Kitabı oku: «Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества», sayfa 8

Демонстрация военных трофеев: культурное, политическое, психологическое измерение традиции

Алексей Евгеньевич Фоминых

канд. полит. наук, доцент кафедры межкультурной коммуникации Марийского государственного университета

Аннотация. В статье анализируется история и современная практика публичного показа военных трофеев как инструмента коммеморации и политической пропаганды. Устойчивость приемов демонстрации трофеев в музейных экспозициях и на тематических выставках указывает на глубокие историко-культурные и психологические корни явления.

Ключевые слова: военные трофеи, выставка трофейного вооружения, дискурс, пропаганда.

Введение

Трофеи военных конфликтов – это уникальные по своей истории и смысловой нагрузке артефакты, составляющие немалую, а временами и основную часть экспозиций военных музеев и тематических выставок. Традиция выставления на публичное обозрение захваченных в бою или брошенных врагом предметов вооружения, элементов экипировки и воинских реликвий восходит к глубокой древности, хотя принятые сейчас каноны оформления трофейных коллекций складываются только в Новое время. В ХХ в., с его массовыми армиями, культура демонстрации военных трофеев приобретает отчетливую политическую, а именно пропагандистскую окраску. Выставки трофейного вооружения становятся важным элементом кампаний по подъему боевого духа войск и населения во время мировых войн во всех враждующих лагерях. Конфронтация между Востоком и Западом в период «холодной войны» только усилила пропагандистскую составляющую экспонирования трофеев, дополнив выставки оружия техническими средствами шпионажа и прочими вещественными доказательствами иностранной подрывной деятельности.

В XXI в. мы наблюдаем несколько основных тенденций, связанных с экспонированием военных трофеев. С одной стороны, гуманистическая по своей сути идея примирения бывших врагов, особенно характерная для европейских музеев Первой мировой войны, вписывает военные трофеи в «структуры повседневности» обычных солдат, по какую бы сторону фронта они ни находились. Для второй тенденции – назовем ее условно-нейтральной, или технической, – характерна отстраненная от политического (но не исторического) контекста подача объекта-трофея как памятника инженерной мысли, зримого и осязаемого свидетельства уровня развития технологий в тот или иной период истории. Именно в этом ключе работает большинство современных военно-технических (танковых, авиационных, автомобильных и др.) музеев в России и за рубежом. Наконец, третья тенденция – она интересует нас более всего – фактически воссоздает практику пропагандистских выставок трофейного вооружения эпохи мировых войн и «холодной войны», но на этот раз экспонатами служат в основном артефакты локальных конфликтов.

Представляется, что традиция демонстрации военных трофеев – явление гораздо более сложное и глубокое, чем может показаться на первый взгляд. Не удовлетворяясь версией, что трофеи показывают, «потому что так принято», мы предпринимаем попытку анализа феномена в его культурном, политическом и психологическом измерении. При этом ставятся следующие исследовательские вопросы:

1) в какой степени культурный и ценностный контекст эпохи определяет особенности показа военных трофеев?

2) каким образом и с какими целями они экспонируются?

3) связано ли стремление демонстрировать трофеи с особенностями психологии Homo sapiens и особенно Homo militaris?

Методология и термины

Методологической основой исследования выступает дискурс-анализ, поскольку «сами по себе», без окружающего их смыслового поля (т. е. текста) военные артефакты могут вызвать интерес разве что у археологов и технических специалистов. Под дискурсом мы понимаем способ вербальной коммуникации между субъектами социально-политических взаимоотношений (включающий в себя написание текстов, их прочтение и обмен ими), помещаемый в широкие исторические и социальные поля²²⁴. Подбор экспонатов, их описание, оформление экспозиций и непосредственная коммуникация с аудиторией на выставке – все это конструирует достаточно определенный, направленный нарратив. «Археология дискурса» (по М. Фуко) подразумевает последовательную проблематизацию, диагностику (описание) и определение структуры дискурсивной формации, причем на последнем этапе решающее значение приобретает выявление т. н. цоколя формации, или некоего устойчивого набора «узловых точек», вокруг которого, собственно, и формируется дискурс²²⁵.

Феномен демонстрации трофеев не должен рассматриваться исключительно с позиций традиционной исторической науки или музейного дела. Так, помещение трофеев в контекст пропаганды наделяет экспозиции выраженным политическим смыслом, поэтому анализ таких выставок подразумевает обращение к теориям и методам политических и социальных наук. В свою очередь, попытки выявить глубинные корни традиции экспонирования трофеев («цоколь» дискурсивной формации) представляются невозможными без использования инструментария психологии и социальной антропологии.

Терминологический аппарат исследования также носит междисциплинарный характер. Под военными трофеями традиционно понимают добычу, захваченную при победе над неприятелем, знак или символ победы. Трофеем может являться как действующее военное имущество противника (вооружение, военная техника, боеприпасы), так и воинские символы – знамена и штандарты²²⁶. В ряде исследований к трофеям относят и военнопленных, но в рамках настоящей работы основное внимание будет уделено трофеям материальным, захват которых в обычаях войны символизирует разгром противника. Говоря о военных трофеях, мы тем самым исключаем из обзора спортивные призы и награды (также часто именуемые трофеями) и, например, трофеи охотничьи, хотя в культуре экспонирования этих артефактов и военной добычи есть немало общего. Наш анализ также не касается т. н. «перемещенных ценностей» – захваченных во время войны предметов искусства и иных культурных объектов.

Ключевым понятием для настоящего исследования является пропаганда, или открытое распространение, взглядов, фактов, аргументов и других сведений с целью формирования у масс определенного мировоззрения, представлений, отражающих интересы субъекта пропаганды (пропагандиста), и стимулирования соответствующих им практических действий²²⁷. В классической западной работе Г. Джоветт и В. О’Доннелл определяют пропаганду как «преднамеренные, систематические попытки оказывать влияние на формирование восприятия, манипулировать сознанием, а также прямые действия с целью достижения результатов, отвечающих намерениям пропагандиста»²²⁸. Примечательно, что в англоязычном дискурсе термин «пропаганда» имеет выраженную негативную коннотацию. Так, в качестве синонимов пропаганды допускаются «ложь», «искажение», «обман», «манипуляция», «контроль над сознанием», «психологическая война», «промывание мозгов»²²⁹. Очевидно, именно с этим связано стойкое нежелание представителей англоязычных стран использовать термин «пропаганда» применительно к собственной деятельности, для которой время от времени изобретаются все новые эвфемизмы («публичная дипломатия», «стратегические коммуникации», «глобальное взаимодействие»), которые со временем обрастают собственными смыслами. Российский культурный антрополог А. П. Назаретян обращает внимание, что в дискурсе русско-или романоязычных стран термин «пропаганда» не несет столь выраженной отрицательной окраски²³⁰. Применительно к военным трофеям пропагандистские усилия чаще всего укладываются в нарратив демонстрации военных успехов собственных или союзных сил. Они также призваны показать злонамеренность действий противника – в особенности когда военные артефакты выставляются на обозрение для иллюстрации преступлений и жестокости врага (англ. atrocity propaganda). В любом случае мы имеем дело с внушением аудитории набора определенных идей и побуждением к действию.

Историография и источники

Тема демонстрации военных трофеев не принадлежит к числу «мейнстримных», однако ей посвящено немало публикаций как исторического, так и музеологического характера. Кроме того, «трофейная» тематика по понятным причинам смыкается с междисциплинарными исследованиями исторической памяти – в частности, «войн памяти» в музейных экспозициях (что подчеркивает сильнейшую пропагандистскую составляющую феномена). В данной работе были использованы труды российских авторов А. В. Олейникова²³¹, А. С. Кудрец²³², Ф. Н. Веселова и Т. Н. Карлиной²³³, посвященные истории трофейного дела в России, в особенности коллекциям Первой мировой войны. Обоснованное внимание историков привлекает Выставка образцов трофейного вооружения в Москве (1943–1948); событие нашло отражение в цветном документальном фильме «Трофеи великих битв», который сам по себе является интереснейшим аудиовизуальным источником по теме²³⁴. Обширный пласт литературы касается вопросов практического использования трофейного вооружения странами – участницами Второй мировой войны, однако для данной статьи утилитарный аспект имеет второстепенное значение. Масса свидетельств использования военных трофеев в ходе пропагандистских кампаний содержится в материалах популярных военно-исторических сайтов (Warspot.ru, Warhead.su и других), периодической печати, а также интернет-ресурсов новостных и аналитических агентств.

В зарубежной историографии большой интерес представляют исследования С. Уолтона²³⁵ и Ш. Вайды²³⁶, посвященные передвижным пропагандистским выставкам военных трофеев в США в период Первой мировой войны. С. Мэттьюз на примере экспонатов Канадского военного музея анализирует концепт военных трофеев в более широком социокультурном понимании феномена войны²³⁷. Австралийская исследовательница К. Винтер посвятила статью истории трофеев из бывшей германской Новой Гвинеи, оккупированной австралийскими войсками в Первую мировую²³⁸. Отражению вооруженных конфликтов в военных музеях Северной Ирландии посвящена статья Дж. Скотта, заместителя куратора Музея британского Королевского корпуса инженеров²³⁹. Для нас, в частности, представляет интерес обращение автора к практикам дискурс-анализа для выявления смысловой нагрузки экспозиций и их восприятия аудиторией. Приводимая Дж. Скоттом библиография также является достаточно полной подборкой современных публикаций по тематике военных музеев. Интересный материал содержится в работе Л. Тайтакотт, посвященной экспонированию военных трофеев в музеях Великобритании²⁴⁰. «Выставки злодеяний» и «войны памяти» являются предметом исследования монографии Э. Содаро²⁴¹. Наконец, нельзя не упомянуть масштабную коллективную работу «Принадлежит ли война музеям? Репрезентация насилия в выставках», вышедшую в 2013 г. в Германии под редакцией директора австрийского музея Иоаннеума В. Мухича²⁴². Четырнадцать глав этой книги (фактически – самостоятельных статей) раскрывают современные подходы к подаче военной истории в западноевропейских музеях, причем основное внимание уделено не столько техническим, сколько социально-культурным, психологическим и дидактическим аспектам организации и оформления экспозиций, связанных с демонстрацией оружия и иных атрибутов вооруженного насилия.

Источниками в рамках исследования являются, во-первых, непосредственно артефакты – военные трофеи, представленные в собраниях военных музеев, а также на специальных тематических выставках, привязанных к конкретным военным кампаниям или инцидентам. Во-вторых, поскольку нас интересует дискурс, или смысловое наполнение и общественное восприятие, трофеев, не меньшее значение имеют текстовые описания, комментарии, отзывы организаторов и посетителей таких показов. Реконструкция дискурса давно ушедших эпох представляется трудновыполнимой задачей, однако живучесть самой традиции выставления трофеев на публичное обозрение дает основания полагать, что мотивы древних мало отличались от побуждений наших современников. В этой связи представляется целесообразным обращение к источникам, казалось бы, мало связанным с заявленной темой, а именно материалам этнографических, археологических, наконец, биологических исследований.

Об истоках традиции

В евроцентричной историографии едва ли не любое явление принято возводить ко временам античности, и тема военных трофеев не является исключением. Сам термин (греч. ipornatov, лат. tropaeum, trophaeum) первоначально обозначал некий памятник, возводимый на месте битвы и украшенный ритуальными подношениями в виде захваченного у врага оружия (собственно трофеев). В архаичной Греции таким монументом зачастую служил импровизированный манекен (чучело) воина, одетого в комплект защитного вооружения пехотинца-гоплита. Конструкцию из палок и доспехов (могло использоваться и ветвистое дерево) сооружали на месте победы для воодушевления собственных воинов и на устрашение врагу. Изображения таких памятников сохранились на греческих и римских рельефах и монетах. В Риме демонстрация военной добычи была важнейшей частью городских культов. Так, трибуна ораторов на Форуме была украшена рострами – носовыми таранами, снятыми с захваченных кораблей (Ростральные колонны Санкт-Петербурга – отголосок античной традиции). Наиболее отчетливо демонстрация военных трофеев отразилась в триумфах – церемониях торжественного входа победоносных войск в Вечный город. Примечательно, что в период ранней Республики неотъемлемой частью триумфа было убийство военнопленных, что указывает на древние корни воинского культа латинян (сходные обычаи практиковались в египетской, шумеро-аккадской цивилизации, а также в доколониальной Мезоамерике).

Со временем меняется общественное восприятие такой категории трофеев, как воинские символы. Известно, что римский легион, потерявший в бою свой главный символ – орла (aquila), подлежал позорному расформированию, а для возвращения регалий Рим проводил военные кампании, которые могли длиться годами. В свою очередь, захват знамени или иного значимого символа чужой армии считался деянием более почетным, чем просто захват пленных или чужой собственности (мародерство). Впоследствии экспонирование захваченных знамен и флагов превращается в отдельный «жанр» демонстрации трофеев. Подобным же образом объектами публичного зрелища становилась различного рода военная «экзотика» – необычные, курьезные, странные предметы вооружения, которые в числе прочих ценностей попадали в руки победителей²⁴³.

С появлением огнестрельного оружия большим воинским подвигом стал считаться захват вражеских пушек. В эпоху огневого боя они символизировали мощь разгромленных воинских формирований противника, являлись иллюстрацией силы собственной армии. Кроме того, захват орудий, как правило, означал, что войска смогли преодолеть тактическую оборону противника и дойти до его артиллерийских позиций²⁴⁴. Победные реляции с полей сражений войн XVI–XIX вв. неизменно включали в себя указание на количество захваченных орудий, а с начала ХХ в. – и пулеметов. Как следствие, многие современные военные музеи начинались именно как коллекции артиллерийских трофеев. В Московском государстве первым письменным свидетельством экспонирования военной добычи можно считать записки Г. Штадена, немецкого опричника на службе Ивана IV, который описал выставленные в Кремле напоказ (zum Spektakel) пушки, захваченные при взятии русскими войсками ливонской крепости Феллин²⁴⁵. В 1702 г. в ходе Северной войны Петр I издает указ собирать в Малороссии «пушки медные и железные <…> буди те, которые у местных государей, а именно Салтанов Турецких и у королей Польскаго и Свейскаго на боях где воинским случаем под гербами их взяты и ныне есть на лицо <…> в новопоставленном Цейхаусе для памяти на вечную славу поставить»²⁴⁶.

Рубежным для музейного дела и для традиции экспонирования трофеев стало складывание современных государств-наций, испытывающих потребность в идеологическом и культурном оформлении своих политических и военных амбиций. Всплеск национализма, приведший Европу в конечном итоге к мировой войне, сопровождался интенсивным утверждением музеев как важнейших инструментов ретрансляции государственной идеологии. Это было особенно характерно для европейских колониальных метрополий. Как отмечает Бенедикт Андерсон, три общественных института – карта, перепись населения и музей «глубоко повлияли на то, как колониальное государство созерцало в воображении свой доминион – природу людей, которыми оно правило, географию своих владений и легитимность своего происхождения»²⁴⁷. Кроме того, в вооруженных силах национальных государств постепенно оформляются устойчивые традиции воинских частей.

Экспонирование боевых трофеев становится частью ритуальных практик для подъема морального духа и сплочения воинского коллектива (esprit de corps). Так, главной реликвией Музея Королевских ирландских фузилеров считается наполеоновский штандарт – орел, взятый в сражении при Бароссе (1811). Музей британских королевских инженеров с гордостью демонстрирует золотой полумесяц с могилы суданского проповедника Махди, захваченный британцами «в отмщение» за смерть в бою под Хартумом (1885) своего командира генерала Чарльза Гордона²⁴⁸. Л. Тайтакотт обращает внимание на сакрализацию трофеев в британской воинской традиции. Так, китайские пушки, отбитые при взятии фортов Дагу (Тяньцзинь) в ходе второй Опиумной войны (1860), были переплавлены для производства Крестов Виктории – высшей воинской награды Британской империи, а захваченный одним из кавалеров этого ордена зулусский щит почитался в полку как святыня²⁴⁹. Трофеи стали основой экспозиции французского Музея армии в Париже, открытого в 1905 г.: из русских пушек, взятых в кампании 1812 г., торжественные салюты давались вплоть до начала ХХ в. Немалым количеством трофейных экспонатов из кавказских, среднеазиатских и китайских походов пополнились и российские оружейные собрания²⁵⁰. В 1911 г. в Российской империи была образована первая Трофейная комиссия П. И. Белавенца²⁵¹, однако подлинно широкий размах экспонирование захваченного вооружения получает в годы Первой мировой войны.

Трофеи и пропаганда: мировые войны

Великая война требовала массовых мобилизаций, единения нации и демонизации врага. Эти цели становились достижимы только при использовании мощного аппарата пропаганды: следует напомнить, что основными средствами доведения информации в начале ХХ в. были устное и печатное слово, фотография и изобразительное искусство, поскольку радио и кино только начинали распространяться. В этих условиях выставление на публичное обозрение осязаемых объектов – «вещественных доказательств» превосходства над поверженным противником – выглядело естественным и эффективным решением.

В России сбор военных трофеев был организован с началом боевых действий, и уже в 1915 г. в Петрограде прошла первая выставка «Война и наши трофеи», пользовавшаяся большой популярностью. В 1916 г. Артиллерийский музей организовал передвижную (плавучую) выставку по маршруту Петроград – Астрахань. Яркие воспоминания об экскурсии в такой плавучий «Музей трофеев», прибывший по Волге в Саратов осенью 1917 г., оставил классик советской детской литературы Лев Кассиль: «Три часа бродили мы по барже. Мы совали головы в многодюймовые жерла австрийских гаубиц и щупали шелк боевых турецких знамен. Мы видели громадный германский снаряд – “чемодан”. В такой чемодан можно было упаковать смерть для целой роты. И, наконец, любезный руководитель показал нам достопримечательность музея. Это была немецкая каска, снятая с убитого офицера. Замечательна она была тем, что на ней остались прилипшие волосы убитого и запекшаяся настоящая немецкая кровь <…> Руководитель со смаком подчеркивал это. У руководителя были офицерские погоны, пухлое лицо хорошо отоспавшегося человека, две естественные ноги, и он жестикулировал обеими целыми и выхоленными руками»²⁵². Принимая во внимание идеологические установки на дегероизацию «империалистической войны» в СССР (повесть Л. Кассиля написана в 1931 г.), мы не можем не оценить умелую работу пропагандистов царской армии по подбору экспонатов и их подаче для оказания эмоционального воздействия на публику. Стоит также отметить идею организации именно передвижных, а не только стационарных экспозиций. В условиях такой огромной страны, как Россия, это было тактически верным.

То же можно сказать о Соединенных Штатах. Вступив в войну на ее завершающем этапе, Америка развернула агитационно-пропагандистскую работу по мобилизации тыла в масштабах, значительно превосходящих усилия прочих воюющих держав. Свою роль сыграла большая территория, развитая транспортная инфраструктура, а также гораздо более динамичная в сравнении со Старым Светом индустрия шоу-бизнеса и рекламы. Если в Европе пропагандистская демонстрация военных трофеев продолжала наработанные традиции музейного экспонирования, то в США она имела больше общего с массовыми развлечениями наподобие цирков и ярмарок²⁵³. Кроме того, по указу президента В. Вильсона в апреле 1917 г. было создано первое в мире специализированное правительственное агентство пропаганды – Комитет общественной информации (Committee for Public Information, CPI) с выделенным бюджетом и штатом опытных профессионалов, пришедших из рекламного бизнеса и журналистики. Внутри CPI в мае 1918 г. было образовано Бюро военных экспозиций (War Expositions Bureau, WEB). Первоначально оно ведало передвижными фотовыставками, но по мере поступления захваченного немецкого вооружения переключилось на показ трофеев. Со своей задачей WEB справилось вполне успешно: при бюджете около 1 млн долларов выручка с продажи билетов на выставки трофеев составила около 1,4 млн долларов (или около 23 млн по современному курсу)²⁵⁴. Со стороны министерства финансов США выставки курировала Организация военного займа (War Loan Organization), которая также активно прибегала к услугам опытных рекламных агентов и журналистов для организации широкомасштабной продажи государственных облигаций. Целью показов трофеев, по словам одного из менеджеров, было «принести войну в дома и сердца людей, как этого не было никогда прежде»²⁵⁵.

До окончания войны и в первые послевоенные годы основной формой демонстрации трофеев в США были передвижные железнодорожные выставки. На привлечение (и развлечение) публики работали цирковые труппы и звезды вестернов Голливуда, разыгрывавшие перед зрителями сцены кавалерийских и даже танковых атак. Именно в США экспонирование трофеев впервые начинает дополняться эффектами театрализации. Для погружения посетителей в напряженную атмосферу сражений «интерактивная» часть показа состояла из инсталляций траншей и блиндажей, разбитых орудий и сгоревших зданий. Поезда передвижных выставок перевозили захваченные во Франции германские пушки, аэропланы, бронемашины, другое вооружение, причем для усиления эмоционального эффекта организаторы намеренно сохраняли на этих «реликвиях войны» грязь, копоть, налипшую траву, кровь и волосы павших²⁵⁶. Желающие могли приобрести для себя небольшие военные сувениры наподобие немецких медалей и стальных шлемов. Были и «тематические» экспозиции артиллерии или даже подводных лодок: так, трофейная субмарина UC-5 продолжительное время выставлялась в Центральном парке Нью-Йорка, а «дьявольская лодка гуннов» UC-97 к 1920 г. добралась по железной дороге до Великих озер²⁵⁷.

Трансформация экспозиции трофеев из музейной выставки в театрализованное шоу сопровождалась нагнетанием антинемецкой истерии. Как и на российской «барже безруких кавалеров», на американских поездах работали подготовленные гиды, часто – ветераны-фронтовики, в красках рассказывавшие о подвигах солдат Экспедиционного корпуса и злодеяниях «германской военщины». Зрителям демонстрировались не только орудия и боеприпасы, разрушавшие мирные города, но и более изощренные доказательства германской жестокости – например, якобы намеренно поврежденная немцами статуя Иоанна Крестителя из бельгийского или французского собора. В соответствующем ключе были выдержаны комментарии гидов и текстовые описания экспонатов: «Немецкая 77-мм пушка, основное орудие армии гуннов – захваченное в бою, разбитое и приведенное в негодность снарядами союзников»; «Торпеда – именно такой немцы потопили лайнер «Лузитания» и т. п.²⁵⁸ О степени эмоционального накала свидетельствует текст на обратной стороне входного билета на выставку в Цинциннати: «Не проходите мимо этих трофеев, внимательно изучите их – и когда вы покинете здание Выставки, сделайте это с сердцем, преисполненным благодарности тем отважным, которые сражались и сражаются сейчас за вас, потому что ЭТО ВАША ВОЙНА»²⁵⁹.

Другие страны Антанты также активно использовали военные трофеи в пропаганде. В Париже местом экспонирования захваченной германской техники стала площадь у Дома инвалидов²⁶⁰. Большая часть из 136 военных музеев Великобритании, включая Имперский военный музей, была создана в ходе или вскоре после Первой мировой войны²⁶¹. Аналогичные процессы происходили в Канаде и Австралии.

Судьба коллекций, собранных Трофейными командами Русской императорской армии в Первую мировую войну, была сложной²⁶². Однако пропагандистские наработки «старого режима», как и опыт зарубежных стран, в Советской России нашли применение уже под новым флагом. Так, в июле 1920 г. у Кремлевской стены в Москве была открыта выставка трофеев Красной Армии, захваченных в боях с интервентами и белогвардейцами: «Вдоль братских могил и недавних свежих холмиков замерли французские броневики, английские танк и самолет, задрали дула орудия всех калибров и пулеметы всех систем, выстроились огнеметы, тягачи, прожекторы <…> Тут был весь арсенал, брошенный буржуазией на уничтожение Страны Советов. В центре некрополя, перед Сенатской башней вырос “Курган победы”. На склонах этого искусственного холма, сооруженного саперами, валялись обрывки проволочных заграждений, разбитые колеса, ружья, барабан, торчали поломанные кусты. Только что тут “гремел бой”, закончившийся разгромом врага. Как символ революционной бдительности на вершине холма белела трибуна, имевшая вид наблюдательного поста <…> Оттуда руководители страны и Коминтерна приветствовали в полдень марш 400-тысячной демонстрации красных воинов, рабочих, допризывников. Выставка трофеев открылась в честь II конгресса Коминтерна, но, размещенная вдоль братских могил и свежих холмиков, явилась как бы боевым отчетом советского народа, его Красной Армии перед павшими героями»²⁶³. Как видно из приведенного фрагмента, склонность к театрализации показа трофеев (через создание диорам или инсталляций поля боя) в первой четверти ХХ в. уже была распространенной практикой. Другим примером коммеморации Гражданской войны является установка в качестве памятников в 1938 г. 14 снятых с вооружения РККА трофейных английских танков «Рикардо» (Mk. V) в Смоленске, Ростове-на-Дону, Харькове, Ленинграде, Киеве, Ворошиловграде и Архангельске.

Из пропагандистских выставок трофейного вооружения в период между двумя мировыми войнами можно отметить экспозицию, организованную франкистами в г. Сан-Себастьян (1938) еще до окончания Гражданской войны в Испании. Каталог выставки обращает на себя внимание фокусом на иностранную помощь, полученную «красными», прежде всего от СССР (танки Т-26, самолеты И-15 и И-16 и СБ-2, стрелковое вооружение)²⁶⁴.

Вторая мировая война воскресила практики массовых публичных показов военных трофеев в пропагандистских целях. Одной из первых в их числе стала открывшаяся в сентябре 1941 г. выставка в Финляндии, где демонстрировалось советское вооружение, захваченное как в ходе «зимней войны» (1939–1940), так и летом 1941 г. Примечательно, что многие экспонаты впоследствии прошли ремонт и модернизацию и активно использовались финнами в боевых действиях²⁶⁵.

Однако самыми массовыми в плане количества захваченных образцов и с учетом охвата территории и населения стали выставки трофеев Красной Армии в Великой Отечественной войне. Из них самой грандиозной была Выставка трофейного вооружения в Москве (1943–1948). В 1945 г. она состояла из девяти тематических отделов и насчитывала более 6 500 экспонатов, а экспозиция занимала площадь около 11 га, в основном вдоль Фрунзенской набережной в парке им. Горького. За время показа выставку посетило более 7,5 млн человек. Сам масштаб мероприятия был призван подчеркнуть героизм Красной Армии, степень ожесточенности войны, превосходство советской оборонной промышленности над военным потенциалом Германии и захваченной гитлеровцами Европы, а также Японии²⁶⁶. Немаловажным представлялось также заместить в сознании людей печальную память о поражениях и потерях первых лет войны. «Задача Музея-выставки, – говорилось в постановлении Государственного комитета обороны, – показать трофейное вооружение и технику, захваченные Красной Армией, как демонстрацию силы и мощи Красной Армии»²⁶⁷. К освещению экспозиции были привлечены сильнейшие писатели и журналисты-пропагандисты. Так, Илья Эренбург писал: «Мы никогда не скрывали от себя силы Германии. Если еще имеются среди нас беспечные или наивные, посетив эту выставку, они увидят, против какого врага мы ведем смертельный бой. В нашу страну вторглась многомиллионная армия, обладающая высокой техникой. Мы видим эту технику на выставке, не только покалеченной нашими снарядами, но и такой, какой она выглядит накануне битвы. Иногда кажется, что идешь по двору Круппа или Шкоды, до английских бомбардировок. В этом показе силы врага чувствуется наша уверенность, наша сила. Мы знаем, что у Гитлера еще много и самолетов и танков. Решающие бои еще впереди. Но эта выставка германской силы говорит о мощи Красной Армии»²⁶⁸. В репортаже «Красной Звезды» подчеркивалось: «В авиационном парке выставки представлены и боевые немецкие машины, и транспортные, и связные, и учебно-тренировочные. Среди них много совсем новеньких, не тронутых ни пулей, ни снарядом. Сразу видно, что самолеты «сдавались в плен» целыми аэродромами»²⁶⁹.

Разнообразие танкового и автомобильного парка вермахта и союзников Германии объяснялось исчерпанием экономических и сырьевых ресурсов рейха, из-за чего немцам приходилось использовать технику, «натасканную по всем странам Европы». Сильное впечатление производил павильон, в котором экспонировалось тыловое хозяйство вермахта: «сплошное царство эрзацев» в виде суррогатных продуктов питания и снаряжения. Здесь же были выставлены «трагикомические манекены “зимних фрицев”» в неприспособленном для русской зимы обмундировании²⁷⁰. В подобном же тоне голосом популярного артиста Бориса Чиркова был озвучен снятый на выставке киноочерк «Трофеи великих битв».