Kitabı oku: «Зов Горящих Кораблей», sayfa 4

Музыка – это настоящий наркотик. Слушая её, человек витает в облаках с чувством эйфории. Мы зависим от музыки. Она сопровождает нас в горе и в счастье. Музыка обнажает внутренний мир человека. Если хочешь узнать человека, послушай с ним атмосферную музыку, пробирающую до мурашек и погружающую в опьянение и полное откровение.

– Да-а-а-а… Слушая Амелию с прикрытыми глазами и вправду можно увидеть Эйфелевою Башню, запах свежего багета, хруст круассанов с вытекающим шоколадом, аромат свеж зернового кофе. Я и впрямь будто телепортировалась во Францию. – хватаясь за голову сказала Ая.

– Спасибо тебе, Алан! – сказал Ланг.

Все дружно начали хлопать. Буду лжецом, если скажу, что не был польщён. Я несколько переживал, пальцы часто соскальзывали с клавиш, да и мелодия мне казалось, превратна, в моём исполнении.

– Алан, а можешь Моцарта сбацать? – ворвался Крамер.

– Ну, что ж, Людвиг Ван Бетховен «К Элизе».

Мы не спали полночи. Я отыграл все композиции, которые только знал. Мы пили, ели веселились. Дженис только и успевала наполнять мою рюмку новой порцией рома, и каждый раз улыбалась мне в ответ на мою улыбку.

^{ГЛАВА 2. БЫТНОСТЬ ОБЫЧНЫХ РАБОЧИХ}

Минуло рождество. На первую свою зарплату – я особенно расщедрился – потратив всё на подарки для всех. Ланг получил книгу Сэта Гилмора «Водоворот» сплошь состоявшую из его любимых крылатых фраз. И двойных смыслов. С Марком всё просто – сет хорошей водки. Ая – получила конфетный набор. Дженис – инструменты и букет, от тайного, или не очень, поклонника. Мисс Брукс – двух статуй для сада. Сэм – получил новую треуголку с пышным и свисавшим пером. Брендан удостоился перстня с тяжёлым камнем, которым можно больно бить по лицу и на пальце хорошо сидит. Жуан-Витор получил от меня хороший – классический костюм.

Работа шла полным ходом. Мы значительно опережали график. Благодаря Дженис, которая легко находила всё новых и новых клиентов в городе. Наша мастерская не прозябала и приносила нам до двух, а порой и трёх тысяч кредитов, что способствовало тому, что мы смогли открыть бар. Оборудовав его новой мебелью, обширным количеством алкоголя на любой вкус и цвет, обили стены зелёным базальтом, который, между прочим, достаточно тяжело достать, ведь он находится на глубине базальтового моря, где очень много всё ещё активных подземных вулканов. И наняли местную группу «kókkini simaía¹⁴», чтобы мне не приходилось бренчать беспросветно двадцать четыре часа в сутки. Теперь наши основные силы брошены на шпаклёвку и обстановку номеров отеля, а также обустраиванием и поиском персонала для ресторана. Как-бы то ни было, мне становилось хуже, окружающий мир вокруг меня часто менял свои краски, а эпизодически я оказывался в других местах. Боль в голове стала напоминать ритмичные удары кувалдой. Я устал. Мне больно. Мне страшно. Не хочу становиться беспомощным. С заходом солнца, я оставил записку на двери своего номера и сев за руль кадиллака поехал в город к врачу. Из-за трясучки рук, машина петляла по сторонам, но не слетела с дороги. Поспрашивав местных, уже разъезжая по городу. Все в один голос отправляли меня к Берндту Амзелю. Местные доверяли ему в полной мере, преподнося самые лучшие эпитеты, характеризующие хорошего человека. Его загородная резиденция располагалась на холме, также отчуждённо, как и Бухта. На первом этаже горел свет, и насколько мне позволяло зрение, я видел пару теней платно передвигавшихся по этажу. Постучав в дверь, мне никто не ответил. Сверившись с табличкой возле фонтана, стоявшего перед дверьми, я постучал ещё раз. В ответ лишь тишина. Тогда я обогнул дом и решил перелезть через забор. Я порвал одежду в нескольких местах, пока переносил измученное тело на другую сторону. Приземлился я на клумбу с острыми лепестками. Бело-серые такие, напоминают дым от сигарет. Оттолкнувшись от земли резким движением, я ободрал правую щёку и левый локоть. Не успев супить на газон заднего двора, как распахнулись двери, из которых вышла тень. Одним махом руки, она откинула меня в сторону.

На заднем дворе появился мужчина в врачебном халате.

– Катрин стой!

– Берндт! Он замышлял что-то недоброе! – животрепещуще запротестовала тень.

– Мать честная! Да это же… Он!

Этот мужчина, скорее всего тот самый Берндт Амзель, помог мне подняться и посадил меня в кресло-качалку.

– Прошу нас простить, мессия. Я Берндт Амзель – врач и священник при церкви и одновременно лечебницы Elpízo¹⁵. Сегодня суббота и в этот день у нас обычно проходит день меланхолии.

– Ничего, мне уже полегчало.

Я попытался подняться, но его маленькая ручонка вдавила меня в спинку.

– Я сейчас приготовлю свой кабинет. Не тратьте свои силы, они вам ещё пригодятся. Катрин! Пойдём! Ему нужно побыть одному.

– А если он…

– Ему нужна помощь! – сказал Берндт, искоренив её презрение, и они вдвоём вбежали обратно в свой дом.

Я как увядающий цветок, который вырвали и подарили молодой девушке. И вот, доживаю последнее, данное мне природой имея полное представление того, что меня ждёт. Ночное небо слилось воедино с водой бассейна, но время идёт к весне и больше не слышно тресканья сверчков, не видно светлячков, только шелест листьев, подталкиваемых ветром и холодок, пробегающий по телу, но завтра снова будет тепло как в самых жарких пустынях. Таков климат, тяжело предугадать каким он будет. После последней полномасштабной мировой войны прошлого века, сотни ядерных бомб повлияли на этот мир. Война никогда не меняется, но война меняет людей.

– Давайте я вам помогу. Обопритесь на меня, не бойтесь! Выдержу вас, я может и кажусь слабым и неказистым, но на деле, я сильнее чем вы можете подумать. – сказал Берндт.

Дальше всё как в тумане. Помню кухню, а потом сразу кабинет врача. Меня аккуратно положили на кушетку, придерживая мою спину, с меня сняли весь верх. Бинты, которые я бинтовал поверх огненных вен, были полностью пропитаны кровью. Амзель натянул маску и пошёл к шкафу, который занимал всю стену и хранил в себе растворы, мази и таблетки. Пробежав глазами все ряды, он взял пластмассовую баночку с чем-то напоминающим пластилин. Выскребав содержимое сначала на палитру обмакнув её в крови aretí¹⁶, потом при помощи пальцев запихнул это в цилиндр, залил водой и промолол при помощи штока.

– Медицина претерпевает свой закат. Мир ещё не знает средства от вашего недуга. И всё что я могу сделать для вас – это на время облегчить ваши муки.

После этих слов Амзель сделал несколько уколов в очаги возгорания и жар начал отступать. Ещё он достал из холодильника несколько повязок, которыми обвязал руки, лоб, грудь и правую ногу.

– Я принесу одеяло и подушку. Можете оставаться здесь, сколько вашей душе угодно.

– Доктор… – жалобно произнёс я и ухватился за его отстранявшуюся руку.

– Для вас, я просто Брендт, мессия.

– Да какой там. Я обычный человек, гораздо хуже вас. Помимо огненного недуга, я испытываю ещё проблемы… С головой.

– Проблемы? Какого рода?

Мистер Амзель сел рядом со мной.

– Я слышу голоса, сопровождающиеся острой болью, вижу людей, которые давно умерли, порой теряюсь в пространстве, забываю, что ел с утра или то, что пережил несколько недель назад. Сейчас, я не могу привести вам цельный паззл того, что происходило со мной последние семь лет. Я схожу с ума. Это точно.

Амзель встал и немного качаясь, расхаживал по кабинету.

– Может быть, это всё из-за эмоционального стресса, я могу прописать вам успокоительные, опиум, или радужные таблетки, если надежды уж совсем нет. Для чего-то конкретного, нужно более детальное обследование, больше разговоров и выяснений и оборудование, которого у меня нет и велик шанс того, что я могу ошибиться в диагнозе.

– Давайте всё то, что вы упомянули и то, чем вы меня кололи, но учтите – эта встреча должна строго остаться между нами! – сказал я.

– Я понимаю. Не считайте меня дилетантом. – док с пониманием согласился, начав упаковывать пакет с нужными лекарствами. – Я, правда, хочу помочь каждому больному, но я не он, я не творец как Гектор и не вы – мессия. Я лишь простой священнослужитель и лекарь, прошедший пару войн.

– Вы сражались?

Его лицо вмиг исказилось.

– Сначала да, лишил этот мир семи душ. Меня отравляли слова военачальников говоривших, о том, что нам нужно лишать людей жизни, но кто они такие, чтобы решать?! Кто мы такие, чтобы убивать божьих творений, своих братьев и сестёр. – сдерживая нахлынувшие эмоции ответил он.

– Я тоже не в восторге от войны, док, но мы люди – и мы не умеем жить в мире.

– Вначале, меня радовали слова вашего отца. Сказанные на пляже этого острова, когда мы прибыли сюда. Неведомым образом он зажёг наши сердца. Многие пытались не терять надежду и заряжать других, но у них не получалось, люди считали себя обречёнными, ваш же отец нашёл нить, за которую потянул…

Я оборвал его речь о своём отце, не хочу о нём слышать. Я почувствовал острую боль в сердце, услышав это упоминание. Поблагодарив врача. Я поторопился к выходу, снеся пару стульев у входа в кабинет. Доктор Амзель пытался остановить меня, в попытках оставить меня на лечение, но я пообещал прийти к нему, что было, конечно же, неправдой. Пройдя к выходу через белый коридор, я напоследок спросил:

– Прошу меня простить за такой вопрос и надеюсь, вы не разозлитесь на меня за мою бестактность, но что стало с вашей женой.

Пролив слезу, доктор ответил:

– Неудачный эксперимент. – припеваючи проговорил он и закрыл за мной дверь.

Проходя к своей машине, я увидел Ло, которая была в простых джинсах и футболке, но из-за дождя они промокли насквозь, просвечивая и предоставляя моему обозрению её гладкую кожу. Не замедляя ходу, я сел в машину, вызванное этим обстоятельством беспокойство выразилось в энергичном биении сердца. На душе стояла тоска по прошлому. Заведя машину, я пустился в путь, смотря в зеркало заднего вида за стоящей девушкой всей моей жизни. Проехав пару миль, уже на въезде в город, я начал слышать слова в голове:

– Я больше не люблю тебя, Алан.

– После всего, через что мы прошли вместе, я теперь просто призрак прошлого?

– Клянусь творцом, в том, что больше ничего не чувствую к тебе! Ничего не могу с собой поделать. Ты оставил меня одну, поначалу было тяжело, но мне удалось выбросить тебя и жить без тебя!

– То есть, все те воспоминания о ночах, проведённых вместе, откровенных разговорах, фотографиях, сделанных polaroid`ом, снятых видео, боях на подушках, валяниях с бесчисленными поцелуями, соприкосновения тел… Это не может не значить ничего!

– Может. Мне без разницы что было – я ступаю на новую тропу, нового и самого светлого этапа в своей жизни!

Я не обращал внимания на дорогу, даже странно, что я ни во что не врезался. Дороги были размыты дождём и более не были твёрдыми, машина петляла по полосе, но то забвение, в которое мы погрузились, словно отвело в сторону всю жизнь, остался только мрак и чувства, изъедающие меня. Меня не удивило, что её образ снова оказался поблизости, только теперь он сидел на пассажирском сиденье, проводя своей рукой, по моей. Я приостановил ход.

– Холодно? – спросил я.

– До чёртиков. – съёживаясь ответила Лори.

Я дал ей свою рубашку и вновь нажал на педаль газа.

– Думаешь, мы поступили правильно? – спросила она, достав пачку сигарет из подлокотника.

– Нет. Мы не имели права разбегаться и лишаться друг друга.

– Ты ненавидишь меня.

– Не путай ненависть со злостью. Все наши отрицательные эмоции в зачастую связанны с нашими близкими, мы злимся на них, потому что любим и боимся потерять. Я всё ещё принадлежу тебе.

– А ты мне.

– Ты не можешь знать, ты лишь прообраз. Фантазия моей головы.

– Ты всегда хорошо разбирался в людях, мой пупсик!

– Пупсик! Ну, ты и выдала… – посмеялся я.

– Ты не любил, когда я тебя так называла, а теперь смеёшься. Я скучаю по тебе Алан. Хочу, чтоб всё было как раньше. Ты и сам знаешь, что во мне сидит искра, которая не хочет гаснуть и жаждет, что ты вернёшься.

– Ты прогнала меня, когда я хотел всё исправить. Трижды.

– Ты тоже прогонял.

– Но что я должен был сделать ещё? Я всё перепробовал… Скажи мне!

Лори исчезла, я вернулся обратно. Я чуть не сбил колесницу, вовремя успел повернуть в сторону, только поцарапал дверь, но это пустяки! Замажу по приезду! По приезду, я воспользовался «радужными таблетками», которые на время преподносят чувство эйфории. Без лишнего шума я закрасил царапину, обошлось без вмятины, тогда бы пришлось воспользоваться молотом, от звуков которого не проснулся бы только убитый.

***

– Подъём, солдат!

Я и не вильнул головой в сторону Брендана, который явно хотел припугнуть меня.

– Уже в двадцать, я был генералом. – похвастался я, тянувшись на заднем сидении кадиллака.

Он с кислой миной, дёрнул меня за ногу, торчавшую из салона.

– Вставай, сорвиголова!

– Куда?!

– Рыбу ловить – Сэм уехал в город за удобрениями, а в одиночку мне будет скучно. Поэтому поднял свою жопу и потащил её за мной.

– Возьми Кайетана или Марка на худой конец. Я помогу Дженис.

– У вас разве есть заказы?

– Конечно! – соврал я убедительно, как мне показалось.

– Да-да. Мустанг наверно.

Я помотал пальцем и кратко ответил:

– Семейный пикап.

– Ах… Пикап. Ну тогда это всё меняет. – кивая сказал Брендан. – Что уж тут поделать, пойду тогда я…

– Да-да, ступай. И дверь прикрой за собой.

Я вновь закрыл глаза, натянул плед и поправил лежавшую под головой рубашку. Тут я почувствовал поток ледяной воды, вылитый прямо мне на лицо.

– Chienne! Salope vous! T’es une salope! Qu’est-ce que c’est¹⁷? – вскрикнул я от неожиданности и в момент резкого вскакивания, я сильно ударился головой, о потолок.

В тот же момент я нащупал вылезшую после удара шишку на своей макушке.

– Не хорошо обманывать, Алан. Я думал, что тебя учили этикету ещё с пелёнок, но видно ты прогуливал эти уроки.

– Maudite chèvre¹⁸. – буркнул я.

– Оставь свои второсортные оскорбления при себе, а то я ещё обижусь, и тебе придётся не сладко. Поэтому будем считать, что ты сразу же согласился.

Мне так хотелось огреть его чем-нибудь по голове, аж зубы свело, но злостные порывы быстро погасли и сменились на простое смирение.

Брендан повёл меня к близлежащей речке. Спускаясь по склону, представлялся обширный вид, на мой корабль, который стал простой батарейкой. Обильный арсенал мощных пушек и пулемётов, ничем не берущийся корпус, шикарная палуба, обставленный внутри интерьер, там было всё, что нужно для жизни. И место этому чуду в море, он должен плавно разрезать идущие на него волны, храбро держать удар и отвечать недругам. Тяжело смотреть на птицу в клетке.

Теперь он завёл в меня какие-то дебри, ведь после спуска, он сразу подался в мангровый лес. Стволы деревьев разрослись до такой степени, что мы именно что пробирались, а не наслаждались его красотами. В кустах, которых заседали комары, которые только и ждали момента выйти из тьмы. Сначала один укус, потом три, потом пять. Комары были повсюду, настоящий ад для инсектофоба¹⁹. Из-за их обилия пришлось прикрыть лицо руками и верить в лучшее. Из-за их обилия пришлось прикрыть лицо руками и верить в лучшее. Крамер пытался что-то донести до меня, но его голос мерк в трепыхании табуна крыльев. Когда хлюпающая и утягивающая ноги поверхность сменилась, рассыпающейся и более твёрдой, я возликовал. Наконец-то это закончилось, господи спасибо! Мои руки мгновенно покрылись зудом, вызывавшим дикое раздражение кожи.

– Я не пойду обратно сквозь это – putain de merde avec un dochouliard suceur de sang²⁰.

– Если постараешься, то не придётся.

Сказанное Бренданом застало меня в ступор.

– В каком это смысле? – спросил я и поспешил догнать его.

Крамер начал обрисовывать ситуацию:

– В таком, что я приплыл сюда на лодке. Это место также принадлежит бухте, здесь хотели построить – «Настоящую бухту»! Начали иссушивать реку и болота, но начавшаяся война не дала осуществить затеянного, и с этой идеей было покончено. Неподалёку есть небольшая хижина, где я достал лодку и приплыл сюда, из-за мангрового леса и нестабильных канав и слухами, что здесь бродят гончие, люди обходят эту местность и тут очень, я говорю очень много рыбы! Когда мы наловим вдоволь, то разберём обвалившуюся конструкцию, которую я случайно боднул веслом, и вплавь доберёмся до берега.

– Ну, уже некуда отступать. Так что мне и нечем съязвить.

Мы спустились по проложенной, уже изрядно погнившей лестнице прямо к речке. Песок святился под пекущими лучами солнца, журчащее, чистое озеро призывало меня тут же окунуться в него.

Мы выкинули на берег лодку, достав из неё пару удочек, снасти и банку червей. Крамер накопал их ещё перед отплытием, так что проблем с ловлей не должно возникнуть. По мелководью мы перешли на тёмную сторону, чтобы избежать нещадных лучей солнца.

– Ты ведь соврал Сэму про Сицилию, Крамер. – неодобрительно припомнил я.

– Да. Если бы ты чаще разговаривал с пареньком, то знал бы, что у него опускаются руки, ему нужен не надзиратель, для которого он просто ещё один солдат выполняющий приказы и кричащий на него за любой проступок, ему нужен друг, которым для него я и являюсь.

– Чем раньше, он поймёт, что такое жизнь, тем будет для лучше. – не согласился я.

– Он ещё совсем молод и верит, не лишай его веры в лучший мир. – попросил Крамер.

– Вера – худшее чувство, когда в тебе лишь вера, то ты обречён, но одновременно с этим, вера – потрясающее чувство, порой делающее с людьми невозможное, но второй вариант бывает один к сотне тысяч, поэтому я предпочитаю первый.

Крамер хотел было возразить, но у него начало клевать. Ему не пришлось особо долго бороться с попавшейся рыбой, вытянув крючок из воды, мы увидели простого серебристого малька. Мне повезло больше – речной окунь, большой такой, снимая его с крючка, он ловко дёрнул плавником в попытке вернуться обратно в воду, но добиться чего-то кроме капли крови из пальца ему не удалось.

– Ты обещал рассказать о том, как докатился до контрабандистов.

– Значит, расскажу – хоть и рассказывать особо-то нечего. У меня была семья. Умная и прекрасная жена, красивая дочь, рыжая, вся в мать, в её лице я видел солнце и был сын – резвый, цепкий, терпеливый. Мы с сыном часто уходили из нашего дома, мы жили тогда в поселении – Спити²¹ и мы зарабатывали себе на жизнь этой самой охотой, но ещё до того, как совет пришёл к власти, у поселения начались проблемы. Мы с моим сыном – Принцем, не смейся – это жена настояла. Так вот, мы оголодавшие, ослабшие из-за этого, ты не подумай, я был хорошим охотником и мой сын тоже, но нам пришлось зайти дальше – чем мы всегда ходили, дичь ушла далеко от нас. Мы набрели на волчью берлогу. Волки учуяли нас задолго и приготовили засаду – моего сына одолели первым, я понимал, что не смогу его спасти – а дома меня ждали жена и дочь, я не мог оставить их без отца. Я оставил сына, вместо того, чтобы умереть вместе с ним. Из Спити, мы переехали в Блаунз. Во время переезда заразилась и умерла от флогероса – наша дочь. И тогда мы не отчаялись, на свет у нас появился ещё один ребёнок – сын, Свен! Но он вышел… Не такой… Сам понимаешь, какая судьба его ждала… Это стало ударом, для моей Галины и она покончила с собой… Представь… В один день, в мой морг поступили мой сын и жена – вместе! Это любого сломит, и я был близок, но от самоубийства меня удержала сестра. Впрочем, сейчас – её нет рядом, но я всё равно – хочу жить дальше! И почему-то хочу попробовать снова обрести семью – в лице вас! Вы особенные!

***

Последующие два часа в плане ловли выдались на славу, хоть и были чуть омрачены грустным откровением Крамера, но это не помешало нам выловить три десятка рыб разного калибра. Большие и маленькие, тёмные и пёстрые. Как говориться на любой вкус и цвет. Не обошлось без нелепых ситуаций: Крамер во время того, когда закидывал удочку – случайно отпустил её – и та по течению уплыла дальше. На этом рыбалка была окончена. Свернувшись, мы взялись за разборку упавшей конструкции. Трудоёмкое занятие, беря в расчёт тяжесть деталей, которые мы откидывали в сторону. Проводя простое на словах, на деле же не такое простое – поднял – откинул. Я прорабатывал более детальный план по захвату своего корабля и отчаливанию отсюда.

^{ГЛАВА 3. ВЕСЬ ПЛАН – ГАМБИТ}

– У нас время до мая. Иначе наш план канул. – изрёк Жуан-Витор, потягивая ром в оживлённом баре.

– Откуда ты знаешь, когда у этого мудилы праздник?! – с недоверием поинтересовался Марк, пристально оглядывая черты его скупого лица, на предмет выявления чего-то подозрительного в них.

– Пока вы занимались отелем, к нам в сад заходил его представитель. – до-полнила мисс Брукс.

– Допустим. – Марк сделал вид, что ответ его устроил.

– Марк, не кипятись. Мы тут все свои. – сказал Крамер.

Мы в этот момент сидели в углу, в специальной для наших собраний ложе, чтобы обычные посетители не сильно обращали внимания на наши бурные обсуждения. Расходуя очередную партию алкоголя и сигар.

Крамер по-дружески прижал его к себе. Марк вежливо вернул его на место.

– У меня нет доверия к этому негру ещё с тех пор, когда «Хмельной Дэн» не был завален дюнами.

– Это статуя такая? Я, кажется, видел такую! С берега! Когда работал на шхуне. Причём здесь она? – сказал Сэм.

Мы рассмеялись от поставленного вопроса. Наш смех был вызван тем, что «Хмельной Дэн» – это гей-клуб.

– Как бы сказать тебе помягче, мой друг. – промолвил Жуан-Витор в свою ладонь, прикрывавшую его рот.

– Да блять! Там мужики в задницу порются, хули тут объяснять. Это пиздецки смешно, Сэм! – разжевал Марк.

– Дэн Корнуолл – один из первопроходцев. В море и вправду виднеется верхушка его статуи, затопленная в далёком две тысячи сто пятнадцатом году. «Хмельной Дэн» – гей-клуб, основанный одним движением, в политику которого я не хочу вдаваться. Оно… стало негласным центром основных событий. Гей-Клуб конечно существовал, но по сути он был ширмой. – с непоколебимой спокойностью дополнила Ая.

– Ебучие янки. – проворчал Марк, ударив кулаком по столу.

– Кто-то я погляжу, штудировал исторические книжки. – отметил Ланг.

– Я люблю историю. – добавила она.

– Сука! Янки! Янки! Янки! Янки! Янки! – протараторил Марк, оперевшись руками в свои ноги и нервно смотря на Жуан-Витора. – А вообще знаешь, ты ведь поддерживал этих сидячих уток! – Марк немного приподнялся, подавшись к сидящему напротив Жуан-Витору.

– А ты поддерживал террористов. – сохраняя спокойствие ответил он.

– Это была их территория! – не согласился Марк.

– Альянс официально одобрил переселение и интеграцию. А мой дед был послом, мой отец был послом, и я стал послом и мой сын будет послом и его сын.

– Да в пизду тебя блять, бездушная ты скотина!

– Полегче Марк. – наконец встрял я, от отвлечённого выкуривания уже пятой по счёту сигару.

Надавив на его плечо, я посадил Марка на место.

– Почему, Алан!? – непонимающе спросил Марк. —Почему ты покрываешь его?

В эту секунду он смотрел на меня, как на предателя.

– Я никого не покрываю, Марк. Да и как я могу покрывать, если не имею полной картины.

– Ты ведь знаешь меня. Я… Всегда топил за бравые дела, да я предпочитал драку, а не переговоры и грязь, вместо чистоты. Я всю жизнь провёл в бедности. Отец с матерью лупили меня ремнями, привязывая меня к крюку в подвале, заставляли работать по восемнадцать часов в день с одним выходным в месяц, платили мне пятнадцать кредитов в год! Я спал с животными, на голом полу, каждый день терпел оскорбления и питался объедками из лисьего уха, чтобы не есть то дерьмо, что они предлагали мне раз в неделю! Я ношу одежду, скрывающую моё тело, потому что оно всё в шрамах, следах от сигарет, которые тушили об меня, следами от звёздочек, которыми меня пыряли за каждый проступок. Я всегда стремился к справедливости, и ты это знаешь. Потому что я родился в аду! И не могу позволить, чтобы другие испытывали то же, что и я. Эти ебучие янки, которые как маленькие сучки прыгали вокруг этого негра предлагая взять его член в рот ради высокого положения! А обычные люди были брошены на съедение мухам и песчаникам.

– Я знаю, Марк.

– Тогда хули ты, просишь прекратить? Я хочу, чтобы уёбок ответил за свои действия! Признал, что он вёл себя как бюрократическая с-сука!

Его глаза горели пламенем, они были наполнены болью. Я понимал эту боль, ведь он пережил всевозможные страдания. От издевательств в детстве до провала в делах всей жизни, смерти любящей жены и дочки с сыном. Он как никто другой понимал страдания людей низшего класса и старался им помочь, всеми силами, ресурсами, деньгами. Был готов отдать им последнюю одёжку и единственное пристанище. Жизнь сделала его жестоким и агрессивным в делах, но при этом здравомыслящим и решительным, когда приходилось принимать важные решения. Большинство считало его самовлюблённым нарциссом, но я-то знал, что у него большое сердце, что он лучше нас всех.

– Я выполнял приказы, Марк Дауман. И делал так, как считал нужным. Янки были умнее нас, они умели управлять, выполнять сложные вычислительные задачи, могли держать всех в узде, искоренять на ранних этапах преступность, недовольства, они не могли быть рабочими лошадками вроде нас с тобой. – всё также спокойно ответил Жуан-Витор. – Я делал всё, ради народа. – тут же добавил он, до того, как Марк открыл рот, чтоб ответить.

– И где сейчас то, чем они управляли? – ехидно спросил он, хотя ответ был известен каждому.

Этим вопросом, Марк застал мулата врасплох. Из этой ситуации его вызволил официант, попросивший подойти к одному из столиков. Жуан-Витор с кислой миной последовал за ним.

– Погребено в песках. – ответил я сам себе, глядя на уходящую гордую и величавую спину мулата.

***

С первыми снежинками, к нам заглянули представители Спарты, в самый разгар работы над кораблём, который должен стать главным украшением бухты. Плавать он, конечно, не будет, просто декорация. В этот день мы работали над ютом. Ветер стоял сильный, я ощущал себя начинающим боксёром, которого хлестал опытный боец. Я увидел их ещё на подходе. Небольшой отряд солдат с алыми плащами, из которых видны лишь пряди их длинных волос и золотистые куски венков. Оружие было начищено до блеска и сияло не хуже драгоценных камней. Шедший впереди всех спартанец снял капюшон. По одной детали – выкрашенной в красный с пепельными полосками косичке, я понял, что мне будет лучше спрятаться.

– Ты за главного. – бросил я в сторону забивающего гвозди Кайетана и скрылся в грузовом отсеке.

– Чего? – спросил он недоумённо.

– Там Эндохос, сынок Ксанфа. Если он меня увидит, то нам кранты!

– Понял. – съёжившись от неожиданности буркнул он и повернулся в их сторону.

Я пробрался в ложу капитана и из небольшой щели, которую мы ещё не успели заделать, стал следить за происходящим.

– Кто здесь главный, раб? – спросил Эндхос, расставив ноги по ширине плеч и нагнувшись в каждую из сторон.

– Вы прям настоящий Эндимион…

– Эндохос просвещённый! – горделиво ответил он.

– А я, Кайетан Ланг. Помогаю мисс Брукс.

– Мне неважно твоё имя!

– Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо, как и вам, Эндохос!

– Просвещённый! – дополнил спартанец.

– Это, пожалуй, не Рио-Де-Жанейро, Алан. – тихо буркнул он, стукнув ногой, обращаясь ко мне.

Я не понял смысла его очередной фразы.

– Вам предстоит разговаривать со мной, Эндохос просвещённый.

Эндохос прекратил разминаться.

– Я поднимусь!

– Делай всё, что он скажет. – шепнул я.

– Смиренно повинуюсь.

Перед тем как подняться, Эндохос призвал своих солдат и приказал им осмотреться.

– Предосторожность. – объяснил он, двинув бровью.

– Я не буду строить из себя хамелеона и французика из Бордо и начну сразу с козырей. Вы ведь хотите провести здесь праздник, да? – услужливо проговорил Кайетан, поравнявшись с ним.

Эндохос тут же встал как вкопанный, после резко подорвался, оказавшись на палубе, и схватил Кайетана за плечо.

– Да как ты смеешь, называть священный день, праздником, раб!?

– Простите мою халатность, Эндохос просвещённый!

Эндохос вдарил ему в пузо. Кайетан скрутился, повалившись на мокрый пол.

– Ещё одно слово – отрежу твой язык. И если при этом ты издашь ещё хоть один неприятный звук – намотаю твои кишки на свой кулак на собрании местного сброда! Как думаешь, заслуженно?

Кайетан всё ещё не мог оправиться от удара, который пришёлся прямо в под дых. Эндохос немного побродил по кораблю, потом вернулся и пнул его ещё раз, только этот раз носком своих понож.

– Отвечай мне! – потребовал он, схватив его за волосы.

– Блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел.

Эндохос протянул Кайетану руку. Тот принял жест, но сразу же отвесил спартанцу хорошую пощёчину, следом он хотел заехать ему второй рукой, собрав пальцы в кулак, но Эндохос схватил кулак на подходе к своему лицу. Разогнувшись, спартанец выгнулся и ударил Кайетана лобной частью своей головы. Из носа Кайетана побежала кровь.

– А ты не промах! Не боишься ответить более сильному сопернику. – вдруг восхитился спартанец. – Силён… но это не делает тебя идеалом! – после этих слов, он подсёк Кайетана, окончательно победив в этой схватке.

Эндохос уверенной походкой направился в ложу капитана. Я в ту же секунду спрятался в шкафу, который мы занесли сегодня.

Войдя, спартанец начал тщательно оглядывать каждую деталь интерьера ложи, обставленную по образу и подобию того, как её нам описал Сэм.

– Ненавижу корабли. – подытожил он.

Вбежавший в ложу Кайетан, не увидев меня облегчённо выдохнул.

– Отчего ж? – поинтересовался Ланг.

– Вы видели корабль, который возвышается над поселением?

– Да.

– Знаете его историю?

– Нет, не интересовался. Я сосредоточен на работе в Бухте, в городе был дважды, да и то, только ради материалов. – без выкрутасов ответил Ланг.

– Сколько получаете?

– Тайна производства. – изрёк Кайетан, усевшись на край койки «капитана».

Спартанец пропустил ответ мимо ушей.

– Ради чего вы здесь?

– Я совсем недавно закончил альма-матер. Моя ситуация, смешна как арабские сказки. Если вкратце, то на шхуну, на которой мы плыли в Сицилию. По пути на нас напал кракен и вот… Я здесь, зарабатываю, на дорогу домой. Я Антей, Эндохос просвещённый! Хочу вернуться в родные земли.

– Ловко выкрутился. Вспомнил рассказ Мисс Брукс, о шхуне «Детали Будущего». – подумал я.

Эндохос слушал без интереса, больше увлекшись сундуком, который был заполнен до отвала окрашенными монетами из пластмассы.

– Когда открытие? – спросил он, перебирая монеты и смотря, как они скользят по его ловким пальцам.

– Постараемся успеть до лета.

– Если мы решим спуститься с корабля, мы можем на вас рассчитывать?

– Вполне.

– Хорошо, тогда в ближайшие пару недель мы пригласим вас на встречу с герусией. Где обсудим все детали, а сейчас, я бы не отказался посмотреть отель.