Kitabı oku: «Непобеждённые. Баллады о Солдатах…», sayfa 3
Рассказ 2
Украденный орден
9 мая 1975 года выдался жарким, не дождливым и по-настоящему праздничным. Мой дед по материнской линии Иван Фёдорович с утра очень волновался. Единственный пиджак, на котором накануне вечером им были тщательно, очень ровно, как по-линеечке, приколоты боевые государственные награды и гвардейский значок, из-за слишком тёплой погоды подвергался ревизии и беспощадной критике: Иван Фёдорович прикладывал награды к летней рубашке, пытаясь хоть как-то разместить их, не порвав при этом тонкую ткань. Рядом незаметно, стараясь не попасть под горячую руку мужа, хлопотала его ангел-хранитель и по совместительству моя бабушка, умнейшая и терпеливейшая Мария Павловна.
Выход был найден: дед надел летнюю рубашку с коротким рукавом, повязал красивый галстук, а тяжёлый от наград пиджак перекинул через руку. И не жарко и в любой момент можно явить миру героя.
Жили Иван Фёдорович и Мария Павловна в маленькой комнатушке на втором этаже старого кирпичного дома с пятью коммунальными комнатами по коридору и с одной общей кухней и общим туалетом. Ванн нет, уж извините. Жили долго и иногда, не смотря на тесноту, счастливо. Над коридором второго этажа был замечательный чердак, на котором на верёвках, подпёртыми рогатинами, всегда сушилось бельё. Иногда бельё воровали и это служили поводом для долгих разбирательств, кто накануне не запер дверь в подъезд.
Дом располагался в овраге под старинным горьковским (теперь нижегородским) Кремлём, прочно прижавшись к стенке оврага и к проезжей части, бывшей несколько веков назад крепостным рвом, вздрагивая от проносящихся по дороге дребезжащих и грохочущих трамваев. Из оврага в мир вела старая лестница в 100 ступеней. Перейдя проезжую часть, выйти в люди можно было двумя способами: по такой же дореволюционной многопролётной деревянной лестнице в 300 ступеней, далее по старинной улочке короткими путями на центральную городскую площадь имени Минина, где уже готовилось празднование 30-летия Дня Победы, либо по красивой кирпичной лестнице в форме плоской восьмёрки, построенной после войны немецкими военнопленными, ведущей к городскому драматическому театру и где уже группировались по своим воинским подразделениям нестарые ещё ветераны Второй Мировой.
Иван Фёдорович выбрал второй вариант, ибо возможные и так им ожидаемые встречи с однополчанами там были наиболее вероятны.
На Театральной площади было не протолкнуться – сотни, нет, тысячи участников войны искали и находили там своих однополчан. Таблички с номерами войсковых частей, по которым группировались ветераны, стояли прислонёнными к фасаду театра, а многие были просто воткнуты в местные цветники и газоны.
– Иван Фёдорович!
Иван Фёдорович оглянулся: неужели это его. Так быстро! Но кто?
– Иван!! Ваня!!! Я здесь!
К нему через толпу фронтовиков пробивался седой, крепко сбитый, ещё не старый ветеран в военном кителе с погонами полковника и с воинской фуражкой в руке.
– Иван Фёдорович! Это я, Шевченко!
– Иван Петрович, ты?!
– Я, конечно, я!
Иван Петрович Шевченко был на несколько лет моложе Ивана Фёдоровича. До войны они жили в одном доме, а в ноябре 1941 года одновременно были призваны в ряды действующей армии Куйбышевским районным военкоматом города Горького. Вместе служили-дружили в составе 13 гвардейского стрелкового полка 3 гвардейской стрелковой дивизии до начала 1943 года, после чего их боевые пути-дороги разошлись.
Два Ивана крепко обнялись. И стояли обнявшись долго-долго… Оба украдкой вытерли предательски набежавшие слёзы.
– Да ты целый полковник! Всё служишь?
– Да, Ваня, служу. Не поверишь – живу в Одессе, в собственном доме. Там и служу – в политическом управлении Одесского военного округа. Женат, жена Галина, детей бог не дал. А как ты?
– Иван Петрович, я демобилизовался в июне 46 года. Дослужился до капитана. Сейчас работаю мастером на хим. заводе здесь, в Горьком. Живу там же, в Почаинском овраге.
– А семья, Ваня?
– Всё в порядке, Петрович, жена и дочка живы. Дочь замужем, два внука у нас.
– А жена кто – Мария?
– Да, моя Муся – Мария Павловна.
– Эх, Иван, а я ведь был влюблён в твою Машу. Не ревнуешь случаем?
– Я знал об этом, Иван. Что было – то прошло. Молодой ты ещё, а тогда, перед войной, совсем пацан был, глупый. Не сердись, проехали. Видел кого наших?
– Видел, Ваня, видел. Не поверишь – видел Зайчика!
Подросток Вася Зайцев прибился к их полку весной 1942 года. Белобрысый, встрёпанный, худой паренёк лет 14 подносил боеприпасы, помогал раненым и быстро стал своим – «сыном полка», нет, «сыном» третьего батальона 13 гвардейского стрелкового полка. Более того, за его смышлёность и расторопность заместитель командира батальона Иван Фёдорович произвёл его в ординарцы. Помощников лишних не бывает, а на войне особенно. И простой паренёк Вася оказался настоящим героем, да ещё каким… Дело было в мае 1942 года при обороне Ленинграда. Войсковая часть Ивана Фёдоровича и Ивана Петровича занимала позиции в районе деревни Дубовик Киришского района Ленобласти. Мужчин призывного возраста среди деревенских уже не было, всех призвали на фронт. Чтобы пережить тяжёлое время, остальные решили обосноваться в лесу в 8 километрах от деревни. К ним прибились беженцы-горожане. Туда же в чащобу сельчане привели свою немногочисленную скотину. И надо же было такому случиться – стал по-вечерам налетать на них немецкий истребитель и охотиться на людей. Нашёл фашист лесную просеку, которая и привела его самолёт к укрытым в чаще советским людям. Прилетал каждый вечер, поубивал пасущихся коров и нескольких пожилых сельчан, не успевших укрыться от крылатой смерти. Мы посылали в чащобу пару бойцов пугнуть немца, но что может мосинская винтовка против боевого аэроплана, да хоть две винтовки?
И что вы думаете учудил наш Васёк? Вечерами, когда стихала вражеская стрельба, он насобирал в старых окопах и оборонительных рвах мотки колючей проволоки и многократно перегородил-перемотал эту просеку посередине пути к укрывшимся. Изорвал в клочья брезентовые рукавицы и в кровь изранил руки, но от своего плана не отступил и тянул колючку, обмотав окровавленные руки каким-то тряпьём. Всё это мы узнали потом, Вася всё сделал тайно, не прося ни у кого помощи. И завалил гада! Фашист, прилетевший в сумерках на очередную «охоту», протаранил рукотворное заграждение, снёс свой винт, одно крыло и несколько деревьев. Жаль, в плен не попал – погиб на месте, а может оно и к лучшему – всё одно от лесных жителей он живым бы не ушёл, однозначно на вилы бы подняли. Вот так! А Василия Зайцева за это наградили медалью «За отвагу» и эвакуировали в тыл для лечения – на руках живого места не было. После этого наши пути с Василием Ивановичем разошлись.
– И где теперь наш Васёк?
– Фёдорыч, ты не поверишь, он после войны окончил военное училище и теперь служит в Куйбышеве, где я его и встретил, в местном УВД, целый капитан милиции!
– Иван, а мне Сталинград по ночам снится, веришь ли, во сне вновь воюю на последней лестничной клетке дома по улице Ленина, от немцев отбиваюсь, тебя прикрываю. Просыпаюсь в холодном поту, Машу пугаю… Помнишь?
– Да, было дело… Если честно, я тогда уже с жизнью попрощался. И такое зло взяло: не для них, фрицев, я учился, не для них, гадов, родителей и братьев-сестёр малых в деревне оставил. И от злости, что фашистов много, а мы только вдвоём и от безысходности, что патроны кончились, давай я их кирпичами сверху, с полуразрушенной площадки последнего, 4-го этажа, забрасывать. Они лезут со 2-го, с 3-го, перила разрушены, только ржавая проволока осталась – мне их хорошо видно – и кирпичом достать не проблема. Одному по каске и по плечу заехал, второй в ушастой кепке, типа подшлемника был – ему прямо в «тыкву» попал, он и завалился. Из автоматов лупят, а нам ответить нечем, жмёмся к плите перекрытия, от крошки кирпичной, что от пуль разлетается, лица прячем. Гансы почуяли, что мы молчим, в ответ не стреляем, поняли, что пустые мы. И попёрли, с-с-суки, в наглую. Тут-то я их последней, для себя оставленной, гранатой и встретил. Все до одного, твари, в преисподнюю провалились, ну в смысле с третьего на первый этаж на битые кирпичи да на арматуру ржавую. Ни один не ушёл. Если б не она, Ф-1 родимая, мы б с тобой, Вань, сейчас бы не обнимались.
– Да уж, расфигачил ты всю лестницу своей «Фенькой», потом пришлось по проволоке как акробату вниз спускаться. Тебе ничего, а мне с моими 187 см роста пришлось помучиться.
– Вань, у меня есть…
– Наливай!
– За тех, кто не вернулся. За победителей!
Два Ивана смущаясь, налили из плоской фляжки в заранее приготовленные настоящим полковником берестяные стаканчики и не чокаясь выпили.
– Спирт что-ли?
– Фронтовые, Ваня, как положено.
– Иван Петрович, а пошли ко мне домой. Маша праздничный ужин готовит. Пошли, а?
– Ваня, а ревновать точно не будешь? Я ведь свою Галину выбрал, потому как очень на Марию похожа, очень, как сестра родная!
– Уймись уж, ухажёр старый. Мне ведь 70 скоро и Маше за 60. Что было, то было. Пойдём?!
Вечерело …
Иван Фёдорович накинул на плечи пиджак. Звякнули стройно вывешенные боевые награды.
– Иван, а «Красную Звезду» когда получил?
– В январе 43-го, за наш с тобой Сталинград, пока ты по госпиталям прохлаждался.
– Слушай, а с орденом что – почему куска не хватает – пулю что ли поймал?
– Пулю, Иван Петрович, пулю. Считай, что орден этот да ватник солдатский, что на мне был, меня и уберегли. Ну давай, наливай, что-то холодает!
– Давай, Фёдорыч, по единой!
У боевого ордена «Красной Звезды» Ивана Фёдоровича на одном из лучей отсутствовал приличный кусочек алого стекла и эмали, обнажив потускневшее серебро …
В марте 1970 года было не по-весеннему тепло. У Ивана Фёдоровича и Марии Павловны гостил на школьных каникулах их младший 9-летний внук Павел, приехавший в Горький из небольшого городка, что на краю области. Дедушка с бабушкой сделали всё возможное, чтобы каникулы внуку понравились: каждый день ему давали деньги на кино и он мог себе позволить сходить не только на детские утренние сеансы за 10 копеек, но и по 25 копеек на сеансы взрослые; посетил юный Павлуша и огромный местный цирк, где впервые увидел дрессированных хищников и смешных ярко раскрашенных клоунов. В довершение всего Иван Фёдорович, заметив у внука тягу к воинским атрибутам, пришедшим вместе с дедом с полей Второй Мировой – офицерской кобуре с шомполом, фронтовому биноклю «Карл Цейс» 1914 года производства, капитанским погонам – пошил внуку военный китель с этими же погонами. Также был куплен набор разноцветных пластмассовых воинов «Куликовское сражение» ценой в полтора рубля, желанное сокровище для внука к вящей зависти его школьных друзей!
На фото: внук Павел в «капитанском» кителе с портупеей и кобурой.
Павлуша, «потеряв берега», возжелал большего. В его малолетних мозгах созрела и оформилась мысль, что на свежесшитом кителе с погонами должна обязательно быть боевая награда. Награды в магазинах не продавались (не то, что в нынешнее время – любой каприз за ваши деньги). Внук знал, где хранятся награды Ивана Фёдоровича, которые никогда не прятали и в день перед торжественным отъездом на малую историческую родину по окончании каникул, втайне от деда и бабы выбрал самый достойный его, как он полагал, орден – орден «Красной Звезды» (ведь он такой праздничный, такой малиновый и тяжёлый), завернул его в носовой платок и спрятал в боковой карман кителя. Всё, к отъезду готов!
Вечером случайно было обнаружено отсутствие ордена. Дед шумел на бабушку, упрекая её в отсутствии памяти и элементарного порядка в хранении всего-всего-всего. Мария Павловна, как умная и любящая женщина, молча переносила громкие упрёки мужа и в очередной раз методично перебирала-перепроверяла коробочки, баночки, свёртки, одежду, постельное бельё, пол под тахтой и под кроватью и, конечно, мусорное ведро. Пусто…
У Ивана Фёдоровича разболелась голова, поднялось давление. Аппаратов для измерения АД ещё не придумали и Муся измеряла давление мужу золотым обручальным кольцом, подвешенным и раскачивающимся на нитке над венами левой руки мужа. На вопросы: «Не видел ли орден? Не брал ли его?» внук Павлуша уверенно отвечал – НЕТ!
Утром за внуком приехал отец. Иван Фёдорович из-за плохого самочувствия не смог выйти проводить уезжающих. Одна Мария Павловна сопровождала их горячо любимого внука. Щёки Павлуши были чем-то перепачканы – видимо классным бабушкиным вареньем из китайских яблок. Мария Павловна, дабы не осрамиться перед зятем, прощаясь, присела на корточки, чтобы вытереть следы сладкого удовольствия, спросила: «У тебя есть платочек?»
