Kitabı oku: «Волк Михалыч и Волчица Павловна», sayfa 3

– Ну, если муж мой Михалыч слово да, да в книге такое написано, то так тому и быть! – постановила Волчица Павловна, ибо была она женщина мудрая, и по пустякам с мужем никогда не спорила, а старалась ему в важных делах помощью быть и опорой.

Так и стал теленок Петрович жить в семье Волка Михалыча. Приходили к Михалычу друзья его – Медведь Фролович с Медведицей Никитичной, Тигр Анпилоевич, Гиена Андреевна, Лиса Патрикеевна, Сова Аркадьевна да Рысь Николаевна. И все спрашивали, кто с юмором, кто с сарказмом, кто с иронией, кто с сатирой, а кто и по-доброму да по-дружески: чего это за новый волчонок у тебя, Михалыч, завелся, да не хочешь ли ты его зажарить да скушать за честную компанию?

Но Михалыч всем друзьям на полном серьезе да со степенностью и важностью всегда одно отвечал: слово мое волчье, слово мое крепкое, дал я его Быку Алексеичу и не нарушу его ни при каких обстоятельствах. Даже при обстоятельствах непреодолимой силы не нарушу. Ибо Волк я Михалыч, и слово мое нерушимо есть и будет.

А бычок Петрович между тем рос, волчьей премудрости набирался, траву-мураву кушал, да по полянке с волчатами скакал. Волчонок Федя ему книжки интересные из лесной библиотеки носил, да читать-писать учил по-волчьему. То Драконьи сказки принесет (про дракона, который на ведьме поженился, хотя она и не драконьего племени, и родились у них вообще котята), то Панфлейту (это сказки про другую ведьму, которая лисенка от смерти спасла, ну и вообще животных уважала, а еще про Жар-птичек, одна из которых замуж за Пана вышла – а Пан это звериный покровитель, звери к нему с большим пиететом относятся), а бывало, и Сказку для Гришеньки принесет (это рассуждения собаки, которая попала в человеческий дом к человеческой девушке – рассуждения здравые, но с точки зрения волчат, несколько наивные). Филин Евлампиевич, библиотекарь, только смотрел, чтобы Федя, беря сказки эти с полки, не взял следующую книжку того же автора, ведьмочки Ари Видерчи – Что видит Элли (это про другую человеческую девочку, которая дружила со Львом и соломенным чучелом, а потом выросла и вышла замуж за простого богатого человека, и очень тосковала – в общем, хорошая книжка, но Филин Евлампиевич неспроста смотрел, чтоб Федя ее не взял: она для взрослых все-таки). Вот и вырос к зиме бычок в настоящего Быка Петровича.

Тут напоследок инцидент произошел. Когда Медведь Тимофеевич с Медведицей Матроной да с медвежатами малыми на зимнюю спячку в берлоге своей закрылись, пришли к Михалычу на поляну Лиса Патрикеевна, Рычь Николаевна да Сова Аркадьевна, Тигр Анпилоевич и Гиена Андреевна и давай его уговаривать: отдай мол нам Быка Петровича, а то кушать больно хочется, а звери-птицы попрятались. А ты ж нам друг, вот по-дружески и отдай. Но Михалыч был непреклонен: слово мое крепкое, слово мое волчье. Тогда Лиса Патрикеевна сладким медовым голоском и говорит:

– Не по-дружески поступаешь, Михалыч, ой не по-дружески. Вот соберем мы нашу хищническую сходку, да решим, что корона твоя волчья не из золота, а липовая. И полетишь ты тогда со своего места вверх тормашками. На то тебе слово мое лисье. Прислушайся, пока не поздно.

И стали Лиса Патрикеевна, Рычь Николаевна, Сова Аркадьевна, Тигр Анпилоевич и Гиена Андреевна когти доставать, зубы скалить, да к волчьему логову по полшажочка медленно приближаться. РРРР – рычат, УУУУ – воют, ЫЫЫЫ – говорят. Напугать Михалыча хотят, а если и не напугать, то отвлечь да скопом накинуться, чтобы не мог Михалыч оборону держать.

Встал Волк Михалыч на пути у них, пиджак на груди расстегнул, а из-под пиджака кольчуга его боевая виднеется. Зубы оскалил, и снова говорит:

– Ты, Патрикеевна, говори, да не заговаривайся. Я Волк Михалыч, и корона моя от отца моего Михаила, Волка Иваныча Всеголесного мне досталась по праву рождения. А слово мое крепко и нерушимо, и никому еще отказаться от него не удалося. Скопом вы меня может и порешите, но и я вам жилы порежу, ребра поломаю, глаза повырываю, дорого победа вам обойдется – и завыл на небо своим зычным голосом, так что сосны задрожали дрожью мелкой.

Тут вышла из логова Волчица Павловна, и свои когти из ножен вытащила, и рядом с мужем встала, глазами сверкая, зубами щелкая.

– Смерти лютой ищете, друзья вы наши товарищи. Шли бы вы поздорову отсюда, да подальше, в пешее путешествие, – молвит она хищникам. И такое грозное предзнаменование в голосе ее послышалось, что дрогнули хищники и на секунду остановились, да переглядываться начали. Но Лиса Патрикеевна снова-здорова им всем говорит:

– Нечего нас тут на понт брать, Павловна, нас больше, мы быстрее, выше, сильнее! Загрызем вас с Михалычем, да с волчатами вашими, да быка Петровича одно все заберем, наш он будет!

Тут раскрылися двери волчьего логова, и вылетел на поляну Бык Петрович во всей своей красе.

– Кто тут смелый такой, что на самого Быка Петровича пасть свою поганую разевает? – заревел он. – Да кто моего отца приемного, но любимого, Волка Михалыча огорчить пытается? Да кто на матушку мою приемную да любимую Волчицу Павловну только мыслью своей мерзотной замахнуться посмел?

Топнул Петрович копытом своим семипудовым, да затряслать мать-сыра-земля. Заревел Петрович ревом звериным – и полопались перепонки барабанные у злобных хищников. Тигр Анпилоевич вспомнил тут, что срочное дело у него на почте лесной дожидается, на часы посмотрел да и был таков. Сова Аркадьевна на сосну взлетела, извинилась и восвояси удрала. Рысь Николаевна и Гиена Андреевна в обморок упали, а уж Лиса Патрикеевна со страху поседела вся вмиг, так что стала она не Лица, а полный Писец. Гаркнул тут Бык Петрович, и всех оставшихся хищников с поляны ветром сдуло.

– Ну ты, сыночек, даешь! – Восхитился тут Волк Михалыч. – Прямо вижу в тебе былое величие самого Петра Алексеича, кровного батюшки твоего, чьи косточки у нас тут в землю на черный день зарыты – в голодную годину разморозим, да бульон сварим. Думаю, пора тебя на коровье да бычье царство короновать.

– Это, Михалыч, отец ты мой, успеется еще. Пока я тебе по-волчьи в Лесу порядок поддерживать помогу, пока волчата твои в силу не войдут. А потом и до бычьего царства доберусь. Там сейчас кузены мои до власти дорвались, это будет отдельная история.

На том и порешили. Вот и сказке конец, а кто слушал – молодец.

Сказка четвертая. Иван Царевич и Волк Михалыч

Жили-были в Дремучем Лесу Волк Михалыч и Волчица Павловна. И было у них трое волчат да Бык Петрович. Вот пошел как-то Волк Михалыч лес свой вверенный обходить, да за порядком в нем глядеть. И Бык Петрович с ним тоже увязался: помогу, говорит, тебе, Михалыч, в деле твоем непростом, все-таки есть и во мне Волчий Дух: хоть и Бык я в Натуре, но душою Волк!

Так и пошли вдвоем Волк Михалыч и Бык Петрович по лесной тропинке. Идут: Михалыч тихонько по-волчьи на мягких лапах переступает, а Петрович копытами топ-топ, громко топает. Михалыч ему раз замечание сделал, два – а потом купил у зайцев ему мягкие лапоточки из лозы березовой да на пуху утином, и стал Бык Петрович совсем по-волчьи ступать. Идут они дальше – и ни веточка не хрустнет: так тихо крадутся по лесной тропинке.

Вдруг опять: цок-цок-цок! – копыта стучат. Да так, что погромче, чем у Петровича выходит. Сильно погромче. Хотел Михалыч снова замечание сделать сыну приемному – да понял, что не он это цокает. С другой стороны цокот доносится – из-за дальних березняков. Словно звон колокольный разносится по лесным просторам цокот копыт. Видать, какой-то зверь копытный заместо мягких тапочек наоборот подковы железные на ноги себе набил, чтобы погромче выходило.

– Это кто это тут у нас шумит так? – нахмурив брови, спросил Волк Михалыч.

– Пойдем, батя, посмотрим? – предложил ему Бык Петрович. И пошли они через березняки.

Раздвинули березки и видят: едет по лесной дороге Конь Богатырский, а на нем сидит Иван Царевич в красном кафтане да с золотыми позументами.

– Ты почто тут цокаешь почем зря? – рыкнул Волк Михалыч на Коня Богатырского, выходя из березняков. Бык же Петрович в засадном полку остался, чтобы батюшке своему названному по первому сигналу на помощь прийти, ежели нужда в том придет. – Кто разрешал лес мой шумом беспокоить? Документы есть? Показывай! И зачем ты вот этого обезьяна в пинджаке на спину посадил?

– Иго-го! Я Бусыфал, Конь Богатырский, мне ваши лесные порядки до места известного! Хочу топаю, хочу цокаю, хочу игого кричу! Ибо на спине у меня богатырь сидит сказочный, Иван Царевич! Он всех чудовищ в Тридесятом государстве извел, и теперь едет в Тридевятое – за молодильными яблочками для батюшки своего Царя Леонида!

– А что, богатырь твой сказочный читать не умеет? – с рыком утробным поинтересовался Михалыч. – У перекрестка, с которого он в наш лес повернул, камень придорожный разве не видел? И что написано на нем разве не читал?

– Можа и читал, Иго-го! – тоном молодцовым и слегка придурковатым отвечал Бусыфал, Конь Богатырский. – Мне до того дела никакого нет, до места известного мне это все!

– А напрасно, напрасно, друг ты мой сердешный, – ухмыльнулся Михалыч, когти из ножен доставая да пиджак на груди расстегивая – так что кольчуга из-под него видна стала. – Ибо на камне том написано: направо пойдешь – голову сложишь или женатым будешь. Налево пойдешь – коня потеряешь или богатым будешь. А прямо пойдешь – смерть лютую отыщешь или молодильные яблочки. И Иван твой Царевич, чтобы ты понимал, скотина безрогая, налево поехал. Тобой рискнуть захотел. Ясно тебе? Документы показывай, если есть. А нет – дальше богатырь твой пешком пойдет. На то тебе слово мое волчье, слово нерушимое, самого Волка Михалыча!

Заржал тут Бусыфал Конь Богатырский благим матом, встал на дыбы, хотел пудовыми копытами кованными в грудь Михалычу зарядить. Да не тут-то было. Вылетел из березняков Бык Петрович и в бок лошадиный рогами со всей дури и двинул. Полетел Иван Царевич оземь, а Коня Богатырского Михалыч уже Быку Петровичу на спину закинул.

– Неси, сынок, добычу нашу Волчице Павловне, скажи, я еще лес посмотрю, к вечеру приду. Пусть из конины нам на ужин борща наварит, да сервелату накоптит. Ускакал Бык Петрович домой, на солнечную лесную полянку, к матушке своей названной Волчице Павловне да братьям своим названным волчатам сереньким. А Волк Михалыч тем временем стоял на дороге, когтями поигрывал, да в овраг посматривал, откуда Иван Царевич, охая и причитая, как раз на белый свет выбирался.

– Ну что, мил человек, выходи на белый свет, гостем будешь! – Рычит Волк Михалыч. – О делах твоих скорбных покалякаем. За коня такого жирного да мосластого будет тебе от меня помощь посильная. Ибо раз ты читать умеешь, да решил ради богатства конем своим пожертвовать, то мне, как Волку в Законе, это вполне даже импонирует. Яко конину я уважаю. И не переживай, что с выбором ошибся. Ибо кабы ты направо поехал, то встретил бы тебя там Тигр Анпилоевич, и сожрал бы вместе с конем. А коли смог бы ты его победить, попал бы прямиком к Лисе Патрикеевне, а она женщина прожженая, хотя и поседела минувшей весною и стала не лиса, а Полный Писец, окрутила бы тебя мигом. И пропала бы твоя русая головушка ни за фкнт изюму. Ну а прямо я даже рассказывать не буду, что б с тобой случилось. Может и ничего. Там все проволокой колючей затянуто, и ток по ней пущен. И что за той проволокой – лесным зверям неведомо.