Были самоволки в Москву (как правило, не больше, чем на три дня: вечером в пятницу улетал, а в понедельник рано утром был уже на построении). Одним словом, началась семейная жизнь. Я очень благодарен всем преподавателям, офицерам, которые, конечно (наверняка), знали о моих перелетах, но особых претензий не предъявляли. Возможно, это было связанно также с тем, что в стране начался бардак, и взрослые люди понимали, чем все это закончится.
До осени 1990 года особых событий не произошло. Текущая жизнь в соответствии с новыми обстоятельствами. Учеба, поездки в Москву и т. д.
Осень 1990 г. Ухожу в рейс
Маленькая, добрый день.
Сегодня пишу тебе письмо, которое будет отправлено перед самым отходом в море. Уходим в рейс на несколько месяцев. Точно никто не знает, но маршрут приблизительной такой. В начале с Владивостока идем в Китай, потом во Вьетнам, после в Северную Корею. Если там что то уладят, то зайдем еще в Южную Корею.
Помнишь, я тебе рассказывал, что с судна письма не отправляются. Можно только телеграммы. И если получится звонить. Но это очень сложно.
Все с нетерпением ждем первого рейса. Сколько раз переносили. Представляешь, а некоторым курсантам из мореходок везет, и они практику проходят на большом парусном судне. Есть одна проблема. Эти рейсы очень долгие. Могут доходить до 9 месяцев. Если бы у меня не было тебя, я тоже с удовольствием пошел вокруг света на большом паруснике. Очень прикольно.
С нами в рейс идут несколько преподавателей: англичанка и мужик по РПУ (радиопринимающие устройства). Я тебе про него рассказывал. Жутко строгий. У него сачкануть практически невозможно. Будем делать курсовую работу. Необходимо рассчитать и сконструировать радиопринимающее устройство. Это все на бумаге. Мастерить ничего не будем. Также с нами идет наш кэп. Всего где то набирается человек сорок. Это те, кому визу открыли. Остальные будут по внутренним линиям ходить. Нам за границей будут начислять по одному доллару в день. А говорят мужики, капитан получает по 8 долларов в день. Кормят на судах очень хорошо. Думаю, немного поправлюсь.
Если все, Маленькая, получится, то сразу после рейса к тебе. Хоть на несколько дней. Отмазку уже придумал.
Очень по тебе скучаю. Как ты? На это письмо отвечать не нужно, так как оно придет, когда я буду уже в море. Лучше все хорошее скажешь мне дома.
Буду заканчивать. Люблю очень. Целую. Твой П. П.
Ноябрь 1990 г.
Малышка, здравствуй.
Сегодня вечером нам сказали, что есть возможность написать письма домой. Завтра будет передаваться корреспонденция в Союз по дипломатическим каналам (мы стоим в Хайфоне (Вьетнам)), и кто хочет, тот может написать письмо. Я решил воспользоваться этим шансом и начеркать тебе пару строк.
У меня все нормально. Практика проходит в штатном режиме. Слава Богу, я не страдаю морской болезнью. До большого шторма (он был 10 дней, и волнение моря не опускалось ниже 6 балов; максимально, по словам мужиков, доходило до 8 балов), практически никого не укачивало. Когда налетел легкий бриз, море стало неспокойным. Некоторые курсанты сникли. По моим наблюдениям, из 40 курсантов категорически не переносят качку где то человек 10. Периодически плохо у 10–20 человек. И практически не укачивает (слегка, когда ложишься спать) человек 10. Я в том числе. Оказывается, качка бывает бортовая, это когда судно качает с одного борта на другой; и вертикальная (когда судно качает с носа на корму). Во время сильного шторма нам не дают первое блюдо, так как тарелки с супом не хотят находиться на столе. Представляешь, когда сильный шторм, нам под страхом отчисления запрещают выходить и подышать воздухом на палубу. Так и сказали, кто выйдет за кислородом, того отчислят. Мы, естественно, не выходим.15, женатый человек, не решиться на такую пустяковую затею? Такого не могло быть в принципе. Точную высоту кормы я не помню (думаю, не более пяти-шести метров от воды при спокойном море), но когда сильный шторм и вертикальная качка, это расстояние может увеличиться в два раза. Соответственно, когда ты стоишь на краю кормы, то получается, что ты резко поднимаешься наверх, а потом так же резко летишь вниз. Расстояние до воды может сократиться до полуметра. Стоять с открытыми глазами просто невозможно. Так и тянет за борт. Привязываться нельзя. Спасательный жилет надевать нельзя. Единственное, что можно (я так сделал) – схватиться руками не сверху, а снизу, давя руками вверх (для того чтобы упор шел на ноги). Если схватиться просто сверху (бортик чуть выше пояса), когда корма опускается с большой высоты вниз, есть вероятность свалиться за борт. Когда корма поднимается, то просто дух захватывает, но вылететь за борт маловероятно. Одним словом, довольно глупое и опасное занятие. Но молодость есть молодость. Конечно, никто не думал о последствиях, о родителях, женах (впрочем, я был единственным женатым), о людях, которые отвечали за нас, включая командира и капитана. Вероятнее всего, именно таким образом и вываливались курсанты за борт. В нашем случае была еще одна проблемка – скользкая палуба. При попадании воды на палубе в холодное время года образуется корка льда. Можно просто поскользнуться и сильно удариться. Такие случаи у нас были.
16. Гена, ты помнишь, я тебе рассказывал, я у него кроссовки выспорил, должен был мне новую джинсовую куртку отдать, но видя, что он начинает отмазываться (в культурной форме), я предложил сделать взаимозачет. Вместо новой куртки готов забрать бэушные кроссовки (я к тебе в них приезжал). Тем более, мне они сейчас важнее17. Я говорю, что визу дают с восемнадцати лет (мне это знакомый моряк рассказывал, правда, было это несколько лет назад). Гена говорит, что можно открывать визу с шестнадцати. Я, естественно, настаиваю на своей версии. Как обычно бывает, такие разногласия заканчиваются спором. Рядом за партой сидел Миша Черноглазов. Отличник и хороший парень. Ему восемнадцать исполнялось на месяц позже начала намеченной морской практики. Так как спор был весьма жарким, а курсанты – народ хитрый и стараются всегда отмазаться от невыгодных условий (в широком смысле), я предложил, чтобы не было различных уловок, спорить на Мишу. Суть спора. Попадет Миша до исполнения восемнадцати лет на практику за границу или нет. Если Миша попадает за границу до восемнадцатилетия (то есть если ему дадут визу), то я проиграл (без визы нельзя). Если Миша попадает за границу после дня рождения – я выиграл. Я уже понял (после спора), что суть спора изменилась, но обстоятельства могли быть на моей стороне.
В конечном итоге практика была перенесена на 9 месяцев. Мише дали визу раньше восемнадцати лет, но за границу он попал тогда, когда ему уже исполнилось восемнадцать. Соответственно я выиграл. При этом я признавал, что де-юре я проиграл, но де-факто все-таки выиграл. Заодно посоветовал Гене быть более внимательным к условиям спора.
После прихода из рейса я смог отпроситься на Новый год в Москву. Это было несколько проще, так как я уже был семейным человеком.
После Нового года я вернулся во Владивосток. Оставалось меньше года до окончания училища. Базовая учеба практически заканчивалась. Оставались военные сборы в течение сорока суток, по окончании которых курсанты становились офицерами запаса, и индивидуальная плавательная практика. Общий плавательный стаж к окончанию училища должен был составить не менее шести месяцев моря.
20, он обещал помочь с военными сборами. Если все прокатит, то нужно быть только на присяге. Соответственно, может получиться дополнительный месячный отпуск. Надежда только на Сашу. Офицеры с кафедры как то на меня не совсем по доброму смотрят. Может, знают лишнего? Я им всегда говорил, много знаете, плохо спите. Лишняя информация человеку только вредит. В лишних знаниях большая печаль. Они почему то на мои столь мудрые мысли обижались. Ну а кто их жизни научит? Так и помрут, не разобравшись в сложностях мироздания.
Представляешь, сижу я на военно морской подготовке (на задней парте) и тихо, никого не трогая, пишу тебе письмо. Майор нам рассказывает о торпедах (допотопных), мы ему несколько раз говорили, что служить никто не пойдет. Помнишь, я тебе рассказывал, что после окончания училища можно либо на гражданский флот (торговый или рыбаком), а можно идти служить. Но таких курсантов за всю историю училища было два человека. Мы ему объясняем, что кто хотел служить, шли учиться в военное училище. Мы гражданские. У нас тип мышления совершенно другой. Ваших торпед нам не нужно. Мы ему не раз говорили, что кто много знает, тот быстро старится. А он ни в какую. Мы ему даже растолковывали, что в целях сохранения государственной тайны нам лучше этого не знать. Вдруг за границей нас похитят, будут пытать психотропными средствами и выведают все военные секреты. А нам что, Родину хочется подставлять? Мы что, ее не любим? Странный мужик. У него одно. Вы просто бездельники и тунеядцы. Вы бы у меня в армии по другому говорили. А мы ему, у нас армии уже не может быть. В худшем (страшном) сне – это военно морской флот. Так что увы. У нас практически все морские офицеры, а он сухопутная крыса. Он в принципе нормальный мужик, и мы его понимаем, но слишком уж мы его не любим. Ну так вот. Сижу я тихо, пишу письмо, и, естественно, слушаю, о чем идет речь. Я ведь радист, и нас научили принимать информацию с учетом различных помех. В нашем случае помехой было написание тебе письма. Я тебе рассказывал, есть такой ящик – ручеек называется. У него есть функция – помехи различного уровня. Ты принимаешь сигнал, и одновременно идут шумы. Их можно делать различного свойства. Задача радиста – отделить сигнал от помех. Сложно, но в принципе привыкаешь. И что я слышу. Он отвлекся от темы и начал вести разговоры про жизнь. Непонятно, с чего это он. Может, под старость лет задумался о душе? Обычно кроме устройства торпед и мин ни о чем больше не говорил. Он начал с того, что жизнь тяжелая штука. Ну тяжелая, и что с этого (я рассуждаю). Потом еще что то говорил. В конечном итоге перешел к тому, что есть люди, которым все пофиг. У них есть некое свое мнение на многие вопросы, они знают, как нужно жить и т. д. Представляете, даже среди курсантов попадаются такие индивидуумы. Я сижу и думаю про себя, что не повезло курсанту. Гасить на экзаменах будут. Потом он начал, что это хорошо, и он бы рад так жить, но не у всех получается. С этим нужно родиться и т. д. Потом говорит сокровенную фразу. Что данный курсант находится в вашей роте. Я сижу и думаю, кто же может это быть? Кому не повезло в жизни? Вроде все нормальные ребята. Надо же, на ровном месте парень попал. Случайно поднимаю глаза, и он (представляешь, вероятнее всего, он постоянно смотрел на меня, когда я письмо тебе писал) смотрит на меня и говорит: да, Кравченко, о тебе идет речь. Я как то растерялся. Естественно, я начал спрашивать, что я такого сделал, ничего не нарушал, конспект веду и т. п. А он, да причем тут конспект. Не в учебе дело. Я ему говорю, что вы, наверное, меня с кем то спутали? А он говорит, что нет. Это о тебе речь идет. Я уже за тобой несколько лет наблюдаю. Вот, думаю, попал. Я так и не понял, в чем дело. Но ясно одно, что враг не спит и выявлен с поличным. Возможно, кто то спалил меня, когда я в самоволку к тебе летаю. Нужно быть осторожным. Нам рассказывали, что были случаи, когда поле окончания училища не давали звания (за хулиганство) и пацанам приходилось дополнительно три года на флоте служить. Полная жуть. Но думаю, ко мне это не относится.
Тут спор у нас очередной вышел. Сидим мы в кубрике, и нас что то потянуло на философию. Давай спорить о конце света. Кто то вычитал, что он будет в 2000 году. Потом типа все. Всем хана. Я говорю, что полный бред. Андрюха (младший) говорит, что так оно и будет. Он ведь с деревни, и ему это некая бабуся рассказывала. В конечном итоге я предложил, вместо того чтобы языками чесать (вспомнив ему эту бабусю с лавочкой), перейти к конкретному спору. Берем конкретную дату первого января двухтысячного года, а именно, ноль часов одна минута по московскому времени. Если не было конца света (человечество не погибло полностью, и осталось на земле больше четырех миллиардов человек), то выиграл я. Если же погибло больше половины населения планеты (не меньше трех миллиардов), то выиграл ты. Обязательное условие – мы входим в большинство. Осталось согласовать, что кому будет должен. Начали с того, что в случае конца света материальные вещи Андрюхе будут не нужны. Долго думали, и он предложил, что если проигрываю я, то я беру на себя его грехи до определенного возраста. Он хотел, чтобы я взял все его грехи до шестнадцати лет. Помня его рассказы о том, как он резко испортился после тринадцати лет (начал пить, засматриваться на женский пол, хулиганить, оставаясь при этом отличником), я настоял на том, что это дело серьезное, и за его распутство и хулиганство я отвечать не намерен. Соответственно, мое последнее слово – все его грехи до тринадцати лет. С моей стороны согласовали японский магнитофон последней модели (самый навороченный). Сегодня такой стоит не меньше полутора тысяч рублей. На этом и становились. Самое интересное началось потом. Я посидел, походил и пришел к выводу, что я погорячился. А вдруг на него перешли все грехи ранее живущих родственников. Так как в этом вопросе я не очень разбираюсь, то нужно что то с этим делать. У меня созрел план. Подхожу к Мише и спрашиваю его, как он относится к концу света в 2000 году? Он сказал, что это полная фигня и полный бред. Что мне было и нужно. Я ему вкратце рассказал наш спор. «Паша, считай, что магнитофон у тебя в кармане». И тут я ему предлагаю три рубля и блок сигарет «Родопи» за то, что он возьмет в случае моего проигрыша Андрюхины грехи на себя. Какова была моя радость, когда он с большим удовольствием, практически не раздумывая, согласился. Я с облегченным сердцем пошел на обед. При этом сделав для себя важный вывод: прежде чем о чем то спорить (серьезном), нужно вначале хорошенько все обдумать21. Захожу после обеда в аудиторию, и подходит ко мне один парень и говорит: «Паша, хочешь посмеяться?» Я говорю, а в чем прикол. И он мне рассказывает. Подходит ко мне Серега и говорит, хочешь пачку сигарету на халяву. А в чем вопрос? Начало истории точно не знаю, но два каких то чудика поспорили на конец света в 2000 году. Если он наступает, то грехи одного из спорщиков переходят на него. Потом тот, кто брал их в случае проигрыша, перекинул эти грехи Мише. А Миша за блок сигарет мне. Вот ненормальные, во всякую фигню верят. Давай я тебе эти грехи за пачку сигарет перекину. За пачку не согласился, а за две был согласен. Вот умора. Я ему, естественно, не сказал, что одним из участников этого спора был я. Но самое интересное случилось после занятий. Захожу я в умывальник, а там стоит один парень и курит сигарету «Родопи». Мне стало жутко интересно, и я спросил у него, где он взял эту сигарету. Представляешь, он приблизительно рассказал наш спор (без подробностей) и что за одну сигарету взял Андрюхины грехи до тринадцати лет под свою ответственность. Вот у нас такие споры происходят.
Как ты там? Что у вас интересного происходит? Москва стоит? Нам тут передают, что у вас в магазинах практически ничего нет. Большие очереди. Это правда? Ладно, приеду сам посмотрю. Маленькая, я сильно по тебе скучаю. Если все будет нормально, то скоро прилечу. Маме привет передавай. Слушайся ее. Кузьму не обижай. Буду заканчивать. Твой П. П. Целую. Люблю очень.
Март 1991 г.
Маленькая, здравствуй.
После нашего последнего разговора произошли некоторые изменения. Может случиться так, что мой внеочередной отпуск временно отменится. Скорее всего, придется проходить военные сборы от звонка до звонка. Саша так и не прилетел. Тут такое развернулось, что прямо таки детектив целый. Но все по порядку. Когда звонили Саше, он нам сказал, что в ближайшее время прилететь не сможет. Мы спросили, что нам делать. Он посоветовал подойти домой к Ивану Семеновичу и от его имени, сославшись, что не может сам подойти, объяснить ситуацию. У меня с ним всегда были четкие отношения. Должен пойти на встречу и со сборов отпустить вас раньше. Мы так и сделали. Поехали втроем (по гражданке) к нему домой. Позвонили по домофону, и он к нам спустился. Мы к нему с просьбой от Саши. Обрисовали ситуацию. Он нас внимательно выслушал и сказал, что там видно будет. И добавил, Саше привет. Мы довольные и радостные поехали в роту.
Утром в понедельник нас вызывают к зам. начальника училища по военно морской подготовке22). В конечном итоге я подвел к тому, что как вы будете встречать их офицеров на своем корабле. Например, чай из чего пить будете. А вы знаете, что в Индии самая почитаемая традиция – чаепитие? Это же родина чая. Из стаканов за семь или девять копеек пить будете? Или из металлических кружек? Мы то жизнь знаем, по свету поплавали, знаем, что и как (к тому времени у меня было четыре страны и шесть портовых городов Японии). А престиж страны где? Мы ведь великая морская держава. А мы наверняка им оружие поставляем. А если контракт сорвется?
Он все внимательно слушал, задавал вопросы про Индию (я ему больше про США рассказывал, так как об этой стране знал больше25). Наконец он спросил, что мы предлагаем? Я набрался наглости и говорю: взаимовыгодную сделку. Какую? Мы вам из-под земли достаем чайный сервиз на двенадцать персон (привозим его в понедельник), а вы нам подписываете документы, и мы отсюда валим. Присяга ведь в понедельник будет? Вот присягу примем и тихо-спокойно уедем. Была пауза. «Ведь меня друг просил вам жизнь показать». Я ему в ответ, что престиж страны важнее, чем обещание другу. Тем более вы же видите, что мы нормальные ребята. У меня вообще жена в Москве на восьмом месяце беременности. Рожать скоро. Он не поверил, что я женат. Могу фотографии со свадьбы показать. Он согласился. Тетка у кого в магазине работает? У Димы. Вот Дима пусть и едет, а ты пока здесь побудешь. Никак нельзя, так как есть риск, что не будет у тетки набора. А у меня знакомая есть, которая чуть дальше живет. У нее отец зав складом. Если что мы к нему. В понедельник с утра к построению будем. На этом и остановились. Только, мужики, смотрите. Полная секретность. Я ведь за вас отвечаю. Если вас где спалят, то вы в самоволке. На этом и остановились.
Через тридцать минут мы уже были за воротами порта. Мы не могли поверить, что на свободе. Оставалась маленькая деталь, найти за два дня чайный набор на двенадцать персон. Дима у меня спрашивает, что будем делать? Пока не знаю, в крайнем случае, в воскресенье поедем на барахолку и там купим. Дима, есть еще одна проблема. Мы не обговорили, сервиз это взятка или услуга. То есть деньги он нам отдаст или придется дарить. Дима говорит, что вроде подарок. Ну ладно, там будет видно. Ближе к ночи пошли ночевать к Гене (его родители купили маленький домик в несколько комнат, в котором мы последнее время проводили досуг, в том числе ночевали). Нам повезло, Гена с подружкой был дома. Гена – особая история. Он проходил военные сборы заочно, выполняя секретную миссию. Мы рассказали, как отмазались и что теперь думаем, где достать этот набор. И вдруг – о чудо. Люда говорит: «А у меня есть чайный набор на двенадцать персон». У нас в прошлом году продавался (она работала продавщицей в промтоварах). Мы осторожно и шепотом: «Люда, ты не хочешь его продать?» «Могу продать». Мы: «Сколько?» «Я за него двести пятьдесят отдала. Сейчас, наверное, дороже стоит». «Люда, мы его берем. Давай так, если это окажется подарок с нашей стороны, то мы тебе отдадим триста рублей. Если у нас его купят, то постараемся рублей за пятьсот продать. Думаю, он на барахолке так и стоит». «Хорошо, завтра привезу». Радости нашей не было предела. Мы никуда не поехали. Жилище Гены находилось не более чем в пятнадцати минутах ходьбы от места, где ремонтировался наш корабль.
В понедельник, отдавая сервиз (зам. командира корабля его вытащил, все расставил на столе), я первый раз увидел столько счастья и детской радости в глазах офицера, что как-то по отечески проникся к нему. Но еще больше мы его зауважали, когда он спросил: «Мужики, сколько с меня?» Не скрою, мы с нетерпением ждали этого вопроса, так как триста рублей были для нас вполне приличными деньгами. Например, билет на самолет в одну сторону на рейс Владивосток – Москва стоил сто тридцать четыре рубля. К тому времени инфляция набирала обороты, и в магазинах что-то приличное купить по государственным расценкам уже было практически невозможно. Кое-что в магазинах появлялось, но в ограниченном количестве, и за этим товаром немедленно выстраивалась большущая очередь. Ожидая этот вопрос, мы с уверенностью сказали, что, к сожалению, пятьсот рублей. Все дорожает. Он позвал еще одного офицера, тот также был в восторге, и, посоветовавшись, они сошлись на том, что цена подходящая. Со словами благодарности и договоренностью, что после присяги мы зайдем за документами, мы расстались. Через сутки я был уже в Москве.
Разумеется, я в очередной раз задержался из отпуска (был сразу после военных сборов). При встрече с моим старым товарищем майором на вопрос, перевоспитался ли я и понял суть жизни, мне ничего не оставалось, как сказать, что, мол, благодаря вам я все понял. И, вероятнее всего, зря учил вас жизни. С легкой ухмылкой и со словами «скажи спасибо, что в Индию не сплавал», он плавно удалился. Но это была не последняя его «шутка» относительно моего перевоспитания.
23.