Kitabı oku: «Семь ступеней в полной темноте», sayfa 14
Глава 25. Время пришло
Где-то на другом конце большого леса, среди белых скал, где дома и дворцы искусно вырублены из сияющего на солнце мрамора. Где крылатые люди взращивали свои висячие сады. В просторных палатах, окруженная близкими людьми, под чутким присмотром королевы матери, Сольвейг открыла глаза.
Боль утраты пронзила ее тело словно стрела. Она не поняла, что случилось, где она, и кто эти фигуры вокруг. Но было совершенно ясно – случилось непоправимое. Слезы застилали ее взор. Они катились не переставая. Ком в горле мешал ей дышать. Сольвейг резко села, и попыталась встать на ноги. Но кто-то до боли знакомый, и так приятно пахнущий подхватил ее под руки. Сразу встать не случилось. Что-то тянуло ее назад. Она промокнула глаза ладонями и обернулась…. Ах да, это же ее крылья. Правда, цвет у них почему-то был теперь иной. Не такой, как прежде. И доспехи что надеты на ней, тоже казались странными.
– Что со мной? – прохрипела она еле слышно.
Стоило задать этот вопрос, как образы последних запомненных ею событий, обрушились лавиной на полу очнувшееся сознание.
– Где он!? – хриплым, словно чужим голосом спросила она.
– Кто, кузнец? – тихо спросила мама. Это она держала ее под руки, помогая стоять.
– Арон его имя…. Что с ним?! – Встревожилась Сольвейг. Ее сердце тревожно стучало в груди.
– Он не захотел лететь с нами, – мягко ответила королева.
– Вы… что-то сделали с ним? Где отец!? – захрипела Сольвейг, чувствуя, как внутри закипает ярость.
– Я звал его с собой, – послышался спокойный ровный голос Ангуса. – Уна тому свидетель. Но кузнец… Арон отказался. Сказал, что сам найдет тебя, когда придет время.
– Он… сказал что-то еще? – подавив растущую ярость спросила Сольвейг.
– Ага… – король усмехнулся. – Сказал, что сровняет белые горы с землей, если с тобой что-то случится.
Сольвейг в своем замутненном сознании с трудом осознала услышанное. Выложив слова словно кирпичики в голове, она поняла их смысл. Сразу стало легче.
– Да… так бы он и сказал. – Она пошатнулась и присела на край постели. Силы никак не желали возвращаться к ней. По крайней мере, не так быстро. Крылатая дева какое-то время рассматривала свои руки и тело, закованные в легкую, черную, поблескивающую на свету, броню.
– Мы не смогли снять это, – послышался еще один до боли знакомый голос. Услышав его, Сольвейг ощутила гнетущее чувство вины, и, собравшись с духом, обернулась.
Конечно же, это был Хаук. Ее старый, мудрый учитель. Человек, который был, наверное, роднее, чем кто-либо в этих палатах. Пожалуй, по духу, он был для нее ближе, чем родная мать.
– Хаук… – она забыла, о чем хотела сказать, стоило только увидеть сложенные крылья за спиной старца. Все что она смогла сделать, это указать на них пальцем.
– Ах, это? Все благодаря тебе! – старец расправил могучее оперение, перед Сольвейг.
– Как… такое возможно? – выдавила она из себя, превозмогая хрипоту.
– Ты исполнила свое предназначение. Свершилось! – радостно объявила королева мать, всплеснув руками.
– Но, я ничего такого не помню… – возмутилась крылатая дева.
– Ты потратила уйму сил и проспала несколько суток. Но, то, что случилось… Это было нечто такое… – Королева никак не могла подобрать слов.
– Это было… немыслимо, дочь моя, – вздохнул король. – Просто невообразимо. Даже в мечтах я не смог бы такого представить.
– Да, милая. Это было как в сказке…. Как только забрезжил рассвет, крылья твои озарились и сияние их затмило само солнце. Длилось это не долго, но вместе с тем, казалось, что прошла вечность. Потом ты потеряла сознание. Лишь немного придя в себя, мы обнаружили, что отец твой невредим, раны наши исчезли без следа, а Хаук вновь обрел свои крылья.
– Звучит как бред умалишенного, – усомнилась Сольвейг.
– Я живое тому подтверждение! – отозвался ее старый друг и наставник.
Сольвейг немигающим взглядом уперлась в пустоту. Спустя мгновение она ощутила резкий рвотный позыв, и едва его сдержала. Заботливая мать щелкнула пальцами, и проворные служанки тут же проводили Сольвейг в умывальню. Там ее как следует вывернуло наизнанку.
Королева взглянула на лекаря, скромно сидящего в сторонке, но тот лишь развел руками. Дескать, чего вы хотели в ее положении. Радуйтесь, что жива.
Вскоре, Сольвейг вернулась. Лицо ее было бледным, взгляд хмурым.
– Так… что же со мной?
– Вам бы поесть горячего, и погулять на свежем воздухе, – посоветовал лекарь.
– Я задала вопрос! – она повысила голос забывшись. Стены содрогнулись от мощного эха, с окон посыпались осколки стекла. Она тут же поняла, что наделала своим могучим гласом. Но было уже поздно. Королевский лекарь, встряхнув свое одеяние, встал. Избавившись от мелких осколков, осыпавших его, он удрученно оглядел потрескавшиеся очки. Затем, вздохнув, критично осмотрел Сольвейг с ног до головы.
– М да… это еще цветочки. Боюсь представить, что будет дальше, зная ваш буйный нрав.
– Простите, я не хотела. – Сольвейг потупила взор.
– Вы сказали… «простите»?! – удивился лекарь.
Сольвейг склонилась к старцу и уткнулась лицом в его плечо.
– Вот так чудо из чудес…. – пробурчал он, не зная, что с этим делать.
Она промолчала в ответ. Лекарь вздохнул, убрал испорченные очки в карман, и устало улыбнувшись, взял ее за плечи.
– Вы беременны, моя дорогая. Поздновато, конечно, но это случилось. Поздравляю!
Лицо Сольвейг вдруг налилось краской. Помнится, в свое время этот убеленный сединами старец, тоже хлебнул горя по ее милости.
– Простите меня, если сможете, – прошептала она, чтобы было слышно только ему.
Лекарь, конечно, понял, что она имела в виду. Положа руку ей на грудь, он так же тихо ответил:
– Это уже не важно. Я все забыл, забудьте и вы. Волноваться теперь вредно. Кушайте хорошо, спите, соблюдайте покой. Даст Бог, все будет хорошо.
Сказав это, доктор поклонился присутствующим и удалился из покоев. Ему срочно нужно было отдохнуть. Слишком много времени он провел возле ее постели.
Несколько дней спустя, Сольвейг окончательно пришла в себя. Силы к ней вернулись, а вот к постоянным переменам настроения и всяческим проявлениям своего организма, она привыкнуть никак не могла. Хотя странное ощущение новой жизни, что таится внутри нее, было даже приятным. Ничего подобного она ранее не испытывала. Это казалось одновременно странным и удивительным.
Матовую черную броню, (а в том, что это была броня, сомнений не было), она снимать не торопилась. Арон сказал, что снять его может только она сама, когда придет время. Это было очень комфортное, легкое одеяние, и пользоваться им было совсем не сложно. Оно не стесняло, не мешало справлять естественные потребности. Да и тело в нем удивительным образом оставалось чистым. И, конечно, эта вещь придавала ей сил, потому что это подарок от него. Первого и единственного в ее жизни мужчины.
Кузнец крепко-накрепко засел в ее некогда остывшем сердце. При мысли о нем, в душе зияла пустота. Будто нет его больше в этом мире. Но, он обещал найти ее. И она верила в это обещание. А время шло. Дни, недели, месяцы… а он все не приходил. Тоска по любимому человеку, как и сама любовь, были так непривычны и новы для Сольвейг. К боли телесной она была готова, а вот к душевным ранам – увы. Это изводило и без того ослабшую деву. Конечно, королева мать и резко подобревший король отец, делали все возможное, чтобы успокоить дочь. Отвлечь от грустных мыслей. Обнадежить по возможности. Но предчувствия становились все тревожнее, все темнее.
Так прошло несколько месяцев. Жизнь, которую Сольвейг взрастила в себе, наконец, попросилась наружу. Случилось это внезапно, и совсем не вовремя. В одно прекрасное солнечное утро, она стояла перед большим зеркалом в длинной галерее, и поглаживала округлый живот. Странный доспех был достаточно эластичен для этого. Но, что-то пошло не так. Показалось что стеклянная гладь зеркала, вдруг, покрылось множеством мелких трещин. Сольвейг вздрогнула, по телу пробежала прохлада. Один за другим, части ее доспеха, словно скорлупа стали отделяться от тела. Они глухо падали на мраморный пол галереи, обнажая ее тело. В конце концов, она осталась стоять босиком на холодном полу, среди кусков странного материала, напоминавших то ли сброшенную кожу, то ли странные опавшие листья.
– Вот и время пришло, – прошептала она еле слышно. – А тебя все нет и нет….
Глава 26. Пробуждение
Неизвестно сколько времени прошло, с того момента как Арон погрузился во тьму. Казалось, прошла вечность прежде, чем он ощутил какое-то присутствие. Что-то такое родное, отзывавшееся в душе теплом и светом.
– Кто здесь? – подумал Арон.
– Твое прошлое, – эти два слова, словно ножом резанули по сердцу.
– Отец! Где ты? – Взволновался кузнец.
– Теперь, я везде… кажется.
– Позволь увидеть тебя! – взмолился он.
– Изволь…
Образ отца плавно возник перед глазами. Он был светел и умиротворен.
– Чем ты занят сын, и почему ты здесь? – спросил он первым.
– Я… не знаю, – вдруг осознал Арон. Он четко помнил, кто он есть, но не более того. Попытки вспомнить что-то еще ни к чему не приводили.
– Тебе рано тут быть, – заявил отец. – У тебя еще много дел и они не початы.
Арон вдруг вспомнил вопрос, который, наверное, долго мучил его раньше. И понял, что задать его нужно именно сейчас, иначе такого шанса больше не выпадет.
– Кто я отец? Кто мы такие и откуда?
– Мы люди, – лаконично ответил он. – Только зародились мы не здесь. Мы – это все, что осталось от другого народа. Последние представители вида. Я был чистокровным, а ты уже полукровка. Но это уже не имеет значения, ибо ты – это все что осталось
– Как тебя понимать?
– Я не хотел, чтобы ты знал об этом. Этот груз не для тебя сын. Я желал, чтобы ты начал свою жизнь с чистого листа. Чтобы у тебя была своя, не похожая на мою жизнь. И свое счастливое будущее.
– Скажи… зачем ты дал себя убить, отец?
– Прости, я хотел позже все тебе объяснить, чтобы ты успел пожить спокойной жизнью, но, в планы вмешались обстоятельства…. Я прожил гораздо дольше, чем ты можешь представить, и смертельно устал. Кроме того, я дал тебе все, что было нужно, и готовился уйти в тень. О смерти я подумывал часто, и в конце концов потерял бдительность. Те молодые, горячие люди… помогли мне не в то время. Это было так внезапно, что я не почувствовал боли. Да, я боролся до конца, чтобы ты мог мной гордиться, но для себя уже все решил. А потом, наступило долгожданное облегчение.
– Я всегда тобой гордился… Это не справедливо, отец! За что ты так со мной!?
– Я знаю…. Прости, это эгоистично с моей стороны. Здесь, в тишине и покое, я понял это. Но уже ничего не смог изменить. Я виноват, гордыня подвела меня, сын. Кроме того, я не думал, что ты будешь за меня мстить. Своим эгоизмом, я сам свел свои же труды на нет. Ты обагрил руки кровью… прости и за это, сын. И за то, что дважды пришлось сжечь наш дом. Я кругом виноват, от этого не уйти. Но ты должен жить. Ведь ты последний. И от тебя зависит, возродиться ли дух твоего народа или останется бестелесным навечно.
– О чем ты говоришь? – не понял Арон.
– Ты, сын мой, вместилище духа прежде великого народа. Как и я в прошлом. Запомни: ничто в этой вселенной не уходит безвозвратно и не исчезает в небытие. Когда ты родился, часть нашего духа перешла к тебе. Когда умер я, тебе отошло все остальное. Тот свет, который лечит твои раны, и та сила, которая позволяет тебе исцелять других, дарована именно этим духом. Часть его переходит к тому, кого ты им наделил. Это духовная сила, которая не имеет ни оков, ни границ. Она поистине неисчерпаема. Это сама жизнь, которая стремится дать свои ростки в любом проявлении. Даже здесь, сейчас. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Ты говоришь загадками, отец, разве я могу кого-то лечить?
– Все просто, – улыбнулся отец. – Помог кому-то – наделил духом. Дал жизнь – поделился силой. Как и я в свое время. От отца к сыну, от сына к его детям, и так далее. Я отдал тебе половину себя, ты отдашь половину своим детям, они поделятся со своими детьми. Каждый из них взрастит эту силу и преумножит в себе. И так до тех пор, пока твой народ не возродится и дух его не воспрянет в каждом. Когда нас станет много, и дух окрепнет в телах, уже не будет нужды передавать его от отца к сыну. Он сам будет наполнять собою потомков. И как бы тот народ не звался, где бы он ни жил – это не важно. Главное, что он обретет новое бытие, и шанс на праведную жизнь.
– То есть… другими словами, ты хочешь сказать, что я могу дарить жизнь?
– Не только. Ты почувствуешь, это не сложно. Ты ощутишь силы со временем, понимание само придет к тебе. Может быть постепенно, а может и внезапно. Как взрыв… – Отец, замолчал.
– У меня есть еще вопросы…
– Довольно. Тебе уже пора сын.
– Но отец, я должен знать!
– Мне некуда спешить, я уже обрел покой, а вот тебе следует поторопиться. Ты найдешь ответы в свое время. Эсхил тебе поможет. Когда ты вернешься к жизни, скажи ему фразу: «От отца к сыну». Посмотришь, что будет.
Отец протянул свои теплые ладони, и на прощанье, грустно глядя в глаза, пожал сыну руку…. Арон стал задыхаться. Рука, за которую только что держал его отец, отозвалась болью. Запястье жгло огнем, так сильно, что он закричал от боли. Образ отца исчез. В глаза ударил свет, тишину прорезали звуки. Вокруг все закрутилось, забурлило. Он был погружен в какую-то мутную жидкость – это она не давала ему дышать. Арон принялся бить руками, в надежде выплыть, но руки упирались в невидимую преграду.
– Эсхил! – в отчаянии выкрикнул он. – Вытащи меня отсюда!
– Спокойно, – отозвался ровный голос в голове. – Скоро все кончится.
Арон взял себя в руки. Ему ответили, значит он в сознании, и это не кошмарный сон. Прислушавшись к чувствам, он осознал, что мутная жидкость вокруг него не дает дышать, но удушья он почему-то не испытывает. Прикрыв глаза, он отдался на волю судьбе и перестал брыкаться. Пульс успокоился, мысли пришли в норму. Вдохнув жидкость словно воздух, кузнец с удивлением обнаружил, что это не вода. Спазмы в глотке постепенно прекратились, и он был все еще жив. Прошло несколько мучительно долгих минут и, вздрогнув, странная жижа начала убывать. Вскоре, ноги его уперлись в холодное дно, и он смог стоять более или менее ровно.
Стеклянная крышка отошла в сторону, и в капсулу реактора хлынул прохладный воздух. Арон закашлялся. Его несколько раз вывернуло наизнанку. Мутная жидкость, казалось, заполнила собой все его полости, и желудок в том числе. Наконец, прокашлявшись, он смог сносно дышать и произносить слова. Голова болела, язык плохо слушался. Руки и ноги дрожали от недостатка сил.
– С возвращением на этот свет, Арон! – торжественно объявил Эсхил.
– В смысле!? Что за шутки… и почему так холодно?
– Я серьезен, Арон. Ты был мертв восемь месяцев, два дня, семь часов, двенадцать минут. Что бы я ни делал, твое сердце отказывалось биться. Твое тело отчаянно не желало приходить в сознание. Все как тогда.
– И что ты сделал? Почему я ожил?
– Я… не понимаю. Все повторилось, Арон. Как много лет назад. Неяркий свет… твой крик… потом сердце снова забилось.
– Ясно… Арон снова ощутил сильное жжение на запястье.
Браслет! Он вспомнил про браслет, что когда-то надел на руку Сольвейг, чтобы знать все ли с ней в порядке. Он почему-то считал, что его собственный сгорел во время битвы, но оказалось, что это не так. Чертова безделушка похоже была рассчитана на такие обстоятельства. Незаметный взгляду, браслет сиял красным цветом, подавая сигнал опасности, и причинял жгучую боль.
– Что нового ты узнал за это время, Эсхил?
– Боюсь, что ничего… Арон. Мне жаль.
– Я видел отца, пока был там, представляешь?
– Где, там, Арон? Ты не покидал капсулы, я точно знаю.
– На том свете, Эсхил. За гранью жизни и смерти.
– Занятно. Но у меня нет об этом данных. Нужно сделать томографию твоего мозга. Это могут быть последствия длительного пребывания….
– Черта с два! – прервал его Арон. – Я видел его и говорил с ним, как сейчас с тобой.
– Тебе нужно восстановиться.
– Как же он сказал… – Арон судорожно напряг память. Все что он видел и слышал, словно во сне, плавно ускользало из его восприятия.
– Эсхил, тебе о чем-нибудь говорит фраза «от отца к сыну»?
Эсхил ничего не ответил. В следующее мгновение погас свет и пропали все звуки. Арон вновь остался в полной темноте и звенящей тишине. От чего-то вспомнился подвал его дома… Так прошло несколько секунд. Потом что-то где-то зашумело, заклокотало, свет снова заполнил комнату, и по полу потянуло легким сквознячком.
– Эсхил, ты здесь?
–Да, Арон.
– Что это было?
– Это… скрытая команда. Система была перезагружена принудительно. Прости, я ничего не мог поделать. Это унизительно! Твой отец заложил ее без моего ведома. Странно, но объем моей памяти значительно увеличился. Я… похоже, теперь готов ответить на многие вопросы. Вот ведь…
– Не сейчас. Что с моим браслетом? Где сейчас Сольвейг? Где моя мать?
– Они в белых горах, – невозмутимо проинформировал голос в голове – Но тебе нельзя туда сейчас. Твое состояние не стабильно.
– Плевать! Что с ней? Ей больно!
– Она избавилась от защитной оболочки, Арон. Я вижу только ее тепловой след и общее местоположение.
– Когда это случилось?
– Функции оболочки прекратились вчера вечером. Она выполнила свою задачу.
– Так… как долго говоришь меня не было? Пять месяцев, или шесть?
– Почти девять, Арон.
– Ясно. Мне нужно туда во что бы то ни стало. Сейчас же!
Корабль молчал. Видимо ему потребовалось время, чтобы принять решение.
– Эсхил, ты услышал? Мне нужно туда!
– Да, Арон. В таком случае… тебе лучше поторопиться. Но, в этот раз, я пойду с тобой.
– В смысле…. Как это?
Вместо ответа, герметичные двери медицинского отсека отворились, и внутрь бодро шагнули две высокие фигуры. Внешне они напоминали людей, были хорошо экипированы и вооружены. Но это были не люди, и не механизмы. Нечто среднее, насколько Арон мог понять.
– Вот как… – кузнец опешил. – Значит, у тебя есть и такие игрушки?
– Конечно, – ответил один из субъектов, – Иначе как бы я вел разведку на местности.
– И много таких?
– Достаточно, – лаконично ответил Эсхил голосом второго субъекта, – Раньше я использовал другие средства, но этих солдат я вырастил из тканей тех самых волков. Помнишь? Удивительные были создания.
– Не то слово…. Расскажешь позже. Дай мне одежду и показывай дорогу….
Глава 27. Возьми мою душу
Светлое безмятежное небо над белыми горами, внезапно разразилось громом. Дикий, ужасающий рев заглушил все привычные звуки. В небе над королевским дворцом возникли три внушительных силуэта. Изрыгая голубое пламя, они быстро спускались вниз. Прежде чем охрана успела что-то сделать, они провалились сквозь потресканый стеклянный купол огромного крытого сада. Сияющий на солнце своими гранями, орбитальный истребитель опустился на уровень второго этажа и, пробив носом балюстраду, завис на месте. Откинув фонарь, высокая плечистая фигура, пробежала по носу корабля и спрыгнула на пол. Под ногами скрипели осколки стекла и камня. По залам дворца эхом разлетался душераздирающий вой, переходящий в стенания.
Следом за истребителем, к колоннаде второго этажа причалили два малых десантных судна. Мгновение, и два десятка хорошо вооруженных воплощений Эсхила, стояли у Арона за спиной.
– Куда? – решительно спросил Арон.
– Иди на звук, не ошибешься – ответил ближайший к нему солдат.
Скрипнув осколками у себя под ногами, Арон, облаченный в летный комбинезон и, нелепый длинный плащ, уверенно двинулся вперед. Он замер лишь на секунду, когда проходил мимо зеркала. Заросший седыми прядями и бородой, с бледной, практически голубой кожей и красными белками глаз, он представлял ужасающее зрелище. Но не это беспокоило его сейчас.
Прошагав добрую сотню метров по длинной галерее, он свернул налево. Именно оттуда доносился женский плач. Стоило ему ступить на порог округлого зала, как слева и справа из дверей повалила стража. Арон отметил для себя, что крылья есть не у всех. В толпе он заметил так же и знакомые лица. Судя по приказам убрать оружие – его сразу узнали. Видимо никто не хотел кровопролития. Впрочем, его маленькая армия легко справится с этими бедолагами….
Он решительно шагнул вперед, и возбужденный люд не осмелился встать у него на пути. Только лишь через несколько десятков метров дорогу ему преградил сам король. Ангус был серьезен и настроен решительно. Хоть выглядел он разбитым, мужество было при нем. Однако, он тоже признал Арона и лицо его переменилось. Король убрал меч в ножны, и почти по-отечески, осторожно обнял Арона за плечи. На глазах его заблестели слезы.
– Я рад что ты, наконец здесь, но… лучше бы тебе туда не ходить. – выдавил он из себя.
Почти сразу, следом за королем, в коридор выбежала заплаканная королева. Взгляд ее был обреченным, волосы в полном беспорядке. Она подошла ближе и отвела короля в сторонку.
– Пускай идет! – настойчиво прошептала она. – Теперь ничего не изменишь.
Ангус обреченно кивнул головой и осел на скамью у разбитого окна.
– Пусть эти останутся здесь! – кивнула она на странных воинов.
Арон не стал спорить. Возразить убитой горем королеве, он не осмелился. Королева Гуда, мягко взяла его за руку и повела за собой. Картина, представшая перед его глазами, содрогнула бы сердце бывалого воина…. В просторных палатах царил хаос. Разбитые окна, окровавленные полотенца и бинты на полу. Несколько незнакомых ему человек, в их числе Хаук, морщась от хрипов и душераздирающих воплей, стояли то тут, то там. Трое старцев, похожих на лекарей, о чем-то сосредоточенно совещались в дальнем углу. Ближе к окну, на большой квадратной кровати, извиваясь вопила Сольвейг…. Его Сольвейг! Она была связана по рукам и ногам простынями и ремнями. Все что она могла, это кричать и перекатываться по постели. Простыни и накидка ее были пропитаны пятнами подсохшей бурой крови. Арон бросил негодующий взгляд на королеву, но та поспешила успокоить его:
– Это для ее же блага. Иначе она покончит с собой. Она уже почти сутки в истерике, никого не узнает и не хочет ничего слышать.
Арон не сразу, но отыскал глазами Уну. Бледная, выглядывала из боковой комнаты, опершись плечом о проем, и безучастно наблюдала за происходящим. Он вспомнил ее слова. Все, что она говорила при их последней встрече. Кузнец подошел к постели и встал на колено. Смотреть в лицо Сольвейг было невыносимо. Как невыносима была и мысль о том, что он запомнит этот взгляд на всю оставшуюся жизнь. Погладив возлюбленную по голове, он поцеловал ее в лоб.
– Все будет хорошо, – прошептал он так спокойно и умиротворенно, как только мог в этот миг.
Узнав знакомый голос, она замерла. В просторных покоях, вдруг, воцарилась тишина, ударившая по ушам отзвуками эха. Сольвейг смотрела на него диким непонимающим взглядом, полным недоверия, обиды и отчаяния.
– Где ты так долго был?! – всхлипывая, прохрипела она.
– Я… ненадолго умер, – улыбнулся он спокойно и безмятежно.
– Как так? – всхлипнула Сольвейг.
– Представляешь? Оказывается так бывает.
Арон нежно погладил ее по голове, одновременно осматривая просторное помещение.
– Отдохни. Не нужно больше горевать. Сейчас я все исправлю.
Голос его был так спокоен и уверен, что Сольвейг как-то сразу обмякла. Сказалась усталость и нервное истощение. Глядя в глаза любимой, Арон подложил под ее голову попавшуюся под руку подушку. Сделав это, он встал и, повернувшись к королеве спросил:
– Где ребенок?
– Он… умер! – Губы королевы задрожали, а лицо исказилось гримасой отчаяния и печали.
Он мягко взял ее холодную руку, и повторил вопрос:
– Где ребенок…?
Присутствующие с недоумением следили за этой сценой. В ответ на вопрос, королева Гуда, указала рукой в сторону небольшого зала, туда, где стояла Уна. Уна же, единственная из всех, кто там был, кажется, начинала понимать, что происходит. Проходя мимо, кузнец встретился с ней взглядом. Войдя в комнатку, Арон увидел изящный пеленальный столик, на котором лежало нечто продолговатое, накрытое простыней. Он подошел ближе и убрал ткань. Младенец лежал на спине, омытый, с аккуратно перевязанной пуповиной, но не подавал признаков жизни.
– Уже слишком поздно, – констатировал один из лекарей, зашедший следом.
– Почему? – беспристрастно спросил Арон.
– Прошло уже больше двух часов. Простите, но… все что могли, мы сделали. Тщетно…
– Если все так, доктор, то почему же он до сих пор розовый и теплый?
Доктор осекся на полуслове. Действительно, маленький трупик должен был к этому времени уже окоченеть, а кожа иметь синеватый оттенок. Но этого не случилось! И, если не знать наверняка, можно было бы сказать, что младенец просто спит.
– Подержи те ка это…
Арон скинул с себя странный плащ, перчатки и куртку летного комбинезона. Всучив все это лекарю, он закатал рукава. Уна, стоявшая чуть поодаль, и с волнением наблюдавшая за происходящим, без слов подхватила, стоявший в тазу графин. Она зачерпнула теплой воды и полила ему на руки. Омывшись, Арон протер руки насухо и вернулся к столику. Бережно, сначала продев руку под головку, а потом и под спинку, он приподнял малыша.
– Боюсь, он тронулся умом… – постановил лекарь уныло.
Уна, в ответ лишь качнула головой, предлагая посмотреть, что будет дальше. Она уже все поняла, и жаждала увидеть «ЭТО» собственными глазами.
Арон с младенцем подошел к окну. Солнце клонилось к закату. Веяло теплым ветерком. Он поднял сына перед собой. Глядя на своего первенца, кузнец торжественно произнес единственное, что пришло в голову:
– От отца к сыну… От сына к внукам…. От внуков – правнукам.
Он прикрыл глаза… представил, как когда-то отец вот так же держал его в своих сильных и добрых руках, отдавая часть своей бессмертной души, чтобы жизнь вновь наполнила его тело. И почувствовал он, как искрящаяся теплота переполняет его сердце и струясь по незримым протокам, под самой его кожей, стекает с кончиков пальцев, озаряя тело младенца мягким, мерцающим светом.
– Может быть это прозвучит странно, но я бы хотел, чтобы моего сына тоже звали Арон, – сказал кузнец. – Чтобы, когда меня не станет, он продолжил мой путь и напоминал обо мне. Я могу на это рассчитывать?
– Да… – ответила королева в замешательстве.
Кузнец повернулся к ничего не понимающей Гуде, и, осторожно высвободив свои руки, передал королеве свое дитя. Она приняла его, так же бережно, искренне не понимая, к чему все это… Посасывая тонкий пальчик, вполне себе живой и розовый, младенец полным восторга взором смотрел в ее лицо.
Получив ожившего внука на руки, не веря своему счастью, королева мать поспешила к дочери. Отдав ребенка, Арон пошатнулся. В глазах потемнело. Он сделал шаг назад, и чуть не упал. Но Уна вовремя подставила ему руку.
– Может, присядешь? – она указала на кушетку у стены.
– Да, пожалуй… – согласился он и оперся о стену.
– У вас… кровь идет носом, – заметил отошедший от первого шока лекарь.
Арон провел трясущейся рукой по губам, и взглянул на окровавленные пальцы.
– Наверное, это нормально. Видите ли, два часа назад я был еще мертв.
– Теперь, я поверю во что угодно, – лекарь шумно сглотнул. – И… как оно там, сударь?
– Там? – Арон пожал плечами. – Там все иначе.
– Я схожу за своим чемоданом, там есть все, чтобы остановить кровь. Вы не против?
– Да, конечно, сделайте милость…
Арон сполз по стене и рухнул на кушетку. Уна присела рядом и уложила его голову себе на колени.
– Ты очень, очень плохо выглядишь! Я на силу тебя узнала. Знаешь, меня это беспокоит, – призналась она, теребя его длинные, спутанные волосы.
– Мне нужно придти в себя. Это займет какое-то время, – успокоил ее Арон. – Подумать только… у меня есть мама. А теперь еще сын. И еще куча людей, чьи лица мне знакомы… Может быть это действительно неплохо?
– Знаешь, во всем есть свои плюсы и минусы. Но в любом случае это гораздо лучше, чем быть одному.
Улучив момент, одно из воплощений Эсхила, просочилось в комнату, пока все радовались чудесному воскрешению ребенка. Уна вздрогнула, увидев перед собой это нечто, но Арон успокоил ее жестом. Солдат достал из подсумка какое-то устройство, извлек оттуда белый диск с тончайшей иглой и легким движением прилепил Арону на плечо.
– Что это? – предмет насторожил Уну.
– Это стимулятор, – ответил солдат голосом Эсхила. – Поверьте, ему это нужно.
– Откуда кровь? – спросил Арон.
– Следствие перегрузки. Я напичкал твой мозг знаниями, как и обещал. Это скоро пройдет. Пару недель, может месяц. Кроме того, ты давно не ел… Не знаю, можно ли считать смерть сном… но в любом случае, аппликатор придаст тебе сил на пару суток. Но не более.
Уна с недоверием оглядела предмет на плече сына. Солдат же отстранился, и пристально уставился своими линзами в ее лицо. Уна почувствовала себя не уютно.
– Он все о тебе знает, но, впервые видит тебя так близко, – догадался Арон.
Солдат кивнул и занял место у входа, выполняя заложенную в него функцию.
– Я потом тебе все расскажу, – пообещал Арон. – А пока эти парни побудут рядом. Если со мной что-то случится – они помогут.
– Хорошо… Я рада, что есть, кому о тебе позаботиться, но они пугают даже меня, – призналась Уна.
– Я сам их побаиваюсь, – улыбнулся Арон. – Они лишь следят, чтобы мне ничего не угрожало. Но, лучше не делать резких движений.
