозяин лесного посёлка запросто вместил бы в себя настоящего косолапого хозяина тайги.

Гёте пожал прокурору руку так, что у спортивного Подлужного косточки затрещали. Затем он, горестно ссутулясь, жестом показал на небольшой комочек, лежавший в кювете. Комочек был заботливо укрыт детским красным одеяльцем. Гёте поднял стёганое покрывальце, и Алексей увидел трупик девочки. Его отцовское сердце ощутило острый укол.

– Это Ксюша Кобза, – со слезами на глазах произнесла женщина, подошедшая сзади. – Я около десяти вышла в сенки и услышала её крик. Она кричала «Мама! Мамочка!». И ещё такое странное: «На букву «бэ»! На букву «бэ». По голосу я Ксюшеньку сразу узнала. Сказала мужу. Он взял ружьё, а я – ломик. Сейчас же опасно. Колонисты. Мы оделись и выбежали. Но эти сволочи уже смотались…Я соседка ихняя. Кичигина, – в заключение пояснила свидетель.

– Точнее можете указать время, когда вы услышали крик? – осведомился Подлужный.

– Точнее…Минут без пятнадцати – без двадцати десять.

– Значит, девочка – финал их злодеяния, – глухо проговорил прокурор, загоняя пронзительную, но неуместную сейчас жалость внутрь и обретая профессионализм. – Что ж, начнём с дома.

Экспресс-осмотр места происшествия подсказал сотрудникам правоохранительных органов, что действовал не убийца-одиночка. Характер расправы с жертвами, картина погрома, рукавица, впопыхах забытая на кухне, действительно наводили на версию о причастности осуждённых к исключительному по жестокости акту. Причём эти колонисты должны быть пьяными или с остаточными явлениями алкогольного опьянения, а на их одежде и телах, не исключено, – пятна крови и порезы. Время их возвращения в колонию – перед отбоем либо сразу после него.

С тем прокурор и отправил в зону сотрудников милиции и председателя сельсовета, чтобы те произвели первичный отбор подозрительных лиц. Сам же с понятыми и экспертами Завьяловым и Старковым он остался в доме Кобзы для производства более детального обследования места происшествия и доказательной протокольной фиксации юридически значимых обстоятельств. После осмотра придомовой территории, они перенесли мёртвую Ксюшу в тепло. Фёдор Николаевич деловито согрел два ведра воды на газовой плите, обмыл тела потерпевших и тут же приступил к их вскрытию, чтобы не возить трупы в районный центр – практика, обыденная для Сылки.

Прокурор, задокументировав обстановку и изъяв одежду пострадавших, рукавицу, горлышко от бутылки, окровавленный нож, а также образцы выделений и крови из разных мест, не поленился на пару с Завьяловым вторично проверить закоулки домика. Теперь уже осторожно ползая на коленях. И не зря! На кухне под сервантом эксперт-криминалист обнаружил орден Трудового Красного Знамени на сером лоскуте, определённо выдранном из колонистской спецовки. На лоскуте имелся мазок, похожий на кровь – ценная находка.

Алексей занёс свежие данные в протокол, и вознамерился уж было позвонить в колонию, вооружая опергруппу новыми сведениями о вероятных особенностях внешнего вида преступников, да с досадой вспомнил, что телефонный аппарат разбит вдребезги. «Чёрт побери!», – стукнул он себя ладонью по лбу. И повернулся к понятым, которым перед тем демонстрировал находку, чтобы осведомиться о месте нахождения ближайшей точки связи.

Однако, реализация задумки ему не понадобилась, поскольку по крыльцу дробно забарабанили чьи-то ноги, и в дом вбежал запыхавшийся участковый Порошин.

– Товарищ прокурор! – возмущённо отрапортовал он. – Дежурный по колонии отказывается допускать нас до зэков.

– То есть, как отказывается!? – поползли кверху брови у Подлужного.

– Так. Говорит, что без указания сверху он не допустит. Мудрых ему чуть морду не расквасил, а он всё равно своё толмит. Кое-как их растащили.

– Вперёд! – решительно бросил Порошину Алексей, складывая материалы дела и вещественные доказательства в следственный чемодан. – Сейчас мы наведём на морде этого дежурного глянец социалистической законности…Я скоро. – Отдал он указание экспертам и понятым, выходя наружу. – Подписывайте протокол и охраняйте место происшествия.

Меж тем на дворе поднялась настоящая метель. Сквозь ненастье и снежную кутерьму слабо пробивались огни периметра колонии-поселения, к которым и направился прокурор вслед за участковым.

– А что не на машине? Что пешком? – прокричал Подлужный Порошину, прикрываясь воротом плаща.

– Да тут два шага шагнуть, – ответил ему тот.

От дома Кобзы до места лишения свободы и вправду оказалось не более сотни метров.

– Так близко?! – поразился прокурор, отряхивая одежду на крылечке КПП. – Зона прямо в черте населённого пункта!

– Бардак, – согласно кивнул Порошин, нажимая на кнопку электрического звонка. – Гёте про то на всех совещаниях жалуется.

Первая дверь прохода в колонию отворилась, и они вошли внутрь. В тамбуре их поджидали Мудрых, Пылёв и председатель сельсовета. Из караульного помещения через окошко на вошедших взирали собственно постовой в звании прапорщика и офицер в чине капитана с нарукавной повязкой красного цвета, на которой белели буквы «ДПНК». Мудрых подался к Подлужному, но тот остановил его жестом, давая понять, что ситуация ему известна.

– Прокурор Красносыльского района Подлужный, – представился капитану Алексей и предъявил удостоверение.

– Дежурный помощник начальника колонии Плющёв, – назвался офицер.

– Это верно, товарищ капитан, что вы препятствуете доступу к спецконтингенту оперативных сотрудников, участвующих в расследовании убийства двух жителей Вёпса? – корректно осведомился Подлужный.

– Мы же учреждение. Мы же не проходной двор, – внешне высокомерно вздёрнул нос тот. Ан из-под его жеста неявно пробивалась нервозность. – Кого попало, не допустим. И у нас свой прокурор.

– Мы – не кто попало. Мы представители власти, – надеясь на взаимопонимание, сдержанно повёл рукой Алексей в сторону присутствующих, находившихся с ним «по одну сторону баррикад». – Мы расследуем убийство. И те, кто противоправно нам препятствует в производстве следствия, ответит по всей строгости закона. Вы хотя бы это сознаёте?

– Не пугайте – пуганый, – с театральной аффектацией, в которой сквозила напряжённость, отмахнулся офицер. – Это ваш Мудрых ответит за то, что хватал меня…за мундир при исполнении. А о происшествии я доложил по инстанции. Сказали, что нет оснований.

– Простите, кому вы доложили?

– Начальнику колонии майору Сырцову.

– Соедините меня с ним, пожалуйста.

– Хым…Пожалуйста.

Дежурный кивнул постовому, и прапорщик через коммутатор позвонил абоненту. Заслышав голос последнего, он поспешно передал через окошечко телефонную трубку Алексею.

– …Слушаю. Чего опять? – раздавался из трубки недовольный руководящий рык.

– Здравствуйте, товарищ Сырцов. С вами разговаривает прокурор Красносыльского района Подлужный.

– Хрюк-хрюк…, – поперхнулся невидимый собеседник на той стороне эфира. – Начальник колонии майор Сырцов. Слушаю вас.

Подлужный принялся было лаконично и сухо излагать известные обстоятельства, но Сырцов перебил его:

– Я в курсе, товарищ прокурор. Мне докладывали.

– В чём же дело? – нахмурился Алексей. – Почему нам препятствуют?

– Так ваш же хитромудрый Мудрых требует, чтобы подняли всех осужденных, – в манере, характерной для кадрового состава системы исправительных учреждений, сделал в последнем слове ударение на букву «у» Сырцов. – Представляете? Это ж триста блатных и приблатнёных гавриков! А сейчас…, – закряхтел он, и ушей Подлужного достигли звуки колыхания тяжёлого тела и скрип кровати. – А сейчас начало пятого часа утра.

– Ладно, – моментально сориентировался прокурор. – Давайте поднимем лишь тех, кто вернулся в зону после двадцати одного часа.

– Хрюк-хрюк, – снова донёсся до Подлужного горловой клёкот. – Я докладывал по инстанции. Не велено.

– Шварцу? – осведомился Алексей. – Шварцу докладывали?

– Ему.

– Что ж, я сейчас выйду на него.

– Попробуйте. Но на меня не ссылайтесь. И знайте: я посредником между ним и вами не буду.

И иронически хмыкнув, Сырцов отключил связь.

– Соедините меня, пожалуйста, с коммутатором, – попросил прокурор дежурного.

Капитан скептически поджал губы и кивнул прапорщику. Тот с аналогичной миной на лице нехотя выполнил просьбу.

– Коммутатор? – услышав в трубке женский голос, спросил Алексей. Получив подтверждение, он продолжил: – С вами говорит прокурор Красносыльского района Подлужный. Соедините меня, пожалуйста, с начальником учреждения полковником Шварцем.

– Не велено, – равнодушно отозвалась женщина. – Шварц велел его беспокоить только по звонку Сырцова.

И голос телефонистки звучал до крайности невыразительно и бесстрастно. Как у той мадамочки из известной байки, которая постоянно путала успокоительные таблетки с противозачаточными. Скоро она имела семерых по лавкам, но ей было а-абсолютно всё равно!

– Послушайте, – в повышенном тоне попытался образумить её Подлужный. – Вы соображаете, что позволяете себе? С вами говорит прокурор района!

– Не велено, – равнодушно повторила женщина, и положила трубку.

«У-у-у!…Дура фригидная!» – взвинчено подумал Алексей.

Круг замкнулся. На Вёпсе была только ведомственная линия связи, принадлежащая Сылкаспецлесу. И меж тем время, отпущенное для преследования нелюдей по горячим следам, неумолимо истекало. А неведомые изверги трезвели, прятали испачканную одежду, зализывали скотские раны.

– Закон – тайга, медведь – хозяин, – отводя от Подлужного взгляд, со злорадством «подвёл черту» капитан Плющёв. – До Советской власти – сто шестьдесят километров. Если не больше: меряйте до Среднегорска, а то и до Москвы.

– Алексей Николаевич! – аж вскипел от негодования начальник уголовного розыска, доселе молчавший. – Чего с ними цацкаться? Давайте разнесём ко всем чертям этот кичман Чёрного полковника! Штурмом возьмём. У них же оружия нет, а у нас – три ствола, – похлопал он себя по левому боку, где у него, само собой, имелся пистолет в оперативной кобуре.

В эту критическую минуту Мудрых готов был действовать совсем не рассудительно. И чрезвычайно напоминал горячего и импульсивного Колю Бойцова.

По установленному порядку администрация такого места лишения свободы как колония-поселение действительно осуществляла надзор за осуждёнными и не имела огнестрельного оружия. В этом смысле оперативная группа имела несомненное преимущество. Только ведь тремя пистолетами спецконтингент не обуздаешь.

– Ага, шлёпните нас, – словно подтверждая размышления Алексея, издевательски осклабился Плющёв. – А на три сотни уркаганов в татуировках у вас патронов хватит? Вы же для них – никто. А то и похуже, чем никто. Я уже предвкушаю, – захлёбывался от вожделения он, – что сегодня вечером передаст радио «Голос Америки»: «Красносыльский прокурор с кучкой недоумков спровоцировал массовые беспорядки в Вёпсовской зоне…».

– За мной! – подал команду оперативной группе Подлужный, поворачиваясь к выходу и не желая предоставлять дальнейшего повода для сарказма дежурному по колонии.

– Куда мы, Алексей Николаевич? – разочарованно спросил его Мудрых.

– За мной, – повторил прокурор.

В его сознании забрезжил выход из тупика. В анархистской эскападе начальника уголовного розыска о штурме «кичмана» Чёрного полковника содержалось и рациональное звено.

7

– Куда мы, Алексей Николаевич? – разочарованно повторил Мудрых, следуя из проходной КПП за прокурором.

– Брать телеграф, почту, банки и мосты, – обретая трезвую рассудительность, ответил Подлужный. – Где тут у вас коммутатор? – обратился он к председателю сельсовета.

– Коммутатор? В серёдке посёлка, – взмахом руки обозначил искомое направление тот.

– Вперёд! – подал прокурор сигнал на посадку оперативной группе и Гёте.

Они сели в милицейский УАЗик, который стоял «под парами», и поехали к центру населённого пункта. Через пару-тройку минут Мудрых уже стоял на невысоком крылечке и властно стучал в металлические двери особнячка, в котором располагались коммунальные службы Вёпса.

– Кто там? – вскоре отозвался изнутри уже знакомый Алексею бесстрастный голос.

– Прокурор района Подлужный, – вступил он в свои права. – Впустите нас.

– Нельзя, – всё с той же поражающей пассивностью отвечала невидимая женщина. – Посторонним нельзя.

– Я требую именем закона! – повысил тон её оппонент. – Откройте, или мы ворвёмся силой.

– Посторонним нельзя, – не желала внимать его увещеваниям телефонистка.

По ту сторону послышались удаляющиеся шаркающие шаги, хлопнула внутренняя дверь и всё стихло.

– Ломайте! – оглянулся Алексей на массивную, широкоплечую фигуру Мудрых. – Ответственность я беру на себя. История нас оправдает!

За металлическую преграду сначала взялся далеко нехилый начальник уголовного розыска, а за ним – исполинский Гёте. Они поочерёдно то били в неё плечами, то с разбегу в прыжке, будто в боевике, наносили удары ногами, однако дверь им не поддавалась. С молчаливого одобрения прокурора, выраженного кивком, Мудрых выстрелил из пистолета во врезной замок. И эта мера тоже не принесла желаемого результата: должно быть, внутри имелась задвижка.

– Буде тараном попробовать, – предложил находчивый и, вероятно, не раз попадавший в сложные переделки, Гёте.

– Это как? – хором спросили его Мудрых и Подлужный.

– Подопрём дверку торцом бревна, а с другого конца даванём УАЗиком, – пояснил глава поселковой Советской власти.

– А чего? Толково! – на лету ухватил его задумку Владимир Степанович.

Так и поступили. Несмотря на возражения шофёра, жалевшего машину. С третьего приступа металлическая преграда рухнула внутрь. Штурмовая группа ринулась в освободившийся проём. Запертую хлипенькую внутреннюю дверь Мудрых вынес ногой в один приём. Ворвавшись в помещение коммутатора, штурмовики обнаружили там внешне симпатичную женщину средних лет, бестрепетно взиравшую на них.

– Прокурор Красносыльского района Подлужный, – в очередной раз за текущую ночь изрёк словесный штамп Алексей. – Срочно соедините меня со Шварцем, или я незамедлительно арестую вас за противодействие следствию.

– Я соединю, – каким-то потухшим взглядом окинула его фигуру телефонистка. И её лицо не выразило эмоций испуга, уважения, потрясения. – Соединяю с дежурным по учреждению. Прямого выхода на Шварца у меня нет.

Дорвавшись таки до Чёрного полковника, Подлужный в сжатом лапидарном стиле передал тому суть ситуации и свои требования. Вопреки предположению, Шварц разговаривал с ним без апломба и корректно. Выслушав напористого законника, он размеренным скрипучим и противным тенорком отказался допустить оперативную группу к работе с осуждёнными. Впрочем, некую уступку начальник В-52 всё же сделал, сообщив, что высылает в Вёпс своего заместителя Пенкевича с неограниченными полномочиями. «Он и распорядится. По ситуации», – завершил переговоры «без пяти минут генерал». И повесил трубку.

Столь наглая волокита не могла устроить прокурора. И он развил просто таки бешеную по своей энергетике деятельность. Разрывая тёмное пространство ночи звонким голосом, он в течение четверти часа последовательно связался через Красносыльскую районную телефонную станцию с ответственными дежурными по областной прокуратуре и ГУЛИТУ МВД СССР¹⁹, по республиканской и союзным прокуратурам. Причём, не выжидая того, достигнет ли цели вмешательство каждой из перечисленных инстанций, поскольку реакция дежурных была заторможенная.

Невзирая на чины, лица и звания, Подлужный требовал незамедлительного принятия мер по восстановлению законности и острастке зарвавшегося Шварца. «Если через пятнадцать-двадцать минут нас не допустят к отработке спецконтингента, – кричал он в трубку, – я доберусь и до генпрокурора, и до Горбачёва! И гарантирую вам, что в случае саботажа и уклонения убийц от возмездия, вся полнота ответственности ляжет, в том числе, и на вас тоже!»

Нет никакого сомнения в том, что окажись «в шкуре» Подлужного другой законник его ранга, он ни за какие коврижки не отважился бы на столь экстремистский выверт. Прокуроры вышколены действовать строго по инстанции и по субординации. Да вот на Подлужного сия закономерность не распространялась. Во-первых, кредо служения идеалам справедливости у него подавляло чувство персонального благополучия. Во-вторых, призывы генсека партии Горбачёва о том, чтобы подкрепить борьбу с бюрократами «сверху» встречным движением «снизу» он всегда стремился превратить в руководство к действию. В-третьих, у него имелся удачный опыт побед над местечковыми столоначальниками посредством федеральных структур.

И гигантский государственный механизм, спесиво огрызаясь на беспрецедентное своеволие провинциала, осмелившегося сверх прочего ещё и потыкать и шпынять их (!), маститых корифеев аппаратных игрищ, пусть со скрипом и скрежетом, но, преодолев силу покоя, закрутился. В телефонном эфире поднялась нужная Подлужному вакханалия и свистопляска. А сам возмутитель бюрократического спокойствия в союзном масштабе, «отзвонившись по полной», умиротворённо откинулся на спинку стула. Он вообразил то, как потревоженные чинуши «вытрясают пыль затхлости» друг из друга. И ему полегчало.

Ан угомонился дерзкий и непочтительный «пуп Земли», заставивший внезапным кавалерийским наскоком вращаться «птолемеевскую систему» по выдуманным им законам, ненадолго. Он вскочил и принялся мерить шагами небольшое помещение коммутатора в ожидании известий при всеобщем насторожённом молчании. Нервы Алексея были до того напряжены, что, когда раздалась резкая и продолжительная трель зуммера, он аж подпрыгнул по ходу движения и в воздухе извернулся в направлении телефонистки.

Последняя неспешно подняла трубку и заторможено стала внимать абоненту. По расположению вспыхнувшей на пульте лампочки стало ясно, что звонят из управления В-52. Получив указание, женщина растянуто проронила: «Соединяю вас, товарищ полковник, с майором Сырцовым». И воткнула стерженёк штеккера в нужное гнездо.

Обладавший технической смёткой Мудрых моментально сориентировался. Он метнулся к пульту и включил переговорное устройство «громкой связи». Пространство коммутатора тотчас густо заполнилось «эфиром отборного армейского мата». В ненормативном сленге изощрялся Шварц. Вежливость с него как рукой сняло. Отцедив бранный «мусор», заинтересованные слушатели уловили главное: полковник приказал начальнику колонии немедленно допустить «этого придурка» к работе с осуждёнными.

– А за «козла» ответишь! – азартно выкрикнул Подлужный, едва диалог между Шварцем и Сырцовым прервался.

И он под общий смех погрозил указательным пальцем далёкому и невидимому противнику. Даже телефонистка, показалось, оживилась.

Непродолжительное веселье прервал звонок от Сырцова. Тот уведомил Подлужного, что ждёт группу на КПП. Начальник колонии в бессильном раздражении также предупредил прокурора, что за возможные массовые беспорядки Подлужный ответит лично.

– Вперёд! – лихо взмахнул рукой Алексей. Точно шашкой швартовочные канаты корабля в шторм отрубил. – Ещё пугать нас будут! Скоты!