Kitabı oku: «С друзьями – по Санкт-Петербургу. Петербурга парадное лицо», sayfa 3
25 ноября 1741 года цесаревна Елизавета Петровна совершила государственный переворот с гренадерской ротой Преображенского полка, солдаты которой, как и она сама, нарушили присягу, данную малолетнему императору Иоанну Антоновичу. Поэтому, взойдя на престол, она не могла отделаться от мысли, что с ней могут обойтись так же. В этой ситуации она могла доверять только тем, кто буквально на своих плечах внес её на вершину власти и сделал императрицей. Поэтому спустя месяц после воцарения Елизавета учредила Лейб-компанию, единственной обязанностью которой была охрана особы императрицы и лиц императорской фамилии.
В конце XVIII века лейб-компанский дом приспособили под казармы первого батальона лейб-гвардии Преображенского полка, который нес службу по охране Зимнего дворца. В 1854—1857 годы по проекту архитектора Владислава Павловича Львова они приобрели облик, существующий поныне.
От бывших казарм мы отправимся по Миллионной в сторону Марсова поля, по пути рассматривая некоторые дома.
Дом доктора Арендта
Дом 26, построенный в 1803 году по проекту архитектора Луиджи Руска и украшенный восемью коринфскими колоннами, с 1830-х принадлежал лейб-медику Николая I – Николаю Фёдоровичу Арендту.
Николай Фёдорович имел огромную популярность в Петербурге. Его вызывали и во дворцы, и в жалкие лачуги. И если одни пациенты благодарили его огромными гонорарами, то другим – неимущим – он сам покупал лекарства. Личный врач царя – Арендт консультировал во всех городских больницах.
Дом Густава Бирона
Привлекает к себе внимание дом 22, построенный в 1736 году архитектором Георгом Крафтом в формах позднего петровского барокко. Участок является сквозным и выходит на набережную Мойки под номером 21.
Непродолжительное время дом принадлежал Густаву Бирону, брату Эрнста Иоганна Бирона – всесильного фаворита императрицы Анны Иоанновны. Колонный портик вместо крытого крыльца появился в 1770-е годы по проекту, предположительно, архитектора Антонио Ринальди.
Последним владельцем старинного дома был князь Семён Семёнович Амабелек-Лазарев, вынужденный покинуть «родовое гнездо» Лазаревых в доме 40 по Невскому проспекту, который, по завещанию отца князя, отошёл в собственность армянской церкви.
В память о предках Семёна Семёновича в доме на Миллионной были воссозданы многие интерьеры, для чего из дома на Невском были перенесены: «1. Паркетный инкрустированный пол из столовой – 15 кв. сажень. 2. Паркетный пол разноцветного дерева из кабинета – 21 кв. сажень. 3. Лепные карнизы с модульонами из кабинета и столовой – 35 пог. сажень. 4. Круглые изразцовые печи из столовой. 5. Камин с зеркалом – терракотовый из столовой. 6. Семь дверей соснового дерева с резьбой на филёнках с лепными наличниками и сандриками…»
Это выдержка из протокола заседания Совета армянской епархии, на котором интересы Амабелек-Лазарева представлял архитектор Александр Ованесович Таманов (Таманян) – в недалеком будущем крупный советский архитектор, автор генерального плана застройки Еревана, в соответствии с которым по сегодняшний день расширяется и развивается армянская столица.
В 1911 году князь присоединил к дому 22 и соседний участок дома 24, которому соответствует описанный выше дом 23 по набережной Мойки. В 1913-1915 годах были перестроены и они. Все строения сообщались переходами и представляли собой единое владение.
На месте дома 16 в первой половине XIX века находилось трехэтажное строение, в котором приезжим предоставлялись меблированные комнаты. В 1843 году здесь останавливался Оноре де Бальзак – французский писатель, который приехал в Петербург искать аудиенции у Николая I, чтобы получить разрешение на брак с любимой женщиной, Эвелиной Ганской, без ограничения прав наследования имущества (при вступлении в брак с иностранцем, россияне теряли право передачи своего движимого и недвижимого имущества по-наследству – оно отходило в казну). В доме на Миллионной Бальзак прожил 10 недель, но аудиенции так и не получил.
В 1859 году архитектор Александр Христофорович Кольб придал зданию вид, существующий поныне.
Милионная 12, 14, 16, 18
Дом 12 с середины XVIII века представлял из себя четырёхэтажное здание, в котором с 1792 по 1798 год по приглашению Екатерины II жил австрийский художник Иоганн-Баптист Лампи-старший, написавший за время пребывания в Петербурге портрет Великой императрицы и членов царской семьи, а также портреты многих придворных и сановников. После отъезда Лампи в его квартире поселился русский живописец, мастер портрета Владимир Лукич Боровиковский.
В 1900 году по проекту архитектора Максима Ильича Сегаля дом 12 был перестроен в стиле поздней эклектики и сегодня является одним из последних ее примеров.
В этом доме закончилась более чем 300-летняя история императорской России. 3 марта 1917 года в квартире 12 провели переговоры великий князь Михаил Александрович и делегация политиков, среди которых были П. Н. Милюков, А. И. Гучков, В. Д. Набоков (отец писателя В. В. Набокова), М. В. Родзянко (председатель Государственной думы), А. Ф. Керенский, В. В. Шульгин, князь Г. Е. Львов (первый руководитель Временного правительства) и другие. Поводом для такой встречи стало отречение Николая II от престола в пользу своего брата Михаила. После нескольких часов обсуждения большинство из собравшихся высказалось за то, что они не могут обеспечить безопасность для Михаила Александровича в случае, если он примет трон. Сам Михаил предложил, что в таком случае судьбу престола должно решить Учредительное собрание. Здесь был составлен текст политического Манифеста великого князя, опубликованный вечером того же дня.
С политической точки зрения Манифест был составлен блестяще: власть Временного правительства признал новый император. Хотя он говорит, что ещё не стал им, но ведь может стать. Михаил условно принял корону – и временно отказался от неё. Россия стала республикой, оставаясь в то же время монархией.
С точки же зрения закона Манифест не выдерживал критики. Великий князь Михаил не мог передать верховную власть, потому что сам не обладал ею. В соответствии с отречением Николая Второго он должен править «в единении с Государственным советом и Государственной Думой». «Отречение» же отменяло все три источника власти.
Сразу после публикации Манифеста в Петрограде стихли выстрелы. По сути, Михаил Второй остановил Февральскую революцию и дал стране, изнемогавшей от борьбы с внешним врагом, передышку от внутренних распрей и задержал начало Гражданской войны.
Соседний дом 10, построенный в 1851 году, известен как особняк архитектора Андрея Ивановича Штакеншнейдера. Фасад в стиле итальянского ренессанса украсили изображения парящих муз и атрибуты трёх знатнейших художеств. Лицевой флигель со стороны Миллионной предназначался для архитектурной мастерской, дворовые флигели – для проживания обслуживающего персонала и для сдачи внаём. Парадные помещения жилища архитектора находились в четырёхэтажном поперечном корпусе с окнами на набережную Мойки.
Миллионная, 10
Супруга Штакеншнейдера, Мария Фёдоровна, завела «литературный салон», который по субботам посещали известные писатели, художники, архитекторы и общественные деятели: И. К. Айвазовский, А. П. Брюллов, И. А. Гончаров, Ф. М. Достоевский, И. С. Тургенев, П. Л. Лавров, М. Ю. Микешин, Ф. А. Бруни и другие. По словам дочери архитектора, Елены Андреевны, «иногда собиралось до 200 человек. Играли, пели, рисовали, читали, а главное – говорили».
После смерти Андрея Ивановича новые владельцы провели масштабную реконструкцию с целью превращения всех находящихся здесь зданий в рентабельные доходные дома.
Миллионная, 19
На другой стороне Миллионной, на месте дома 19, в первой половине XVIII века стоял «миллионный дом на 84 покоя», принадлежавший графу Петру Борисовичу Шереметеву – сыну сподвижника Петра Великого фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева. На обустройство дома было потрачено порядка миллиона рублей, что, по одной из версий, и дало повод к названию Миллионной улицы. В 1800 году здание выкупил только что созданный Департамент уделов. Сюда ходил на службу (1830 год) сначала в качестве писаря, а потом помощника столоначальника Николай Васильевич Гоголь.
В середине XIX века на Дворцовой набережной был построен Ново-Михайловский дворец – и бывший Шереметьевский дом, перестроенный в Шталмейстерский корпус, стал частью дворцового комплекса.
После 1917 года здесь устроили квартиры для высокопоставленных военнослужащих. В разное время здесь жили Михаил Николаевич Тухачевский, Август Иванович Корк, Виталий Маркович Примаков, Борис Миронович Фельдман, Борис Михайлович Шапошников. Все они, за исключением Б. М. Шапошникова, были расстреляны в 1937 году.
Также в этом доме жили Борис Сергеевич Петропавловский и Иван Терентьевич Клеймёнов, стоявшие у истоков отечественной ракетной техники и принимавшие участие в разработке легендарной «катюши». Оба тоже были расстреляны, и лишь в 1991 году посмертно им было присвоено звание Героев Социалистического Труда.
Миллионная, 4
Угловой дом под номером 4 в стиле классицизм с колонными портиками и треугольными фронтонами сохранил свои черты с конца XVIII века, когда был перестроен по проекту архитектора Джакомо Кваренги. Здесь находилась Главная аптека, переведённая из Петропавловской крепости ещё в 1722 году. Первое аптечное здание на этом месте, впоследствии уничтоженное пожаром, возводил Доменико Трезини.
Фарфоровую посуду для аптеки доставляли из Китая. Лекарства приготовлялись из трав Аптекарского огорода (ныне Ботанического сада) и продавались всем желающим.
В 1839 году аптеку перевели в дом 66 по Невскому проспекту, а здесь после перепланировки устроили квартиры для офицеров Павловского полка.
Пересечем Мраморный переулок и, обернувшись назад, полюбуемся на скульптурную группу из трёх женских фигур, символизирующих плодородие, искусство и мореплавание. Перед нами особняк лесоторговца и мецената Ильи Федуловича Громова, перестроенный в 1879 году из трёх отдельных жилых домов по проекту архитектора Карла Карловича Рахау. Все скульптурное убранство здания исполнено по моделям Александра Опекушина – автора памятника Пушкину на Тверском бульваре в Москве. Отделка помещения была выполнена в самых разных стилях: готика, рококо, классицизм. Часть интерьеров сохранилась до сих пор.
Особняк Громова, фрагмент
После смерти Громова в 1882 году владельцем особняка стал бывший управляющий его делами Владимир Александрович Ратьков-Рожнов, который к началу XX века дослужился до чина тайного советника, владел 15-ю домами в Петербурге и золотоносными приисками в Сибири и на Урале, много лет был гласным городской думы, а в 1893 году избирался городским головой.
Часть особняка со стороны Дворцовой набережной Ратьков-Рожнов продал министерству финансов, а сам с чадами и домочадцами довольствовался помещениями, выходящими на Мраморный переулок и Миллионную улицу вплоть до 1917 года.
Пройдём ещё немного вперёд в сторону Суворовской площади и заглянем во внутренний дворик Мраморного дворца.
Мраморный дворец начали строить в 1768 году по проекту архитектора Антонио Ринальди. Дворец предназначался в качестве подарка императрицы Екатерины II Григорию Григорьевичу Орлову за помощь в возведении на трон. На фасаде императрица намеревалась поместить надпись золочёными буквами: «Здание благодарности».
Главный фасад дворца был обращён к небольшой гавани, которой заканчивался Красный канал, проходивший по границе Марсового поля от Невы до Мойки (в начале 1780-х канал и гавань засыпали за ненадобностью).
Ринальди проявил себя в этой постройке как истинный живописец архитектуры, используя вместо красок палитру цветных мраморов.
Напротив Мраморного дворца в 1780-1788 годах по проекту архитектора Петра Егоровича Егорова был сооружён двухэтажный служебный корпус, который представлял собой манеж в окружении подсобных помещений с жильем наверху.
В 1844–1849 годах архитектор Александр Павлович Брюллов осуществил перестройку и дворца, и служебного корпуса к бракосочетанию великого князя Константина Николаевича (сына Николая I), получившего Мраморный дворец в качестве свадебного подарка. Служебный корпус вырос на два этажа и со стороны сада был украшен художественным барельефным фризом на тему «Служение лошади человеку». Фриз содержит 39 фигур человека и 33 фигуры лошади, сгруппированные в сцены мирного труда, кавалерийские баталии, охотничьи и дорожные сцены.
Мраморный дворец
В советский период в Мраморном дворце работал филиал Центрального Музея В. И. Ленина и в центре двора красовался броневик, с которого Ленин произносил речь в апреле 1917 года.
В настоящее время здесь располагается филиал Русского музея и место броневика занял памятник Александру III, некогда стоявший на Знаменской площади лицом к Николаевскому вокзалу (ныне Московский вокзал).
Там, в центре большого открытого пространства, на трехметровом пьедестале композиция хоть как-то выглядела соразмерно. И то народ немедленно откликнулся издевательскими частушками. А здесь, запертая в тесном дворике массивная фигура императора на не менее массивной лошади, выглядит, мягко говоря, не совсем уместно.
Казармы Павловского полка
Вернёмся, однако, на Миллионную, где перед нами вновь предстает зелёный массив Марсова поля, обрамлённый справа зданием казарм лейб-гвардии Павловского полка.
В русскую гвардию отбирали рекрутов по внешним признакам: преображенцы должны были быть русоволосые, семеновцы – блондины, измайловцы – брюнеты. В кавалергарды отбирали блондинов, которые гарцевали на гнедых конях, а в кирасиры – рыжих, соответственно, на рыжих конях. В Павловский полк, в память о державном основателе, отбирали низкорослых и, желательно, курносых.
В 1807 году в сражении под Фридландом Павловский полк проявил небывалое мужество и стойкость, за что был отмечен указом императора Александра I, в котором предписывалось «в почесть полка, состоящие при нем шапки оставить в том виде, в каком полк сошёл с поля сражения». Это было неслыханным отличием! Имена героев-солдат, сражавшихся в этих пробитых вражескими пулями, обожженных порохом шапках, были нанесены на прикреплённые к шапкам медные пластины.
Вспомним пушкинские строки из «Медного всадника»:
«Люблю воинственную живность,
Потешных Марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
Однообразную красивость,
В их стройно зыблемом строю
Лоскутья сих знамён победных,
Сиянье шапок этих медных,
Насквозь простреленных в бою».
Этот образец строгого классицизма в 1817-1821 годах создал архитектор Василий Петрович Стасов, перестроивший в казарменный комплекс все строения на обширном участке, включая здания Воспитательного дома и ломбарда, выходившего фасадом на Миллионную улицу.
Государственный ломбард, учреждённый по инициативе Ивана Ивановича Бецкого, был первым финансовым учреждением в России, где дворяне могли под 6% годовых заложить любое движимое и недвижимое имущество. Все доходы – направлялись на помощь сиротам.
Протяженный фасад казарм, обращенный на Марсово поле, украшен тремя портиками из дорических гладких колонн. Центральный портик имеет завершение в виде многоступенчатого аттика, богато декорированного скульптурой.
После октябрьского переворота 1917 года здание казарм пустовало и служило пристанищем для беспризорников, а с 1928 по 2010 годы здесь находилось Управление энергосистемы региона – Ленэнерго.
Пройдем вдоль северной границы Марсова поля к Лебяжьей канавке. Слева, за служебным корпусом Мраморного дворца, находится предмостная Суворовская площадь, сформированная в 1818 году по проекту зодчего Карла Ивановича Росси. В центре площади – памятник великому полководцу работы скульптора Михаила Козловского.
Сразу за площадью находится здание, построенное в 1784-1788 годах архитектором Джакомо Кваренги в качестве особняка, подаренного Екатериной II генералу Николаю Ивановичу Салтыкову.
Николай Иванович на поле битвы особых заслуг не снискал, среди генералов ничем не выделялся, а все свои многочисленные награды от Великой императрицы получил на ниве воспитания сначала наследника – Павла Петровича – а потом и его сыновей Александра и Константина. Уклончивость, хитрость, умение жить и ладить с людьми были преобладающими качествами в характере и уме Салтыкова.
Когда он состоял при особе Павла Петровича, то умело лавировал между императрицей и ее нелюбимым сыном, оказываясь нужным обеим сторонам. Будучи же воспитателем великих князей, Салтыков щедро делился с ними своей «наукой», приучая воспитанников к умению лавировать между противоречивыми требованиями отца, с одной стороны, и царственной бабки, с другой.
В конце своего царствования Екатерина II возвела Салтыкова в графское достоинство и пожаловала ему 5 тысяч душ крестьян. За воспитание великих князей, помимо особняка на Дворцовой набережной, он получил 100 тысяч рублей единовременно и годовой пенсион в 25 тысяч рублей.
Последующие правители продолжали осыпать Салтыкова милостями: Павел присвоил ему фельдмаршальский чин, а Александр возвёл в княжеское достоинство с титулом светлости.
В 1829 году особняк арендовало Австрийское посольство, возглавляемое дипломатом и политическим деятелем Карлом Людвигом Фикельмоном. Жена посла, Дарья Фёдоровна (в свете её называли Долли) открыла у себя салон, в котором перебывало все высшее общество. Частыми гостями были Александр Сергеевич и Наталья Николаевна Пушкины.
Дарья Фёдоровна приходилась дочерью Елизавете Михайловне Хитрово и внучкой Михаилу Илларионовичу Кутузову. Она оставила дневниковые записи, в которых особый интерес вызывают фрагменты, касающиеся Пушкина и его жены, а также подробный отчёт о дуэли и смерти поэта. С 1920-х годов существует предположение, имеющее как сторонников, так и противников, о том, что у Долли была связь с Пушкиным.
Дипломатические миссии арендовали особняк вплоть до 1917 года.
Соседнее здание, изначально двухэтажное с висячими садами со стороны Лебяжьей канавки и Марсова поля, было построено для екатерининского вельможи Ивана Ивановича Бецкого. Хозяин дома разместил здесь значительную коллекцию произведений искусства.
Особняк был настолько велик, что часть его помещений сдавалась внаём. В 1791-1796 годах здесь жил Иван Андреевич Крылов, работавший над изданием журналов «Зритель» и «Санкт-Петербургский Меркурий».
Особняки Салтыкова и Бецкого
В период проживания в доме Бецкого молодой литератор, а Крылову в это время 21-27 лет, иногда вёл себя весьма экстравагантно: по утрам он любил ходить по своей комнате играя на скрипке совершенно голым. Звуки музыки привлекали прогуливающихся по саду дам, которые увидев в окне обнажённого мужчину нередко возмущались. Дошло до вмешательства полиции, которая предписала баснописцу «спускать шторы, в то время как он играет, а то по саду (в этой части) гулять нельзя».
В 1830 году по поручению Николая I, здание выкупили в казну для племянника императора, принца Петра Георгиевича Ольденбургского.
Для нового владельца архитектор Василий Петрович Стасов на месте висячего сада надстроил новый этаж, где разместили танцевальный зал. В 1850-х все корпуса выровняли по высоте и украсили аттик южного фасада скульптурной композицией, созданной М. И. Козловским.
Пётр Георгиевич Ольденбургский, а потом и его сын Александр Петрович внесли огромный вклад в развитие образования и медицины в России. В память об этом на фасаде дома со стороны Дворцовой набережной была установлена мемориальная доска.
В советское время в доме Бецкого разместился библиотечный институт, преобразованный с годами в Университет культуры и искусства. Здание соединено с соседним домом Салтыковых, также принадлежащим университету, внутренними переходами.
Решетка Летнего сада
Перейдем по крутому мостику через Лебяжью канавку и не спеша прогуляемся мимо знаменитой решетки Летнего сада, восхищающей благородством пропорций и лаконичностью рисунка. На высоком гранитном цоколе установлены 36 колонн, увенчанных поочередно урнами и вазами. Между колоннами расположены железные звенья в виде копий, выполненные тульскими мастерами. Ограда была построена по проекту выдающегося архитектора Юрия Матвеевича Фельтена, ближайшим помощником которого был архитектор Петр Егорович Егоров.
Летний дворец Петра I
Завершая прогулку, остановимся возле Прачечного моста через Фонтанку. Сквозь решетку отсюда хорошо виден Летний дворец Петра I – одно из первых каменных сооружений в Санкт-Петербурге. Двухэтажное здание «на голландский манер», как любил Пётр, в 1711 году начал строить архитектор Доменико Трезини, а в 1713 году продолжил другой архитектор – Андреас Шлютер, который украсил фасады 28-ю барельефами с изображениями событий Северной войны. Дворец именуется «Летним», так как имеет достаточно тонкие стены. Отсюда и сад при Летнем дворце – тоже «Летний».
Для подсобных помещений вдоль Фонтанки было построено другое здание, известное как «людские покои». Именно в этих помещениях находились знаменитый Янтарный кабинет, анатомическая коллекция, библиотека. Во время самого страшного наводнении 1824 года Летний дворец затопило до середины окон первого этажа. Об этом событии напоминает старинная бронзовая доска.
Дом Баура
На левом берегу реки, напротив Летнего дворца Петра I, находится ничем не примечательный дом, вошедший в историю города, как «дом Баура», по имени первого владельца, выдающегося военного инженера Фридриха Вильгельма (Фёдора Васильевича) Баура. В 1924 году в этом доме Анна Ахматова делила комнату с актрисой Ольгой Глебовой-Судейкиной. Через единственное окошко, выходящее на Летний сад, подруги наблюдали второе по силе удара стихии наводнение. Много лет спустя Анна Андреевна вспоминала об этом в стихах, посвящённых Летнему саду и давно ушедшей молодости:
Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,
Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.
В душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.
И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.
А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной к ступеням дворца.
Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.
