Kitabı oku: «В западне времени», sayfa 6
Он открыл глаза и увидел перед собой какую-то незнакомую женщину в халате врача скорой помощи, которая склонилась над ним и присоединяла катетер на его руке.
– Скажите, что со мной? – спросил немного хриплым голосом Глеб.
– Вы были травмированы при взрыве отлетевшим куском дерева, который попал вам в ногу, и вы потеряли много крови, не волнуйтесь, уже все позади.
– А что с моим другом? Где он? С ним все в порядке? – буквально засыпал вопросами Глеб и попытался встать с носилок, но его как током пронзила острая, нестерпимая боль в бедре.
– С ним все хорошо, не волнуйтесь, это благодаря ему вы живы и вам ничего не угрожает.
– А еще если бы не Мария Станиславовна, то дела были бы совсем плохи, – сказал радостным голосом Рома, появившись внезапно. – С возвращением, брат!
– Какая еще Мария Станиславовна, – удивился Глеб, – в чем дело?
Медсестра удалилась, а Роман подошел ближе к другу, с какой-то хитрой ухмылкой пронзительно посмотрел ему в глаза.
– Постарайся сейчас адекватно принять и переварить ту информацию, которую я тебе поведаю, – начал тот издалека. – Ты хорошо знаком с этой женщиной, просто понятия не имеешь, как хорошо, да ладно, что я в самом деле, пусть она тебе сама все объяснит.
Рома отошел в сторону с все той же хитрой ухмылкой, а к Глебу подошла женщина весьма преклонного возраста, лет восьмидесяти, а может, и больше, и вдруг обняла его за плечи, слегка прижав его голову к себе. Он поднял глаза и с недоумением вглядывался в лицо пожилой женщины, пытаясь понять, почему он ее знает, но, как ни старался, не смог ничего такого припомнить. Женщина смотрела парню в глаза своими большими, голубыми, немного мутноватыми из-за возраста, полными слез глазами не в силах произнести ни слова, ее лицо, усеянное мелкими, а местами и глубокими морщинами, застыло, только подбородок дрожал от волнения.
– Я прошу прощения, но кто вы… – дрожащим голосом начал Глеб. – Рома, может, объяснит мне кто-нибудь, в чем дело, я сейчас и так плохо соо…
– Я тая дзяўчынка, якую вы выратавалi ад немцаў, – перебила Глеба Мария Станиславовна, – з вогненнага палону.
Глеб раскрыл рот от удивления, а глаза еще больше округлились, он, повидавший немало невероятного за последнее время, не мог какое-то время произнести ни слова.
– Я пражыла цяжкае жыццё, шмат пакутавала, шмат каго згубіла, – продолжала женщина, – але я рада, што сустрэла вас зноў. Калі да мяне падбег Ромка, я адразу яго пазнала… Я такая шчаслівая…
Женщина не выдержала и расплакалась, еще сильнее обняв Глеба, а потом и Рому, который подошел к ним, ее слезы текли по щекам и сверкали в лучах клонившегося к закату солнца. Глеб молчал, наконец осознав все происходящее, чувствуя, как подкатывает ком к горлу.
– А как вы здесь оказались? – спросил он.
– Я кожны год прыязджаю сюды, – начала Мария Станиславовна, – кожны год прыязджаю на месца, дзе была наша хата, хаджу па родных мясцінах, вось i зараз прыехала…
– А где ваш брат? – спросил вдруг Рома. – У вас же был брат?
Когда она услышала про брата, немного задержавшаяся на лице женщины улыбка сменилась грустным, тоскливым взглядом, и без того морщинистый лоб еще больше покрылся морщинками, а на глазах вновь проступили слезы.
– Рома, зачем? – начал Глеб, предполагая, какой ответ даст эта несчастная пожилая женщина. – Ты же видишь, что ей и так тяжело от нахлынувших воспоминаний.
– Міхась памёр у прошлым годзе, – заговорила после небольшой паузы Мария Станиславовна, – хварэў ён шмат, ды i старыя мы… Шмат гадоў я жыву на гэтым свеце, многае пабачыла, многае перажыла, але ж выжыла, бо хацелася жыць, як ні было цяжка i жудасна, але жыла… После этих слов воцарилось молчание, женщина уставилась в одну точку и замолчала, казалось, с головой погрузилась в воспоминания, лишь слабый ветерок нежно потрепывал края ее платка, повязанного на голову, заставляя колыхаться ее седые волосы, скромно выглядывающие из-под него.
– Мы страцілі бацькоў у гэтай жудаснай вайне, – внезапно заговорила старуха, – але, дзякуючы вам, мы з братам засталiся жыць, гэта вялікае шчасце… Шчасце, што пабачыла вас зноў.
Женщина обняла двоих друзей, слегка приклонив свою голову к груди Ромы, слезы потекли из ее глаз, скатываясь по морщинистому, обожженному лицу. Ребята молчали, потому что не знали, как успокоить Марию Станиславовну, да и надо ли…
– Жизнь – это бумеранг: все возвращается, плохое и хорошее, – начал Глеб, – мы спасли вас, а сегодня вы спасли меня…
Они все молчали, глядя, как уставший красно- желтый солнечный диск, медленно погружавшийся, словно кованный стальной шар, за горизонт, озаряя напоследок их лица, подводил к концу этот день, а с ним и эту историю… Им еще многое предстояло друг другу сказать и обсудить, вспомнить и осознать в спокойной обстановке, что с ними вообще произошло и было ли это…
P. S. Специалисты, прибывшие на место происшествия, еще долго изучали уцелевшие останки немецких солдат и странные периодичные световые импульсы, которые издавал огромный дымящийся обломок дуба. Они так и не смогли объяснить это явление в своих отчетах…
Не бойся.
– Не бойся, дурачок. Что, сильно испугался? – спросил старик и прижал к себе мальчика.
Сердце малыша бешено клокотало, готовое выпрыгнуть из груди и ускакать, как резиновый мячик.
– Уже нет, – ответил мальчонка лет шести с необычайно красивыми голубыми глазами и веснушчатым лицом и еще сильнее прижался к деду.
– Глупый баран испугал тебя, вот негодяй, – сказал старый и махнул палкой в сторону стада, то ли пытаясь напугать обидчика, то ли подавая условный знак своему верному псу, который с полунамека все понял и уже бросился сгонять стадо животных в кучу.
Солнце уже начинало клониться к закату, освещая морщинистое лицо старика, заставляло его морщиться, прикрыв свои выцветшие от старости зеленые глаза. Он достал сигарету, раскурил ее, затянувшись от души, выпустил целое облако сизого дыма, которое неохотно устремлялось ввысь и не рассеивалось, а туманом расстилалось, обволакивая верхушки деревьев. Он устремил свой задумчивый взгляд, по-стариковски всматриваясь, как это обычно бывает, куда-то вдаль, сквозь обширные поля-пастбища, сквозь тонкую полоску леса на западе, к уда-то вообще сквозь. Лишь сизый табачный дым медленно поднимался вверх, смешиваясь с воздухом, растворялся в нем.
– О чем ты думаешь, деда? – спросил Степка, нарушив своим вопросом задумчивость старика.
– Да так, ни о чем, внучек, о смысле жизни, – улыбаясь, ответил тот.
– А в чем он, этот смысл жизни?
– У каждого по-разному, у каждого свой, Степка.
– А я не знаю, какой у меня смысл жизни, деда…
– Ха-ха, ты еще маленький, вот подрастешь немного – он и появится, он прячется в тебе, твой смысл, – ответил старый, затушив бычок своей сигареты ногой.
– Деда, а ты тоже был маленьким? – спросил мальчик.
– Ну конечно, все когда-то были маленькими, хорошенькими такими, как ты, тоже интересовались о всяком таком разном, – ответил тот, потрепав волосы на голове у мальчишки.
– Деда, а ты боялся ч его-нибудь, когда был таким, как я? – не унимался малой.
– Конечно, боялся, а чего ж нет. Все чего-то боятся, просто виду не подают, а так боятся все равно, так уж устроен человек, понял.
– Расскажешь, деда?
– А чего ж не рассказать, расскажу, внучек, хиба это тайна какая, – сказал дед, попутно разжигая костер. – Слушай, только не перебивай.
Костер весело захрустел, прожевывая хворост, устремляя языки пламени ввысь, изредка выплевывая горящие угольки. Все вокруг затихало, словно приготовившись послушать историю старого человека, умудренного жизнью, лишь красный солнечный диск медленно погружался, прячась за верхушки молчаливых сосен и елок.
– Было это давно, мы с моим другом Петром Николаевичем, ну, тогда он еще был просто Петрик, решили в лес сходить, не то чтобы по грибы, по ягоды, просто прогуляться, что ли. Шли, шли, болтали, прыгали, дурачились, лес тогда не такой был, как сейчас, а густой, дремучий, с буреломом, и зверья было полно, не то, что сейчас. Родителям мы ничего не сказали, просто пошли и все, да и некогда им было, не до нас: целый день в поле да по хозяйству. Шли, деревья рассматривали, за белочками наблюдали, как они с ветки на ветку прыгали, интересно было, мы же детьми были, у нас таких игрушек, как у вас сейчас, и в помине не было, да и ни к чему они нам.
Там, далеко в лесу, за четвертой поляной родник бил. Ох и студеная вода была, правда, болотом отдавала, але вкусная! Там целый ручей был, извилистый такой, но неглубокий – красота! Мы тогда башмаки поскидали и давай ходить по ледяной воде, правда, долго не походишь: вода жуть какая ледяная! Там, в этом ручье, миноги водились, рыба такая, на змею чем-то похожа, не очень привлекательная.
– Так ты, деда, этой рыбы испугался? – спросил Степка.
– Нет, конечно, не этого я испугался, – ответил старик с какой-то нарастающей серьезностью в голосе, подбросив в костер несколько сухих сучьев. – Слушай дальше, и узнаешь.
Погуляли мы там довольно долго, наловили этой миноги, потом выпускали, конечно, в общем, резвились, пока ноги от холодной воды не онемели. Да, и все берега были усеяны звериными следами. Тогда мы значения не придали, это сейчас, с высоты, так сказать, прожитых лет понимаешь, какая опасность нас подстерегала. Это ж, не дай боже, какой- нибудь зверь забрел бы! Мы еще там всяких красивых камушков понабирали, зачем – и сами не знали.
Дальше двинули мы по лесной дороге, сейчас ее уже не найти, заросла давно, а тогда по ней постоянно на лошадях ездили, мы с моим отцом не раз за дровами ездили. А сама эта дорога самым коротким путем в соседнюю деревню была. По пути, в километрах трех от этой самой деревни, гора песчаная была, да она и сейчас есть. Там, за этой горой, как отец говорил, наши предки жили, наши родственники с тобой, там целое поселение с одной фамилией жило. Эта гора вся из песка была, желтенького отборного песка, так люди со всей округи оттуда песок этот копали и возами возили на строительные нужды. Так за все годы там огромный карьер образовался. Набрели мы с товарищем на этот карьер и ахнули: красоты такой мы отродясь не видели, мы стояли на вершине этой горы, а там, внизу, в карьере, молодой лес ковром зеленым порос – елочка к елочке, сосенка к сосенке, березка к березке – красота неописуемая! Необъятное лесное море, а внизу, на самом дне карьера, целое озеро с чистой голубой водой! Мы, наверное, минут десять стояли как каменные: не могли очнуться от такой невиданной красоты, прежде чем сказать хоть слово.
– А потом, что было потом? – с нетерпением спросил Степка с широко раскрытыми голубыми глазами, в которых можно было запросто утонуть.
– А потом, потом край карьера внезапно осыпался и я кубарем покатился вниз, – после некоторой паузы ответил дед и закурил свою сигарету.
На улице уже совсем стемнело, на небе не было ни облачка, оно было просто усыпано звездами, а полная луна освещала все вокруг, стадо сбилось в кучу и затихло, словно внимательно слушало рассказ старика, в надежде услышать продолжение.
– И что, что было дальше? – любопытствовал мальчик.
Старик молча затянулся, выпустил дым и взглянул на великолепное звездное небо, потом медленно перевел взгляд на внука и с любопытством стал разглядывать его, словно очень давно не видел. Мальчик недоумевающим взглядом смотрел на своего деда широко раскрытыми глазами, внимая каждому жесту, знаку, мимике.
– Степка, может, на сегодня хватит, уже поздно, пора отдыхать, а завтра я расскажу, что было дальше, – уговаривал внука старик.
– Нет! Деда, расскажи, что было дальше, я все равно не засну, пока не узнаю, чем же это закончилось, – не унимался внучек.
– Ладно, хорошо, Степа, расскажу, – сказал тот и обнял мальчика, прижав к себе.
Ему было нелегко продолжать историю дальше, что-то волновало его душу, ч то-то грызло ее изнутри, но он продолжал:
– Пролетел я так почти к самому подножию, я тогда сильно ушибся, вывихнул плечо и ногу, только благодаря Богу остался жив и ничего не сломал. Все ужасно болело, какое-то время я не мог пошевелиться, и было трудно дышать. Петрик стоял на вершине, махал руками и что-то орал во все горло, что именно, я не слышал, да и не до этого мне было. Мне было очень больно. Петрик что-то продолжал там орать, размахивал руками, несколько раз порывался спрыгнуть вниз ко мне на помощь, но все не решался, видимо, боялся высоты. Потом на какое-то время он замолк, но через несколько минут заорал снова, да так заорал, словно его режут. Он был в полной истерике, раньше я его таким не видел, а потом и вовсе он убежал прочь. Я попытался встать, но тело отказывалось повиноваться, отзываясь дикой болью в спине и коленях. Что происходило сзади, я не видел, потому что лежал лицом к вершине горы. Как мне потом рассказывал Петрик, ко мне медленно подкрадывались двое волков, наверное, учуяли раненую беспомощную жертву и хотели, ну, в общем, ты понял.
– А что же твой Петрик, помог тебе, отогнал волков, спас тебя? – засыпал вопросами Степка.
– Нет, малыш, он убежал домой, до смерти перепуганный, его потом еще не один год по бабкам возили, от испуга лечили, но я его не виню. Чем бы он мне помог? Да мы ведь детьми были малыми, чуть больше тебя. Ох, и влетело нам потом! – ответил он внуку.
– Так как? Что произошло? Как ты спасся, деда?
Старик ничего не ответил, только еле видно ухмыльнулся.
– Превозмогая чудовищную боль, я все же сумел приподняться и развернуться, тогда я уже и увидел двух ощетинившихся волков, таких серых, огромных волков. Они медленно подкрадывались ко мне, готовые в любую секунду наброситься и разорвать свою жертву на куски, я даже слышал их дыхание и видел, как слюна пенилась в их оскалившихся пастях.
Внезапно позади себя я почувствовал какой-то холод, словно сквозняк, когда открываешь окно зимой, да, именно зимой, настолько это был леденящий, несмотря на летний зной, холодный ветерок. Волки неожиданно стали пятиться назад, поджимая хвосты, и поскуливать. Я хотел было обернуться, но вдруг чья-то рука аккуратно легла мне на плечо, и кто-то произнес: «Не бойся». Моя душа, как принято говорить в таких случаях, ушла в пятки, я тут же обернулся и увидел стоящего перед собой моего умершего дедушку, он был как живой, даже улыбнулся мне, только как из телевизора, мерцал немного, был, что ли, неоднородный, полупрозрачный. Не знаю, откуда ко мне силы вернулись, но я поднялся с земли, попытался обнять дедушку, меня переполняла такая радость, что я, наконец, его снова увидел, ведь я был совсем маленьким, когда он умер, а сейчас он снова стоял передо мной, но увы. Обнять его у меня не получилось: он был как облако, как холодное облако весеннего тумана, только и всего.
Его губы не шевелились, но он говорил со мной, голос звучал у меня в голове, как радио. Он сказал мне, чтобы я шел домой, что там волнуются за меня, сказал, чтобы я не боялся ничего, что он всегда будет рядом. Потом он исчез, пропал также внезапно, как и появился. Слезы потекли по моим щекам ручьями, я еще долго звал его, искал глазами, но больше его не увидел никогда.
Было много сложных ситуаций в жизни, но я всегда ощущал его незримое присутствие и поддержку.
Мы все находимся во власти времени, иногда оно бежит, иногда замирает, словно живое, оно живет вместе с нами, взрослеет, стареет, ну а потом, потом отпускает нас из своей ловушки, западни, и мы становимся вне его законов.
Старик закончил свою историю и снова закурил, молча рассматривая ночное звездное небо, словно пытался отыскать глазами среди бесконечной россыпи холодных звезд к ого-то или что-то. Мальчик тоже не спал,
он молча смотрел на своего деда своими красивыми голубыми глазами, в которых, как в зеркале, отражалось это ночное звездное небо.
Прокаженный.
Пролог
Вам приходилось видеть нищих, бедняков и попрошаек когда- нибудь? Я думаю, да, это неотъемлемая часть современного общества и нашей жизни. В любом обществе существуют такие категории людей, которые живут с нами бок о бок. Их часто можно встретить, особенно в крупных городах, в местах наибольшего скопления людей: на остановках общественного транспорта, возле подземных переходов и метро, в электричках, возле магазинов и при посещении церквей. И какие же эмоции они вызывают у нас при каждой такой встрече? В подавляющем большинстве своем негативные. Многим противно находиться с такими людьми рядом, а на просьбу таких людей о милостыне мы зачастую отвечаем грубостью, некоторые могут позволить себе ударить, избить и даже убить такого человека.
Но правомерны ли такие наши действия по отношению к таким людям, как эти действия оцениваются нашей совестью, не говоря уже о законности?
Дано ли нам право судить о человеке, формировать и высказывать какие-то поспешные выводы? Ведь никто не знает, что ждет тебя завтра, какую участь уготовила тебе судьба.
– Да, дорогая, я тебя слушаю, – сказал Владислав, отвечая на входящий звонок жены по мобильному телефону.
– Дорогой, ты купил подарки детям, о которых я тебя просила? – спросили на другой стороне.
– Конечно, родная, я только что из магазина, – ответил Владислав, – тебе и твоей маме тоже не забыл.
– Ах ты, мой пупсик, не забыл, люблю тебя!
– И я тебя тоже, родная! Мне звонили с работы, нужно подъехать, аврал там у нас, разгребусь и приеду. Не скучай, пока, целую!
– Ааа, жаль, конечно. Ладно, ты хоть позвони, не забывай. Скучаю. Ладно, пока.
Владислав закончил разговор по телефону, положив его в карман куртки, переложил пакеты с подарками из одной руки в обе и пошел к своей машине, припаркованной на стоянке торгового центра. Навстречу ему шел, шатаясь из стороны в сторону, какой-то бездомный в сильно заношенной куртке, в засаленных и местами разорванных штанах.
– Подай на хлебушек, милый человек, – обратился бездомный к Владиславу.
– Проваливай, бомжара, не до тебя сейчас, – грубо ответил тот.
– Не пожалей, пожалуйста, дай копеечку! Целый день не ел, – не отступал бездомный и машинально взял Владислава за руку.
– Да отвали ты наконец! – крикнул милый человек и со всей силы оттолкнул нищего.
Тот упал на спину и ударился головой при падении о землю, шапка или ч то-то похожее на нее слетела и упала рядом. Владислав на мгновение задержал взгляд на лежащем на земле бездомном, схватил свои пакеты и пошел к своей машине. Лицо нищего ему показалось до боли знакомым, хоть и было покрыто какой-то сыпью и язвами, как он ни старался, так и не смог вспомнить, где он его видел.
Бездомный продолжал лежать на том же месте, куда так любезно был уложен своим обидчиком, провожая взглядом уезжающий прочь со стоянки автомобиль, в его взгляде не было ненависти и обиды, за годы нищеты и скитаний он и не такого повидал, поэтому в очередной раз принял это как данность.
Владислав уезжал с парковки с явно испорченным настроением после недавнего инцидента с бездомным, будучи очень брезгливым человеком, он до сих пор ехал со сморщенным лицом и уже дважды протер руки антисептиком. Всю дорогу до турфирмы, где он работал менеджером, и довольно успешным, его не покидала мысль о том, почему ему так знакомо обезображенное какой-то сыпью лицо этого попрошайки, но он снова не смог вспомнить.
– О, Владислав Игоревич, здравствуйте, у нас тут полный аншлаг, эти горячие путевки расходятся как горячие пирожки, – поглаживая свои волосы и кокетливо улыбаясь, сказала стройная и грациозная девушка-с екретарь.
– Здравствуйте, Олечка. Это же очень хорошо! Сделайте мне, пожалуйста, чашечку кофе, и через минут десять пусть заходят первые клиенты.
– Хорошо, Владислав Игоревич, все сделаем.
Менеджер прошел в свой кабинет уже в приподнятом настроении, напевая себе под нос одну из популярных песен, которые крутят по радио. Он занимал довольно большой кабинет, оформленный в стиле лофт, как сейчас модно. В центре помещения стоял стол, чем-то напоминающий барную стойку, с круглыми винтовыми барными стульями для клиентов, часть стен, как со стороны стола, так и напротив него, была отделана искусственным камнем под средневековый кирпич. На стене, которая была за столом, висели всевозможные грамоты, дипломы, сертификаты, на противоположной стороне размещалась огромная карта мира с разноцветными флажками, установленными в курортных зонах и на туристических маршрутах тех или иных стран.
Через несколько минут в кабинет вошла секретарь и принесла кофе на красивом металлическом подносе, стилизованном под серебро, и поставила на стол.
– Ваш кофе, Владислав Игоревич. – Спасибо, Олечка, – кокетливо улыбаясь, поблагодарил ее руководитель.
– Приятного аппетита, а что у вас с рукой? – испуганно спросила секретарь.
– А что у меня с рукой? – спросил Владислав, взглянув на свою руку, и тут же изменился в лице.
Часть правой кисти его руки была покрыта красными язвочками, странно, что он не заметил этого раньше. Лицо менеджера стало бледным, глаза забегали, а сам он выглядел очень испуганным и растерянным.
– Черт бы побрал этого бомжа, – пробормотал он и судорожно обхватил левой рукой пораженную область. – Простите, что вы сказали?
– Нет, ничего, это я сам себе. Олечка, у нас есть в аптечке какой-нибудь бинт, пластырь, чтобы заклеить это?
– Конечно, Владислав Игоревич, сейчас все сделаем, не волнуйтесь, это же всего лишь прыщики к акие-то, может, аллергия, – попыталась его успокоить Олечка.
– Хотел бы я в это верить, – с грустью сказал руководитель, вытирая выступивший холодный пот со своего лба.
Через несколько минут Олечка уже перебинтовывала руку Владислава, делала это старательно и аккуратно, кокетливо улыбаясь. Она стояла так близко от него, стараясь ненамеренно облокотиться, своим телом максимально, насколько это возможно, приблизиться к нему. Ее сильно влекло к нему, и она уже не скрывала этого, стараясь лишний раз это подчеркнуть и уж тем более воспользоваться ситуацией. Он как мужчина не мог этого не замечать, он и сам сходил с ума от нее, стараясь из последних сил игнорировать свои чувства и желания. Только сегодня все его мысли были не об этом, его бесконечно тревожила это проклятая сыпь.
До позднего вечера менеджер со своей помощницей обслуживали клиентов, заключали договора, оформляли путевки, а они все шли и шли бесконечным потоком. Такой наплыв заказов был большой редкостью, обычно после такого аврала бывает длительное затишье и о премии можно забыть, приходиться сидеть на окладах, поэтому нельзя было упустить этот шанс, шанс заработать. Но сегодня Владислав работал без энтузиазма, будучи человеком очень впечатлительным и брезгливым, как уже говорилось выше, он накручивал себя страшными мыслями, которые, как снежный ком, катились на него.
«Завтра же обязательно заеду к врачу, он мне выпишет к акую-нибудь мазь, и все пройдет, – мысленно
пытался он успокоить сам себя. – А если это какая-то серьезная зараза, и меня положат в больницу? Что будет со мной, с моей работой? Это же позор: ведущий менеджер по туризму Владислав Игоревич Самолюбов подцепил какую-то хрень и лечится в кожно- венерологическом диспансере – это конец. Меня просто выгонят, уничтожат».
От этих мыслей ему становилось только хуже, сердце бешено колотилось, а сам он становился угрюмым и раздражительным, и это, безусловно, мешало его работе.
– Да! Подпишите здесь, здесь и здесь, что непонятного? – раздраженно отвечал он клиенту после стандартного вопроса и тут же извинялся: – Простите, извините, пожалуйста, у меня просто сегодня был трудный день.
По дороге домой Владислав понемногу успокоился и даже забыл на какое-то время о своей проблеме, любуясь видами светящегося миллионами огней вечернего города, он ехал, ни о чем не думая, а когда приехал, выпил стаканчик виски и лег спать.
Но отдохнуть и выспаться ему не удалось, всю ночь ему снились кошмары: какие-то злобные огромные насекомые преследовали его и, набрасываясь целым роем, безжалостно кусали его, оставляя на теле язвы и волдыри. От этого он постоянно просыпался в холодном поту и, прежде чем снова заснуть, долго ворочался. Но уже с первыми лучами солнца, просочившимися в комнату, снова проснулся и уже больше заснуть не смог. Его сонный взгляд медленно скользнул по комнате, потом завис на подоконнике, а через мгновение уперся в потолок, на котором красовалась изящная стеклянная люстра, переливающаяся всеми цветами радуги.
Голова раскалывалась, все тело ломило и знобило, и он не понимал, что с ним происходит, но нужно было вставать и собираться на работу. Утро, как всегда, начиналось с чашки крепкого кофе и умывания холодной водой, это всегда бодрило и освежало, изгоняя из организма последние следы сонливости. После увиденного в зеркале умывание не понадобилось, глаза его широко раскрылись, и он с трудом сдержался, чтобы не закричать. Весь лоб был покрыт сыпью и язвами точь-в -точь как на его руке. Он не мог поверить своим глазам и еще несколько минут был похож на манекен в магазине одежды, прежде чем пришел в себя.
– Знаете, прежде чем установить окончательный диагноз, необходимо сдать анализы и взять на исследование образцы пораженных участков, – сказал доктор, внимательно осматривая пациента.
– Доктор, ну хоть предположение, что это может быть, у вас есть? – спросил Владислав, не скрывая волнения.
– На первый взгляд это похоже на бесконтактный дерматит, но не будем торопиться с выводами, это также может быть и аллергической реакцией, – ответил доктор.
– А я мог заразиться от к ого-нибудь, доктор? – продолжал интересоваться Владислав.
– Маловероятно, но мы постараемся выяснить, что это за напасть, не волнуйтесь, – ответил доктор, улыбаясь, и вышел из кабинета.
Всю дорогу от клиники до работы он не находил себе места, дурацкие мысли просто съедали его. Волны ненависти и злости, окатывавшие его с ног до головы, сменялись приступами панического страха. Впервые в своей жизни, где все было удобно разложено по шкафам и полочкам, он не знал, что ему делать с этой проклятой сыпью, как поступить в сложившейся ситуации, настоящий хаос и бардак хозяйничал теперь в его сознании.
«Этот бездомный, откуда он взялся на мою голову, чем он мог меня заразить, а может, он проклял меня. Точно, этот ублюдок проклял меня, отомстил мне за то, что я его отшил», – думал Владислав, паркуясь на стоянке перед входом в офис.
– Здравствуйте, Владислав Игоревич, вам, как всегда, чашечку кофе? – спросила секретарь, мило улыбаясь и поправляя волосы.
– Привет, да, пожалуй, – коротко ответил менеджер и, даже не взглянув на нее, прошел к себе в кабинет.
В приемной уже сидело несколько человек, ожидая своей очереди для заключения договоров. Когда Олечка с кофе вошла в кабинет к руководителю, тот сидел, уткнувшись в документы, даже не заметил ее, она поставила поднос на стол и подошла к нему, нежно положив свою руку ему на плечо. Внезапно он поднял голову от неожиданности и взглянул на нее, и она также внезапно испуганно отпрянула в сторону, выпучив глаза и побледнев.
На нее смотрел в недоумении уже не тот холеный красавчик, от которого она еще совсем недавно была без ума, который был главным героем в ее эротических фантазиях, на нее смотрел человек с лицом, почти полностью покрытым ужасными кровоточащими язвами.
– Что такое, Оля, у тебя испуганный вид?
– Что с вами, Владислав Игоревич? – дрожащим голосом вопросом на вопрос ответила секретарь.
– А что со мной? – спросил тот, невольно улыбаясь и встав из-за стола.
– Ваше лицо, оно… оно…
Не дожидаясь ответа, Владислав подошел к зеркалу и обомлел от ужаса. Его лицо полностью было покрыто ужасной сыпью, этой проклятой язвенной сыпью, еще с утра покрывавшей всего лишь часть лба. Он взглянул перепуганным взглядом на своего секретаря в надежде получить поддержку и совет, что ему делать.
– Я думаю, клиенты не должны видеть вас таким, это может негативно отразиться на имидже нашей компании, может, вам обратиться к врачу и к акое-то время побыть дома, – неуверенно предложила Оля.
– Ты права, я так и сделаю, только я был у врача, они без понятия, что это такое, но я, кажется, знаю, что надо сделать, – сказал он и пошел к выходу.
– Владислав, я должна доложить об этом руководству: работы очень много, и я не уверена, что справлюсь одна, компания не может терять клиентов, – сказала она, сочувственно глядя ему вслед.
Он задержался в дверном проеме, медленно повернув голову, и взглянул на Ольгу, его взгляд был полон разочарования и боли, еще мгновение – и он ушел прочь, закрыв за собой дверь.
Он понимал, что это конец, конец его карьере, конец его комфортному укладу жизни, конец всему, что он строил всю жизнь. Его величественная башня из кубиков рушилась прямо на глазах, а все почему? Потому, что какой-то гребаный бездомный отброс, думал он, встал в один прекрасный день у него на пути и отнял все, и этого он не мог простить никому. С этими мыслями он сел в машину и, взвизгнув мотором, сорвался с места прочь, оставляя за собой клубы поднявшейся из-под колес пыли.
Ему было необходимо отыскать этого бродягу, чтобы поквитаться с ним за все то, что тот сотворил с ним, первым делом он поехал к тому торговому центру, где и произошла их злополучная встреча. Глаза Владислава горели и хищным взглядом выхватывали из толпы силуэты нищих попрошаек, его сердце было полно ненависти и злости, он был полон решимости просто уничтожить своего «обидчика», как только он его отыщет.
Как он ни старался, но все его попытки отыскать бездомного пока не увенчались успехом, он опрашивал прохожих, описывая разыскиваемого бедняка, но все разводили руками и испуганно пятились от него, как от прокаженного, это еще больше злило его и доводило до отчаяния.
Так прошло уже около недели, но Влад не терял надежды все-таки отыскать его, он уже и сам не знал, зачем ему это надо, поможет ли ему это все вернуть назад. За это время язвенная сыпь практически полностью овладела его телом, захватывая все новые и новые участки. В жизни тоже произошли большие изменения: жена бросила его, забрав детей, с работы его тоже уволили, а вместо него взяли другого перспективного менеджера, мази и таблетки, назначенные врачом, практически не помогали. Он, словно корабль, терпел бедствие, тонул в пучине несправедливости, как ему казалось, все больше прикладываясь к бутылке.
В один из дней он просто бродил с бутылкой в руке по улицам города, шел просто в никуда, и вдруг заметил того самого бездомного, которого он так долго жаждал отыскать, хотя и сам уже не сильно отличался от него.
Нищий сидел на скамеечке на набережной и кормил голубей черствым заплесневелым хлебом, птицы буквально облепили его и, воркуя, жадно бросались на куски хлеба. Влад, увидев его, как коршун, набросился на свою жертву и сбросил со скамейки на землю. Птицы облаком взмыли в небо, бросив недоеденный хлеб. Привыкший к грубому и невежливому к себе отношению, бездомный с недоумением и ужасом в глазах получал удар за ударом, моля о пощаде и стараясь увернуться от бесконечного шквала избиений.
