Kitabı oku: «Исчезая с рассветом», sayfa 4
– Скажи мне, менестрель, – вздохнул он. – Ужели тебе не хватает собственных сложностей?
***
Тем вечером Бард играл без вдохновения, но наемников это едва ли волновало. Похоже, что среди купцов также не нашлось обладателей чуткого слуха – по крайней мере, вся честная компания всячески подбадривала менестреля громкими хлопками почти что в такт и добродушно-громогласными выкриками между песнями.
Как знать, быть может, он и вправду был не так уж и плох даже в свою самую неудачную ночь?
Бард постарался избежать излишне сентиментальных композиций, отдавая предпочтение простоватым мелодиям, понятным каждому. Путешествия, сказания о подвигах и застольях, несколько быстрых жиг для того, чтобы голос отдохнул. И никаких северных баллад.
Ее вагон был так далеко. Неужели звуки музыки доносились и до него? Или же она была здесь, где-то неподалеку? Смущенно скрывалась за спинами ничего не подозревающих путешественников, кутаясь в плащ и пряча лицо в капюшоне…
Кто же она? Куда держала путь? От кого бежала?
Лениво перебирая струны, он искал взглядом ее силуэт. Один раз ему даже почудилось, что она мелькнула где-то за полукружием огней, темная фигура в ореоле пляшущих искорок, но видение исчезло так же стремительно, как появилось.
Кое-как пережив этот вечер, Бард обессиленно рухнул на заготовленное для него спальное место в повозке и тут же заснул, прижимая к груди сумку.
За ночь резко похолодало, и утро встретило его опахалом абсурдных весенних снежинок.
Белые точки мягко планировали на молодую траву и таяли на стебельках, на лицах, одеждах и волосах; они растворялись в земле и превращались в ничто.
День растянулся в бесконечность, и холм, приютивший их накануне, еще не скоро пропал за горизонтом. Днем кто-то увидел змею – первую гадюку за все время их путешествия, – после чего и без того хмурое настроение каравана окончательно помрачнело.
Как ни странно, сбившийся темп сыграл им на руку, и вечером путешественники набрели на одну из расчищенных стоянок. Приготовления к привалу на сей раз не отняли много времени.
Бард постарался развеять царящее уныние за ужином у костра, но веселые песни прозвучали немного неуместно среди запустения одинокого поля. Нужно было сыграть что-то необычное. Что-то воодушевляющее, и в то же время не приторно сладкое. Что-то, что пропело бы в унисон с тоской, поселившейся в сердцах путешественников.
Менестрель размышлял над этим нелегким выбором, когда череду его мыслей прервал глубокий бас одного из купцов.
– Что скажешь, менестрель?
Бард разыскал говорившего глазами. Это было проще простого – грузная фигура торговца специями Тиллиана притягивала внимание одним своим присутствием. Гневно-черная борода с едкой проседью, маленькие проницательные глаза, сиявшие под массивным лбом и неизменной меховой шапкой – не нужно было проявлять чудеса сообразительности, чтобы догадаться, от кого исходили все самые важные решения.
Вот и сейчас Тиллиан сделал то, что он умел и любил делать больше всего. Он взял ответственность на себя.
– Простите, – виновато улыбнулся. Бард. – Я не расслышал вас.
Тиллиан не любил повторяться.
Он восседал ровно напротив менестреля в окружении собратьев по купеческому делу, словно король со своей свитой. Более царственной особы в ту секунду в мире было не сыскать. Не стоило удивляться тому, что господин Тиллиан не терпел промедления.
– Я спросил тебя, менестрель, – медленно молвил купец, и всему каравану тут же стало понятно, что он оказал музыканту великую честь. – Я спросил, не сыграть ли тебе северную балладу?
Бард опешил.
Это ведь не могло быть случайностью, верно?
– Северную балладу? – как зачарованный, переспросил он.
Тиллиан беззвучно рассмеялся и хлопнул ладонями по коленям. Не в силах поверить в то, что только что свершилось на его глазах, он посмотрел сначала на соседа по левую свою руку, а затем – на соседа по правую. Купцы подобострастно улыбнулись в ответ и пожали плечами в знак глубочайшей солидарности.
Бард продолжил виновато улыбаться.
Взгляд Тиллиана наконец вернулся к менестрелю, и Бард встретил его, не мигая.
Улыбка оставила губы купца.
– Вы просите сыграть северную балладу, – спокойно повторил Бард. Тихо, ровно настолько тихо, чтобы быть услышанным.
– То есть, ты только притворяешься глухим, – удивился Тиллиан. Купцы подавили смешки.
Боги! Как такое могло произойти? Ну почему он не осознал сразу, что Тиллиан был закостенелым северянином? Ну почему Руфус не озвучил свою абсурдную просьбу несколько позже?
И почему он так легко позволял себе очаровываться незнакомками, которых даже толком не видел?
Что было делать?
Соврать, что не знал ни одной северной баллады? Уважающий себя менестрель не мог не знать хотя бы одной песни для каждой из пяти провинций империи.
Ну как, как он умудрялся попадать в такие истории?
– Господин Тиллиан, – примирительно, но твердо предложил Бард, – мне кажется, что для общего настроения нашего каравана подошло бы что-то несколько более жизнеутверждающее. Не далее, как днем, мы еще были во власти невесть откуда взявшегося снегопада. Уж не накликаем ли мы беду такой бравадой?
Несколько наемников нахмурилось, несколько купцов почесало бороды.
Бард очень надеялся, что ему удалось достучаться до их суеверия.
– Чепуха, – громыхнул Тиллиан.
Что ж, конец суевериям…
– Северный дух не покоряется никому, – нахмурился купец, – а северные песни говорят голосами наших предков. Боги благоволят тем, кто говорит с ним на одном языке.
– Северные боги, – заметил Бард.
Это был очень, очень неподходящий момент для того, чтобы ввязываться в споры о теологии. Совсем неподходящий момент. Отвратительный.
Тиллиан больше не хмурился – он просто стал грозовой тучей и метал молнии.
– Менестрель! – его рука сжалась в кулак. – Ты забываешься! Твоя работа – развлекать нас по пути в Брандстад! И тем самым пытаться оправдать свою полную бесполезность во все остальные часы путешествия! Оставь измышления о вечном для тех, кто лучше для этого приспособлен!
Барда трясло. Пальцы не слушались настолько, что он сейчас не сыграл бы и простейшую детскую песенку. Виски пульсировали так, что он был готов поклясться, будто вокруг бушевала буря, а сердце норовило выпрыгнуть у него из груди.
Успокойся.
Бард постарался вспомнить все, чему учил его мастер Гилфи.
Не отвечай. Будь собран. Отпусти. Ты сам завязал эту перепалку.
Бард сделал глубокий вдох.
– Никто из смертных не ведает правды о сути богов. Я не исключение.
– Но некоторые смертные настолько далеки от правды, что им совершенно не к лицу о ней говорить, – процедил Тиллиан.
Бард примиряюще развел руки в стороны. Это оказалось тяжелее, чем можно было себе представить. Воздух внезапно показался настолько плотным, как будто весь караван погрузился под воду.
– Играй северную балладу, менестрель, – угрожающе посоветовал купец.
– Повторюсь, мне думается, что такая мрачная музыка отрицательно скажется на настроении каравана, – попробовал спастись Бард, отчаянно пытаясь разглядеть Руфуса в окружавшей костер толпе. Неужели голос его лютни донесется до вагона его госпожи? На первый взгляд, он стоял не так уж и далеко…
– Так ты будешь играть? – потребовал Тиллиан.
– Нет.
Слово вырвалось само собой. Просто нет. Нет, и все.
– Как это, нет?
Ах, это было не то слово, что их купеческое высочество уважали в чужом лексиконе.
Неправильное слово.
– Глупости! – поддакнул кто-то из купцов. – Ничего с нами не случится от одной песенки.
– Верно! – вторил ему еще один голос.
Да где же притаился этот Руфус, демоны его побери! Разве это было важно…
– Хм… Господа!
Разразившийся было гвалт в недоумении притих.
– Господа, уделите минутку внимания старому наемнику! – Ханси не спеша протиснулся между плеч своих подопечных и шагнул в круг, освещаемый костром.
– Я расскажу вам одну историю, – молвил он, останавливаясь неподалеку от добродушно потрескивающего огня. Тиллиан лишь ошарашенно взирал на творящийся хаос. Уже второй раз за вечер события развивались не по его плану.
Ханси же был твердо намерен воспользоваться воцарившейся сумятицей и продолжал.
– При всем глубочайшем уважении к нашим мудрейшим благодетелям, – и он отвесил церемонный поклон в адрес Тиллиана по ту сторону костра, – я бы хотел поделиться с вами воспоминаниями об одном происшествии, которые, если вам это будет угодно, помогут нам прийти к единому мнению по предмету разразившегося здесь спора.
Ханси сложил руки за спиной и обвел взглядом свою аудиторию.
– Это не займет много времени, –заверил он всех.
Возражений по-прежнему не следовало.
– Дело было на Севере, – невозмутимо начал наемник. – Как-то раз мне довелось сопровождать одного знатного господина на пути в Ислотт. Погода стояла примерно такая же, что и сейчас… То есть нестерпимо мерзкая по меркам любого уважающего себя южанина, но самая что ни на есть заурядная для местного жителя. С неба падали влажные комья снега, дорога под ногами вела себя как то ли грязь, то ли болото, а мои бравые парни начинали роптать. В то время я, прямо скажем, не преуспевал, и вынужден был браться за любую работу, а на этого самого знатного господина меня вывел один друг, который спустя некоторое время решил показать себя с не самой дружественной стороны… Но это уже совсем другая история. Я лишь хочу донести до вас, что особенного выбора у меня не было, и на севере я оказался чужаком…
***
Так уж оно получилось, что для многих моих ребят этот вояж в холодные земли тоже выдался первым. Снежно-дождливая погода очень быстро повергла их в самое настоящее уныние, и они не преминули мне на это намекнуть. Я человек к намекам устойчивый и некоторое время игнорировал все ворчанье, покуда ребятам не сделалось стыдно. А стыдно им сделалось, когда они поглядели на нашего знатного попутчика – уж настолько достойно он держался.
Знаете, я всегда замечаю, когда у человека на сердце печаль. У нашего северного лорда этих печалей как будто бы было не одна и не две, а этак четыре – уж столько скорби сияло в этих холодных голубых глазах. Он то и дело поглаживал в задумчивости свою светлую бороду, да поглядывал куда-то вниз, где, должно быть, виделись ему его предки. Но про снег али грязь он ни слова не проронил, а капризы природы его как будто не задевали.
Я бы сказал, что наш северный лорд вел себя с холодным достоинством. Он ни с кем не был особенно дружен, из свиты имел при себе трех человек примерно такого же отстраненного нрава, всегда придерживался собственной компании и никогда не прекращал морщить лоб в тревожной думе.
Глядя на такое зрелище, мои подопечные устыдились своего ропота и перестали ворчать на третий день. А на четвертый им всё это и вовсе страшно осточертело.
– Ханси, – спрашивали они меня, – отчего ему потребовались наши услуги?
– Оттого, что мы известные мастера своего дела, и слава наша разошлась по всем пяти провинциям, – отвечал я, и это было щедрым авансом.
– Ну уж нет, – справедливо возражали мои бойцы, – тебе нас этим не убедить. Неужели он не нашел себе охрану из числа местных? Неужели они так много просят за свое суровое общество? Зачем ему чужеземцы, не знающие здешних дорог? Что-то здесь нечисто, Ханси.
Я, признаться, и сам задавался этими вопросами, но предпочитал их не озвучивать. Теперь, когда ребята сами все раскусили, я благоразумно развел руками и зашел с козыря.
– Он заплатил вперед, – сознался я честно, и для правдоподобия тяжко вздохнул. Мы немного поделили доход, и жить стало легче, но тревога моя не прошла. Да и ребята, надо сказать, не избавились от подозрений, но разговоры на какое-то время поутихли.
А лорд наш все продолжал хмуриться, прямо как стальное северное небо, которое, в свою очередь, продолжало ронять нам на головы хлопья мокрого снега.
Головорезы из свиты лорда были нашими следопытами. Мы лишь послушно топали вслед, то и дело сверяясь с картой и отмечая на ней наш прогресс. Нужно ли говорить, что подобный расклад привлекал нас все меньше, да только вот честь наемника и, чего греха таить, оставшаяся часть причитающегося нам вознаграждения не позволяли нам сложить с себя полномочия.
Нужно было что-то делать, и одним вечером я все же решил преисполниться смелости.
– Милорд, – спросил я его тихонько, когда он сидел один-одинешенек у костра и задумчиво ворошил его веткой, – нас всех беспокоит одна проблемка.
Он вздрогнул. Вздрогнул едва заметно, но мой зоркий глаз различил, что я застал его врасплох. Тут я забеспокоился еще пуще, ибо все знают, что северные лорды всегда начеку. Стоит им потерять бдительность, стоит им на секунду показать свою уязвимость, и все – им конец. Своры стервятников соберутся словно на пир, и каждая голодная глотка будет стремиться занять зашатавшийся трон.
Едва только эта мысль промелькнула в моей голове, как я понял, что сам только что обнаружил ответ на свой вопрос.
И правда! Северному владыке было куда как проще нанять банду отчаянных чужеземцев, нежели полагаться на собственных подданных. Многие из тех, кому он доверял, были сейчас с ним, рядом. Кто-то особенно близкий оставался сейчас на его землях, а мы, сомнительные головорезы, зависели от него не меньше, чем он от нас. И зачем я только подписался на это дело?
– Ты что-то хотел спросить у меня, Ханси, – напомнил он мне между тем. Его голос звучал немного отстраненно, но в глазах светились отголоски былой прозорливости, которую не могла полностью погасить даже довлевшая над его сердцем беда.
– Мы ведь идем не в Ислотт, милорд, – то ли спросил, то ли отметил я.
Он некоторое время изучал меня взглядом, а потом покачал головой так, как это делают мудрые старцы, хотя сам бы я ни за что бы не дал ему больше сорока зим.
– Я бы хотел кое-куда заскочить по пути, – сказал он.
– Милорд, не в моих правилах вмешиваться в чужие планы, – заверил его я, – да только вот мои люди начинают понемногу сомневаться в успехе нашего предприятия.
– И их можно понять, – согласился мой собеседник. – Тем не менее, уже завтра мы будем на месте.
–Не соизволите ли вы уточнить, какого рода опасность поджидает нас там, куда мы стремимся с такой ретивостью, милорд? – спросил я своим самым спокойным голосом.
– Опасность? – рассмеялся он. Я впервые услышал, как он смеется, и, честное слово, в этом смехе не было ни нотки веселья.
– Что ж, – вздохнул лорд. – Притворство не может длиться вечно, да?
Я вежливо склонил голову.
– Ни в коем случае ни в чем не обвиняю вас, милорд. Просто, как мне думается, я мог бы еще лучше совладать с возложенной на меня ответственностью, будучи хоть слегка посвященным в особенности нашего маршрута.
– Маршрут очень прост, друг, – отмахнулся мой благодетель. – Посмотри на север.
Я взглядом проследовал за его жестом.
– Видишь башни?
Как же их было не видать! Чуть поодаль от нас щетинился неровными верхушками хвойный лес, а прямо за ним – или из самого его сердца – взмывали вверх рукотворные пики.
Башни! Их было много. Чертовски много.
Они убегали на восток, одна за одной, пронзая небо через каждые пятьсот шагов.
– Ты, должно быть, находил их на карте? – спросил меня лорд.
Я утвердительно хрюкнул.
– Находить-то я их находил, – обронил я, – вот только ваши земли имеют столь мало общего с бумагой, что порой и не знаешь, есть ли в этих картах толк. Поглядите сами, болота то и дело съедают дорогу-другую, леса пропадают, и на их месте вскакивают новые деревни… Мы бы сгинули здесь без вашего совета.
– Эта земля живая, – молвил мой собеседник, то ли в ответ на мою ремарку, то ли услышав что-то в ночной тишине. – Она дышит, движется. Во всем мире больше нет такой земли…
Я прислушался. Ветер тихонько посвистывал между деревьями. Тихонько шипел и трещал наш костер. Возможно, ночи и вправду было, что сказать.
– Север – воистину суровый хозяин, – согласился я, а про себя добавил, что всяк был горазд нахваливать свою родину.
– Хозяин? – насторожился лорд и как будто только сейчас вспомнил о моем существовании. – Интересное определение. Мы называем его батюшкой, но, возможно, «хозяин» – это более подходящее слово. Он не прощает оплошностей и не чувствует любви к своим детям, которые все равно продолжают слепо его обожать, ничего не ожидая в ответ. Хозяин…
Он поморщился, глядя в темноту.
– Скажи, друг, как именуются эти башни на твоей карте?
– Никак, – пожал плечами я. – Они просто обозначены черными кружками, которые по дуге загибаются на северо-восток. По этой карте даже не уразуметь, где заканчивается лес.
– Как же ты понял, что они башни? – повел бровью лорд.
– Ну, это на них подписано, – уступил я. – Только это и сказано – что они башни. «Башни К.»
– «К.»? – усмехнулся лорд. – А что же означает эта буква?
– Ума не приложу, – сознался ваш покорный слуга. – Уж не круг ли?
– Круг? – рассмеялся он. – Нет, это не круг. «Колдуны» – вот что больше похоже на правду. Башни колдунов. Но мы, коренные жители, называем их Башнями тихой смерти.
– Чудесное название, – поперхнулся я.
– И меткое, – кивнул он со странной улыбкой. – Самая западная башня – это всегда башня звездочета. За ней идут башня алхимика и башня некроманта. И дальше – много других интересных строений.
– С вашего позволения, милорд, – чертыхнулся я, – но некроманты – это нечто из области народных поверий. Страшилки для крестьянских детей.
– Не спорю, друг, не спорю, – согласился он, – «тихая смерть» – самое подходящие описание для того, что здесь происходит.
– И вам нужно туда? – смекнул я.
– Именно, – кивнул он с очень серьезною миной.
Он замолчал, ожидая, что я стану расспрашивать о цели его приключения. Я замолчал в ответ, зная, что охотнее всего информацией делится тот, от кого ее не требуют.
– Что ж, – не сдержался он.
Я вежливо склонил голову.
– Я хочу, чтобы ты проводил меня к Башням тихой смерти.
– Как вам будет угодно, – не растерялся я.
– А потом я хочу, чтобы ты и мои люди доставили вагон с моим имуществом в Ислотт.
– А как же вы? – уточнил я, предвидя его реакцию.
– А я останусь здесь.
Мы помолчали.
– Позвольте задать вам вопрос, – нарушил я тишину.
Лорд сделал ободряющий жест.
– Для чего такой крюк? Отчего вам нужен эскорт?
Он вздохнул и приготовился говорить. Но прежде, чем слова покинули его уста, ночь разрезал еще один голос, грубый, как наждачная бумага.
– Не все готовы мириться с этим помешательством.
Я вздрогнул. Моя бдительность нечасто давала сбои. Кто же умудрился столь незаметно подкрасться к нам, не нарушая тишины?
– Хлодвиг, прошу тебя, – устало покачал головой лорд.
В дрожащий свет пламени ступил его подданный, один из тех самых верных головорезов, кому лорд был готов доверить свою жизнь. Рыжие космы, грозная борода, маленькие голубые глазки под вечно хмурыми бровями – я был бы рад заполучить такого молодца к себе в отряд. Но вот ссориться с ним я бы ни за что на свете не стал – по причинам, уразуметь которые проще простого.
– Я клялся вашему отцу следовать за вами везде, неотступно и до последнего вздоха.
– А мне ты клялся следовать моим приказаниям, – вздохнул его господин.
– Лишь в той мере, в которой это не противоречит первой клятве, – упрямо заявил Хлодвиг.
– Что ж, – отрешенно прокомментировал лорд и продолжил смотреть в ночную пустоту, где плясали искорки нашего костра.
– Наемник, – внезапно обратился ко мне рыжеволосый головорез. – Отговори его.
– Признаться честно, милорд, – парировал ваш покорный слуга, – я до сих пор не совсем понимаю, о чем идет речь. Но даже в противном случае я едва ли понадеюсь преуспеть там, где бессильным оказалось ваше влияние.
– Хочешь знать правду? – прорычал рыжий демон.
– Хлодвиг… – вяло возразил милорд.
– Его совратила ведьма! – презрительно процедил Хлодвиг и для пущей убедительности плюнул в костер.
Лорд лишь грустно рассмеялся.
– Скажите мне, что я не прав, мой господин! – взмолился головорез.
– Ведьма, – покачал головой лорд. – Ведьма… Как вы любите простые слова, люди!
– А как еще ее называть?
– Ведьма… – прошептал лорд.
– Она живет в тамошних башнях? – сообразил я и указал рукой в сторону лесной громады.
Стало так холодно, что мокрый снег превратился в настоящий, и между нами и лесом, и без того утопавшим в темноте, возникла полупрозрачная завеса.
– Эта нечисть обитает повсюду! – вновь сплюнул Хлодвиг.
Признаться, я был в замешательстве.
– Какая примитивная трактовка, – печально усмехнулся его повелитель. – Какая нелепица!
– Так расскажите, как правильно! – взвился рыжий бес.
– Зачем же рассказывать. Давайте, я покажу, – молвил лорд, поворачиваясь наконец к нам.
То ли отсветы костра в его глазах сыграли шутку с моим восприятием, то ли и правда в нем разожглась какая-то демоническая искра, но он в одно мгновение преобразился.
В нем словно вспыхнула жизнь. Метаморфоза была столь неожиданной, что я не нашелся, как пошутить.
– Принеси мою лютню, Хлодвиг, – повелел он холодным голосом.
– Нет! – оторопел тот.
– Тогда я схожу за ней сам, – заявил лорд, вставая на ноги и расправляя одежды.
Хлодвиг лишь посмотрел ему в спину, глядя, как его господин шагает в сторону своей поклажи сквозь сгущающуюся метель.
– Я ничего не понимаю, – сознался я шепотом, пользуясь нашим неожиданным одиночеством.
– Ведьма овладела его думами! – простонал Хлодвиг. – Никто не ведает, откуда она взялась и чего хочет! Никто не знает ее имени! Она украла у нас нашего господина, отобрала у него молодость, силы и разум!
– Колдовство какое-то, – покачал головой я, испытывая определенный скепсис. Совершенно напрасный скепсис, надо признать.
– Он всегда был сам по себе, – Хлодвиг наклонился ко мне и положил руку мне на плечо. – Никому не доверял. – Его слова вырывались быстрым шепотом. – Ни с кем не был особенно близок, не бегал за девушками, всегда в своих мыслях… – Дыхание вырывалось из его рта холодным паром. – После смерти отца он и вовсе ушел в себя, думал только о делах, о казне и о службе. Ранним утром упражнялся с мечом, пропадал где-то в лесу и, несмотря на все мои увещевания, часто сбегал без охраны. А потом его и вовсе как подменили! Стал часто запираться у себя в покоях и никого к себе не допускал. Вспомнил о лютне, стал часто музицировать!
Хлодвиг снова сплюнул в направлении костра, как будто мысль о музицировании вызывала у него отвращение.
– Это не могло продолжаться долго. Я разоблачил их! Я…
– Ну, продолжай! – Лорд небрежно опустился на свое старое место и положил на колени футляр. – Расскажи, как ночью подслушивал у моей двери. Дело, достойное самого верного слуги. Ведь так, Хлодвиг?
– Мой господин, – даже в неровных отсветах костра было заметно, как Хлодвиг побледнел. – Мы все были обеспокоены, я…
– Кто это, все? – горячо возразил лорд. – Никому не было дела до того, что со мною станется! И только она проявила сострадание к моему одиночеству!
Тут мне, признаться, сделалось неловко. Я присутствовал при разговоре, который не должен был слышать ни при каких обстоятельствах. Это было очень непрофессионально! Частные проблемы клиентов меня заботили только в той мере, в которой они позволяли мне еще более качественно выполнять свою работу.
– Милейшие господа, – попробовал я было откланяться, но Хлодвиг снова стиснул мое плечо в своей лапе и жалобно взвыл.
– Наемник! Он околдован! Помоги ему узреть истину!
– Я не околдован, – спокойно сказал лорд. Глядя в его глаза, я бы не поручился за его правоту. – Я встретил ее три месяца тому назад, – продолжил он, не отводя взора. – Я возвращался с вечерней охоты, и уже смеркалось, когда я заметил тень, мелькавшую среди деревьев. Женскую тень. Ее фигура сверкала в лучах заходящего солнца, пробивавшихся сквозь редеющие заслоны стволов и веток, в нескольких шагах от меня. Что-то дрогнуло в ту секунду в моей груди, что-то сковало мне душу, и я замер. Она замерла также… Я не видел ее лица в ниспадающих сумерках, но я был уверен, что она смотрит мне прямо в глаза. Я не решался нарушить тишину. «Кто это?» – подумалось мне. «Что она делает так далеко от людей?» Внезапно что-то спугнуло ее. Я не успел опомниться, а ее силуэт уже пропадал из виду, мелькая прочь от меня. Сам не осознавая, что делаю, я бросился следом. Видя, что мне, уставшему после охоты, ее не догнать, я окликнул ее. «Миледи», – прокричал я, «я не причиню вам вреда, остановитесь! Не могу ли я вам чем-то помочь?». И – о, чудо! – она перестала бежать.
Я не знал, что ответить на эту исповедь, и продолжал вежливо слушать. Признаться, мне и самому было весьма любопытно.
– Осторожно, так осторожно, как будто передо мной была испуганная раненная лань, я приблизился к ней. Слова покинули меня, как будто это не я только что кричал ей вслед… Как будто я вмиг позабыл родное северное наречье… Как будто она украла мой голос. А потом она подняла глаза и, вслед за моим голосом, похитила и мое сердце.
– Ведьма! – то ли восхищенно, то ли отчаявшись, прошипел Хлодвиг.
– Ведьма? – усмехнулся лорд. – Чаровница… Заклинательница. Сколько я прочел в ее взгляде! Сколько в нем было боли, уныния и одиночества, что горели в нем черным пламенем в ответ на мои собственные! Мы были неразлучны с того дня…
– Это дивная история, – заметил я весьма искренне.
– Она приходила ко мне ночами, – подхватил лорд, словно не замечая моей ремарки. – Когда все спали, она приходила ко мне в покои и слушала мои песни. Я столько мудрости узнал от нее, стольким песням она меня научила, столь много рассказала мне о мире!
– А потом? – невольно спросил я, понимая, что сей дивной истории не сулил счастливый конец.
– А потом она начала исчезать, – лорд повесил плечи и разом напомнил себя прежнего. Из него словно вышел воздух. – Я встретил ее поздно, увы! Слишком поздно.
– Что означает, «она начала исчезать»? – уточнил я осторожно.
– Ускользать… Сливаться с ночью…
Это объяснение совершенно ничего не прояснило.
– Она ведьма, неужели не ясно! – вскричал Хлодвиг.
– Да что же с ней сталось? – не выдержал я.
– Она… стала тенью! – прошептал лорд. – Мы слишком поздно с ней встретились, понимаешь? Ее побег уже было не обратить! Случись нам повстречаться неделей, месяцем ранее – кто же знает, чем бы все обернулось. Но, увы, я узнал ее слишком поздно.
– Я не понимаю, – сознался я.
– Она уходит… – только и молвил северный лорд.
Мы помолчали. Костер потрескивал все слабее, уступая всепоглощающей скверне настырного снега.
– Посмотри, – мягко сказал лорд, и достал из футляра лютню.
Я молча наблюдал за его приготовлениями. Он прикоснулся к струнам так, как мужчины касаются волос своей возлюбленной. Он плавно провел по ним своими пальцами, словно боясь разбудить, но в то же время понимая, что пробуждение было неминуемо.
А потом он заиграл.
Я никогда не слышал такой музыки. То, что играли в попадавшихся нам по пути тавернах ни в какое сравнение не шло с тем, что я услышал подле умиравшего костра. То была настоящая северная песня.
Как бы вам описать ее…
Она была одновременно сильной и… хрупкой.
Мне сложно сказать, откуда бралась ее хрупкость, тогда как играли ее сильные северные руки, а пел ее глубокий и сильный северный голос. Эта хрупкость как будто бралась ею извне. Она как будто знала что-то, эта песня, и, как бы ни храбрились ее ноты, всегда дышала грустью в пространстве между ними.
Это было настоящее волшебство.
Песня начиналась с нехитрого перебора и нескольких задумчивых куплетов. Однако аккомпанемент становился все замысловатее, а эмоция певца все более непостижимой. Что он хотел сказать на незнакомом мне языке? К кому обращался?
Как много горя было в этих непонятных словах, но каким… гордым казалось это самое горе, и как много в этих словах прозвучало нежности.
Песня продолжала расти, и со временем нежность окончательно захватила ее. Кроме нежности в ней ничего более не осталось.
Я был готов слушать ее до бесконечности, и мои глаза стали предательски наливаться влагой… Но резкий вдох Хлодвига вернул мои мысли к реальности.
Я уж было собирался наградить его взглядом, полным укоризны – так неохота мне было отвлекаться от музыки лорда, – но тут же позабыл о своих намерениях.
Хлодвиг все равно бы меня не заметил.
Он был зажат в когтях сверхъестественного ужаса. Его глаза норовили вылезти из орбит, трясущаяся рука нащупывала рукоять кинжала, на висках выступила испарина, которой, казалось бы, неоткуда было взяться в столь холодную погоду.
Я проследил за направлением его взгляда и увидел ее – невесту нашего лорда.
Она стояла в пяти шагах от нас, и ее свободные одежды мерно покачивались на ветру, как будто внезапно ставшая самостоятельной часть окружавшей нас ночи. Ее лицо скрывала темнота.
– Любимая, – шепотом вскрикнул лорд, и его голос странным образом вплелся в песню.
Он стал играть с удвоенной страстью, и она шагнула вперед. Ближе, еще ближе.
Отсветы костра должны были озарить ее черты, но я по-прежнему не мог ничего различить. Вскоре она стояла прямо напротив, но я не видел ничего, кроме далекого блеска ее глаз и нежного контура ее лица. Она наклонилась к лорду, и я заметил, что снежинки пролетали сквозь ее эфемерную форму и, как ни в чем не бывало, соприкасались с землей.
Мне стало не по себе. По правде сказать, я совершенно струсил. Струсил до такой степени, что о бегстве не могло быть и речи. Я просто стоял на одном месте, надеясь, что она не услышит бешеный стук моего малодушного сердца.
Но ей не было до меня дела. Только один человек существовал для нее во всем нашем мире.
Тонкая темная рука высвободилась из складок ее балахона и одним робким движением скользнула по его щеке.
Его пальцы сбились и взяли неверный аккорд.
Струны жалобно тренькнули и замолкли. Музыка умерла.
Руки не слушались меня, и я попытался сморгнуть снежинки, застилавшие мне глаза. Когда я наконец совладал с непослушными ладонями и кое-как восстановил зрение, ее уже не было.
Лорд сидел один перед задыхающимся костром. Намокшие волосы прилипли к его лицу. Он понуро смотрел перед собой, а губы продолжали шептать какие-то непонятные слова.
Руки отсутствующе поглаживали лютню.
В какой-то момент их хватка ослабла, и инструмент неловко скользнул по его бедру навстречу земле. Верный Хлодвиг, уже поборовший оцепенение, вовремя подхватил ее и бережно вернул в чехол. Лорд ничего не заметил, а губы его продолжали нашептывать что-то той, кто уже ничего не могла услышать.
Я оставил их сразу, как только почувствовал, что могу доверять своим ногам.
Наутро лорд сам разыскал меня.
– Теперь ты понимаешь, – сказал он мне.
– Признаться честно, я не понимаю ровным счетом ничего, – обреченно ответствовал ему я.
– Она ждет меня в одной из этих башен. Мы сможем быть вместе, когда я разыщу ее там, – мечтательно протянул он.
