Kitabı oku: «С точки зрения чудовища», sayfa 10
– Почему? – тихо спросила девушка.
Виконт поднял на нее взгляд.
– А тебе было бы приятно, чтобы тебя настолько любили? Не ровной любовью, где есть место обоим людям, а захлестывающим обожанием? В котором второму человеку не остается места? В котором любят не тебя, а какую-то фантазию о тебе?
– Нет, мне было бы неприятно, – согласилась Исабель. Ей понравились слова Винсента. В них была правда. В них не было самолюбования, гордости за такую любовь.
– Но почему ты решил, что Азария любила тебя именно так?
– А как еще? Она не знала обо мне ровным счетом ничего. Что она могла полюбить во мне? Мое лицо? То, как я ношу сюртук? Мой голос, когда она слышала несколько обращенных к ней слов? Строгое воспитание отца сыграло с ней дурную шутку. Не знаю, что она придумала в своей голове, но все дни, что Лоза готовилась к моему дню рождения, она приходила, пытаясь увидеть меня. Народ сновал туда-сюда, на нее внимания не обращали, а она стояла у ворот и ждала. Я возвращался с прогулки, а она улыбалась мне. Я выходил за ворота, а она там.
Потом об этом узнал Селис. Он пришел ко мне с гневной отповедью, вступался за честь своей невесты. Я выкинул его за ворота. И прогнал Азарию. Сказал, что я понятия не имею, зачем она приходит и что мне от нее не нужно ничего. И чтобы они оба не смели больше переступать порог Лозы. Эту сцену и увидели Маресль с друзьями, как раз прибывшие в поместье. Я не хотел ничего объяснять им, но Марсель всегда прекрасно развязывал язык слугам. Особенно симпатичным болтливым служанкам. Они-то и рассказали о том, что обещанная освященнику девушка сохнет по господину, то есть, по мне. а господин на нее никакого внимания не обращает. И Марсель загорелся. Загорелся идеей посмотреть, что же такое представляет из себя Азария. Посмотрит ли она на него так же, как на меня. Придет ли ко мне, если я позову. Я сказал ему бросить эту затею. Забыть об Азарии, пусть счастливо выйдет замуж за Селиса, живет в его заботе и любви и забудет свою непонятную одержимость мной. Занятый гостями я выкинул из головы и Азарию, и идею Марселя. А зря. Когда чопорная знать разъехалась, остались только я, Марсель и наша компания. И вот тогда уж… Тогда уж праздник не стихал. О, я знаю, как нас проклинали в Малой Долине. Кто только ни приходил посмотреть на наши фейерверки, на слуг, снующих с подносами с шампанским, на нас, прыгающих в пруд вместе с этим шампанским. Шмыгали за ворота, через кухню, кокетливо притупляли взгляд. А Марсель все искал Азарию. В конце концов он своего добился. Я не знаю как, Исабель. Я знаю, что в тот, последний вечер нашего затянувшегося праздника, он пригласил ее прийти.
Виконт прикрыл глаза.
– Мы были пьяны уже дня три как. И, честно говоря, меня начало это утомлять. Приелось. Стало тошным. Идеи, которые неистощимо придумывал Марсель мне… перестали нравится. Не стану говорить тебе, просто поверь, они были гадкими. Я решил, что утром прогоню и его, и всех. А он притащил Азарию. Мне кажется, он задумал что-то нехорошее, Исабель. Что-то очень плохое и надеялся, что я его поддержу. К счастью, его отвлекли – до Лозы добралась компания, которую он пригласил от моего имени. Кто-то, кого он встретил в городе по дороге в Лозу. Я даже не знал, что мой день рождения превратится… вот в такое. Приехали экипажи, было шумно, суетно, бестолково, у меня раскалывалась голова и я плохо что соображал. Единственное, на что меня хватило – велеть Азарии спрятаться. Я велел ей сидеть тихо-тихо, запереться на ключ изнутри и не открывать никому, кроме меня. Не зажигать свечу, не подходить к окну. Я сказал, что выведу ее, когда смогу. Я хотел прогнать ее сразу, но Марсель крутился у ворот, пара экипажей никак не могла разъехаться, у меня просто не было места для всех лошадей, надо было послать записку и пару монет в Малую Долину, чтобы кучера могли разместиться там…
Я не знаю, что случилось. Кто-то из гостей уронил свечу, что-то бросил близко к камину, сделал какую-то глупость. Я не знаю. Я знаю, что начался пожар. И мы, пьяные, растерянные, выбежали наружу. Крыло пылало, мы не знали, что делать. Кто-то побежал в Малую Долину, за помощью. Не знаю, за какой. Не знаю.
Мы стояли и смотрели, я считал гостей и слуг, что выбежали все. Все время путался, не мог вспомнить, сколько именно незнакомых мне людей приехало в Лозу. А потом услышал крик. Я совсем забыл об Азарии, Исабель. А она послушно сидела в комнате. Я не понимаю, она не слышала шум? Не чувствовала дым?
Винсент обхватил голову руками.
– Я трус, Исабель. Я трус. Я не хотел умирать за чужую глупость. Я не хотел умирать, мне было страшно. Этот пожар, жар, треск лопающихся стекол, стон Лозы, стон дерева… Я потерял драгоценное время. А потом пришло омерзение. Омерзение к себе, омерзение к тем, кто стоял рядом со мной, слышал крики, смотрел в окно, где била кулаками по стеклу Азария. Я сказал себе, что я трус и что я должен пойти за Азарией. Но я не знаю, сделал бы я шаг или нет. Меня опередил Селис. Может, он услышал про пожар и прибежал так быстро. Может, узнал, что Азария в Лозе и уже шел сюда, когда начался пожар. Он не колебался ни секунды. Он просто побежал внутрь. К ней. Никто, никто никогда не побежал бы так за мной, Исабель. Никто. Разве что мама, но я бы не желал ей такого.
Я сделал последнее, последнее и жалкое, что только мог. Я стал молиться богам. Я молился так, как никогда. Наверное, они все-таки услышали меня, потому что пошел дождь. Пошел дождь и Селис вышел с Азарией на руках. А я и еще пять слуг, наконец, сообразили, что надо делать. Мы вбежали в дом и начали срывать портьеры, сбивать ими остатки огня, пытаться потушить то, что еще горело… Глупость полная. Ничего бы мы не потушили и не спасли, если бы не этот дождь.
Винсент медленно выдохнул.
– Остальное ты, думаю, знаешь. Он проклял меня. Он знал, что Азария пришла в Лозу ради меня и проклял меня именем богов, от всей силы своей ненависти, от всей силы любви, от всей души. Он пожелал, чтобы я испытал то, что Азария. Чтобы я всегда был одинок, чтобы я горел, чтобы я не мог никуда убежать. Боги вот так причудливо исполнили его проклятье. Азария думала обо мне даже умирая. Она попросила свою мать помочь мне – не знаю, кем уж она была, эта скромная, пекущая восхитительный хлеб женщина, чья кровь в ней текла, чьи знания и способности… Она дала силу тем пятерым, что не оставили меня и тушили огонь вместе со мной, и их кровным близким родным проходить в Лозу. И сказала… сказала, что я могу найти, как снять проклятье. Но путь этот будет долог. Азария взяла с Селиса слово, что никто из освященников не узнает о проклятии. Она боялась, что они решат, что теперь меня, как порождение дьевона, надо будет уничтожить. Это уже потом приехал дядюшка, сделал щедрое пожертвование в храм, пообщался с освященником и тот придумал про то, что я пострадал в пожаре, сошел с ума, придумал проповедь. Но сначала именно Азария попросила за меня. Даже умирая, она думала обо мне. А я… я трус.
Винсент замолчал. Исабель почувствовала, что ее ноги слабеют и опустилась на пол. Сердце ее стучало как молот.
– Как ты справился? Как ты не сошел с ума? – спросила она, даже не пытаясь больше представить себе ни пожар, ни девушку в нем, ни виконта. Слишком страшной казалась теперь эта картинка.
Винсент криво усмехнулся.
– Почти сошел. Выл как животное, когда понял, что действительно не могу выйти из Лозы. Что обречен видеть рядом с собой пять лиц – и то, если они не сбегут от меня. Знаешь, из всех гостей только Марсель решился вернуться на утро к Лозе. Его как падальщика всегда притягивала трагедия. Он хотел узнать, не уцелели ли какие-то вещи. Хорошо, что Поль увидел его прежде, чем Марсель попытался пройти через ворота и понял, что не может этого сделать. Поль сказал, что сгорело все крыло, что я пострадал и что сейчас никогда не могу принять. И Марсель тут же понес эту весть в Малые Топи. Ну а там уже и освященник, с подачи дядюшки, подхватил эту историю. А пока ждали из города экипажи, пока уезжали из деревни, пока охали, ахали и обсуждали, я пил. Пил, орал, смеялся, грозил кулаком небесам и бился об ограду Лозы. Но, наверное, жить на тот момент я хотел все-таки больше. И пятеро, оставшиеся рядом со мной, помогли мне в этом. Особенно твой дедушка, Исабель. Марел. Единственная ниточка, которая связывала меня с моим прошлым еще в Больших Ключах.
– Как снять проклятье, Винсент? – облизнув пересохшие губы спросила Исабель, когда виконт замолчал. – Что сказала мама Азарии, что нужно сделать? Ты можешь… можешь жить нормально? Как раньше?
Винсент горько рассмеялся.
– Как раньше я не буду жить уже никогда. И не хочу. Оглядываясь назад я вижу слабака и труса, которому не хватило смелости и ума уважать себя. Уважать то, что было ему дорого. Который предпочел сломаться, сдаться. А освободить меня, Исабель, может только смерть.
– Но ты не можешь умереть, – растерянно ответила Исабель.
– До недавнего времени я тоже так думал. Но, оказывается, могу. Если, конечно, у Селиса остались родные.
– Его… его родные могут убить тебя? – не веря переспросила Исабель. Ей не нравилась эта правда. Не нравилось, как спокойно и легко Винсент говорит о смерти как о единственном выходе для себя.
– Что-то из области перехода проклятия. Божественного провидения и еще чего-то, я пока не вчитывался в письмо, которое получил.
Виконт вгляделся в расстроенное лицо Исабель и, подойдя к ней, опустился на колени, напротив.
– Не бойся, Исабель. Платить тебе и Мелеху я буду еще долго. Я понятия не имею, что случилось с Селисом, и где искать его родных, если такие вообще есть.
В груди Исабель вспыхнул гнев.
– При чем тут деньги! – стукнула она кулачком Винсента по груди. – Почему ты вообще говоришь про деньги?! Я о другом. Я про другое. Разве можно так, разве можно, чтобы выходом была только смерть?!
Я бы очень хотела, чтобы ты мог снять проклятие и жить счастливо, Винсент.
Несколько секунд Винсент смотрел на Исабель. Смотрел так, что девушка зарделась от смущения, что-то очень личное было во взгляде виконта. Затем он поднялся и протянул руку Исабель.
– Счастливо тоже вряд ли получится. Я очень устал, Исабель. Пожалуй, тебе лучше уйти. Но сначала я хочу кое-что тебе подарить. Идем.
Ничего не понимающая, смущенная девушка проследовала за виконтом. Тот прошел через кухню, взял со стола нож и, толкнув дверь, вышел на улицу. Обогнул деревья, завернул за угол и Исабель поняла, что они идут к Висконти. Винсент ловко срезал с куста несколько пышных, нежных цветков и ласково погладил срезы пальцем. А потом протянул цветы Исабель.
– Держи, это тебе. Может, Королева Роз придет к тебе во сне и сможет исполнить твое желание. Какое-то другое желание.
– Винсент… – девушка растерянно взяла цветы. Виконт ласково потрепал ее по плечу.
– Не смотри на меня так. Я пока не нашел никого из родственников Селиса. Но я не могу жить вечно, Исабель. И надеяться на милость тех, кто рядом со мной. Больше не могу. Ты бы тоже не смогла. Так что считай, что я получил очень хорошую новость. Она подарила мне надежду, – почти весело сказал виконт.
– Я не знаю, что сделала бы я, – выпалила Исабель.
Виконт замер.
– Что?
– Я не знаю, что сделала бы я, Винсент. Я не уверена, что мне хватило бы смелости шагнуть в огонь за тем, кого я не люблю.
Винсент какое-то время молчал.
– До завтра, Исабель, – ответил он, наконец.
Виконт развернулся и направился обратно к дому, оставив Исабель в полном смятении чувств. И спроси ее сейчас на исповеди, а что именно она чувствует, Исабель бы не смогла толком ответить. Кроме того, что она не хочет, чтобы виконт умирал.
Исабель уходит на рассвете – она все-таки засыпает, прямо в библиотеке. А мне не спится. Я жду, когда небо начнет розоветь и бужу сонную рыбу. Потом все-таки проваливаюсь в дрему, а когда снова просыпаюсь, то злюсь. Злюсь на себя. Я не знаю, что это было. Я не хочу знать, что это было. Что за чувство, почему у меня ноет в груди, почему я бился о проклятые ворота и почему у меня замирало сердце, когда Исабель лежала на моем плече.
Я думаю об этом все утро, думаю, когда приходит Исабель, когда я работаю вместе с Ленно и невпопад отвечаю на его шуточки и рассказы из деревенской жизни. Ленно удивительно умеет сохранять дистанцию со мной – господин – с непринужденностью незатейливых историй. Но сегодня они не отвлекают и не развлекают меня. Давно мне не было так плохо. Так плохо от того, что накануне было так спокойно.
Кручу в голове мысли, заставляю себя спрятать их в самый дальний угол своего сознания и отвлекаюсь на работу вместе с Ленно. Уговариваю себя, что надо немедленно заняться поисками следов Селиса. Единственный выход. Единственный. Но как? Архивы и возможности Жан-Жака не безграничны. Вряд ли он сможет помочь мне. А потом мне приходит в голову такая простая идея, что я смеюсь. Архивы. Архивы Обители. В каждом крупном городе есть представительство Обители и они должны вести учет всех освященников, служащих в округе. Скажем, пять золотых монет – более чем щедрый дар во имя богов, чтобы помочь бедному деревенскому юноше найти своего единственного дальнего родственника. Я говорю Ленно, чтобы он немедленно бросал все и отправлялся в город. Даю ему дополнительно пару медяков, чтобы взял у кого-нибудь в деревне телегу и лошадь.
Ленно уезжает, а я понимаю, что волнуюсь. Очень волнуюсь. Заставляю себя успокоиться и взять себя в руки. А потом Исабель выбивает меня из равновесия одним вопросом. Вопросом, который тянет за собой слишком много всего. Я так устал. Я ужасно устал. И я решаю ответить на этот вопрос. Вспомнить то, что так долго хранил в себе.
…Чего я не ожидаю, так это того, что Исабель расстроится. Расстроится за меня. Я гоню прочь от себя чувство неуместной нежности и грубо говорю про деньги. А Исабель бьет меня своим кулачком и – вот это да – кричит на меня!
Она не хочет чтобы я умирал. Это плохо. Это очень-очень плохо.
И все же, мне хочется именно сейчас сделать для Исабель что-то хорошее. Поэтому я дарю ей цветы с Висконти. Пусть порадуют ее. Может, ей хотя бы приснится Королева Роз. А, может, поутру она поймет, что ее тошнит от меня. Тоже вариант.
Но Исабель снова удивляет меня. Она говорит, что не знает, шагнула бы в огонь за тем, кого не любит. Мне не нравится это « не любит». А если бы любила, то шагнула бы? Я страшусь спрашивать себя об этом. Пошел бы я за Азарией, как Селис, если бы любил ее?
Последнее время мне кажется, что да.
Я сухо прощаюсь с Исабель и практически сбегаю в дом. Меня пошатывает, голова становится горячей, словно в нее насыпали углей.
Нет, Исабель. Я не расскажу тебе о других словах матери Азарии. О том, что кроме смерти есть жизнь. Интересно, почему она не сказала прямо, что подарить мне смерть может Селис? Его родственник? Не хотела, чтобы я быстро отмучался? Хотела, чтобы я сам нашел ответ? Хотела сказать позже, но слишком быстро ушла вслед за дочерью? Ее таинственность стоила мне двадцати лет поисков.
… Ну или я должен был понести это наказание, чтобы пророчество сбылось?
… Зато насчет любви она была ясна. Наверное, не верила, что такой вариант сработает. Любовь. Чистая любовь без оглядки, искренняя, уверенная и непоколебимая снимет с меня проклятье. Да только кто ж полюбит Чудовище? Еще и с ограничением в поиске девушек среди родни пятерых, кто мог пройти в Лозу?
У меня так и не получилось. А потом я просто бросил рассматривать этот вариант. Сейчас же я несмело спрашиваю богов: я ведь ошибся? Исабель ведь не может?.. Исабель не должна, потому что я боюсь, что утяну ее в бездну.
Исабель не любит меня, потому что иначе этой ночью я бы прошел сквозь ворота. Может, ей жаль меня? Может, она путает влюбленность с любовью? Я трус, потому что, кажется, я рад и этому. Вместо того, чтобы сейчас же прогнать Исабель. Ничего, Мелех вернется и будет здесь, вместо нее.
Я не рад. Совсем не рад.
У лестницы меня окликает Арел. В его руке письмо. Чтобы не возникало лишних вопросов, я прошу писать на имя Ленно, Арела или Ханны, чтобы они забирали мою переписку в почтовой конторке. Надо же, я и не ждал ответа так быстро.
– Господин, забыл с утра вам отдать. Вы уж простите, – говорит Арел
Я киваю и тут же распечатываю письмо. Читаю и сажусь на ступеньки, удивленный и сбитый с толку. Да, мне есть, что рассказать Исабель. Но я не уверен, что я должен это делать так, как рассказывал сегодня о себе. Сидя где-то в кабинете, в библиотеке, на кухне. И что, горох ей дать перебирать, чтобы на него отвлекалась?
Тру лицо руками.
И дьевон его знает, как Исабель отреагирует. Но я обещал ей. Обещал и не могу соврать.
Глава 9
Проснулась Исабель на рассвете. Долго лежала, смотря на то, как в утренней дымке светится букет роз, стоявший на столе. Накануне вечером она как следует убрала и помыла дом, и от полов еще тонко-сладко пахло чистым деревом. Сонно, убаюкивающе, спокойно. Сейчас Исабель лежала, подогнув под себя ногу и, рассеянно поглаживая пальцами краешек одеяла, вспоминала рассказ Винсента. Или исповедь. Да, больше было похоже на мучительную исповедь.
Исабель искала в себе какие-то изменения. Чувство презрения, отвращение, неприязнь. Но у нее никак не получалось вложить Винсента – того, которого она знала – в ту картинку, которую он нарисовал. Исабель повернулась на спину и раскинула руки в стороны.
Да и что такого, если подумать, он сказал? Пару лет назад кузнецова сына в Больших Топях чуть вилами не отходили, застукав на сеновале с чужой женой. А в прошлом году он уже на Ясинке женился. Шумная свадьба была, яркая. С лентами да песнями. А по каким дворам он до этого шастал? И ничего, живет, отцу помогает, в этом году сын родился. Или Кося, шушукающаяся с подружками. Исабель краем уха слышала ее хвастливые рассказы – ни одна свечка в храме не поможет, ежели ездить на торжища, да там то пряник, то бусы в подарок получать за поцелуйчики. Нет, Исабель не одобряла такое, но, в конце концов, Винсент никого не заставлял. В этом она ему верила. И то, как он говорил об Азарии… он же пытался спасти ее. Да, виконт не был образцом милого, добропорядочного юноши, но он и не пытался им притвориться. Исабель села в постели и вздохнула. И да, она тоже не притворялась. Она правда не знала, пошла бы она в огонь, например… за Желем? Девушка поежилась. Дурные мысли, дурные. Может, освященник и прав, надо зайти в храм, одной, попросить совета у богов. Поговорить о своей заблудившейся душе?
Быстро приведя себя в порядок, Исабель заплела волосы в две косы и, накинув на плечи платок, вышла из дома. Утренний туман понемногу рассеивался, издали доносились первые звуки просыпающихся домов: скрип колодезного ворота, сиплый собачий лай, птичий гомон и сердитое покрикивание хозяйки. Солнце еще не нагрело воздух и на улице было зябко. Поеживаясь, Исабель быстрым шагом дошла до храма и, тихо приотворив дверь, юркнула внутрь. В храме было теплее. Уютно мерцали огоньки свечей, у ног Ярса и Ирсы стояли свежие букетики цветов в вазах, между прочим, сделанных Мелехом и расписанных Исабель. Девушка подошла к статуе Ирсы и преклонила перед ней голову. Подношений у нее сегодня с собой не было, но боги не знать, им нужно искреннее слово и вера, а не собранная дань.
– Помоги мне, Ирса, – прошептала еле слышно Исабель. – Я должна бы бояться, что я потеряла себя. Что я быстрее спешу вернуться в Лозу. Что я не страшусь Винсента и ищу ему оправданий. Но правда в том, что мне кажется, что я не потерялась, а нашлась. Я очень скучаю по отцу, но я боюсь дня, когда он вернется. Я ужасная дочь. Ужасная.
Первый утренний луч солнца пробился через витраж окна к ногам Исабель. Теплый, согревающий, ободряющий.
Девушке показалось, что до нее донесся аромат роз и на сердце вдруг стало спокойней. Приложив ладонь к статуе, Исабель какое-то время постояла так, а затем пошла к выходу. Пора было в поместье.
Толкнув дверь, Исабель нос к носу столкнулась с Желем. Мужчина замер, теплым дыханием коснувшись лица девушки. Исабель сделала шаг назад.
– Прости пожалуйста, – пробормотала Исабель. Жель смотрел на нее испытующе, с каким-то волнением во взгляде и от этого ей было неуютно.
– Ну что ты, Исабель. Не за что извиняться, – голос освященника был ласков. – Я очень рад, что, не смотря на необходимость заменять Мелеха в поместье, ты по-прежнему исправно посещаешь храм. Твои трудолюбие, скромность и любовь к знаниям мне очень приятны. Конечно, тебе предстоит еще многому научиться, но…
Исабель прикусила губу.
– Я хотел с тобой кое о чем поговорить, – коснулся руки Исабель освященник. Пальцы его были горячие, словно угольком кожу обожгло.
– О чем?
– Сегодня вечером в храм прибудут освященники Паломнической Миссии. Они несут святую реликвию в недавно отстроенный храм в Заокии, и мне была оказана честь принять Миссию. Они задержатся, чтобы провести Большую Молитву и я хотел бы представить им тебя.
– Меня? Но зачем? – удивилась девушка.
Жель улыбнулся краешком губ.
– Что ж, думаю, теперь я могу сказать тебе. С момента прибытия в Малую Топь я наблюдал за тобой, Исабель. Ты не гонишься за праздными развлечениями, ты искренняя и любящая дочь, скромная и работящая девушка и никогда не позволяла себе ничего предосудительного. Да, ты любишь мечтать и не все книги, которые я видел у тебя в руках, я бы одобрил. Но мне нравится твоя тяга к знаниям. Я хочу кое-что предложить тебе. Младший сан. Женщины-освященницы это большая редкость и тем большей жемчужиной ты станешь. Я буду просить у освященников Миссии благословить меня и тебя на этот шаг.
Исабель показалось, что ей на плечи упало что-то тяжелое. Глаза Желя горели воодушевлением, а Исабель хотелось бежать, бежать со всех ног.
– Б-благодарю тебя, Жель. Это… это очень неожиданно. Но ты не оставил мне даже возможности подумать, – Исабель старалась облечь свои чувства в вежливые слова. – Отец еще не вернулся, и я не могу бросить помогать ему. А… а быть освященницей и одновременно помощницей гончара я вряд ли смогу.
Теперь улыбка Желя стала широкой.
– Даже сейчас ты сохраняешь скромность и осмотрительность, Исабель! Конечно же, я не могу и не буду требовать от тебя бросить помогать Мелеху. Мы обязательно обсудим и твое обучение, и твои обязанности и… твое будущее.
Освященник наклонился чуть ближе к Исабель и девушка невольно кинула взгляд на его приоткрывшиеся губы. Жель был симпатичным, умным мужчиной. Освященникам дозволялось вступать в брак. И от этой внезапной мысли Исабель стало жутко.
Нет. Нет, конечно нет.
– Мне… мне надо бежать, Жель. Хорошего тебе дня, – сбивчиво попрощалась Исабель и в самом деле припустила бегом к дому. Остановилась она лишь у мастерской. Перевела дыхание, устало прислонившись к стене, и зашла внутрь, окунувшись в знакомый запах глины. Погладила рукой скучающий гончарный круг, прошлась пальцем по формам и подошла к полке, на которой стояли несколько готовых изделий. Выбрала небольшую вазу, расписанную подсолнухами, и зажала ее в руке. В библиотеку Лозы, конечно, совсем не подойдет. А вот на кухне будет смотреться очень мило. И букет по дороге нарвать. Да. Колокольчики и колоски.
Исабель шла по дороге под пригревающим солнцем и изо всех сил старалась думать о цветах, Лозе, лягушках в пруду и о том, пришла ли уже Ханна и не съел ли Ленно за вечер все пироги. Что угодно, чтобы заглушить неприятное липкое чувство, поселившееся у нее в груди.
Утром Арел неожиданно попросил дать ему в помощницы Исабель. Разобраться с сорняками на грядках Ханны, помочь подстричь виноградную лозу и пересадить несколько луковиц. Ханна хмурится, она думала, что Исабель поможет ей на кухне, планы на жаркое у Ханны сегодня грандиозные. Но в конце концов уступает Арелу. Сад это тоже важно. Пусть и весьма запущенный, как наш.
Тут как раз приходит Исабель. В руках она вертит вазу с букетом, а на боках вазы нарисованы веселые подсолнухи. Крупные, яркие, маленькие солнца. Никакого робкого узора, никакой бледности стыдливых анютиных глазок, которые так любят изображать на фарфоре. Жизнь и радость в чистом виде. Мне нравится. Смущаясь, Исабель протягивает вазу Ханне. Это подарок для… Лозы. На кухню. Почему-то мне радостно от того, что Исабель принесла моему дому подарок. Я и Ханна благодарим Исабель, рассматриваем вазу, я хвалю подсолнухи и лицо Исабель распускается улыбкой. Что-то тревожит ее, я вижу это в глазах, в напряжении плеч. Что ж, нас сегодня таких двое. Говорю Исабель, что сегодня она помогает Арелу и она искренне радуется. Ханна уносит вазу с цветами в дом, Арел уводит Исабель к грядкам, а я… отправляюсь чистить пруд. Большим сачком.
Отлавливаю Исабель уже после обеда, Арел дает ей возможность передохнуть и предлагает продолжить борьбу с омертвевшими частями виноградной лозы и одичавшим шиповником завтра.
Предлагаю Исабель «роскошную» прогулку: до пруда, до часовни, вдоль ограды и обратно. Пусть расскажет мне о чем-нибудь. Например, почему она так напряжена.
Исабель сначала молчит, а потом рассказывает мне о Желе. О его предложении, об освященниках Миссии и к концу ее рассказа я становлюсь очень зол.
Баран. Напыщенный болван. Как ему могло прийти в голову предложить Исабель променять свои мечты на сан освященницы? На женщин служение накладывает намного больше ограничений, чем на мужчин. Включая выбор мужа, если освященница решится вступить в брак. Или… или?
Пытливо смотрю на Исабель и с удовлетворением замечаю на ее лице такую же злость. Она не пытается скрыть ее, не смущается и не делает вид, что злиться – неправильно.
– Он говорил так, словно все решил за меня! – топает Исабель ногой. – Словно моя жизнь в его руках!
– Так скажи ему об этом, – предлагаю я. Исабель качает головой.
– Я почему-то боюсь. Я должна сказать, я не хочу принимать его предложение, но… Исабель вдруг вздрагивает и резко поворачивается в сторону ограды. Я смотрю туда же. Лишь солнце, кусты, тянущие ветки сквозь решетку и пятна дороги, просвечивающие меж ними.
– Мне показалось… показалось, что я вижу Желя, – Исабель бледна.
– О, Винсент, а если он увидел тебя?
Я беру Исабель за руку, холодную как утренняя вода в пруду.
– И чего бы Желю делать здесь, у проклятого поместья проклятого Чудовища? – спрашиваю я ее шутливо. В самом деле, я не вижу ни одной причины, почему освященнику захотелось бы нарушить своим присутствием сонный покой Лозы. Мы идем прочь от ограды, я не выпускаю руку Исабель из своей, а она ее не убирает.
– Я чувствую себя ужасно, – вдруг говорит Исабель. Она смотрит вниз, на разноцветные камешки на дорожке. Я молчу. Знаю по себе, иногда надо просто… слушать.
– Жель говорил, какая я спокойная, правильная, верная послушная дочь, никогда не позволяю себе лишнего. Не замечена в праздном веселье, в некрасивом поведении. Мол, мечтаю, правда, много, но это поправимо.
Исабель пинает камешек ногой. Мы приближаемся к Лозе и я выпускаю руку Исабель – вдруг Арел или Ханна увидят.
– А мне показалось, словно он описывает скучную деревянную куклу. С нарисованными глазками и в чистеньком платьице. И только мечты отличают меня от этой куклы.
Исабель останавливается и смотрит на меня.
– Винсент, я поняла, что я не помню, когда веселилась. Когда я просто веселилась, понимаешь? Я даже на праздниках, даже на торжищах всегда следила за тем, чтобы все было… правильно. Боялась сделать хоть что-то не так. Ведь я дочь гончара, образец послушания и благоразумия, хоть и чудная со своими книжками.
Мне в голову приходит идея. Странная, наверное, но к дьевону условности.
– Исабель, – говорю я. – А пойдешь со мной на бал?
Сначала Исабель показалось, что Винсент зло пошутил. Она отшатнулась от виконта с обидой. Почему, зачем он вдруг решил подразнить ее? Но Винсент оставался серьезным.
– Конечно, я не имею ввиду настоящий бал, – уточнил он. – Да и бальный зал сгорел вместе со всем крылом. Я лично – тут в глазах виконта мелькнули лукавые искорки – накрою стол. И суп будет тот, что сварили вы с Агнес. Зажгу свечи, прогуляюсь с тобой по дому, чинно ведя беседу, разолью по бокалам вино и станцую с тобой целых два танца. Ужасно неприлично!
– Почему неприлично?
– Потому, что два танца подряд танцуют только жен… – Винсент осекся. – Только близкие люди, – выкрутился он.
– Ну, можно сказать, что нас всех тут сблизила твоя тайна, – улыбнулась Исабель. – Спасибо, Винсент. Я с благодарностью принимаю твое предложение.
Конечно, сначала пришлось помочь Ханне закончить с готовкой. Помыть посуду и привести кухню в порядок. Потом выслушать Арела, который в лице Исабель нашел благодарную собеседницу, готовую проникнуться проблемой усыхающих побегов так же, как и он сам.
День уже клонился к вечеру, когда Арел и Ханна ушли.
– А теперь иди, готовься к балу, – полушутливо поклонился виконт Исабель. – Я все приготовлю и постучу в твою комнату.
Исабель присела в неуклюжем книксене, ровно как когда-то мама показывала ей, как принято у господ. Почему-то Винсент сразу посерьезнел и девушка, почувствовав неловкость, поспешила уйти.
Освежившись и пригладив волосы, Исабель подошла к тусклому зеркалу комода и приложила к себе голубое платье – она так и не унесла вчера наряды домой. Оно было чуть более сложного кроя чем два других, более пышный рукав, спадающие складки подола. Может, мама собиралась надевать его на праздники?
Скинув с себя свое платье Исабель помедлила и стянула и рубаху, покраснев от смущения и собственной внезапной решительности. Зажмурилась и нырнула в голубые волны складок. Провела по себе руками и решилась открыть глаза. Платье подчеркивало ее фигуру… неприлично. Неприлично-подчеркнуто, неприлично… красиво. Обещая что-то новое, что-то необычное, что-то особенное.
Девушка прижала ладони к щекам. Она волновалась, ужасно волновалась, хотя в самом деле, не на настоящий же бал она идет.
За окном уже темнело и Исабель только собиралась зажечь свечи, как в дверь деликатно постучали. Глубоко вдохнув и выдохнув Исабель открыла дверь. Винсент, одетый в темно-синие брюки, сюртук и белоснежную рубашку замер. Глаза его расширились и он окинул девушку долгим взглядом, скользя по ее фигуре.
Исабель это понравилось.
– Прекрасно… прекрасно выглядишь, – с легким поклоном Винсент предложил девушке руку.
– Ты тоже. Даже угадал, подобрал все в цвет со мной, – за шутливостью Исабель пыталась скрыть нервозность и ей показалось, что виконт тоже немного нервничает.
Так, под руку, они спустились по лестнице. Не спеша, словно правда прибыли на настоящий бал. Винсент галантно пропустил Исабель вперед в обеденный зал и девушка замерла на пороге.
