Kitabı oku: «Эхо Антеора», sayfa 38
У нее заняло немало времени, чтобы в ярком свете вглядеться в призрачные черты химер и отыскать среди них нужную – все монстры выглядели абсолютно идентично и отличались лишь цветом глаз. Разглядев во взоре одной из них ту же безграничную синеву, что и раскинулась вокруг, Лу внутренне возликовала и, кружа поблизости, принялась увещевать:
– Хартис! Я знаю, что ты там! Услышь меня!
Да, химеры были лишены эмоций, будучи фактически механизмами; но можно ли было назвать эти механизмы совсем бездушными, если за появлением каждого из них стояла человеческая душа? Химера, вокруг которой парила Лу, была создана из души ее любимого человека, и орфа искренне верила, что сможет достучаться до нее.
– Хартис, прошу, услышь. Я знаю, что твоя душа сильнее других. Ты участвовал в Битве аватаров и научился отделять ее от тела. Она стала осознанной и очень могучей. И я знаю, где-то там, под этими перьями, она слышит, понимает, чувствует меня.
Химера продолжала целенаправленно лететь вперед, не обращая на нее внимания и изредка разражаясь мерным стрекотом.
– А помнишь, как мы встретились? – не сдавалась Лу. – Я правда думала, что умру в тот день. Мне было так плохо… Но когда тебя увидела, такого загадочного и страшного, в том мрачном синем одеянии, у меня проскочила мыслишка, что лучше уж остаться в колодках, ха-ха… Помню, как ждала, что ты станешь хлестать меня, а вместо этого ты обработал мои раны. Наутро ты дал мне зефир и пастилу, а я боялась их есть – думала, что они отравлены… Но потом все же не удержалась и слопала, а ты – вот вздор! – взял и похвалил меня за это, и даже погладил по голове. Я тогда еще подумала, что ты сумасшедший, честное слово… Помню, как ты учил меня буквам и цифрам, а я бурчала, что уж лучше конюшни драить. Как мы пили чай по вечерам, а я сидела с постной миной, потому что ты вечно нес какую-то околесицу, но на самом деле мне так нравилось ее слушать! И я полюбила эту околесицу, твой голос и твою улыбку, всего тебя, даже твою дурацкую неопрятную бороду полюбила, и совсем не знала, что мне делать с этим – иногда казалось, что я умру, так невмоготу было сдерживаться. Но потом пошел дождь, ты раскинул свои камни и поцеловал меня… Помнишь ту ночь? И ты рассказал мне об этом мире, о шести народах и об ангелах, а я все лежала и думала: как же ты все это так странно выдумал?.. Могла ли я знать тогда, тогда…
Захлебываясь слезами, она продолжала говорить, воскрешая в памяти каждый день, каждое событие, которое связывало их… Но химера не реагировала. Сильное желание помогло Лу защитить свой разум от разрушения во время меморума; почему же теперь оно не работало? Неужели она желала спасти Хартиса недостаточно сильно?
Прогоняя через себя эфир, она пыталась думать о разных вещах, придавать ему разные формы и направляла на химеру. Но та оставалась глуха к этому. Лу могла вздымать волны в океане, рассеивать облака благодаря незримой силе; но на химеру она не влияла, как будто монстр был просто мороком, миражом, игрой света.
Неужели и правда придется сдаться?
Лу знала, что Джупитер не обманывал и вправду все это время искал другие пути. Но если даже он, со всеми его знаниями, не видел иного способа, кроме закрытия трансмоста… то может, его и не было? Может, мессер прав и Лу просто упрямая ослица, которая не способна принять ответственное решение?
Ведь если Игла не остановится, Хартис все равно умрет. Но вместе с ним умрут и многие другие.
«Всем, кто в нужде, ты протяни руки свои», – говорилось в песне Роканы. Мать верила в Лу. Верила, что та сможет помочь людям. Знала ли она, что однажды ее дочь окажется перед выбором, когда на одной чаше весов будет ее любимый человек, а на другой – иные невинные жизни?
Джупитер прав. Он ученый, и он прав. Лу почерпнула все его знания и, хотя не могла в полной мере осознать их, смутно понимала и сама, что другого выхода нет.
Продолжая лететь рядом с призрачными телами химер вся в слезах, Лу и не заметила, как дрожащим голосом напевает припев маминой песни, через слово прерываясь судорожными всхлипами.
И помни, Онде-Орфа дочь, хранить мечты поклялись мы…
Всем, кто в нужде, ты протяни
Руки свои…
Она открыла глаза, чтобы проститься с той, кто когда-то была душой ее возлюбленного… И вдруг увидела, что химера с ультрамариновами глазами и еще несколько других повернули к ней головы.
От удивления она замерла в воздухе, невольно позволяя клину монстров вырваться вперед. Все химеры вновь повернулись в направлении далекой цели, к которой держали курс. Но Лу была уверена, что ей не померещилось. Они вняли ей, они услышали ее пение.
Тяжело сглотнув, чтобы прогнать спазмы от рыданий, она нагнала группу и затянула, уже громче:
В кромешной тьме свой облик скрой. Молю тебя.
Окутай тайной пеленой. Молю тебя.
Пусть спрячешь свет на много лет, настанет час, судьбы дитя,
Отыщешь путь назад домой. Молю тебя,
Всем бедам ты выживи вопреки…
Теперь уже все монстры, хотя и продолжали лететь вперед с прежней скоростью, повернули к ней головы. И тогда Лу, объятая прожигающим до нутра волнением, осознала, что имелось то, чему Джупитер, при всей его мудрости, не мог никого научить.
Искусству.
Презираемый сородичами за неспособность к искусству, он сознательно отвергал его всю свою жизнь и был убежден, что созидание, которым орфы упивались целыми днями, – лишь пустопорожняя возня. Со временем он научился любить музыку и театр, но относился к ним со снисхождением – как к развлечению, не более. Нет, он не отрицал влияния творчества на трансцендентность, но считал, что это влияние может быть – и должно быть – изучено и структурировано, прежде чем себя оправдать.
Между тем у веры ангелов в силу созидания имелись веские основания, ведь еще до развития наук, без расчетов и исследований они смогли сотворить с ее помощью невероятное по своему могуществу волшебство – акт Сотворения, распространив Гармонию на весь эфирный спектр. И Лу поняла, что первичный эфир, придававший химерам призрачный облик, и был Гармонией, и потому песнь, которая была им спета, смогла найти в них отклик. Но текст ее был написан Роканой и обращен к дочери; что будет, подумала Лу, если обратить песнь к ним?
Через мгновение в ее голове, как по волшебству, стали возникать строки, и она затянула их на тот же мотив:
В руинах дом, а те, кто в нем, в плену давно.
Лишь смерть прядет коварное веретено.
Пусть тьмой глухой вы рождены, услышать песнь мою должны,
Разрушить мук порочный круг лишь вам дано.
Положим мы этой войне конец…
И вот я, Онде-Орфа дочь, сквозь вихри зла взываю к вам,
Неволи плач в свободы гимн
Мы превратим!
Лу и не подозревала, что умеет петь. Это стало для нее не меньшим открытием, чем когда она узнала, что является ангелом. Звонкий девичий голос разливался по бескрайним просторам, устремлялся в глубины океана и взмывал к самому небу, и Лу почувствовала, как каждый звук, каждая нота откликается внутри нее… вместе с ней пели ее кости! В состоянии невиданной эйфории она взмахнула крыльями, выписывая в воздухе лихие виражи и продолжая петь, и стая химер завороженно последовала за ней, ведомая хрустальной нитью ее голоса.
Когда Лу вернулась в Эден, она выглядела так, словно ее накачали всеми наркотиками мира одновременно. Да и чувствовала себя соответствующе. Совершенно не задумываясь о том, что собеседник вряд ли может услышать ее из недр Ада, она принялась бешено горланить:
– Джупитер! Джу-пи-тер!
Лу крутилась вокруг оси, неистово взывая к нему всеми фибрами души, и вскоре ее прошиб холодный пот. Что, если Джупитер обиделся после ее последнего ухода? Что, если ему надоело возиться с непутевой ученицей и он решил бросить ее на произвол судьбы?
К ее неимоверному облегчению, вскоре юноша-гарпия возник на прежнем участке берега неподалеку от своих записей.
– Джупитер! – Лу бросилась к нему и бесцеремонно затрясла за плечи. – Я достучалась до химер!
– Как?
– Я им спела!
Мессер с недоверием изучил ошалелое состояние своей контрактной, ее сбившееся дыхание, взъерошенные волосы и расширенные зрачки.
– Покажи.
Лу обхватила руками его лицо и столкнулась с ним лбами, вливая в его сознание образы произошедшего, сдобренные щедрым количеством собственных восторженных эмоций. Когда Джупитер отстранился, вид его был не менее ошарашенным, чем у подростка, который впервые узнал, откуда берутся дети.
– Спела, – пробормотал он. Затем начал безумно хохотать, яростно стирая птичьей лапой все свои записи на земле. – Спела!
– Только вот когда я прекратила петь, они снова стали безразличными и улетели, – тут же нахмурилась Лу, принимаясь нарезать нервные круги по лужайке. – Даже Хартис… то есть, химера-Хартис, улетела. Это как если бы я разбудила их, но не до конца, и потом они опять провалились в сон. Может, мне нужно спеть громче? – Она вопросительно повернулась к Джупитеру, который, уничтожив все свои схемы и расчеты, стал корпеть над новыми. – Мне в любом случае нужно спеть громче, чтобы они все как-то услышали. Не могу же я гастролировать по всему свету с концертами для каждой стаи химер? Это займет прорву времени, а между тем люди будут страдать… Придумала! – она ударила кулаком по ладони. – Мы используем чаройт, чтобы создать усилитель звука, по типу тех, которые используются на аренах и в амфитеатрах! Я вижу, как они устроены, среди твоих знаний… Поможешь мне?
– Всемилостивая Гармония, дай мне терпения, – пробормотал Джупитер под нос, продолжая сосредоточенно чертить на земле. Затем произнес как можно спокойнее: – Луро, как ты не понимаешь – дело не в звуке. Твоя песнь влияет на эфир. Химеры откликаются на определенные колебания эфира, а не на голос, так что усиление звука ничего не даст.
– Конечно, ты прав, – смущенно откликнулась его ученица, коря себя за тугодумие. – Тогда… как усилить колебания эфира?
Джупитер, не оборачиваясь, указал веточкой себе за спину.
– Сфера. Ее эхо может распространить эффект на весь эфир Реверсайда, а значит, на всех химер. Но тебе все еще нужно петь, находясь внутри нее. Однако ты можешь находиться внутри только в облике бесплотной химеры, которая не способна петь, лишь стрекотать на одной ноте… А если примешь человеческий облик, тебя попросту убьет… – Он оглядел получившийся схематичный рисунок некого чешуйчатого доспеха. – Примерно так… Собственно, если изымешь из себя немного ультрачаройта, я научу тебя, как создать компенсирующие щитки, которые…
– Не нужно, – вдруг оборвала его Лу, в очередной раз осененная. – Я обойдусь без них. Мне не грозит смерть.
– Что? – Джупитер отбросил веточку и поднялся, хмуро скрещивая руки. – Нет, заноза. Речь не о той смерти, после которой ты переродишься даром Феникса, смекаешь? Тебя постигнет та же участь, что и наших соклановцев, – он махнул в сторону мертвой долины, усеянной костями и бабочками.
– «Войне положит конец седьмая из выживших орфов, рожденная в ином мире шестиокой, шестидланной и шестикрылой», – продекламировала Лу в ответ, лучезарно улыбаясь.
Сначала Джупитер сдвинул брови, но через мгновение на его лице проступило понимание, и он презрительно поморщился.
– Опять эти дурацкие пророчества? Что на этот раз?
– Оно про меня, согласись?
– Вероятно. Дальше что?
– А то, что в нем говорится, что я положу конец войне. А значит, я положу ей конец, даже если буду биться лицом об стену, а до того, как это случится, я не умру, даже если лягу под бегущее стадо слонов.
Кажется, мессер был настолько огорошен этим заявлением, что на время потерял дар речи и мог лишь беспомощно хлопать ресницами, не желая верить, что задача по спасению мира была возложена на плечи столь безнадежной безумицы.
– Ты сейчас серьезно?
– Вполне.
– Ничего более идиотского за всю жизнь не слышал. А мне двести четырнадцать, на минуточку.
– И чего тут идиотского? Мы ведь уже сошлись на том, что пророчества всегда сбываются. А если тебе нужно более веское обоснование, то как насчет статистики? Согласно данным ОРП, сто процентов пророчеств сбылись…
– И ты правда думаешь, что если бросишь себя на верную смерть, то она махнет рукой и скажет: эх-эх, я бы забрала эту девку, но не могу – пророчество?
– Ты слишком утрируешь. Но да, типа того.
– Это так не работает, заноза. О, Гармония. Вспомни хотя бы про размытые формулировки. Какая именно война? Как именно ты положишь ей конец? И когда этот конец наступит? На какой-то из этих вопросов отвечает твое дурацкое пророчество? Я не говорю уж о том, что орфой, о которой в нем идет речь, вдруг можешь оказаться вовсе и не ты…
– Ты рассуждаешь, как демон. Вы привыкли использовать лазейки в формулировках. Но Оракул не такой… не такая. Она пытается помочь.
– Я считаю ниже своего достоинства продолжать доказывать тебе, что черное – это черное, белое – это белое, а полный бред, который ты несешь, – это полный бред, – раздраженно фыркнул Джупитер, отворачиваясь. – К тому же я уверен, что ты и сама это понимаешь.
– Что я понимаю, так это то, что в тебе говорит страх. Ты боишься, что со мной что-нибудь случится, и ты лишишься единственной возможности подчистить свои косяки.
– Выбирай выражения, соплячка.
– Как грубо, – выкатила губу Лу. – А ведь это, возможно, наша последняя беседа…
– Даже не вздумай… Стой! Луро! – Джупитер попытался остановить ее, но крылатые руки ухватили лишь пустоту: юная орфа объяла себя зеленой аурой дара Оборотня и стала бесплотной химерой. – Если ты… Если ты сейчас же не вернешься, клянусь, я превращу жизнь твоей матери в ад!
– Упс… Ты уже сделал это одиннадцать лет назад! – залилась смехом Лу, на безопасной высоте вновь обратившись в орфу, и, помахав ему на прощание, устремилась к сфере под продолжавшие сыпаться с земли увещевания и угрозы.
Вот бы хлебнуть сейчас нимской перечной водки, подумала она.
Внутренняя полость исполинской сферы продолжала полниться пульсацией и воем, которые разорвали бы на части любого, кто осмелился бы сунуться туда в физическом облике. Джупитер, без сомнений, был прав насчет опасности, которую таила в себе нынешняя нестабильность Иглы. Компенсирующие щитки… Наверное, он имел в виду нечто, похожее на эзеритовые барьеры доспехов, которые носили в Реверсайде. Но Лу бы потратила слишком много времени, чтобы их сделать; к тому же она подозревала, что подобное облачение значительно сковывало бы пение ее костей.
Она верила, что, как и с воззванием к химерам, из этой ситуации есть иной выход. Проблема заключалась только в том, что в случае с химерами Лу имела возможность пробовать и ошибаться, но внутри сферы ей будет дана лишь одна попытка. Вопреки бахвальству, которым напичкала Джупитера перед вылетом, в глубине души Лу вовсе не считала, что пророчество способно оградить ее от худшей участи.
Однако теперь у нее в рукаве имелся козырь. Внутренняя способность к искусству, которую она открыла в себе недавно. Величайшее из всех волшебств.
Она вновь полетела спиралями над долиной, как и в тот раз, когда считывала образы со скелетов предков. Теперь она тоже надеялась использовать их, но уже иначе – не как кости свидетелей катастрофы, а как самый могучий эфирный материал – чаройт; недаром орфы, собираясь в этой долине каждый год в день Сотворения, проводили основанные на искусствах ритуалы при помощи чаройтовых инструментов, дабы узреть будущее. Она прикрыла глаза, вновь сливаясь с покоившимися внизу костями и нагнетая через них эфир, что заставило всех бабочек испуганно вспорхнуть и заметаться над долиной, и начала твердить под нос незамысловатые рифмы.
– Услышьте. Помогите. Правду мне явите. Шепчите. Пойте. Завесу приоткройте. Когда выхода нет, подскажите ответ.
Она знала, что не играет роли, в какую из форм облачать свои чары. Искусство было лишь инструментом, посредником между ее внутренней гармонией и Гармонией эфирного спектра, который содержал в себе ответы на все вопросы. И потому заклинающий шепот ангела перетек в воздушный танец, одновременно изящный и стремительный, оставляющий позади себя узор сияющего желтого эфира – след от ауры дара Шамана, которая густо обволакивала тело Лу. И истина, которую она желала узнать, поддавалась, откликалась на ее призыв…
Спустя несколько минут она стояла на самой высокой точке сферы, собираясь с духом перед тем, как обратиться в химеру и просочиться внутрь. В видениях она узрела, что сможет избежать смертоносного воздействия пульсации, если сделает то же, что делала над долиной – станет парить кругами вдоль стенок сферы, вращаясь вместе с душами и Иглой. Один оборот – один такт пульсации; это предполагало немыслимую скорость полета, и Лу знала, что стоит хоть немного ее снизить, и это выльется в мгновенную смерть. Она также знала, что даже если каким-то чудом сможет удерживать эту скорость, ее кости будут объяты адской болью, столь же сильной, как и во время тех приступов в Магматике – агонией, от которой захочется только реветь белугой, но никак не петь… И потому, стоя на вершине, прежде чем бросить себя в пекло предстоящего испытания, Лу заранее попрощалась с теми, кем дорожила, и мысленно попросила у них прощения за возможный провал.
Когда-то она была просто девчонкой-рабыней, озабоченной лишь собственным выживанием. Сейчас от ее действий зависело выживание огромного мира. И Лу могла лишь беспомощно усмехаться тому, какой же все-таки удивительной штукой была жизнь.
Юркий огненный дракон рыскал над полем битвы, растянувшимся на многие километры в очищенной от растительности полосе невысоких, пестрых от аберраций холмов. Лавируя меж высоченных конструктов, осветительных кристаллов, сражавшихся в воздухе кавалеристов на мантикорах и круживших над полем групп целителей, которые высматривали раненых и погибших, он время от времени пикировал вниз, помогая попавшим в беду отрядам, и затем вновь взмывал ввысь, чтобы не навредить им могучим жаром своего пламени. Так продолжалось до тех пор, пока его создательницу не тряхнули за плечо; стоявший рядом на парящей платформе шаот, завидев условный сигнал, скомандовал:
– К запуску снаряда приготовиться! Двадцать секунд!
Дракон взвился ввысь и устремился к исходной точке – покрытому рытвинами и копотью участку земли неподалеку от платформы, игравшему роль испытательного полигона. Новым тестовым образцом, созданным электом Кэлисом с помощью алхимии, удалось привлечь туда аж целый десяток химер – они бежали за небольшим летающим конструктом, обработанным зельем-приманкой. Но временной отрезок, в течение которого оно могло удерживать внимание химер, был сильно ограничен, и потому ведший отсчет шаот с облегчением выдохнул при виде дракона, который занял исходную позицию над полигоном.
– Через три… два… один… Жги!
Конструкт с приманкой резко остановился в центре площадки, провоцируя жаждущих растерзать его преследователей принять материальный облик. В тот же миг дракон обрушился на них стремительной лавиной истинного пламени. Какое-то время обзор был ограничен слепящим оранжевым заревом, что объяло полигон и взметнулось до высоты парящей платформы. Но вскоре огненные сгустки, на которые распался элементаль, начали гаснуть один за другим, и сквозь вихри дыма стала различима группа убегающих прочь химер, поредевшая лишь на пару голов.
– Проклятые упыри, – пробормотал следивший за экспериментом ученый, чирикая огрызком карандаша в блокноте.
Хотя ее дракон не имел никаких чувств и являлся просто сгустком энергии, да к тому же пал далеко не первой жертвой науки, Нами не могла отделаться от смутного чувства потери. Но горевать долго она не имела возможности, вынужденная тут же приняться за создание нового элементаля. Делая пассы в воздухе, она мимоходом покосилась на леди Рорис, которая стояла неподалеку, раскинув руки и закатив глаза, исследуя внутренним взором поле битвы и вливая свои силы нуждавшихся в них солдатам. Кончики ее темнокожих пальцев практически побелели, рыжие кудри дыбились у корней и пылали в лучах рассвета, поднимавшегося за ее спиной. Она выглядела чрезвычайно изможденной, вынужденная прикладывать в полтора раза больше усилий с тех пор, как лорд Хартис слег с химерной болезнью и из троих электов защищать армию Феникса осталось двое. Впрочем, не менее усталой выглядела и сама Нами, да и другие шаоты, которые стояли с ней плечом к плечу. Часть из них манипулировала конструктами, часть держала в руках орудия с метательными снарядами, часть защищала остальных от волн химер, которые периодически атаковали платформу.
Поднялся ветер, донося с земли запахи дыма и зелий и бросив Нами на лицо отросшие белые пряди. Девушка-альбинос стянула волосы лентой и прикрыла глаза, абстрагируясь от шума шедшей внизу битвы, от раздававшихся со всех сторон командных выкриков, рева скакунов и скрежета конструктов, чтобы сосредоточить силы на создании элементаля. Занятие это было довольно муторным и к тому же неблагодарным, ведь если элементалист оказывался прерван в процессе, незавершенное творение распадалось и приходилось начинать все заново. И потому Нами мысленно выругалась, когда прямо над ухом раздался возглас, заставивший ее потерять концентрацию.
– Ваше могущество! Вам плохо?
Нами тут же позабыла о своем негодовании, падая на колени рядом с шаоткой, которая по-матерински опекала ее с первого дня знакомства и к которой она была искренне привязана. Кто-то уже протягивал Рорис флягу с водой, но она отвергала ее, твердя:
– Вы слышите? Слышите это?
Элект вертела головой, будто силясь обнаружить источник неведомого звука; окружающие переглядывались со все более озадаченными лицами. Нами поднялась на ноги, медленно осознавая, что привычный рокот битвы меняется, стихает, и вслед за остальными приблизилась к краю платформы. Лавандовые глаза распахнулись от удивления при виде того, как прежде оживленная линия фронта застывает почти без движения. Под взорами тысяч обескураженных солдат химеры, все до единой, вдруг перестали сражаться и, ведомые неизвестным порывом, принялись взмывать в воздух друг за другом, устремляясь в том направлении, откуда явились.
– Не может быть, – пробормотал кто-то рядом. – Мне это не снится? Они… просто улетают?
– Я слышу эхо, – выдохнула Рорис, хватая Нами за предплечье и вглядываясь в туманную линию горизонта, за которой скрывались армии бесплотных монстров. – Эхо голоса, который их зовет.
Далеко не каждому дано понять, сколь велика может быть сила песни. Но все они – души, что были поглощены коварным артефактом и преображены в беспощадных монстров – поняли, когда очнулись от глубочайшего сна, услышав этот голос. Пусть не кристально чистый, временами сходящий на хрипотцу на нижних нотах или чуть вибрирующий на верхних, иногда он был как камень, шероховатый, но незыблемый, а иногда становится подобен песку, струился и тек, как само время, но одно было неизменно – он заставлял их трепетать.
Он дрожал от боли. И от боли становился сильнее. Он разделял их боль, он взывал к ним, и они возвращались к нему и к источнику, который породил их на свет. Среди них была душа Хартиса. Среди них была душа Матиаса. Среди них были души Заниса и Аргоса. Среди них были души всех пациентов, за которыми Лу ухаживала, и души людей, которых не стало задолго до того, как она появилась на свет. Среди них были души всех тех, кто погиб за прошедшие сто девяносто восемь с половиной лет и не был связан демоническим контрактом. Лу не хватило бы и сотни жизней, чтобы сосчитать и познакомиться с каждой из них. Но теперь они все стекались сюда, объединенные одним желанием, пробужденным в них ее песней – желанием обрести свободу, которую никто не имел права у них отнимать.
Она не видела их, продолжая парить кругами внутри сферы с космической скоростью. Лишь заметила, что серая рябь, в которую сливалось окружающее пространство перед ее взором, стала чуть гуще и темнее, а прорывавшийся в заложенные уши хор стрекочущих голосов – все оглушительней. Секунды сливались в минуты, минуты – в часы, а она все продолжала кружить, словно в трансе, ожидая, пока в Эден возвратятся все химеры до единой.
Полет, пение, сражение с болью требовали колоссальных энергетических затрат. В какой-то момент Лу ощутила, что истощена и больше не продержится. Она была вынуждена снизить скорость и с облегчением осознала, что артефакт значительно стабилизировался. Продолжая напевать однообразный мотив, чтобы приманивать оставшихся химер и удерживать их всех внутри сферы, юная орфа взмыла ввысь к острию Иглы и попыталась сосредоточить на ней оставшиеся силы, чтобы отыскать нужный модуль и остановить пульсацию.
Но сила, заключенная в Игле, слишком превосходила ее собственную. Мотив, который Лу напевала, превратился в натужный вопль, когда она выжала из себя все до последней капли, и следом, лишившись чувств, стала камнем падать вниз.
Она очнулась от того, что в свободном полете ее, крепко обвив руками, бешено щиплют за чувствительное место между спиной и крыльями.
– У тебя получается! – орали ей в ухо. – Не останавливайся!
Следом что-то теплое и влажное приникло к ее губам. Она инстинктивно зашевелила ими, втягивая в себя жидкость со знакомым солоноватым привкусом. Ощутив прилив новых сил, она обхватила шестью руками того, кто падал вместе с ней, и взмахнула крыльями, прекращая падение. На миг двое, слившиеся в тесных объятиях, отстранились и встретились взглядами, и каждый увидел в другом самого себя – ошалелого бледного орфа с выпученными глазами, выполняющего трюки на грани безумия; затем Джупитер расхохотался, вновь запуская когтистую руку в волосы Лу и склоняя ее голову к разверстой ране на своей шее, из которой хлестала кровь.
– Приятного аппетита, заноза, – прохрипел он. – Пей. Лети. Пой. И не вздумай сдаваться. Кстати, ты не забыла, что хотела задействовать для остановки Иглы своих друзей-милашек, м? Ну все, отпускай меня.
Лу разжала руки, позволяя ему продолжить безвольное падение и через секунду сгинуть тем же образом, которым он и оказался внутри сферы – переместившись в Ад. Сама она вновь взлетела вверх, возобновляя свою завораживающую песнь и вкладывая в нее новое побуждение: чтобы все химеры направили свой эфир на Иглу, помогая остановить ее зловещую пульсацию. И плотные ряды призрачных тел, которые заполоняли сферу, тысячекратно наслаиваясь друг на друга, покорно последовали ее воле. Их беспорядочный стрекот стал размеренным, осознанным, сливаясь с ее пением громогласным диковинным ритмом.
Сопротивление артефакта их объединенной силе сопровождалось жутким визгливым скрежетом, таким пронзительным, что у Лу едва не лопнули барабанные перепонки, а содрогания эфира, напоминавшие ей о долгих часах мучительной агонии, она ощутила каждой частичкой своих костей; но следом Игла поддалась, эфир успокоился, и в исполинской сфере, наводненной миллионами бесплотных монстров под предводительством одного-единственного ангела, повисла звенящая тишина.
Лу зависла в воздухе, утирая с лица пот, слезы и чужую кровь, наблюдая за тем, как энергия полностью иссякает в веретене и заставляет его остановиться, не веря, что ей удалось сделать это… Всем им удалось, поняла она, обводя взглядом бесчисленную армию бывших душ, которая откликнулась на ее зов и сейчас терпеливо ждала следующего приказа.
– Я больше не стану использовать вас, – прокричала она им, описывая круги в необъятном пространстве сферы. – И обещаю, что больше не позволю никому делать это. Последуйте лишь последнему повелению. Пройдите обратно тем же путем, что и появились на свет. Да, этот путь будет тяжелым и болезненным… но в конце его, даю слово, вы обретете свободу!
Она вновь затянула мотив без слов, начиная лететь в направлении, противоположном тому, в котором раньше вращалась Игла. И бесплотные очертания монстров устремились за ней, постепенно наращивая скорость, сливаясь в безумный рябящий водоворот. Лу вскинула все шесть рук, перенаправляя течение силы в веретене и заставляя его вращаться синхронно с вихрем химер, вновь затягивая их; а те, даже ведая о предстоящих страданиях, с готовностью бросались навстречу этой круговерти, пока ангел пела, исцеляя их, скрадывая своим голосом их боль.
И так, нота за нотой, душа за душой, бесцветный стрекот вновь превращался в беззвучный вой, а тот – в мимолетный, но оглушительный клич свободы, и Лу никогда не слышала ничего прекраснее.
Приземлившись на внешнем берегу реки и немного переведя дух, она первым делом захотела перенестись к Хартису и убедиться, что тот очнулся. Но когда попыталась использовать Соприкосновение, то поняла, что не может этого сделать – словно невидимые оковы накрепко удерживали ее в этом мире. И раздавшийся поблизости знакомый голос подтвердил это:
– Прости, но не выйдет, заноза. Контракт.
Шумно дыша от напряжения, с которым тщетно пыталась разорвать незримые путы, Лу повернулась к юноше-гарпии и окинула его бешеным взглядом. На шее Джупитера красовался неровный рубец – кажется, из-за дефицита Ресурса в Аду его подлатали через пень-колоду; тем не менее вид у мессера был цветущий, и, как обычно, самодовольный.
– Ты прикалываешься?
В ответ тот призвал свиток с текстом и ткнул когтистым пальцем на кровавый отпечаток внизу него:
– Твоя подпись?
– Чертов ублюдок, – сжимая кулаки, процедила Лу, надвигаясь на противника с твердым намерением на этот раз не позволить ему уйти невредимым.
– Воу-воу, – Джупитер убрал свиток и примирительно вскинул руки. – Прежде чем попытаешься снова набить мне морду, тебе следует знать, что я заключил еще одну любопытную сделочку. И кое-кого привел.
Он указал разъяренному ангелу за спину. Та обернулась и в десятке шагов увидела невысокую орфу, чья нижняя часть тела принадлежала рыси, а верхняя – сероглазой девушке в светлой тунике, с двумя свешенными через плечи густыми русыми косами. Она уставилась на Лу с целой палитрой разнообразных эмоций на лице, смущенно переминаясь с лапы на лапу и взволнованно прижимая руки к груди. Слезы градом текли по ее щекам, как и в тот день, когда они виделись в последний раз.
– Мама… – прошептала Лу.
