Kitabı oku: «Полынь: молекулы горечи», sayfa 2
Гаврила Сергеевич улыбнулся и тут же вздрогнул от болевого импульса в груди. Приступообразная боль, острая неожиданная необъяснимая – это что-то новое, вчерашняя тренировка со штангой была лишней? Но что плохого, если трёх раз на тренажёрах ему не хватает? Сердце его не беспокоило никогда. Что это ещё за нежданная дряхлость?
Через полчаса на подоконнике навязчиво заурчал телефон. Гаврила Сергеевич отрицательно относился к предчувствиям – если на роду написано, то и предчувствовать нечего, не поможет – но сегодня его необъяснимо раздражала возможность говорить по телефону.
– Подожди-ка, принцесса, – поднялся он с неохотой. – Да? Где найден?! Кем? – Помолчал. Продолжал тише. – Приеду только завтра утром. Сегодня занят.
– Деда, почитай! Деда, почитай! – запиликала Галя. – Д-е-е-е-да! Почита-а-а-а-й!
– Д… Да, принцесса.
Гаврила Сергеевич остановился посреди комнаты, и несколько минут не мог сообразить, что для чтения ему следует снова присесть на диван и взять в руки книгу.
***
В шесть утра Яну разбудил навязчивый телефонный звонок из недр сумки, валявшейся возле холодильника – неслыханный акт вандализма.
– Да, – разлепила губы Яна.
– Бодрое утро, – насмешливо и мрачно выговорил Альберт. – Одевайся и спускайся к подъезду с вещами.
– Альберт, это глупая шутка, – выговорила Яна, и тут же поледенела, вспомнив происшедшее одиннадцать часов назад.
– Просто поговорим у меня в машине. Только ты и я, – настаивал Альберт. – Костя в бинокль может посмотреть.
– Я иду, – отозвалась Яна.
Со стороны второй гостиной не доносилось ни единого звука. Муж давно привык, что школьное начальство звонило Яне и рано утром, и поздно вечером. Костя нервничал вчера, значит, устал или на работе снова наседают с квалификацией персонала.
Яне не нужно было одеваться, она лишь почистила зубы и немного причесалась.
– С недобрым утром тебя, – буркнул Альберт, потирая мятую щеку. Вероятно, минут сорок назад он нежился в теплой постели, чвакая губами на горячем плечике жены.
– Что успело случиться? – безжизненно спросила Яна.
– А, ну да, – встрепенулся он, и повернулся лицом к собеседнице. – У меня так-то выходной сегодня. Звонит Петрович час назад. Двойное убийство в институте.
– Двойное? – переспросила Яна изумленно.
– Значит, на одинарное ты согласна? – Хитро прищурился Альберт.
– Я жажду подробностей, – сухо отозвалась Яна, прислонилась лбом к стеклу.
Присутствие задиристого Альберта совершенно неожиданным образом подбодрило ее. Его живая хваткая манера была очень вовремя сейчас.
– Я только что с места преступления, поэтому расскажу как очевидец, – начал Альберт профессиональным тоном. – Некто Сергей Ш… найден мертвым в женском туалете технологического факультета. Лужа крови. В правой руке у убитого найден нож, которым минут за двадцать до смерти Ш… была убита сторожиха того же факультета. Другой рукой убитый хватался за нож, которым его прикончили.
Яна почувствовала приступ тошноты.
– Человек, зарезавший Ш…, был ниже среднего роста. И этот неизвестный мститель, – Альберт в упор посмотрел на Яну. – Сам рисковал пасть жертвой вчера.
– Можешь надеть на меня наручники, – ответила Яна стараясь говорить уверенно. – С этим хреново жить.
– Я бы с радостью, – отозвался Альберт. – Но я с возрастом стал таким чувствительным. Жаль сажать женщину, которая покончила с… В общем, он поставлял мальчиков педофилам и так далее.
Яна вздрогнула, у нее закружилась голова. Она повалилась на широкую спинку автомобильного кресла. Альберт равнодушно глянул исподлобья.
– Все бы ничего, и через какое-то время я закрыл бы это дело. Но, видишь ли, родной дядя этого п… пострадавшего не кто иной как прокурор области. И он имеет полное право самостоятельно вести дело. Здесь он может все.
– Плевать, – отозвалась Яна безжизненно.
– Этот человек выпотрошит тебя за несколько часов. Я был помощником одного из его людей когда-то, – заговорил Альберт чуть теплее. – Можешь сразу признаться. (Пауза) Но имей в виду, твоему мужу и сыну придется очень далеко переехать в случае твоей явки с повинной.
– Я бы и не приехал, – продолжал он через минуту. – Но у нас нет против тебя не единой зацепки. Камера наблюдения в тот вечер глюкнула. Думаю, это произошло неслучайно. Никто никого не видел. Даже на ноже, торчащем в боку убитого (Яна зажмурилась ещё крепче) только его отпечатки. Скажу больше, не позвони ты мне вчера насчет детского садика, я и не подумал бы шевелиться по этому поводу.
– Я звонила из того самого туалета, – хрипло ответила Яна, по ее вискам стекали холодные струйки пота.
Двумя недрогнувшими пальцами Альберт сомкнул губы Яны.
– Вы бабы народ изворотливый, – сказал он иронично. – Постарайся, потерпи ради своих мужиков. Просто смешайся с толпой. Поняла?
– Альберт, я…
– Все, вали отсюда. А то еще люди подумают чего. Вот, мне еще ребенка в школу везти.
Прежде чем вернуться в квартиру, Яна неторопливо обошла вокруг дома несколько раз. Холодный неподвижный утренний воздух привел ее в чувства настолько, насколько это было возможно. На улице, да еще утром, течение самой жизни становится наиболее естественным.
Она неохотно достала из кармана ключи, и безо всякого удовольствия ощутила на щеках теплый воздух внутри подъезда. Восьмой этаж, и дверь квартиры на расстоянии вытянутой руки. Она бы закусила губы или до боли сжала кулаки, но силы девались куда-то. И она просто повернула ключ и толкнула дверь руками.
– Вместо того, чтобы так часто кидать деньги на телефон, купила бы лучше хлеба, – недовольно заговорил Костя с булавкой в зубах.
– У меня левая брючина отклеилась, – продолжал он, потирая заспанное лицо.
– Отклеилась от чего? – не поняла Яна.
– Они приклеивают их, когда подгибают, понимаешь? – проговорил он с чувством. – Портнихи подклеивают концы брюк.
Яна поняла, что муж не успел почистить зубы. Константин тоже это понял, и исчез за дверью ванной.
Оказавшись в кресле с иголкой и брюками в руках, Яна подумала, что стоит на самом краю обрывистого берега. И либо она прыгнет, либо упадет, иначе и быть не может, когда зайдешь так далеко… Осталась смутная надежда на то, что внизу вода – она лучше камней.
– На неделю в Краснодар лечу, – сообщил Яне муж, наскоро проглатывая булочку с сыром.
– Когда самолет?
– Через час, – Костя поднялся из-за стола.
– Ты бросишь меня уже сегодня?
– Стой. Ты ведь не собираешься устраивать истерик по поводу того, что надоевший любовник исчезнет на неделю, и оставит тебе немного денег? Я рассчитываю застать свою жену еще более красивой, чем обычно.
Он поцеловал ее в лоб, и принялся обуваться. Слова не помогут, Костя настроился ехать еще вчера. Говорить с ним сейчас не имеет смысла. Бестактно вызывать раздражение партнера перед самым отъездом.
При других обстоятельствах Яна обрадовалась бы возможности обновить гардероб, сделать генеральную уборку, встретиться с подругами, поспать лишний раз в обеденное время. Но сейчас многое сломано одним махом, внутри очень болит, ей стало вдруг не до всего. А теперь ее Костя хочет оставить ее, он не чувствует, он не заметил…
– Я буду сильно скучать по тебе, – сказала Яна требуемое. Голос не подвел. Получилось в меру грустно.
Он захлопнул за собой дверь, а она прикоснулась щекой к стене. Должны были появиться слезы – не появились, на душе сухо и твёрдо. Там, за толстой входной дверью, послышались звуки лифта. Кабина опустилась – клац – снова поднялась. Вот хлопок соседской двери. Пара женских каблуков яростно барабанит над головой – Лидия Игоревна с девятого этажа собирается на работу. Живая женщина; чужая ей соседка. Красивая дочь Лидии Игоревны спокойно уведет Костю из семьи, если Яна совершит промах. Сейчас так понятно, что Константин Заляхов не создан для милосердия. Неужели он не обернется, не поддержит хоть словом?..
Следовало заставить себя как-то жить, но глаза сами собой закрылись, и Яна опустилась на колени. Жизнь, обставленная с таким старанием, полиняла и скомкалась после неудачной стирки на режиме кипячения.
Яну Александровну покинула всегдашняя въедливая тревожность. Кого бояться, если сама совершила преступление? У кого искать понимания убийце?!
Отмечая неудобство головной боли, Яна потёрла виски и отстранилась от косяка, бесцельно сделала несколько шагов по квартире. Потрогала идеально расправленные занавески, наступила на рубашку Кости, подняла ее, скомкала, бросила в кресло, промахнулась. Лишённая желаний и надежды на сочувствие, учительница понурила худенькие плечи, пришла беззвучно в спальню сына, легла на пол лицом вниз. Она ощутила себя погребённой. Свет смысла и сила воли покинули её. Незачем стало двигаться дальше.
Глава 2
Яна перевернулась на спину, глянула на потолок, и поднялась. По-прежнему суббота… Вчера ей довелось совершить то, о чем язык отказывается говорить, а мысли взлетают и мечутся как утки от грома ружейных выстрелов.
Пришлось до крови себя ущипнуть, чтобы вспомнить о том, что начать день все-таки придется.
Душ освежил кожу. И вот сейчас, собранная, уместно накрашенная Яна должна приехать на работу к десяти. Едва приблизилась половина восьмого, она заспешила на улицу. В квартире убрано все, что попалось под руку. В чистом холодильнике почти не нашлось яиц. Кончилась минеральная вода. Вместо завтрака Яна переоделась, второй раз почистила зубы, и отправилась по магазинам. Находиться в одиночестве стало невыносимо. Хуже этого могла быть только навязчивая болтовня в учительской. Женское общество утомляет иной раз даже женщин. У Яны по-прежнему болит голова, ноги отказываются быстро идти. Гражданский муж уехал всего час назад. В висках давит уже не так сильно, но тело как чужое.
Безусловно, следует заставить себя жить – это только ради Максима. Она беспощадно выпроводила себя на улицу, начиная делать заурядные вещи, тем самым привела в движение то, что снаружи, и по инерции должно было заработать внутреннее.
Сосредоточенная на собственном имидже успешной и правильной женщины, Яна Александровна крайне редко испытывать радость раскрепощения и положительные эмоции от покупок. Поэтому не было ничего удивительного, что от вида бескрайних пещер супермаркетов её охватывало чувство безнадёжности. Но сегодня удобнее было зайти именно в большой местный магазин, и Яна безвольно прошла в ярко освещённые недра высокого длинного здания. Бесконечные полки, уставленные всевозможными товарами, блестящие этикетки, пирамидкой сложенные коробочки с зубной пастой, килограммы и литры стиральных средств, колонны посуды, пестрые ряды цветочных горшков. Зазывные разноцветные ценники отбивают желание покупать что-либо вообще. Самое начало торгового дня. Покупателей нет. Между высоких переполненных стеллажей слоняется ленивый консультант в красной форменной телогрейке. Безвольно пробегая глазами нависающее с обеих сторон пёстрое разнообразие, Яна неспешно шагала, пробираясь все дальше и дальше, когда ее внимание привлек шум возле овощного прилавка.
Крепкий стройный мужчина средних лет спорил о чем-то с высокой молоденькой продавщицей. Судя по выражению лица, рослая, не вполне уверенная в себе девушка похожая на молодое деревце, устроилась на работу совсем недавно, и для нее подобная ситуация была внове. Бледная и напряженная, она изо всех сил защищала честь магазина, сама не зная для чего. Глаза ее бегали, на шее выступали красные пятна.
– Вы продали мне несвежее пиво, – громко возмущался мужчина, размахивая бутылкой словно дирижерской палочкой.
Чувствуя лёгкую щекотку праздного любопытства, Яна сбавила шаг, двигаясь прямо в сторону спорщиков. В обычном спокойном состоянии духа Яна ненавидела ор, и громкие звуки в принципе, но сейчас у неё возникло болезненное желание забыть о себе. И несложная проблема этой худенькой товароведки казалась просто смешной в сравнении с тем, что совесть начинающей продавщицы чиста. Перед ней, этой рослой тетёхой, совершенно трезвый, хотя и порядком небритый покупатель, перед которым просто напросто следовало извиниться. Можно было бы мягко напомнить ему о том, что спиртные напитки не принято открывать и распивать прямо в магазине. И только! Ещё вернее пустить горькую женскую слезу, и от злобы этого человека не останется и следа. Мужчины с чистыми волосами обычно не пьют пиво часто. Крикливому покупателю должно быть около пятидесяти, может быть, чуть больше, по крайней мере, выражение лица весит именно на столько, но живот плоский и хорошая осанка сбивают с толка. Тренировочные штаны, светлая рубашка чистая, мятая. Яна ощутила на кончиками своих пальцев, что если она дотронется рукой до его шеи, то кожа на будет именно такой как она хотела бы… Но он посторонний. Дура ты, что ли? Он прохожий просто. Чужой! Вот для учителя на родительском собрании это опасный тип – много знает, много читает, и, как правило, не согласен с требованиями системы образования. Очень редко, но Яне доводилось встречать таких людей. Сейчас поворчит еще пару минут и уйдёт. Его едва ли слишком интересует выпивка. Ах да, это же не пиво, а итальянский чай. Как его? «ПиноккиоТи». Глупо и пошло стилизовать зеленый чай под пиво, но именно от этого абсурда напиток в моде у всех сразу.
Всё, хватит пялиться на посторонних людей! Подобравшись, набрасывая на плечи спасительный педагогический профессионализм, Яна прибавила шагу и двинулась правее, чтобы обойти прилавок с оборотной стороны, но разгоряченный незнакомец резко махнул рукой, что-то объясняя, и светлая наполовину застегнутая ветровка Яны оказалось мокрой. Прохладные струйки потекли и по колготкам, пропитали тонкую ткань вплоть до туфель. Она растерянно посмотрела себе на грудь, и почувствовала, что ее бюстгальтер можно отжимать.
Мужчина обернулся и замолчал. Его бутылка была пуста. Чайный напиток впитывался в одежду обескураженной Яны. Она подняла глаза больше удивленная тем, что при выходе из квартиры хотела надеть на себя джинсы и кардиган, а надела платье с курткой, у неё даже губы дёрнулись от возмущения. Но слова не шли на ум. Мужчина внимательно скользил по её лицу пристальными серыми глазами, и Яна подумала, что он выглядит очень хорошо, несмотря на отчётливые морщины возле глаз и на переносице. У неё не сразу получилось подавить в себе желание больно схватить его пальцами за щёки, тряхнуть и прижать к себе, промокнуть животом об живот – из гадостного чувства мести или… Разозлиться классическим образом не получилось.
– Откуда вы взялись? – проговорил он ровным сильным голосом, немного озадаченный её спокойствием.
– Пришла чайку просроченного купить, – ответила Яна, погруженная в ощущение мокрой ткани на коже, но сознание быстро выбросило ее в реальный ход событий. – А вы, когда приобретаете напитки с имбирем, будьте готовы к резкому привкусу.
– Уважаемый, вам необходимо заплатить за напиток. – Возник рядом с ними менеджер.
– Да, отличная идея! – Не удержалась Яна. – Тем более он сам его открыл и вылил на меня.
Седовласый незнакомец хмуро оглядел Яну ещё раз.
Смертельный яд учительского снобизма пропитал её на молекулярном уровне, как видно: привлекательный незнакомец надоел Яне Александровне так же внезапно, как и понравился. Развернулась и пошла прочь. Произносить лишние слова не хотелось. Долой отсюда. Она задержала дыхание, ей истерически захотелось смеяться.
Яна вышла на улицу, вернулась в квартиру, пришлось ополоснуть и замочить в пятновыводителе куртку. С чувствами близкими к удовольствию, она помассировала свою кожу горячими струйками душа. Строгая решимость вернулась к ней. Хулиганские искорки блеснули в карих жемчужинах её глаз. Оделась не думая, и с каким-то мрачным упорством снова отправилась за продуктами.
Эта история отвлекла ее лишь на пять минут. Пару дней назад она наверняка высказала бы свое возмущение этому наглецу с бутылкой. Вчерашнюю Яну позабавило бы замешательство строптивого незнакомца. Работая в школе, она многому научилась, в том числе, рассверливать ситуацию по своему усмотрению. Только не сегодня… Она уже не могла так. Она обожгла себе всю поверхность кожи.
Суетные болтливые люди вокруг, ругаются и мирятся, разговаривают или смеются, плачут или спешат на работу – они невинны в своих ошибках, они не перерубают жизнь друг друга, в основном только пакостят по мелочам.
Раздвижные автоматические двери супермаркета работали из рук вон плохо. Чему удивляться? В их районе большой поток людей отоваривается здесь вечерами. Изогнув брови в попытке придать лицу философское умиротворение, Яна взялась за ручку резервной двери, когда ее руку прижала большая теплая ладонь. Она вздрогнула и опасливо обернулась. Перед ней снова возник высокий незнакомец в мятой рубашке.
– Извини меня, – сказал он медленно, и стало совершенно ясно, что он не привык к подобным ситуациям.
– Да, – зачем-то сказала Яна.
– Что да? – не понял мужчина. Сделал секундную паузу, потом нетерпеливо вздохнул. – Только не надо этого жертвенного взгляда, – продолжал он.
Яна очнулась, стряхнула его руку со своей.
– Вы прощены. Окончательно и бескорыстно. Могу я идти?
Мужчина оглядел ее и отошел немного. Выражение его глаз менялось очень быстро, и на мгновенье ей показалось, что он уставился на нее со злобой.
«Просто странный», – отмахнулась она мысленно.
* * *
Долгое хождение за продуктами обернулось тем, что времени на дорогу осталось впритык. Опаздывать на работу было не в ее правилах. Особенно сегодня. Ну, пожалуйста! И всё же на пять минут Яна Александровна опоздала. Оказывается, лёгкий саботаж отлично бодрит. Уверенная и строгая как наследная принцесса, математичка окинула взглядом подопечных, бесцельно болтающихся в коридоре – завороженные её уверенностью, шестой гэ двинулись следом. Она же, со скоростью квартирного воришки отпирая кабинет, автоматически отдавала детям привычные их слуху команды.
– Проходите. Готовьтесь. Тишина в классе! Дубровский, выйди из кабинета, ты учишься в девятом!
Яна Александровна сбросила на свой стул верхнюю одежду, и собранная и прямая, подобно офицеру на присяге, провела урок, беспощадно жонглируя смешанными числами и неправильными дробями. То она ударом молнии начертала название темы на доске, но вот уже проверка домашнего задания в разгаре, а следующие десять минут обе классные доски заняты каракулями четырёх отвечающих – четыре куска мела терзают доску белыми ранами вычислительных пыток.
Потревоженные звонком с урока, дети высыпались в коридор как арбузные семечки с тарелки. Опустошённая и обездоленная без присутствия людей Яна принялась апатично стирать надписи с доски.
У шестиклассников, покинувших сегодня кабинет математики Оладьевой Я.А. возникло послевкусие как от прослушивания композиции Вивальди, исполненной именитой скрипачкой прямо перед ними.
– Яна Александровна, Татьяна Николаевна заберёт у вас девятый вэ со следующего урока. – С порога объявила Ева Ивановна. – У них профориентационная поездка. Говорят, новый центр развития получился грандиозным! Инициатива губернатора превзошла все ожидания.
– Да, конечно. – Кивнула Яна. – Тогда мне нужно будет пораньше уехать.
– Выходные. – Понимающе улыбнулась Ева Ивановна.
– Нет. – Покачала головой Яна. – У меня ещё подработка в институте. Там тоже любят ставить занятия по субботам.
Ева Ивановна вежливо улыбнулась и исчезла.
Возбуждение спало, яма апатии приняла Яну в свои сырые объятия. Так что не было воли проверять правильное положение оконных ручек, аккуратность стопок тетрадей оставленных в шкафу и то, насколько ровно стоят парты в ряду, но неискоренимые учительские инстинкты брали своё. Отделавшись от процедуры прощания с кабинетом, Яна поспешно схватила ключи, повернула ручку замка, перешагнула порог, заперла дверь, и вскоре оказалась на улице. Прыгнула в машину, а через тридцать семь минут парковалась на стоянке института.
В юго-западном углу широкого холла технологического факультета, возле входа в лекционную аудиторию, скучали четверо полицейских, в некотором отдалении проректор по воспитательной работе яростно жестикулировал, объясняя что-то, его было плохо видно из-за спины собеседника, высокого, классически подстриженного широкоплечего мужчины в темно-сером костюме хорошего качества. Кто она для них? Серая мышка. Проскользнула и спряталась.
– Яна Санна, – встретил ее на третьем этаже заведующий кафедрой математики Решетов.
Пришлось остановиться возле дверей преподавательской, и вопросительно посмотреть на него.
– У нас ЧП. В нашем учебном корпусе нашли двоих убитых людей. Здесь повсюду ходят полицейские, и некоторые из сотрудников возмущаются, что их допрашивают безо всяких оснований.
Решетов сделал паузу, подбирая слова. Он растянул губы и горестно причмокнул.
– В общем, Яна Санна, вы не против, чтобы вам задавал вопросы следователь?
– Мне нечего скрывать, – пожала плечами Яна. Очень легко говорить то, чего от тебя ждут.
– Ладненько, – облегченно вздохнул Решетов, вытирая о платок вспотевшие ладони. – Они ведь тоже на работе. В конце концов, хорошо, что с нашей кафедры нет отказников.
– Отказников? – не поняла Яна.
– Ну да, – пробормотал Решетов, пропуская Яну вперед. – Некоторые пытаются прикрыться письменным отказом. Мол, мы не присутствовали вчера на работе, почему с нас трясут. Но, поверьте мне, милочка, с прокуратурой лучше не играть. Здесь Сашкин с самого утра свои порядки заводит. Если уж он вцепился, считай дело в шляпе.
– Вы их уже по именам выучили? – спросила кудрявая лаборантка Наташенька.
– Сашкин мой одноклассник, – гордо ткнул себя в грудь Решетов, и принялся рассказывать о чем-то из прошлого.
Раскладывая файлы с темами занятий перед собой, Яна не слушала разговор, но несколько раз остановила взгляд на Решетове, и вздохнула. Зав кафедрой лысеет с каждым годом все сильнее, под глазами мешки, после выходных лицо, как правило, с вишневым оттенком, «пивной» животик, и невозможный запах пота в конце рабочего дня. «Если следователь Сашкин такой же раритет, то членораздельного обвинения мне придется ждать до пенсии» – опустила глаза Яна.
– Приветик, – вошла красивая аккуратная Светочка Решетова, дочь заведующего. В свои двадцать семь она вовсю трудилась над докторской диссертацией. Единственный ребёнок в семье, Светочка с детства играючи оправдывала ожидания родителей. И Яна ни разу не видела ее без косметики и без высокого каблука на обуви ни летом, ни зимой.
– Вадим Вадимович просил нас собраться в двести восемнадцатой, – сообщила Светочка, внимательно глядя на себя в зеркало. – В этой аудитории весь факультет должен поместиться.
– Поторапливаемся, красавицы, – изрёк Решетов и первым поспешил на собрание, показывая пример.
– Только если Вадим Вадимович просил, – пискнула Наташенька.
Проректора по интенсификации кадров, первого заместителя ректора, Ёмкина Вадима Вадимовича студенты запоминали обычно хорошо. Привлекательный лицом, статный, умный, хорошо воспитанный, он был «слабоват на передок». О его пристрастии к женщинам всех возрастов говорили чаще, чем о сроках сдачи экзаменов. Познакомиться с ним пришлось и Яне. Пару лет назад она проходила собеседование при устройстве на дополнительное место работы в институт. На основную ставку она трудилась и трудится в школе №13, конечно, преподавание – по совместительству. Тогда проректор соизволил оказать ей внимание – взял ее руку в свою, начал говорить что-то про учебный процесс. «У вас пахнет изо рта» – сказала тогда Яна, чтобы не обнадеживать его понапрасну. И больше на прием к проректору она не попадала. Правда, в месте работы ей не отказали, и это последнее позабавило ее и дало повод думать, что у Ёмкина здравого смысла все-таки несколько больше, чем кокетства.
Территориально школа с институтом находились на окраине города. Но пригород этот был своеобразным и весьма удобным для проезда аппендиксом большого города, в котором деловых центров построили значительно больше, чем школ. Платили в пригороде по тарифам деревни – городская учительница при прочих равных условиях и одинаковом размере стимулирующей части получала меньшую зарплату, чем Яна, добирающаяся до места работы за сорок минут – терпимая цена за стабильность. Никто из партнёров Константина не станет требовать от неё лучших оценок своему чаду. Никто из богатых подруг свекрови не сунет нос в то, как Яна ведёт урок или как шутит с ребятами из пятого класса на экскурсии в местном краеведческом музее. Пригород был ей приятен.
Трехъярусный актовый зал бурлил волнами публики. Яна опоздала, сделала бесстрашную попытку пробраться на галерку, но ее в суматохе толкнули другие опоздавшие, и она вынуждена была зайти на второй ряд. Поздоровалась со знакомыми сидящими вблизи. Вокруг обнаружились сплошь хмурые лица. Толпа преподавателей, заполняющая просторное помещение, гудела наподобие толпы студентов, энергично пересказывающих сплетни из общаги, торопливо заканчивая очередную комичную историю до звонка. С той лишь разницей, что преподаватели не смеялись, не плевали жвачку на пол, и не играли в карты, пряча руки под столом.
Совсем рядом с Яной разместился ее одноклассник Сидоров Павел.
– У меня у ребенка вторые сутки температура, а я здесь как дурак, – пробормотал он, и посмотрел на свои ладони мутными от бессонницы глазами.
– Представь, что у тебя диарея, и смойся домой, – ответила Яна равнодушно.
Павел глянул на нее, крякнул, и поспешил к выходу, энергично протискиваясь сквозь толпу.
Послышался звонок, совсем как учебный, но он не умолкал почти минуту. Все притихли.
Поднялся Ёмкин и уверенно начал вступительную речь. Рядом с проректором сидели двое в полицейской форме, и еще один человек в бледно-розовой рубашке и опрятном темно-сером пиджаке. Яна внимательнее всмотрелась в лицо этого третьего гостя, и брови ее удивленно изогнулись. Сердце начало биться по вертикали. Спина и плечи оделись мурашками. Тот самый, что облил ее чаем в магазине. Только сейчас он одет более тщательно, волосы в полном порядке и выражение лица непроницаемое. «Недоволен». – Яна точно это знала, но объяснить не могла. Сложно представить, что он способен голос повысить. Опасность.
Мужчина холодно скользил взглядом по лицам в зале. На него никто не обращал внимания.
– Гаврила Сергеевич Сашкин, – провозгласил Ёмкин, и уступил место на кафедре незнакомцу в бледно-розовой рубашке.
– Доброе утро, господа, – начал Сашкин уверенно. – Мне очень жаль, что приходится отрывать всех вас от важных дел, но я вынужден быть навязчивым, чтобы закончить следствие в максимально короткие сроки. В ходе расследования мне придётся побеспокоить буквально каждого из вас. Поэтому, надеюсь, наше общение будет продуктивным.
Широкие плечи, хорошая осанка, но главное – черты лица. Бесстрастный опытный взгляд, красивый крупный нос, прямые строгие губы, характерные скулы и хорошая стрижка, позволяющая волосам лежать естественно и аккуратно. Голос прозвучал спокойно, отчетливо. Прокурор немного растянул губы, видимо изображая улыбку, и прошел на свое место. В зале воцарилось молчание. Вероятно, половина из присутствующих просто не верили в убийство. Они ждали какой-то ловушки в рамках антикоррупционного закона. Каждый мыслил о личных грехах. Институтское начальство придерживало повышение заработной платы: нет смысла платить работникам лишнего, если они и так насобирают себе денежек взятками.
Слово снова взял Ёмкин. Он продекламировал что-то и долго витиевато уговаривал присутствующих содействовать следствию.
Озадаченная, не в силах управлять взбесившимися обстоятельствами Яна почувствовала себя ущербной. Ее глаза прилипли к подтянутой прямой фигуре Сашкина, она зачарованно впитывала его интонацию, движения, смысл слов. Неужели ему пятьдесят? Что он здесь забыл? А если Сергей его племянник, чего ей ждать от дяди? Как жаль, что они вообще как-то связаны… Лучше бы он был родственником кого-то еще…
Воспользовавшись заминкой, вызванной появлением участкового с листком доклада на тему безопасности в общественных местах, Гаврила Сергеевич прошёл вдоль столов президиума, шепнул что-то соседу в полицейской форме, и покинул зал. Собрание продолжалось еще около часа, но Яна не понимала глаз, она открыла электронную книгу в телефоне и, досчитывая до шестидесяти, перелистывала страницы. В самые отчаянные моменты жизни Яну неизменно выручали цифры: сложение, порядковый счёт, логарифмирование, манипуляции с десятичными дробями – всё музыка для ума. И в то же время здесь, в душной лекционной аудитории, ее пробирал озноб, течение мысли застывало строительным раствором. Предательские пальцы стали совершенно ледяными. И она тридцать седьмой раз дошла до шестидесяти и абсолютно искренне зевнула в кулак. Дела-а-а. Она думала, что заваривает кашу, а вышло, что получается прямо-таки борщ какой-то.
***
В три часа дня Яне понадобилось вернуться в школу. Стандартная ситуация: короткое обсуждение планов на будущий месяц вылилось к концу дня в строгое обязательство изложить подробный конспект и предоставить его в печатном виде. Опыт бывалых учительниц говорил о том, что любое новое начинание конечно же претерпит ряд поправок. Но стареющий директор Пажов возжелал прочесть наброски до понедельника, хоть тресни. Жизнь отучила Яну Александровну удивляться хитросплетениям школьных задач. Она сочла за лучшее не спорить с начальством, приехала и углубилась в составление блочной рабочей программы и скрепя сердцем затеяла выверку нового электронного пособия по геометрии для восьмого класса. Во истину, эта суббота претендовала на бесконечность! Коридоры привычно пусты – стены будут слушать тишину до утра понедельника. Но кропотливые завучи разойдутся лишь через пару часов примерно. И сторож станет делать обход, позвякивая ключами. Не хотелось бы оставаться так поздно. Значит, у нее есть девяносто минут чистого времени. Забавно, день начался так рано, но усталости нет. Дома в тазу замочена пропитанная имбирной жидкостью куртка и ещё ей непременно следует забрать Максима домой от свекрови, а то у той случится дичайшее переутомление и Яне снова придётся просить прощения за то, что Максим пробыл у любящей бабушки лишние минуты.
В учительской душно, светло и тихо. Щёки Яны раскраснелись. Она согрелась по-настоящему. Приятный звук клавиатуры под пальцами заставляет работать ещё и ещё, словно это школьное умиротворение будет длиться вечно. Голова работает на удивление хорошо. И память не беспокоит её здесь.
Каждый звук, оттенок голоса прекрасно ей знакомы. Немного скрипит пол у окна. Пальчики Яны бегают по клавишам, теребят кнопку мыши, а разрозненные мысли тем временем становятся каждая на своё место. Отвлек громкий телефонный звонок. Свекровь. Кому же больше?
