Kitabı oku: «Иванова гармонь, или Cказ о том, как на саратовской гармонике колокольчики зазвенели», sayfa 2

Это не очень нравится Митрофану. Свистульки – свистульками, колокольцы – колокольцами, но и заказы надо выполнять. Отлегло у деда Митрофана, когда внук, сделав небольшую, красивую душку к седёлке, прикрепил на душку четыре валдайских колокольчика, а под дугой, над лошадиными головами, оставил один, побольше. Некоторые ямщики умудрялись подвешивать под дугу до семи колокольчиков. Шуму, разумеется, от этого много, а вот композиция не всегда складывается. Просто не все ямщики обладали хорошим слухом, а как-то выделится очень хотелось.

Здесь и пришло Ване в голову – разнести колокольчики по упряжи. Что он и сделал. Композиция получилась, но не прижилась из-за своего неудобства. Ямщики же отметили про себя: «Парень с головой, из него толк будет. В простых шорниках он не засидится». Дивился способностям внука и дедушка. На похвалы мужиков он только крякал да покручивал гвардейские усы.

Так, возможно, и дальше бы дело шло, Иван бы шил сбрую, возил её с дедом на ярмарку и снова бы шил, и снова возил, кабы на саратовской ярмарке не подошли к нему двое черноусых парней. Посвистели они в разные свистульки и свистушки, поприщуривались, разглядывая глиняные дудочки, покусали усы, осмотрели шорную продукцию, потрогали руками украшения на уздечках и хомутах, покрутили в пальцах латунные вензелёчки и медные вкладыши да и обращаются к Ивану. (Дедушка в это время ушёл посмотреть другие товары):

– Тебя Иваном зовут, – спросил высокий, а меня Николаем батюшка крестил, а он,– Николай кивнул на другого парня, – он на Дмитрия откликается. Это брательник мой. Будем знакомы…. И он пожав руку Ивана продолжил говорить.– Слышали мы о тебе, Иван, потому и нашли тебя, и имя твоё знаем. Добрые люди подсказали.

Такое начало разговора понравилось Ивану и он приготовился слушать. Братья были постарше его. После обмена рукопожатиями перешли к деловому разговору. Первым о деле заговорил Николай.

– У тебя, Иван, классные свистульки получаются. Сам делаешь?

– Конечно сам…

– И строй ставишь сам?

– Кто ж за меня? Этому бабушка научила.

– А голоса как настраиваешь? Подо что? Можно под пилу…

– Да не подо что я не настраиваю, – отвечает Иван. – Так слышу.

– Ну, если ты так слышишь, то и разговор у нас к тебе будет серьёзный.

– Мы, Ваня, надомничаем, гармони на дому делаем. Слышал про такие артели. – Пытливо всматриваясь в лицо Ивана, поддержал разговор Дмитрий. – Гармонь это тебе не свистулька из глины. Только ты не обижайся. Дело тебе предложить хотим.

– Он правду говорит, – кивнул Николай на брата. – Ученик нам нужен, подмастерье. Только в нашем деле каждому такое дело не предложишь. У человека к гармони предрасположение должно быть и слух ни как у всех.

– А какой у меня слух? – спросил Иван.

– Отличный у тебя слух, Ваня. – Начал говорить фальцетом запальчиво Дмитрий, – Слух у тебя просто замечательный. Из тебя отличный гармонных дел мастер выйдет.

Его перебил Николай. Запальчивость брата в серьёзном разговоре была ни к чему.

– Гармонь…инструмент сложный. – Продолжил он баском. – Его понять надобно, а на это не один год уйти может, пока ты с ним на одном языке не заговоришь. Такой это инструмент. Вот мы нашим семейством и предоставляем тебе возможность себя в этом деле попробовать…Иди к нам. Жильё у нас есть. Мастерская и жильё под одной крышей. Не бойся, не обидим.

Иван огляделся, выискивая взглядом деда. – Не видит ли? Деда рядом не было и можно было разговаривать дальше без опаски.

– А с харчами как?

– За одним столом есть будем, – ответил Николай и широко, располагающе улыбнулся. – Нам не принеси-подай человек нужен, а ученик с пониманием, чтоб помощником стал, а затем и мастером. Ты украшения на хомутах и седёлках сам делаешь или по заказу получаешь?

– Сам, конечно. Меня всему дедушка научил: и с кожей работать и с тканями и прошивку делать и дорожки разные. Седёлки тоже сам гну, уздечки сшиваю. Если надо, то на стременах узоры набью.

– Значит, с железом тоже имеешь дело? – уточнил Николай.

– А как же. Без этого не обойтись.

– Вот видишь, как славно, получается, – улыбнулся Дмитрий. – У нас в гармонном деле такие же материалы. Плюс к этому ты понятие о звуке имеешь. Свистульки об этом говорят. Давай, паря, к нам. Хватит тебе хомуты да подпруги шить, расти, повышай свой класс, переходи на новый уровень. У нас всё то-же самое, как и у тебя, только тоньше, нежнее и работа кропотливее.

Ваня такого оборота не ожидал и немного смутился. Затем поборов смущение сказал:

– Я согласен, только вот дед как? Он же из меня шорника сделал. Я его надежда и опора. Один я у стариков.

– Твой дед хорошее дело сделал, молодец. – Ответил Николай. – Опорой его ты как был, так и останешься. Этому твоя будущая профессия не помешает. Как ты считаешь – дед хорошую ковку произвёл? – спросил он.

– Можно сказать, да. – Смутился Иван. – Мы с ним тоже надомничаем, только не в городе, а в деревне, недалеко от Саратова.

– Ну, раз дед у тебя шорную мастерскую имеет и ты уже этому делу научен, то тебе самое дело себя испытать. Не получится, тогда в шорники к деду уйдёшь. А коли получится, зацепит, то гармонное дело освоишь. Оно тебя самого не отпустит. По рукам. – И знакомцы обменялись рукопожатиями.

Когда вернулся дедушка Митрофан, словесный договор между гармонных дел мастерами и Иваном был уже заключен и детали нахождения Ивана в доме братьев оговорены.Осталось только вернуться в деревню взять запасные штаны и рубашку, только и всего. До деревни Иван молчал и деду о своём решении не говорил. Не знал он, как об этом деду Митрофану сказать. Тут даже не обидой с его стороны пахнет – а вдруг помрёт с расстройства. Ведь он в нём души не чает. Обучил всему. Шорника из него сделал. Но и такую возможность упускать Ивану не хотелось. И Иван пошёл на хитрость. Он не стал говорить дедушке всю правду в лоб, а стал излагать своё решение намёками. Митрофан, поняв намёки, встревожился и позвал на разговор бабку Степаниду.

– Почто зовёшь, чай я в сенцах делом занимаюсь, пряжу перебираю? – проговорила та, подходя к столу за которым сидели дед с внуком.

– А потому и зову, что Иван в город ехать замышляет, тамошнюю жизнь посмотреть и себя показать желает. А я ему говорю, что город ничему путному не научит, разве что по трактирам шляться.

– Я хочу, дедушка, стать гармонных дел мастером, меня из-за этих свистулек пригласили и из-за того, что я шорничать могу.

– Шорничать он может… – сердился дед. – Свистульки у него хорошие. – Это ты, – погрозил Митрофан пальцем Степаниде, – Твоя наука. Без твоих бы игрушек обошлись, чай не без куска хлеба сидели. Э-э-ех! – И Митрофан махнул в порыве гнева рукой.

– Деда… Знающие люди говорят, что в моих свистульках хорошо тональность подобрана, что у них строй хороший, выверенный. Говорят, что кто такой строй одной палочкой сумел сделать, то значит у того слух хороший, музыкальный.

– Ага,… Слушай больше. И кто тебе эту ересь в уши вложил? Крапивой бы того по заднему месту! – Не унимался дед Митрофан.

– Это что за музыкальный слух такой? – спросила Степанида.

– Это, бабуль, когда человек слышит и различает такие звуки, какие другие не слышат и не различают. Вот, например, ты слышишь когда самовар заквохтал, а дедушка не слышит. Так ведь?

– Это так, – улыбнулся дед, – я не слышу, а она слышит, с самой юности так. А вроде не глухой. Ну ладно… Если надумал внучек – езжай, отговаривать более не буду. Только запомни – я тебя в город не гоню, сам решил. Слушай дальше. Парень ты с мозгами, в плохие дела не пойдёшь, а если в себе тягу к делу чувствуешь, то иди. Иначе будешь нас всю жизнь недобрым поминать. Как я свою благоверную.

– Вот. Он и тут меня вспомнил, – заворчала бабушка. – Давно уж пора забыть. Так нет же, всё помнит…

– А что за история? – спросил Иван.

– История простая. – Начал дед. – В молодости моя сбруя получила первый приз на ярмарке. Ко мне подходит генерал и говорит: «А не желаешь ли ты, Митрофан, сын Пантелея, перевестись шорником в государеву конюшню? Должность высокая. – Я мнусь, а он продолжает. – Ответ завтра передашь с моим вестовым». Степанида в ответ как заголосит, она со мной была, будто я уже покойник и ну меня слезами омывать. Просто сдурела баба. Кричит: «Не надо нам никаких столиц. Ты хочешь меня бросить, на вертлявой кокотке жениться задумал. Не пущу, а уходить будешь, топором зарублю. Если ни мне, то и ни кому». Вот так это было. С тех пор из деревни только по ближним ярмаркам езжу и никто мне такого предложения из высших чинов больше не делал. Вот так-то. Возможно и тебе это предложение первое и последнее. Всевышний два раза не предлагает.

После слов деда и предчувствуя скорое расставание, Степанида заголосила. Только куда там. Митрофан был на стороне внука и это было железным условием того, что поездка Ивана в Саратов состоится. Через два дня, взяв палку и повесив на неё котомку, Иван пошёл в город.

* * *

Николай и Дмитрий Карелины встретили Ивана с нескрываемой радостью.Они показали ему перво-наперво мастерскую. Она была небольшая и располагалась на втором этаже старого дома. В мастерской пахло густо липой, клеем и кожей. На стеллажах стояли несколько видавших виды гармоник.

– А эти вы для чего здесь держите? – спросил Иван.

– А для того держим, – раздался голос из-за фанерной ширмы уже пожилого человека, – что мы их ремонтируем и продаём. – Лист фанеры отодвинулся и Иван увидел щуплого, но ещё очень крепкого старичка с лысоватой головой и большими ушами. «Геннадий Михалыч Карелин, – проговорил он. – Отец вот этих молодых и усатых братьев. – Он широко и по-доброму улыбнулся. – Ладно, ребята, – сказал он сыновьям, – идите, погуляйте, а я тут с Ваней о деле поговорю, с азами познакомлю. – И как только за братьями закрылась дверь, Карелин старший, взяв с верстака небольшую квадратную пластинку, что уместится на детской ладошке, сказал:

– Это, Иван, заготовка рамки. А вот, – и он взял другую похожую пластинку. – На этой рамке уже пробито отверстие, проёмом называется. – Вот эта же рамка, но с наклёпанным стальным язычком с одного конца и стоит он строго посредине проёма. – Карелин старший показал рамку с язычком, который, казалось, полностью закрывал проём. – Обрати внимание, что этот чёрный язычок не закрывает проём полностью, а изгибаясь движется в нём, дрожит.

Геннадий Михайлович осторожно подцепил ногтем верхнюю часть язычка, немного оттянул и отпустил. Иван увидел, как язычок задрожал, а точнее стал колебаться в проёме. Геннадий Михайлович поднёс рамку к губам и сильно дунул на язычок, раздался резкий пронзительный дребезжащий звук.

– Ух, ты! – только и вымолвил, поражённый увиденным и услышанным, Иван.

– Вот так-то? – Карелин улыбнулся. – Всё это, в сборе, Ваня, называется голосовой планкой. Эта планка есть сердце любой гармоники. Язычок колеблется в проёме, совершая возвратно- поступательные движения и рождает звук. Оттого, насколько качественно ты сделаешь голосовую планку, обточишь язычок, сделаешь подгонку и будет зависеть качество звучания сделанной гармоники. Вот так вот уважаемый будущий коллега… На сегодня хватит. Теперь обедать. Когда желудок пуст – много не наработаешь и многого не усвоишь. Однако переедать тоже нельзя, лень будет одолевать. А теперь пошли в нашу столовую.

По пути в столовую и в столовой за столом Геннадий Михайлович рассуждал:

– За этим инструментом будущее. Я это сразу сообразил, как увидел гармонику на нижегородской ярмарке. Продавалась там немецкая семиклапанка. Я её и купил. Привёз домой, разобрал, всю механику до тонкостей изучил и играть научился. На следующий год снова поехал в Нижний Новгород на ярмарку. Там увидел тульскую гармонику. Тульская это доработанная немецкая. Иван Сизов доработал. Когда мы с ним говорили на ярмарке, то Иван мне сказал, что не дорабатывать немку нельзя, иначе под неё бабы толком плясать не могут. Правильно сказал. Умница. Настоящий самородок. Я это и сам почувствовал, только на первых порах решимости не хватило для доработки, посчитал немецкого изобретателя дотошнее себя.