Kitabı oku: «Абдоминально», sayfa 5

Мы вернулись к девушке для оформления медкарты, а потом сели возле второго кабинета, на двери которого вывешен список с фамилиями людей, записанных сегодня на приём. Всё забито с восьми утра до половины третьего дня. Каждому пациенту на общение с врачом выделено по двадцать восемь минут. Заведующий сказал нам ждать, пока не появится окошко. Мы просидели с половины одиннадцатого почти до часа. Я была готова ждать хоть до конца рабочего дня, потому что уйти ни с чем мы не могли. Моя мама, как Бран Старк из «Игры престолов», не для того проделала этот путь и ждала направления девять дней.

График приёма сдвинулся, медсестра вызывала всех из списка, иногда пропихивая кого-то стороннего, как нас. Чтобы скоротать время ожидания, я читала отзывы (в основном положительные) о работе онколога, который будет нас консультировать. Настроила маму, что он хороший парень, всем помогает и обязательно её вылечит.

Поскольку у меня мало опыта общения с врачами, мы решили, что с мамой в кабинет пойдёт Маргарита Анатольевна, а я подожду их в коридоре. Дала Маргарите Анатольевне свой айфон, чтобы она записала беседу, а я потом могла послушать. Медсестра вызвала маму в 12:43. Я считала минуты на фитнес-браслете и крутила в голове «двенадцать сорок три». Мама родилась в декабре – это двенадцатый месяц. Восемь лет назад ей было сорок три года, а мне – двадцать два. Два плюс два равняется четырём… А это о чём?

Полчаса я так и просидела без телефона, в ожидании вердикта и глядя на людей, изнурённых бесконечной сдачей анализов и прохождением курсов химиотерапии. Все худые с похожими лицами. У большинства сухая или облезшая кожа на руках, острые скулы, тёмные круги под глазами и блестящие парики. Пока я сидела в онкологическом эпицентре, у меня с нарастающей силой разболелся живот. Я заметила напротив мужчину с выведенной кишкой, как у дяди Юры, бабушкиного друга. Узнала колостому по выделяющемуся под рубашкой бугру внизу живота. Недавно я читала про эту операцию, когда, цитирую, «наглухо зашивают анус» и выводят петлю толстой, тонкой, тощей или подвздошной кишки наружу. Такие операции обычно проводят при колоректальном раке, осложнениях кишечной непроходимости (что меня особенно настораживает) и других заболеваниях.

– Ваше имя? – спросил у мамы врач за дверью.

– Черных Елена Михайловна.

– А вы по записи?

– Мы из Ростова, – ответила Маргарита Анатольевна, наверное, имея в виду, что мы не от местного врача сюда попали.

– Да хоть из Колымы. Как вы оказались в кабинете?

– Через заведующего, – ответила мама. Я бы вспылила и сказала, что через дверь, блин!

– С чем пришли? – спросил врач.

– У меня была операция…

– А кто вас сюда направил? – перебил он.

– Ростовские врачи не смогли сделать биопсию поджелудочной, сказали, что нет нужного оборудования, – помогла Маргарита Анатольевна.

– В городе-миллионнике нет аппаратуры?

– КТ показала, что опухоль неоперабельная, – мама стала говорить всё, что знает о своей болезни. Я бы тоже растерялась.

– Они вас постоянно сюда будут присылать? На каждую манипуляцию мы требуем направление по пятьдесят седьмой форме¹², – сказал врач. – Я не шучу. Не то, что я вредный. Мне вообще всё равно, хоть все бесплатно лечитесь. У меня зарплата одинаковая. Сейчас мужчина вышел с платной консультации, но это на мой доход никак не влияет. Такой порядок.

– Вы нас тоже поймите, нам некуда больше стучаться, – сказала Маргарита Анатольевна.

Если бы я пошла с ними, давно бы уже нагрубила. Наверное, поэтому они меня и не взяли.

– Сейчас решим. Давайте ваши документы.

Мама вручила ему выписки из обеих больниц, где лежала. Сказала, что у неё изначально была непроходимость кишечника, потому что новообразование давило на желудок, и ей в Новочеркасске сделали операцию по наложению обходного анастомоза.

– А почему в рекомендациях написано «провести биопсию печени»? – спросил врач.

– Ошиблись, исправлять уже не стали, сказали, что все и так поймут, – ответила мама.

– Опухоль нерезектабельна, оперировать вас нельзя, – после недолгой паузы сказал врач то, что мы слышали уже десяток раз. – Даже после получения результата биопсии вам только химиотерапию назначат.

– Независимо от того, злая она или добрая? – спросила мама. Врач угукнул.

Я столько всего читала о раке поджелудочной и знаю, что доброкачественные опухоли встречаются крайне редко, а неоперабельной она считается на терминальных стадиях развития. Мама вспомнила про лечение ультразвуковой HIFU-терапией в институте Герцена, но по ошибке назвала её лазерной.

– Тогда почему вы здесь, а не там? – спросил врач. Было бы всё так просто.

– Там принимают со всеми анализами и результатами биопсии, – ответила мама.

– Есть лучевая терапия, но ваша опухоль таким методом не убирается. Только химиотерапия. Повезёт, если это лимфома, – сказал врач. Наименьшее зло из возможных. Повезёт так повезёт! – Жалобы есть?

– Рвота из-за непроходимости периодически, – ответила мама. Мне она говорила, что всё нормально…

– А рвота чем?

– Едой. Ещё слабость из-за этого. Давление падает.

– Когда заболели?

– В марте. Сделала УЗИ и ФГДС в платной клинике, сказали, что я здорова, а в мае попала в БСМП. Пролежала в реанимации несколько дней, потом операцию сделали.

Врач стал что-то громко печатать. В разговор включилась Маргарита Анатольевна:

– Доктор, вы нас напугали направлением… У меня есть возможность прописать её в Балашихе.

– Химиотерапию можно проходить по месту жительства, – сказал врач. – И никого я не пугал. У вас направление на консультацию. Я вас проконсультирую, напишу в заключении, что нужно делать биопсию. Для биопсии надо госпитализироваться. Для этого снова потребуется направление.

– У меня из Новочеркасска тоже было направление на консультацию, но меня положили в Ростове, – не растерялась мама.

– У вас экстренная ситуация была, – сказал врач.

– А сейчас не экстренная? По состоянию здоровья можете госпитализировать? – спросила Маргарита Анатольевна.

– Когда умирать начнёте, мы тоже положим.

– Вчера ей плохо было, «скорую» хотели вызывать.

– «Скорая» вас определит куда-то.

– Ключевое слово «куда-то».

– Есть два варианта, – сказал врач. – Первый – направление из вашего города. Второй – из Московской области. Если есть возможность здесь её прописать, даже временно, то прописывайте к себе. Это за один день делается. Областной медполис можно получить за полчаса. Когда всё сделаете, идёте к терапевту или онкологу по месту жительства и по моей рекомендации, которую я вам выпишу, просите направление на госпитализацию к нам.

– Вы не знаете наши поликлиники. Там всё очень сложно, – парировала Маргарита Анатольевна.

– Вы же у меня как-то на приёме сидите, извините за грубость, – возразил врач. Словесный пинг-понг. – Хотя вас у меня в расписании нет, я вас принимать не обязан. Вы же как-то сюда попали. Пришли к заведующему, поговорили, он решил не усложнять ситуацию и направил ко мне. Я должен был сказать, что запишу вас на следующую неделю, но ругаться с ним не хочу, потому что оно того не стоит. Точно так же вы придёте в поликлинику и попрóсите.

– У нас нет диагноза, с которым можно обратиться к терапевту, – напомнила Маргарита Анатольевна.

– Официально нет, – поправил врач.

– Мы можем его здесь получить? – спросила она.

– Да, но сначала надо взять биопсию, а для этого надо лечь в стационар по направлению из Новочеркасска или из Балашихи. Или платно.

– Дорого?

– Диагностика у нас тысяч сто точно выйдет.

– У нас таких денег нет, – сказала Маргарита Анатольевна.

– Моя задача сказать, как правильно поступить. Можете вообще не делать биопсию. Ваше законное право. Для меня странно, что в Ростове не сделали. У вас там целый онкологический центр, а вы зачем-то лежали в областной больнице. Почему вас не захотели перенаправить, я не понимаю.

– Они пытались сделать эндоскопию, но не получилось из-за жидкости в желудке, – сказала мама.

– Не знаю, что они там пытались, но в Ростове это точно можно сделать. Нет сложности получить субстрат для биопсии, он хорошо виден на УЗИ, поэтому я вас сейчас туда и пошлю. – ответил врач под жужжание принтера. – Можно что угодно сделать, но надо, чтобы это было безопасно. У вас подозревается рак поджелудочной железы. Скорее это он, чем нет. Если очень повезёт, окажется лимфома.

– Это только биопсия покажет? – спросила Маргарита Анатольевна. Врач кивнул, судя по молчанию.

– Вы не переживайте, что потеряете неделю. Всё равно для госпитализации нужно дообследоваться. Некоторые анализы у вас ещё свежие. Те, что в Ростове сдавали, – сказал врач. Хоть что-то позитивное.

– Через сколько дней будут готовы результаты биопсии? – спросила мама.

– Пять, – ответил он. – Дней семь точно придётся полежать.

Врач выдал памятку с необходимыми анализами, которые нужно сдать в течение недели, и своё заключение на отдельном листе. Сказал, что сейчас нужно сделать УЗИ в их диспансере, а к нему на приём явиться со всеми результатами в следующий понедельник.

– Вы врачу дайте своё заключение КТ из Ростова, он посмотрит, перед тем как делать УЗИ. Оно уже покажет, можно сделать пункционную биопсию или нельзя.

– А если нельзя? – спросила Маргарита Анатольевна.

– Тогда другим методом будем делать. Жду вас в понедельник со всеми анализами, заключением и направлением.

– И с вещами на всякий случай, – добавила медсестра.

– Мы и сегодня с вещами, – ответила Маргарита Анатольевна, вероятно, в надежде, что врач сжалится и госпитализирует.

– Я, конечно, рад, что вы пришли, но мне нужно направление, неважно откуда, – не сжалился он. – Если у вас в городе адекватные люди, пусть вам выпишут новое, мы примем даже в отсканированном виде. Вам нужно точно такое же направление, только с подчёркнутым словом «госпитализация» вместо «консультация», тогда не понадобится ни прописка, ни новый полис. Мне не жалко сегодня вас положить – договоритесь с начальником, но я не думаю, что получится. Есть порядок. Нам диагностику вашу никто не оплатит, а больница не хочет работать бесплатно. Вы только поругаетесь. Думаю, что в вашей поликлинике в Ростовской области без проблем дадут направление на госпитализацию. Они имеют право упереться, потому что вы сейчас в другом городе находитесь, но можно попросить кого-то из родственников сходить.

Когда Маргарита Анатольевна ещё раз проговорила порядок действий, врач всё подтвердил и попрощался. Я встретила своих женщин фразой «Что-то вы долго» и по их лицам поняла, что приключения продолжаются.

В соседнем здании маме сделали УЗИ. По результатам осмотра поджелудочной железы очаговые образования достоверно не выявлены. Узист вышел с мамой из кабинета, пожал плечами и сказал, что головка поджелудочной увеличена, но аппарат не видит опухоль. С этого момента всё стало путаться. Мама обрадовалась и предположила, что образования и вовсе нет. Хотелось бы верить…

Мы вышли на улицу и минут двадцать стояли на остановке, думая, в какую сторону ехать – домой или в центр города. Мама позвонила хирургу из новочеркасской поликлиники, и он отказал ей в направлении на госпитализацию со словами, что они такое не выдают – нет полномочий. Я разозлилась, но мои уговоры не заставили маму позвонить снова и выяснить реальную причину, ведь по закону пациент имеет право выбирать, где проходить лечение. Мы пошли по пути с препятствиями и поехали в МФЦ узнать про оформление временной регистрации. Сотрудница сообщила, что процедура длится до десяти дней и что на это время у мамы заберут паспорт. Нас это не устроило, а ускорить процесс нельзя. План рушился на глазах. Я винила себя за то, что зря притащила сюда маму и что в Ростове ей было бы лучше.

Мы зашли в страховую компанию, расположенную через дорогу, чтобы узнать о смене полиса. Нам повезло, и маме заменили его без наличия временной регистрации. Мы, радостные и голодные, поехали домой в Балашиху, а Максим после окончания рабочего дня – к Тишке в Королёв.

Мы быстро поели, и я села за ноутбук, чтобы найти выход из ситуации. Оказалось, что можно обойтись без МФЦ. Я оформила маме временную регистрацию через её личный кабинет на сайте Госуслуг, а Маргарита Анатольевна подтвердила право собственности на квартиру. Электронное свидетельство должно прийти в течение пяти рабочих дней, и нам никуда не придётся ехать, а главное, сдавать паспорт, который маме точно пригодится. Стоило мне отдышаться и перекусить, как я решила несколько наших проблем. Ещё узнала, что можно дистанционно прикрепиться к поликлинике в Балашихе. Создала маме личный кабинет на портале московских электронных услуг и подала заявление. Теперь остаётся только ждать. Надо пройти бюрократические круги ада, чтобы получить диагноз, не говоря уже о лечении.

Вечером мы вышли все вместе гулять с собакой и случайно заглянули в платную клинику в торговом центре и чуть не купили направление на госпитализацию в «МООД» за пять тысяч рублей. Вовремя я погуглила, что онкоцентры не принимают направления от врачей из частных клиник, к тому же здесь и онколога не было. Девушка за стойкой администратора пыталась нас убедить, что у них всё легально, и предлагала дать направление хоть в Логинова, хоть в Герцена, хоть в три места сразу (по пять тысяч каждое, разумеется). Пока мы с Маргаритой Анатольевной расспрашивали девушку, мама сидела на диване, схватившись за живот и опустив голову на грудь, а Оливер разлёгся у меня в ногах, игнорируя просьбы мальчика, ожидавшего очередь с родителями, его погладить.

В новый дом я вернулась с лёгким привкусом обмана. Почитала ещё несколько статей, чтобы убедиться в правильности нашего решения. Нам нужен онколог в поликлинике, к которой мама ещё не прикрепилась. Заявление я подала, но придётся подождать.

27 июня, вторник

Я весь день читаю про местные поликлиники и выбираю, куда удобнее ездить, про онкологию в целом и про мамино заболевание. Впервые узнала, что самая часто встречающаяся опухоль поджелудочной железы называется аденокарциномой. О том, что это одно из самых смертельных заболеваний среди сóлидных опухолей, я уже в курсе. Образование сложно обнаружить из-за расположения поджелудочной и отсутствия симптомов у пациентов на ранних стадиях рака, в результате чего лечение часто начинают на терминальных, когда злокачественные клетки уже распространились по организму.

Я сидела на кухне, а мама лежала в спальне, собирала пазлы на телефоне и около семи часов вечера попросила померить ей давление. Восемьдесят на шестьдесят. Пониженное! Её резко затошнило, и она побежала в туалет. Благо не закрыла дверь, и я успела посадить маму на унитаз, после того как её вырвало. Она попыталась встать, но я попросила посидеть немного, потому что её лицо сильно побледнело. Прошло минут десять, прежде чем я отвела маму в комнату. В семь часов с работы пришла Маргарита Анатольевна и позвонила Марине, чтобы она вызвала «скорую». Я потеряла дар речи, а Маргарита Анатольевна не знала, как правильно обрисовать случившееся. Когда пришёл Максим, я уже собирала сумку в больницу. Мама не потеряла сознание, но фельдшеру было достаточно информации, что у неё состояние после операции и рвота.

Максим ушёл с Оливером в соседнюю комнату, чтобы щенок не лаял на персонал. Расстояние не мешало ему жалобно скулить, пока маме делали ЭКГ и мерили температуру с давлением. У меня тряслись руки, когда я складывала вещи в дорожную сумку. Первый раз отправляю человека по «скорой». Теперь понимаю, с чем столкнулся мой брат, когда один посреди ночи наблюдал, как мама падает в обморок несколько раз подряд. Не понимаю только, почему он не поехал с ней и сразу не сообщил мне о случившемся.

Не успела я испугаться, как маму посадили на каталку, а Маргарита Анатольевна подхватила собранную сумку и обулась. Я последовала её примеру, взяла с собой воду и зарядку для телефона, а Максима попросила остаться с Оливером. Мы все поместились в машину скорой помощи и поехали в реутовскую больницу. Мама лежала на носилках, а мы сидели по левую руку от неё, обнимая её сумку и свои рюкзаки. То чувство, когда вечер не добрый, а ведь, казалось бы, ничего не предвещало.

В приёмном отделении нас пытались развернуть домой, но мы выстояли. Маргарита Анатольевна называла данные для заполнения медкарты, а я пошла с мамой на рентген. Мужчина, который отвёз маму на лежачей каталке в кабинет, попросил меня раздеть её по пояс. Она с трудом приподнялась на локтях. Ослабла после рвоты едой, которая два дня не переваривалась. Пока ей делали снимок, я стояла за дверью рентген-кабинета и слышала, как врач назвал маму раковой больной.

– Мы можем ей только глюкозу прокапать и дать «Но-шпу», – обратился он ко мне. – Вы знаете, что даже при панкреатите жёсткая рвота? Чего вы хотели? У неё уже раковая интоксикация и желудок в метастазах.

У него «раковая» – любимое слово? Я не помню, что ответила, но помню его мерзкое улыбающееся лицо, в которое хотелось плюнуть. Когда маму выкатили в коридор, бестактный врач задал ей вопрос:

– Вы основной диагноз знаете?

– Биопсия нужна, – тихо ответила она.

– Да? Ну ладно.

Мудак!

Когда в приёмном отделении закончили заполнять медкарту, за нами пришла медсестра и сказала, что сейчас поедем на второй этаж в хирургию. Опять резать, что ли?

Санитарка включила свет в трёхместной палате, разбудив бабулек, и помогла маме перебраться с каталки на кушетку. Медсестра сказала, что мы можем быть спокойны, потому что скоро придёт дежурный врач и назначит капельницы на ночь. Я дала маме её телефон с зарядкой и разложила на полке необходимые вещи: кружка, детское питание, сок, вода в бутылке, туалетная бумага, влажные салфетки и, конечно же, расчёска, без которой мама жить не может.

– На что вы надеетесь? – спросил дежурный врач неприятной наружности, когда мы с Маргаритой Анатольевной попрощались с мамой и вышли из палаты. Он стоял в коридоре.

– На лечение, – ответила я,

– Есть люди, которым уже нельзя помочь.

– Может, просто здесь работают люди, которые не могут помочь? – спросила я. Молчит. Выжидает. – Дайте нам направление в онкодиспансер, и мы уйдём.

– Не могу.

– Почему? – спросила я и подумала: «А что он вообще может?»

– Мы в России живём, – махнул рукой врач и пошёл по коридору дальше разбивать сердца родственников своих пациентов.

Вопросов возникло ещё больше и теперь не только к докторам. Хочется жаловаться во все инстанции и орать от беспомощности, но выздоровлению мамы это не поможет. В нашей стране метод пряника и правда плохо работает, а методу кнута я ещё не обучилась.

28 июня, среда

Маргарита Анатольевна снова отпросилась с работы, чтобы поехать со мной к заведующему хирургическим отделением, потому что после пережитого вчера вряд ли я сама смогла бы вымолвить что-то связное. Мы трижды заходили к нему в кабинет и разговаривали, и каждый раз после беседы шли на улицу, чтобы обдумать дальнейшее действие.

– Зачем вы приехали в больницу умирать? – спросил он, когда мы впервые к нему заявились.

– А что нам делать? – спросила Маргарита Анатольевна.

– Дома надо умирать.

Врач показался мне адекватным и достаточно дружелюбным человеком, но его циничный подход убил моё доверие. Одна фраза из нашей беседы особенно запомнилась. Он сказал, что мама находится в тяжёлом состоянии и что в любой момент может умереть. В смысле? Ещё несколько дней назад она готовила обед на кухне и ходила со мной по магазинам. В смысле, в любой момент?

Мы попросили у него обследование для мамы и по возможности направление на госпитализацию в «МООД», потому что потеряли отведённую неделю. За это время пришло свидетельство о временной регистрации в Московской области и уведомление о прикреплении мамы к одной из балашихинских поликлиник. Мы решили все бюрократические вопросы, кроме одного.

– Вы можете записать маму через ЕМИАС на госпитализацию в следующий понедельник, чтобы нам не пришлось идти в поликлинику за направлением? – спросила я у заведующего, предварительно позвонив на горячую линию Минздрава для консультации.

Врач при нас открыл программу на рабочем компе. Пока он искал мамину медкарту, я рассмотрела у него на шее широкую золотую цепочку с обручальным кольцом поверх белого халата и подумала, что, наверное, неудобно каждый раз освобождать безымянный палец во время операции.

– Не получается записать её, все даты заняты, но я могу выдать вам направление на больничном бланке, – сказал заведующий после неудачной попытки нам помочь, лишь бы уже отвалили. Брать измором – наше всё.

– Вы потрясающий! – сказала я, когда мы выходили из кабинета, получив заветную бумажку. Все документы в сборе.

Мама обрадовалась, что ей недолго придётся побыть в этой больнице, но испугалась возможной операции на кишечник, после того как её стали досконально обследовать и поставили зонд в желудок для вывода жидкости. Задача её лечащего врача – исключить механическую непроходимость кишечника и выписать раковую больную домой. Наша задача – госпитализироваться в «МООД» для проведения биопсии и верификации диагноза.

29 июня, четверг

Рентгенограмма и гастроскопия показали, что у мамы есть проходимость в кишечнике. Предварительно её поили барием (процедура называется пробой Шварца), чтобы увидеть его путь на рентгене. Он прошёл до толстой кишки. УЗИ брюшной полости снова не показало область опухоли. Очень всё интересно. Человек документально здоров, но, по словам врача, стремительно умирает.

На фоне происходящего часто вижу ночные кошмары. Сегодня меня готовили к операции, а вчера выпали волосы на голове.

30 июня, пятница

Маму не стали долго в больнице держать, и днём я приехала за ней. Пока медсестра оформляла больничный, я изучала выписной эпикриз. Анализы крови, как всегда, в пределах нормы.

– Мам, когда тебе успели в попе поковыряться? – спросила я с улыбочкой, зная, что она не обидится. – Они пишут в заключении: «Тонус сфинктера сохранён, ампула прямой кишки пустая…»

– Тю, совсем уже! Ничего они не делали. Это мне в Новочеркасске перед операцией что-то прощупывали, но я в коматозе была, не особо помню.

– Так, показаний к экстренному оперативному вмешательству не было, а ты боялась! Дальше… На фоне проведённого лечения кишечная непроходимость разрешилась! За четыре дня, представляешь?

Мама эпикриз не читала, а я не стала её пугать новым диагнозом – острая спаечная тонкокишечная непроходимость. Хватит ей на сегодня впечатлений, тем более нам предстояла тяжёлая поездка домой. Я вызвала такси, и мы ждали машину минут пятнадцать из-за пасмурной погоды. Дорогу возле хирургического корпуса залило дождём. Мы стояли на улице с промокшими ногами. Мама сгибалась от спазм в животе, а я – под весом её дорожной сумки. Водитель еле нашёл нас на территории больницы, но пешком до шлагбаума мы бы не дошли. Позже в приложении я увидела, что у него фамилия Черных. Во всём ищу знаки. Доехали мы без пробок и кочек, но с шутками за триста и с верой, что белые стены надолго позади.

После приезда мы зашли в аптеку и купили лекарства из списка рекомендаций врача. Я подписала все коробочки, чтобы мама знала, когда пить таблетки и зачем. В её аптечке теперь несколько регулярных препаратов – противорвотные, ферменты для поджелудочной, таблетки для работы желудка и кишечника. Помимо лекарств врач сказал выпивать минимум два литра воды в сутки и употреблять пищу, богатую клетчаткой.