Kitabı oku: «Абдоминально», sayfa 2

Внутри всё перевернулось. Ком подступил к горлу. Живот скрутило. В смысле, вышла? Куда? Я сразу вспомнила бабушкин вопрос: «А ваша мама живёт через дорогу, да?» Неужели она сообразила, что к чему? Мы же спрятали ключи! Она их нашла, пока мы были в гостях. Она всегда всё находит. И всё прячет. Если с ней что-то случится, я буду виновата, потому что задержалась в гостях и не уследила. Точно так же я винила себя в смерти дедушки. Попросила его разогреть холодную окрошку, сама её не съела, а он отравился. Мне было семь. Сейчас двадцать девять. Скорбела бы я не меньше…

Прочь дурные мысли! Никто не умер. Бабушка просто вышла погулять… Но она никогда не выходила без причины куда-то, тем более вечером. Тем более, после того как весь день истерила и говорила, что ей надо найти маленьких детей. Её мать, моя прабабушка Агриппина Семёновна, тоже в старости искала маленьких детей. Я думала, что она видит призраков, а крёстная говорила, что это её преследовали нерождённые дети. Интересно, я тоже буду шизить и ходить по городу в поисках малышей? Нет, скорее так: «Где Тишка?», потому что у меня вместо ребёнка волнистый попугай.

Мы с мамой и братом около часа искали бабушку. По темноте. С фонариком. В Новочеркасске на улицах редко горит яркий свет. Потом я догадалась позвонить в отделение полиции, где мне ответили, что в участок недавно привели бабушку с похожими приметами.

– Девочки, и что вы мне устроили? – спросила бабуля, гордо выходя из полицейской машины, которая остановилась напротив нашего подъезда.

Сотрудники сказали, что наша бабушка дошла почти до центра города пешком, по пути предлагая прохожим заглянуть к ней в гости. Мы сами виноваты – не хотели выпить с ней пять капель! Надеюсь, про алкоголь она умолчала, а то бы возле нашего дома выстроилась очередь из желающих. Благо ей встретился парень, который понял, что старушка не в себе, и отвёл её в ближайшее отделение полиции. Сотрудники попросили нас «следить за женщиной», как будто мы не первый раз её теряем. Ещё весной бабушка сама ходила в магазин за продуктами и в банк оплачивать коммуналку. У неё отшибло память всего за два месяца, и её побег никто не мог предугадать.

18 июля, понедельник

Сегодня ходила в парикмахерскую, чтобы подстричься и покрасить кончики волос в розовый цвет. В юности мама покупала мне бордовый тоник, и я сама делала мелирование. Прошлым летом я покрасилась в красно-фиолетовый, который постепенно смывался в розовый, а потом в персиковый. В офисе меня называют смелой, а я лишь соответствую внутреннему миру и предпочитаю во всём творческий подход. Я училась играть на гитаре и даже запомнила несколько песен. У бабушки в зале всё ещё хранится акустика, которую мне подарил бывший муж. Я хотела забрать её домой, но она уже еле дышит от старости.

– А ты знаешь, чья это гитара? – спросила бабушка, когда увидела, что я сняла инструмент с держателя на стене.

– Моя, – ответила я, сдувая пыль и заглядывая в резонаторное отверстие, куда бывший наклеил логотип группы Tokio Hotel. На этой разваливающейся гитаре записано несколько наших авторских песен.

– Нет! Это моего первого мужа, – разозлилась бабушка и чуть не выхватила у меня гитару из рук. – Ванечка так хорошо играл! Так играл…

Я не стала спорить, закрыла глаза и попыталась воспроизвести аккорды хотя бы одной знакомой песни, но не смогла. Помню мотив, бой, но без нижней струны играть невозможно. Я подержала гитару минуты три, не больше. Мне этого хватило, чтобы вернуться в те годы, когда я дико нервничала во время жалких попыток спеть и сыграть. Я страдала от того, что не могу научиться. Или не хочу. Теперь меня некому учить и не на чем играть. Я порывалась купить себе гитару, но решила воздержаться, заранее зная, что начну психовать и упрямиться, что игра сделает меня скорее несчастной, чем счастливой. Я даже настроить инструмент не смогу. Зато есть надежда на младшего брата. Никита хочет научиться играть, но я не купила новые струны, не стёрла пыль, потому что боюсь даже прикасаться к этой гитаре.

Я впервые держу инструмент после того, как переехала от бывшего мужа, который был моим проводником в мир музыки, как и в мир боли и разочарований. Оказалось, что не так-то просто снова взять деревянную подругу, поставить пальцы на нужные струны и лады. Ещё сложнее заиграть – боем или перебором. Неважно. Желанного слияния не произошло. Я сожалею, что моя мечта так и останется неисполненной. Я не запишу альбом, не прокачаю вокальный навык, не сыграю семье свои песни.

В итоге я отнесла гитару на мусорку, как и наши отношения с бывшим мужем.

19 июля, вторник

Сегодня гуляли с Никитой в Ростове. Моя любовь к набережной началась в выпускном классе, тринадцать лет назад, когда мы с подругой ездили туда из Новочеркасска, чтобы привыкнуть к городу, в котором планировали учиться. В универе наши с подругой пути разошлись, но набережная ждала меня с одногруппницами, когда нужно было скоротать время в перерывах между занятиями. Летом 2015 года после вручения дипломов мы с девочками прокатились на теплоходе по реке, и это была наша последняя совместная встреча.

Я вспомнила о любимом месте в городе несколько дней назад, когда мы с братом играли в «Монополию», и мне в собственность досталась Ростовская набережная. Спустя семь лет я вернулась на правый берег Дона, чтобы занырнуть в воспоминания и по традиции сделать памятные снимки.

После набережной мы пошли на Театральную площадь покататься на колесе обозрения. Это гигантский аттракцион в сравнении с тем, к которому я привыкла в Новочеркасске. Никита испугался, но я после прогулки на смотровой площадке на восемьдесят девятом этаже в «Москва-Сити», кажется, больше не боюсь высоты. Подумала, что каруселька будет приятным завершением поездки и запомнится обоим.

Оказавшись в закрытой прозрачной кабине, я не думала о возможных рисках. Я думала метафорами о том, что сперва все люди стартуют снизу, а потом поднимаются выше и выше, достигая точки роста. Затем плавно опускаются, чтобы рискнуть заново и повторить успех в том или ином деле. Очередной круг не так страшен, как предыдущий. Главное, вовремя спрыгнуть с аттракциона и пойти своей дорогой.

20 июля, среда

Ночью бабушка часто просыпалась, и я вместе с ней. Каждый раз вздрагивала, боясь, что она снова начнёт искать деньги, ключи, Лену или детей. Она лишь ходила по комнатам и перекладывала кухонные полотенчики с места на место, находясь под действием препаратов, стабилизирующих психику. Её мысли более-менее упорядочились, зато теперь скачут мои. Я так и не купила сушёной рыбы бывшему мужу, как он просил. Я всегда привозила ему воблу или таранку, но первый раз поступила иначе, потому что мы не сохранили даже дружеских отношений. Он снился мне семь ночей, пока я жила у бабушки и пока ходила по улочкам, где мы с ним в течение пяти лет гуляли. Скоро вернусь в Московскую область, где мы вместе жили шесть лет.

Утром я проснулась с ощущением, что от меня снова отрывают часть души, что снова придётся расставаться, периодами не общаться, плакать, сожалеть о несказанном, страдать, возвращаться, потом опять прощаться…

Вообще-то, бабушка восхитительная, и я всегда её любила несмотря на периодические ссоры и недопонимание из-за большой разницы в возрасте между нами. Она была единственной женщиной, уделявшей мне всё своё время, но лишь потому, что была на пенсии, а мама работала. Я буду сильно скучать, когда её не станет.

Утром мама поехала на автобусе в Краснодар, чтобы встретиться там со своим ухажёром и отправиться вместе на море. Вчера она сводила бабушку к психиатру, чтобы ей озвучили диагноз и выписали таблетки. Здравствуй, деменция. Теперь маме предстоит ходить к бабушке дважды в день, чтобы давать ей назначенные лекарства, которые даже не в силах притормозить прогрессирование болезни. Бабуле в августе исполнится восемьдесят четыре года. Сколько я её помню, она всегда боялась оказаться беспомощной. Сейчас она еле держится, скоро останется без памяти и с трудом будет узнавать своих детей, свою Леночку, а потом Лена, моя мама, перестанет узнавать меня. А кого перестану узнавать я? «Где Тишка?» – буду спрашивать и бродить по дворам в поисках давно умершей птицы. Я совершенно точно стану городской сумасшедшей, если не выстрою крепкие любовные отношения. А если и выстрою, какая гарантия, что не сойду с ума в компании партнёра? Мир болен.

Когда мы с братом и бабушкой фотографировались, я заметила, что на одном из её деревьев распустилась красная роза, а на втором – появился бутон. Я вспомнила бабулину фотографию, где она позирует в цветах у подруги на даче, и попросила её встать возле растения для снимка. Она заулыбалась, обнажая золотые коронки, и сказала, что розочка распустилась к моему приезду. Я сказала, что уже уезжаю и что пробыла здесь неделю. Она удивилась, но не перестала улыбаться и не выпустила крупный цветок из рук. Узнаю свою бабулю. Добрая, весёлая, заботливая. Взгляд её спокоен, руки крепкие, а ноги с трудом держатся на полу. Пока я снимала, подумала, что запомню этот момент и напишу на его основе стихотворение, которому заранее придумала название – «Роза к коже».

Рука потянется к цветку, а роза – к коже.

Слёзно

Прошу тебя: «Живи сто лет, ты дорога мне».

Сможешь?

Ты помнишь, как обещала встретиться в раю?

Люблю

Истории твои послушать наяву.

Я смогу?

Смогу ещё взглянуть в твои глаза, бабуль?

Есть шанс

Уснуть под взором любящего взгляда и

Пропасть.

Как пропасть, наша память тянет камнем вниз.

Вернись,

Мне нравится с тобой пить чай, мечтать, молчать.

Очнись!

Твоя рука потянется к моей, чтобы

Любовь

Навечно поселилась в сердце, в теле, в нас,

Чтобы наполняла вновь

и вновь,

и вновь

наша древняя с тобой, бабуль,

любовь.

После прощания с бабушкой Никита проводил меня на поезд, который тронулся из Новочеркасска и поехал в Москву. Из дома домой. Уже и не знаю, где мой причал. Весь мир помещается в ноутбуке с начатыми рукописями.

Всегда мечтала о фотографии с чемоданом. Я и железная дорога. И путь в прекрасное будущее. Брат исполнил моё желание, пока мы стояли на станции, а последующие несколько недель я не хотела открывать этот кадр, потому что момент уже прожит и потому что я ненавижу прощаться.

Май 2023 года. Первая операция

«Вчера с мамой и Никитой ездили в парк. Фоткались, гуляли, веселились, катались на машинках. Никита вёл, а я выхватывала у него руль, чтобы ни в кого не врезаться на поворотах. Вождение – это явно не моё. Восьмилетний ребёнок лучше меня справлялся с ездой. Ещё катались на лебедях по кругу, потому что более экстремальные аттракционы меня пугают.

Мы так мало времени проводим вместе, а его уже не вернуть. Скоро я уеду, и встречи станут ещё более редкими и короткими. Буду скучать по этим тёплым моментам. Недавно брат сказал, что не хочет, чтобы я уезжала в Москву. Я тоже не хочу, но другого выхода не вижу. Никто, кроме меня, не обеспечит своё будущее. В родном городе не хочется работать продавцом в салоне сотовой связи. Здесь и компаний мало для карьерного роста. Приходится выбирать: дом или заработок. Не факт, что я найду идеальную вакансию по объявлению. Жаль, пока не могу зарабатывать писательством».

16 мая 2015 год

Эти моменты восьмилетней давности навсегда отпечатались в памяти. Проживая тот или иной день, не осознаёшь его важности. Лишь потом, вспоминая, радуешься, что запечатлела событие на камеру и записала в дневник как доказательство, что оно с тобой происходило. Когда я поступила в универ и стала встречаться с парнем, который в будущем стал моим мужем, наше с мамой общение свелось к минимуму. Моя коллега каждый день в обеденный перерыв звонит маме, а я каждый раз ищу повод для разговора и одновременно боюсь отвлекать, но при этом знаю, что мы всегда близки даже на расстоянии.

9 мая, вторник

Недавно гуляла с папильоном Оливером и думала, что мой четвёртый десяток в прошлом году начался с осуществления мечты. Я уволилась с работы и посвятила всё своё время литературе. С февраля по май писала книгу про рок-концерты и воспитывала щенка, которого завела, в том числе чтобы точно-точно свалить из офиса. Это был самый радостный период в моей тридцатой главе жизни. Вирджиния Вулф говорила: «Женщине, чтобы написать книгу, нужны деньги и своя комната»³, и я с ней абсолютно согласна. Сразу забываешь о страхе перед чистым листом, творческом блоке и прокрастинации. Книга была бы дописана к осени, но самый радостный период продлился всего три месяца.

Девятое мая в бумажном календаре я обозначила днём беды, когда брат написал, что наша мама лежит в реанимации третьи сутки. В субботу я предлагала ей приехать ко мне в гости, а с воскресенья на понедельник она попала в больницу. Почему Никита не сообщил раньше? Он ведь уже не ребёнок, которым я его помню. Ему на днях исполняется шестнадцать. Я сперва не поверила в прочитанное и стала расспрашивать его о подробностях. Не успел брат толком ответить, как мне позвонила крёстная, мамина сестра.

– Оля, приезжай! Если бы не я, Лена бы уже умерла, – заголосила она в трубку, и я расплакалась.

Меня будто оглушили. Продолжение монолога я слушала из чужого тела. Крёстная сказала, что мама рано утром написала ей сообщение с адресом больницы и словами: «Я в терапии». Она поехала в отделение больницы скорой медицинской помощи (БСМП) и обнаружила маму в палате, лежащую без сил и практически без сознания. «Она вся синяя, как труп. Я всех там разнесла за такое отношение», – стучали в висках слова крёстной. После нескольких минут нервного разговора я поняла, что маму в ночь на восьмое мая отвезли по «скорой» в реанимацию, где она пролежала до утра, а потом её перевели в терапевтическое отделение. Я плохо ориентируюсь в больницах Новочеркасска и не сразу сообразила, что маму не просто перевели, а перевезли в другой корпус, находящийся в другом конце города. По словам крёстной, она подняла на уши медсестёр, чтобы маму снова положили в реанимацию.

– Врачиха орала, что у неё рак! – продолжала тётя. – А я ей говорю: «Она лежала у вас, как мешок. Почему к ней никто не подходил?» А она мне: «Почему ваша родственница при смерти сюда попала? Почему никто не проследил?» Не понимаю, в чём я виновата…

– Главное, мама сейчас под наблюдением…

– Её только что перевезли. Я за реанимобилем на такси ехала, чтобы убедиться. Вот сволочи!

Я так и не поняла, что бесило крёстную больше – пофигизм медперсонала или необходимость её участия. Меня же волновало другое… Что произошло и почему я узнаю об этом последняя? Не помню, чем кончился наш первый разговор, но второй проходил на повышенных тонах. Крёстная требовала, чтобы я немедленно приехала в Новочеркасск, а то она разорвётся между моей мамой и моей бабушкой. Они, на минуточку, её сестра и мать.

Я не могла осознать реальность происходящего. Долго была в отрицалове. Мы с мамой говорили по телефону в субботу, а в ночь на понедельник она попала в больницу. И все молчали! Что с людьми не так? Сейчас я не могу позвонить маме, чтобы расспросить о случившемся. Её сумку, телефон и вещи только что забрала крёстная, а значит, я оторвана от происходящего.

Девятое мая, полдень, остывший кофе с двумя ложками отчаяния. Я посмотрела в зеркало и увидела под глазами красные мелкие точки, которые сложно замазать тональником. Такие штуки обычно появляются после долгих часов рыдания, которые у меня случаются редко. Удивительно, что седых прядей не появилось. Больше года я судорожно слежу за событиями в России и в мире, но ни одна новость не сравнится с сегодняшней. Моя мама в реанимации. Последний раз она лежала в больнице, когда рожала сына, а до этого, когда рожала меня.

В голове крутится строчка «Когда-нибудь это закончится» из песни «Сестра». С группы Wildways начались мои майские переживания, вернее, после внезапного переноса концертного тура по стране. Меня разрывало от этой несправедливости. В мае ещё впечатлила опера «Дневник Анны Франк. Белая роза», которую я посмотрела в Большом театре. Это спектакль о судьбах молодых людей, чьи жизни трагически оборвались во время Второй мировой войны. Герои камерных опер «Дневник Анны Франк» Григория Фрида и «Белая роза» Удо Циммермана – реальные люди, которые не знали друг друга в жизни, но на сцене их истории развивались параллельно.

В основе либретто «Дневник Анны Франк» – дневниковые записи еврейской девочки, которая вместе с семьёй больше двух лет скрывалась от нацистов. Анна рассказывала воображаемой подруге о событиях войны, нарастающей тревоге, гибели людей, семейных отношениях и влюблённости в условиях изоляции. За несколько месяцев до конца войны пятнадцатилетняя Анна умерла в немецком концлагере.

Я прочитала её книгу незадолго до похода в театр и посмотрела экранизацию. Моноопера на русском языке стала мощным продолжением моего знакомства с Анной Франк. Актриса с завораживающим голосом передала всю ту боль девочки-подростка, чью судьбу разрушила война.

В основе либретто «Белая роза» – история одноимённой группы сопротивления нацистам, образованной студентами Мюнхенского университета. Героев оперы, брата и сестру Софи и Ханса Шолль, казнили за распространение листовок, призывающих к восстанию. Опера повествует о последних часах жизни Софи и Ханса перед казнью на гильотине.

Интересно, что режиссёр объединил две оперы стилистикой, исполнением на немецком языке и актёрским составом. Атмосферу спектаклю создают кинохроника на экране, серые стены, военные шинели, железнодорожные шпалы, ведущие в лагерь смерти, и обувь. Много обуви, оставшейся от погибших хозяев. Над порталом сцены светился лозунг нацистских концлагерей. На балконах справа и слева над зрителями ходили солдаты, а я вдавливала себя в кожаное кресло и просила Вселенную, чтобы это прекратилось. И на сцене, и в реальности.

– Куда идёт этот поезд? – спросила Софи, когда брат с сестрой ехали в лагерь с живыми и мёртвыми.

– На небеса, – ответил Ханс.

Меня тошнило. Во рту горечь. Поезд идёт на небеса. Хотелось выть вместе с Софи её смертельную песню. Хотелось кричать с Анной и просить о свободе. Первый раз я прослезилась, когда Софи пропела: «Я слышу, как бьётся моё сердце. Я думала, у людей уже нет сердца». Второй раз я прослезилась, когда Ханс сказал, что скоро увидит умершего отца и услышит, что тот ему скажет. Не выдержала и разрыдалась, когда Анна открыла чемодан и вытащила бумажные фотографии и плюшевого медведя, которого обнимала в убежище. Этот ад никогда не закончится.

Добила меня фраза Софи. Не помню дословно, но суть в том, что если один голос заговорит правду, то его поддержат многие. Слова на немецком. Субтитры на русском и английском. Я хочу говорить. Я боюсь говорить. Я видела, как погибли Анна Франк и брат с сестрой Шолль. Они до самой смерти не хотели, чтобы враг заметил их страдания.

Моё сердце разбивалось от увиденного на сцене, но я ещё не знала, что меньше чем через неделю, не смогу его склеить уже по другой причине…

Мы с Максимом и Оливером вышли на улицу. Я всю прогулку молчала, раздражаясь, что пёс тянет поводок. Прокручивала разговор с крёстной и не верила, что это произошло со мной. С нами. Максим пошёл в кафе за бургерами и картошкой фри, а я села на бордюр и расплакалась. Боль сильнее меня. Ещё никогда не было так страшно перед лицом неведения. Куда едет мой поезд?

10 мая, среда

Все, кому я сказала про ситуацию с мамой, жалели меня, параллельно раздавая советы, как мне себя вести и как проживать этот период. «Ты сильная, ты справишься. Ох, держись! Человеку даётся столько трудностей, сколько он может преодолеть. Тебе надо немедленно ехать к маме и быть с ней». Бла-бла-бла. Легко рассуждать вне истории, по ту сторону книги. Когда впервые узнаёшь, что твоя мать экстренно поступила в реанимацию, не знаешь, что делать, и, главное, какие из этих действий окажутся правильными.

Я сравнивала себя с кастрюлей с кипящей водой внутри, молящей не подливать холодной, иначе в ней так ничего и не сварится. Общение во время проживания ужаса не лучший выход. Хочется лишь бежать и кричать, чтобы от тебя отстали.

– Бери собачку и приезжай, – повторяла крёстная. – Будешь жить на бабушкину пенсию.

Она взяла бабушкину банковскую карточку, а я сказала ей пин-код в страхе, что маму придётся оперировать, и нам понадобится крупная сумма, которую надо срочно где-то взять. Я впервые столкнулась с больничными вопросами и не знаю, как в медицинском мире всё устроено, но знаю, что жить на бабушкину пенсию я точно не стану. В феврале я осознанно ушла с работы, к чему полгода готовилась – копила деньги на ближайшие месяцы, чтобы посвятить всё время писательству и не ходить в офис.

Маме о решении я сообщила в последний момент, потому что боялась, что она не одобрит или разозлится. С 2007 года она работает в Кадастровой палате, куда и меня устроила. Три года я работала контент-менеджером в московском филиале, а маму уже давно повысили до заместителя начальника отдела нормализации баз данных. Она часто рассказывала про работу с таким воодушевлением, что мне даже было стыдно, что я сама так не горю, как она. Преданность делу откликнулась ей добром. Когда коллеги узнали о случившемся, организовали сбор денег на операцию. Крёстная стала общаться с ними с маминого телефона. Они создали чат, в котором регулярно делятся новостями о мамином состоянии. Её начальница взяла ситуацию в свои руки, а я пока могу только дрожать и пялиться в одну точку.

Вечером я, наконец, взяла ситуацию под мнимый контроль и купила билеты на поезд в Новочеркасск и обратно. Поеду на девять полных дней, чтобы вникнуть и принять участие. До последнего надеюсь, что это шутка.

– Потеплело, завтра можно сходить на шашлыки, – сказал Максим, когда я немного успокоилась и перестала плакать.

– Но шашлык уже сделали из меня, – ответила я и нервно засмеялась.

11 мая, четверг

У Никиты сегодня день рождения. Шестнадцатилетие он отпразднует с друзьями в субботу. Неделю назад мама рассказывала мне по телефону про подготовку к мероприятию.

– Они идут в сауну? Ма, тебе надо с ними, развеешься! – пошутила я.

Естественно, она никуда бы не пошла с подростками, потому что никогда не стремилась стать подругой своим детям. Вместо сауны мама оказалась в реанимации. Какого хрена это случилось с нами, когда Никита оканчивает девятый класс, а бабушка страдает деменцией? Мама два месяца терпела тошноту, пока не оказалась в больнице с обезвоживанием и непроходимостью кишечника. Я эгоистично ругаю маму за бездействие. Третий день не могу принять ситуацию и всё ещё нахожусь на стадии гнева. Такое чувство, что мамина болезнь отбирает и мою жизнь, такую хрупкую и только-только налаженную. Я свалила с нелюбимой работы и завела щенка Оливера. Я радовалась каждому дню, проведённому дома. Счастье длилось с февраля по май. Три месяца.

Я веду блог в соцсетях, где делюсь не только писательскими результатами, но и личными переживаниями, поэтому вкратце рассказала подписчикам, что еду к маме в больницу на следующей неделе. Не рассчитывая на поддержку, я её получила. Ребята стали спрашивать о мамином самочувствии и моём состоянии. Мария Кожемякина – помощница в моём паблике про музыканта Томми Хенриксена, Наталья Герасимова – коллега по писательству, Таня Матвиенко – бывшая одноклассница, Ира Гудкова – моя подруга из Иваново, Наташа Веремеенко – моя подруга из Ростова, Антон Сёмин – вокалист группы IDEЯ FIX, Маргарита Анатольевна – мама Максима, Марина – его двоюродная сестра, а ещё читатели блога. Я и не представляла, что меня окружает столько отзывчивых людей.

12 мая, пятница

В три часа дня маме сделали операцию. В это время я целенаправленно пошла гулять с Оливером, чтобы шагать по улице, а не по комнате. Мы поймали солнечную погоду, что не соответствовало моей внутренней пасмурности. Я так закопалась в мыслях, что случайно свернула на незнакомую улицу и в итоге вышла к коричневому храму с зелёными куполами. Последний раз в церковь я ходила с мамой, когда была маленькая. Она ставила свечу об упокоении своего отца, моего дедушки. Внутри намоленных стен мне было жутко, а от запаха тошнило, и я решила, что никогда не приду туда по своей воле. Я не знаю ни одной молитвы и даже не знаю, какой рукой крестятся православные христиане. Я много чего не знаю о религии, но в момент, когда оказалась напротив храма, почувствовала успокоение. Оно, правда, быстро улетучилось, потому что мне написала крёстная с места событий.

Она ждала оперирующего врача возле ординаторской и отправила мне сообщение в половину четвёртого: «Вышел заведующий отделением, операция закончилась, Лену скоро вывезут. Сказал, что у неё большое образование на стенке желудка, скорее всего, злокачественное, метастазов нет. Биопсию не взяли, она потом сама поедет в Ростов, а пока её будут поддерживать лекарствами и готовить к повторной операции». Я несколько раз перечитала текст, не веря написанному. Злокачественное образование – это рак, получается? Что за повторная операция? В голосовом сообщении крёстная сказала, что опухоль удалили и что, по словам санитарки, перед операцией мама шутила и смеялась. В её стиле. Я обрадовалась, но вскоре позвонила мамина начальница, которая тоже пообщалась с врачом.

– Новообразование не удалили и биопсию не взяли, потому что побоялись кровотечения. Врач консультировался с ростовской больницей, решили делать всё там.

– Значит, маму просто так разрезали, посмотрели и зашили? – спросила я, остановившись посреди улицы, не сводя взгляда с зелёных куполов.

– Ей сделали сложную операцию на желудке, врач потом вам всё расскажет.

В смысле, потом? В фильмах хирург выходит из операционной и сразу докладывает о состоянии пациента. Вслух я это не произнесла, виня себя за невключённость в процесс. Обе женщины пошли к врачу и передали мне его слова, как они поняли, а я стою здесь с собакой, за тысячу километров, не в силах ничем помочь и ничего понять.

– Какие прогнозы? – не унималась я.

– Сложно сейчас сказать. Дня три Лена полежит в реанимации, потом её переведут в хирургическое отделение.

Можно с ума сойти за три дня в неведении. Хорошо, что бабушка уже сошла.

13 мая, суббота

Ночью приснилось, что мама беременна. Видимо, рвота у меня ассоциируется с вынашиванием ребёнка, а не опухоли. Уж лучше бы мама третий раз родила, чем первый раз серьёзно заболела, ведь бабушкой она станет скорее благодаря Никите, чем мне.

Мамина начальница каждое утро рассказывает о состоянии мамы, потому что поддерживает связь с врачом – он позволил ей звонить ему каждый день и спрашивать. Мне же номер телефона не оставили. Сегодня новости неутешительные: «Ещё в реанимации. Всё хорошо, всё по плану». С каких пор реанимация стала плановым мероприятием?

14 мая, воскресенье

– Оль, как ты держишься и не поддаёшься панике? – спросил у меня Максим, когда я надолго залипла в ноутбук.

– Слушаю курс про великих женщин.

– Лучше посмотри в зеркало.

Я сперва хотела разозлиться, а потом, глядя на его улыбку, поняла, что он имеет в виду моё величие. Только в чём оно проявляется, не поняла и спрашивать не стала. Дарёным комплиментам в нутро не заглядывают.

Вечером мы встретились с моей подругой Ирой на ВДНХ. Она раз в полгода приезжает на учебную сессию из Иванова в Москву, а мне из Королёва до выставки требуется сорок минут на автобусе. Мы редко видимся, но всегда долго болтаем и пьём много кофе. Сначала я хотела перенести встречу, но поняла, что неизвестно, когда в следующий раз смогу развеяться. Я заранее рассказала Ире о случившемся, поэтому мои непроходящие красные пятна под глазами её не удивили.

15 мая, понедельник

Пообещала не ругать себя за низкую продуктивность в родном городе. Повторяю как мантру: писать, читать и наблюдать. Минимум, который мне необходим, чтобы чувствовать себя живой. Фокус внимания помимо мамы, бабушки и брата: Оливер, мой блог в соцсетях и рок-группа IDEЯ FIX, контент-менеджером которой я стала в прошлом ноябре.

16 мая, вторник

В понедельник ночью села в поезд, во вторник в половину пятого вечера приехала в Новочеркасск. Оливера и Тишку оставила дома в Королёве с Максимом. Впервые расстаюсь с щенком больше, чем на день. В пути слушала лекции писательского курса, на одной из которых вещал психолог. Я зацепилась за фразу: «Мы все знаем, как умрём». Теперь мне стало интересно почитать подробнее про транзактный анализ Эрика Берна.

На вокзале меня встретили брат, солнечная погода и вереница пушек на железной дороге, которые давно никого не впечатляют. Выйдя из поезда с пассажирами, я первым делом обратила внимание на поезд с военной техникой. После вида пушек меня не удивила надпись «Укрытие» на кирпичных стенах некоторых многоквартирных домов. В такси по дороге в мамину квартиру Никита рассказал про мужчину, который взорвался на школьном стадионе. Добро пожаловать в столицу донского казачества.

Я привыкла не щадить себя в экстренных ситуациях, поэтому оставила чемодан в маминой квартире, после чего мы с Никитой сразу пошли к бабушке, с которой я уже почти год не разговаривала по телефону. Она помнит, что у неё есть внучка Оля, но не соотносит её образ со мной, поэтому было бесполезно предупреждать бабулю о моём приезде. Раньше я жила у неё, а теперь прихожу в гости как чужой человек, правда, не дожидаясь приглашения. Когда мы зашли на кухню, она накладывала полусырые пельмени в тарелку, которые пару минут назад сварила в электрочайнике. Как чувствовала, что к ней пожалует делегация. Хозяюшка.

17 мая, среда

Начались мои девятидневные приключения без перерывов и выходных…

Утром сходила к маме на работу. Из этого филиала я сбежала три месяца назад. Мамины коллеги собрали деньги и передали мне бумажные купюры в файлике. Никогда не думала, что напишу эту фразу: «Собрали деньги маме на операцию».

Днём навестила бабушку, а пока Никита был в школе, встретилась с крёстной, и мы вместе поехали к маме в БСМП. За годы жизни в родном городе я ни разу там не была. Всегда избегала больницы и кладбища, наивно полагая, что смогу их обойти. Если снаружи больница выглядит терпимо, то внутри обшарпанные стены и пол портят впечатление. Думала, что меня напугает обстановка, но с первой минуты я спокойно реагировала на хромающих, держащихся за живот и перебинтованных пациентов.

Мы поднялись на третий этаж, где находится реанимация. Я сняла путь на видео, потому что абсолютно точно в следующий раз сама не сориентируюсь в больничном лабиринте. В отделении нет посетителей и практически нет персонала. Мы дождались медсестру, с которой крёстная вчера познакомилась и попросила её пропустить меня к маме, когда я приеду. В порядке исключения за бутылку красного вина мне на десять минут выдали белый халат.