Kitabı oku: «Нефть и волатильность: история и будущее взлетов и падений цен на нефть», sayfa 2

Нефть влияет не только на здоровье экономики. Доступ к нефтяным месторождениям и зависимость государственных доходов от нефти оказывают значительное воздействие на международную политику и геополитическое развитие. Бум может придать храбрости экспортерам нефти, которые являются политическими противниками США, например России. Бум может способствовать обогащению террористов ИГИЛ⁷. Падение цен может спровоцировать общественные беспорядки в странах, экономика которых зависит от нефти⁸. Колебание цен на нефть способно дестабилизировать обстановку в странах – производителях нефти на Ближнем Востоке, в Северной Африке и Латинской Америке, а также привести к войнам, революциям и терактам.

Итак, если после длительного спокойного периода цены на нефть вновь стали скакать вверх и вниз, почему бы нам вообще не отказаться от нефти? Ведь в конечном счете нефтяные цены давят на экономику гораздо меньше по мере того, как повышается экономическая эффективность и появляются заменители нефти⁹. Сегодня машины используют меньше бензина и нефть в большой степени заменили природный газ, уголь, ядерная энергия и возобновляемые источники энергии. Международное энергетическое агентство (IEA) и многие аналитики предсказывают, что в будущем, по мере увеличения эффективности экономики и нахождения заменителей нефти, энергопотребление на единицу ВВП будет, по всей вероятности, уменьшаться. Естественно, кроме этого, существует и обеспокоенность по поводу влияния производства и потребления нефти на окружающую среду и на климат.

Однако даже если кто-то думает, что мы должны отказаться от нефти, в скором времени этого не произойдет по целому ряду причин. Во-первых, эффективность потребления энергии не может мгновенно повыситься. Эффективность использования топлива легковыми автомобилями, даже если не учитывать потребляющие слишком много горючего внедорожники и пикапы, с 1973 г. ежегодно увеличивается на 2,5 %¹⁰. Рост эффективности частично нивелируется в связи с потребительскими предпочтениями (например, интерес к более крупным машинам и внедорожникам), а также под влиянием явления, которое экономисты называют «эффектом рикошета» – когда более высокая эффективность понижает стоимость вождения автомобиля, в результате чего у автолюбителя появляется стимул больше ездить¹¹. Если в производстве электроэнергии нефть и была вытеснена, то вряд ли в обозримом будущем появится адекватный заменитель нефти для транспорта, а именно в этой области ее использование составляет 55 % мирового потребления¹². По всей вероятности, для транспортных средств еще долгое время будет использоваться нефть, поскольку она имеет некоторые неоспоримые преимущества по сравнению с другими видами топлива. Эти преимущества обусловлены рядом причин: нефть применяется для самых разных типов транспортных средств; нефть конкурентоспособна; имеется доступная нефтяная инфраструктура; программы развития нефтяной промышленности пользуются государственной поддержкой¹³.

Если говорить о переменах в области энергетики, то критическую роль здесь играет такой фактор, как масштаб. Чем больше масштаб использования тех или иных доминирующих видов энергетических ресурсов – в данном случае речь идет об использовании бензина и дизеля практически во всей транспортной сфере, – тем дольше будет происходить переход на другие виды энергии. По словам ведущего исследователя в области энергетики Вацлава Шмиля, «даже если бы у нас имелись подходящие альтернативы, отказ от этой колоссальной инфраструктуры, для создания которой потребовалось больше века, означал бы, что инвестиции в размере более 5 трлн долларов были выброшены на ветер – однако совершенно очевидно, что в течение ближайших десяти-двадцати лет никакие иные альтернативные источники не смогут обеспечить такого же количества энергии»¹⁴.

Что же касается политики и требования отказаться от использования нефти в связи с угрозой климатических изменений, то необходимо отметить следующее: хотя представители разных стран, собравшиеся в 2015 г. в Париже, призывали к сокращению выбросов углерода в атмосферу, вряд ли в обозримом будущем нам придется быть свидетелями форсированного отказа от нефти. Парижское соглашение не предполагало никаких механизмов принуждения, поэтому весьма существенное сокращение потребления нефти для транспортных нужд – при отсутствии экономически эффективных альтернатив, сопоставимых по масштабу использования, – потребовало бы установления чрезвычайно высоких налогов и предоставления огромных субсидий, а также чрезмерно вторгающихся в личную жизнь граждан санкций и ограничений на потребление и производство. Вряд ли найдется такая страна, которая готова ввести строгие ограничения на нефть или другие виды органического топлива, не говоря уже о том, чтобы разрешить «насильственное вторжение» в область топливной промышленности. А именно к этому призывает один видный специалист по вопросам климата, который также является и правительственным советником¹⁵. Защитники окружающей среды и политики, которых беспокоят изменения, происходящие с климатом, нередко сетуют на то, что проводимая политика является совершенно неадекватной, что не может не вызывать сожаления¹⁶. Практически все ведущие аналитики – даже те, кто агитирует за сокращение использования нефти, которое, по их мнению, будет чрезвычайно полезным для экономики, экологии и безопасности в целом, – сходятся на том, что нефть еще долго будет присутствовать на рынке. Так, например, в одном из последних долгосрочных энергетических обзоров, составленных Международным энергетическим агентством (наблюдательной и консалтинговой организации, имеющей в своем составе представителей развитых стран и активно выступающей за сокращение выбросов водорода, а также за переход к «чистой» энергетике) делается следующий вывод:

Несмотря на все разговоры о неизбежном конце эры бензина, углеводороды и дальше будут играть первостепенную роль, выступая в качестве ресурса, удовлетворяющего мировые энергетические потребности. Это будет продолжаться как минимум в течение последующих 25 лет, а может быть, и дольше¹⁷.

Нравится нам это или нет, но мы должны признать, что по крайней мере в ближайшем будущем общество будет все так же сильно зависеть от нефти – и от этого никуда не денешься. Главная причина в том, что в отличие от военного времени государственным служащим, находящимся на выборных должностях, не хочется просить избирателей платить за решение проблемы сегодня, если известно, что это произойдет еще очень нескоро. Такая тенденция уже отчетливо проявляется в фискальной политике. По сравнению с тем, каким сложным, масштабным и дорогостоящим может стать отказ от природного топлива, осуществление таких программ, как Social Security (социальное обеспечение) и Medicare (медицинское страхование), покажется легкой прогулкой – для их реализации нужно будет всего лишь повысить налоги и урезать социальные льготы. Однако эти относительно простые решения создают огромные политические проблемы. Поэтому избранники народа стараются поменьше говорить о них и не стремятся к их осуществлению. Таким образом, даже если политические лидеры и продолжают твердить о климатических изменениях, это не значит, что они готовы предпринять какие-то решительные шаги по улучшению ситуации. Так или иначе, но в обозримом будущем нефть, как и сейчас, будет играть ведущую роль в экономике, безопасности и защите окружающей среды.

Конец монополии

Если без нефти нам не обойтись в течение еще многих лет и если цены на нефть будут все такими же ужасающе нестабильными, то нам придется пересмотреть свое представление о причинах их волатильности и о способах решения этой проблемы. Теперь, когда ОПЕК утратила свое былое влияние и цены на нефть начали скакать то вверх, то вниз, требуется более разносторонний и сбалансированный анализ этого процесса, в котором были бы учтены перспективы стабильности нефтяных цен. Когда речь заходит о магнатах нефтяного рынка, то большинство из нас в первую очередь думает об ОПЕК, некоторые вспоминают его предшественников – «Семь сестер» (Seven Sisters), нефтяных регуляторов в Техасе и в других штатах; или о появившейся еще раньше компании Джона Д. Рокфеллера Standard Oil Trust. Традиционно эти монополисты изображаются как алчные акулы бизнеса, мертвой хваткой вцепившиеся в глобальный нефтяной рынок и диктующие свои цены, стремясь вытрясти деньги из карманов потребителей.

Но такой привычный портрет, больше походящий на карикатуру, не может считаться полным и, кроме того, создает в корне неверное представление. Такое описание не позволяет понять, каким образом поддерживаются цены на нефть в интересах успешно функционирующей экономики и всего мирового сообщества, – а чаще всего это происходит благодаря непосредственной поддержке государства либо в результате партнерства государства с нефтяными магнатами. В конечном счете администрация Ф. Д. Рузвельта никогда не была искренним другом нефтяной промышленности, однако для того, чтобы помочь экономике, она способствовала установлению нефтяных квот различных штатов, что не только стабилизировало, но и повышало нефтяные цены. Все это было на руку американским нефтяникам. И демократам, и республиканцам, когда они находились у власти, приходилось не только мириться с существованием нефтяного картеля «Семи сестер», в течение десятилетий монополизировавшего производство нефти на Ближнем Востоке, но и нередко оказывать ему поддержку. Понятно, что они делали это не только для того, чтобы выколотить деньги из автолюбителей и дать навариться на этом нефтяным баронам. Мы должны понять, почему правительство давало зеленый свет процессу контроля над производством нефти.

Для полной ясности я должен сказать, что в этой книге не собираюсь рекомендовать ОПЕК или какому-либо иному регулирующему органу вновь ввести квоты на поставки нефти с целью стабилизации цен. Зато я хочу подчеркнуть, что в будущем нас еще ждет неприятный сюрприз – хронически нестабильные цены на нефть, поэтому нам придется искать способ, чтобы защититься от этой болезни. Теперь самое время спросить: «И о чем думали эти техасцы?».

Часть I. Долгая борьба за стабильность: 1859–1972

Глава 1. Да будет свет – и стал свет: от хаоса к порядку. Керосиновая эпоха (1859–1911)

Тот, кому посчастливилось родиться и жить при электричестве, не сможет понять, каким сверхъестественным чудом искусственный свет казался людям 160 лет тому назад. В течение прошедших тысячелетий человеческая деятельность практически полностью ограничивалась дневными часами. К середине XIX в., в период быстрого распространения грамоты, развития промышленности и роста городов, возникла насущная потребность в дешевом, безопасном и ярком источнике освещения. Для освещения чаще всего использовались животные жиры, такие как китовый жир, а также камфен – взрывчатая смесь спирта и древесного скипидара. Однако этих осветительных материалов либо было мало, либо они были опасными, либо и то и другое. По замечанию историка энергетики Роберта Л. Брэдли младшего, «искусственный свет был роскошью, которой суждено было стать необходимостью»¹⁸.

Проблему создания источника дешевого искусственного света, о чем так долго мечтало человечество, позволило решить жидкое топливо – сырая нефть (английское слово petroleum, обозначающее нефть, происходит из латинских слов «камень» и «масло»). Сырая нефть, выступающая на поверхность земли, была привычной картиной. В таких местах люди в течение многих веков выкапывали ямы, вычерпывали из них нефть или собирали нефть тряпьем, которое потом отжимали. Мизерное количество нефти, которое удавалось добыть, использовалось для целей строительства, для лечения, а позднее – для освещения. Однако в конце 1850-х гг. изобретатели нашли способ бурить скважины и качать из недр земли огромные объемы нефти. В результате миллионы людей, и среди них работники нефтепромыслов и инвесторы, смогли побороть ночную тьму.

Сырую нефть часто называют черным золотом, но в отличие от металла желтого цвета в природном неочищенном состоянии она, по сути, не представляет никакой ценности и даже может оказаться опасной. Чтобы сырую нефть превратить в полезный потребительский и промышленный продукт, ее необходимо дистиллировать. Дистилляция – это процесс, при котором жидкое вещество сперва нагревают до кипения, а затем выделяют из него ценные компоненты, или «фракции», которые используются для производства потребительских продуктов. В течение первых пятидесяти лет нефтяной промышленности самым важным потребительским продуктом был керосин, который давал более яркий свет и был менее взрывоопасным, чем альтернативные виды топлива, получаемые из угля, хвойной живицы или древесной смолы¹⁹.

Однако, поскольку сырую нефть можно было обнаружить только при естественных выходах на земную поверхность или в небольших нефтяных разливах, ее приходилось вычерпывать или собирать с помощью тряпья. Таким образом, нефть добывалась в очень малом количестве и была дорогостоящим предметом роскоши, который могли позволить себе только богатые люди. В 1858 г. в США было сожжено приблизительно 500 000 баррелей китового жира и 600 000 баррелей свиного и твердого жира. По сравнению с этим 1183 барреля потребляемой сырой нефти покажется пустяком²⁰. В результате активного китобойного промысла цены на китовый жир стремительно взлетели и в быстро развивавшейся промышленности обнаружилась насущная потребность в более дешевом и превосходящем по качеству заменителе, который мог бы использоваться для освещения, а также в качестве смазочного материала. Казалось, что такой альтернативой является керосин, однако это не решало проблему – как получить такое количество керосина, которого было бы достаточно, чтобы заменить использование угля или китового жира в миллионах ламп? К концу 1850-х гг. началась настоящая конкурентная борьба за то, чтобы найти способ хоть лаской, хоть лестью выпросить у земли фонтан «каменного масла» побольше и пожирнее²¹.

В 1855 г. ведущий химик Йельского университета по имени Бенджамин Силлиман младший опубликовал отчет о результатах анализа, который он провел по заказу двух предпринимателей-инвесторов. Эти предприниматели арендовали участки земли неподалеку от забытой богом деревушки Тайтусвиль, расположенной в долине вдоль ручья, впадавшего в реку Аллегейни (Западная Пенсильвания). Первые исследователи-европейцы называли этот ручей Oil Creek (Масляный ручей), потому что вдоль его течения с давних времен из горных ключей просачивалось масло, которое использовалось коренными народами как лечебный бальзам и для раскрашивания тела. Поскольку заказчики Силлимана вознамерились удовлетворить спрос на быстро развивающемся рынке осветительных материалов, им требовалось подтверждение того, что из Ойл-Крик можно получать высококачественный керосин.

После того как д-р Силлиман провел процесс дистилляции образца сырой нефти, он, к восторгу своих заказчиков, сделал вывод о том, что из нее можно получать не только высококачественный керосин для освещения, но также и другие продукты, такие как смазочные материалы и парафин для свечей. «В заключение, джентльмены, – резюмировал Силлиман в своем отчете, который мгновенно превратился в рекламный проспект и стал эпохальным документом в истории нефтяной промышленности²², – я должен отметить следующее: как мне кажется, есть все основания надеяться, что ваша компания обладает сырьем, из которого простым и дешевым способом можно будет производить весьма ценные продукты». Заказчики были вне себя от радости. Д-р Силлиман продолжил с ними работу и стал президентом компании Pennsylvania Rock Oil Company of Connecticut, которая была создана для эксплуатации многообещающего месторождения.

Однако главная проблема оставалась нерешенной: что нужно сделать, чтобы получать больше нефти из источников в окрестностях Тайтусвиля? В то время добытчики просто выкапывали ямы, которые заполнялись водой и нефтью. Чтобы получить 6 галлонов нефти, нужно было копать целый день²³. В 1857 г. преемник Силлимана, банкир из Нью-Хейвена по имени Джеймс Таунсенд, предложил для добычи нефти использовать бурение, аналогично тому, как добывалась соль²⁴. Технология бурения, разработанная в Китае, в провинции Сычуань, более двух тысяч лет назад, основывается на использовании металлического бура и деревянной буровой вышки – бур поднимали и опускали, забивая его в землю, и тем самым разрушали породу²⁵. Процесс бурения (по-английски – boring, или drilling; в данной работе далее используется второй термин) позднее переняли европейцы и американцы, адаптировав его для своих нужд. В США этот способ используется с начала XIX в. Бурильщики нефти усовершенствовали этот метод и ввели новые технологии. К 1830-м гг. солевые шахты в США уже достигали глубины 1600 футов.

Как правило, залежи соли и нефти располагались неподалеку друг от друга. Выход нефти на поверхность (или, иначе, нефтепроявление) часто служил сигналом о наличии в этих местах более ценного материала – соли. Если в процессе работы бурильщики натыкались на коричневатую маслянистую жидкость, то они считали, что им сильно не повезло, – ведь нефть могла повредить соляную скважину²⁶.

Поэтому идея заняться бурением для того, чтобы добывать нефть, мало кем была встречена с энтузиазмом. «Послушай, Таунсенд, – пытались образумить его друзья, – качаешь воду, а из скважины бьет нефть? Бред какой-то! Да ты просто рехнулся»²⁷. Однако полный решимости Таунсенд вместе со своими партнерами-инвесторами решили отправить 38-летнего Эдвина Лаурентина Дрейка, бывшего железнодорожного кондуктора, на свои земли, где он должен был произвести изыскания и выяснить, насколько реалистичным было затеянное ими предприятие. Чтобы Дрейк произвел на местных жителей должное впечатление, они представили его «полковником» – титул, которого он сроду не имел. Общительный и предприимчивый «полковник» Дрейк быстро разведал окрестности Тайтусвиля и подтвердил, что там действительно есть следы выхода нефти. На обратном пути в Коннектикут Дрейк посетил солевые шахты. Его полный энтузиазма отчет заставил инвесторов приступить к немедленным действиям. Они учредили новую компанию – Seneca Oil Company – и отправили Дрейка вместе с семьей в Тайтусвиль.

Дрейк закупил необходимое оборудование и нанял рабочих. В мае 1858 г. начались работы по бурению. Прошел год, а Дрейку так и не удалось добраться до нефти. Деревенские жители подсмеивались над ним и говорили, что он гоняется за несбыточной мечтой, охотясь «за какими-то “просачиваниями на огромном угольном поле”»²⁸. Однако 27 августа 1859 г., когда от денег, выданных ему инвесторами, оставались последние гроши, неутомимый Дрейк пробил скважину глубиной в 69,5 футов и дошел до залежей нефти. На поверхности забил фонтан, дававший сперва 10 баррелей в день, а потом, при использовании насоса, – 40 баррелей в день²⁹. Так началась эпоха нефти – и с этого момента в западной Пенсильвании джинн был выпущен из бутылки.

Как писал Аллан Невинс, историк, журналист и биограф Джона Д. Рокфеллера, «слухи об открытии Дрейка разлетались со скоростью дакотского циклона»³⁰. Толпы бурильщиков и нефтеискателей устремились в Тайтусвиль и его окрестности. Этим землям, которые сразу же прозвали Нефтяным районом, суждено было пережить экономический бум – в результате появились новые поселения и повсюду плотным лесом выросли нефтяные вышки. Затем начались буровые работы, причем нефтяники бурили землю с упорством маньяков. В одночасье начался стремительный рост цен на землю. Если раньше за участок можно было выручить немногим больше, чем стоимость находившейся на нем деревянной постройки, то теперь бедные фермеры и рабочие, которым удавалось найти черное золото, за долю мгновения превращались в баснословных богачей. Один из таких людей, кузнец по имени Джеймс Эванс, потратил 200 долларов и пробурил шахту, находившуюся в 18 милях от шахты Дрейка на реке Аллегейни. После того как обнаружилось, что в скважине есть нефть, он сразу же получил предложение продать землю за 100 000 долларов. Когда пошла молва о таких счастливчиках, как Эванс, ставших в мгновение ока сказочными богачами, в Нефтяной район потянулось еще больше нефтеискателей, спекулянтов, бурильщиков. Теперь этот район походил на кипящий энергией муравейник – его пересекали дороги, на нем расчищались земли и устанавливались буровые вышки³¹.

Однако вскоре обнаружилось, что бурение для поиска нефти – это весьма рискованное предприятие, не дающее никаких гарантий. Далеко не из каждой скважины начинала бить нефть. Так, например, в 1867 г. половина новых скважин оказались сухими. А бывало и так, что сначала нефть в скважине появлялась, но потом быстро исчезала. Некоторым удачливым предпринимателям удавалось найти нефть и разбогатеть, но многие оказывались перед пустой скважиной, потеряв при этом целые состояния. Самые невезучие нефтяники, а также зеваки, наблюдавшие за происходившим (а таких было немало), заживо сгорали в результате часто случавшихся катастроф – сильнейших пожаров и мощных взрывов³².

Для первых бурильщиков и землевладельцев главным было побыстрее начать бурение. Это было связано с бытовавшим в то время юридическим принципом, известным как «правило захвата». Согласно этому принципу владельцу земли принадлежали любые получаемые с этой земли ресурсы и было совершенно не важно, проистекали ли они с соседней территории, принадлежавшей иному лицу, или нет. Правило захвата восходило к английскому неписаному праву. Обычно считалось, что оно распространяется на право владельца земли «захватить» оленя или другое дикое животное, которое забрело на принадлежащую ему территорию. Первый, кто снял урожай, извлек что-то или «захватил» природный ресурс, становился правообладателем³³.

Закон «захвата» также распространялся и на подземные ресурсы. В те дни люди имели весьма слабое представление о геологических особенностях нефтяных залежей. Сначала думали, что нефть находится в подземных бассейнах, и лишь позже нефтяники обнаружили, что нефть залегает в толще горных и осадочных пород. Для того чтобы стать легальным владельцем нефти, бурильщик должен был осушить подземный «бассейн», пока его кто-нибудь не опередил. Мотивация начать бурение как можно скорее была и у нефтяников, и у нетерпеливых арендаторов. По словам одного из исследователей, борьба за выкачивание подземных ресурсов напоминала ситуацию, когда у двух мальчуганов, которым очень хочется пить, есть один стакан лимонада и две соломинки. «Это все больше становится похожим на игру „Кто больше выпьет“, в которой в дураках остается тот, кто выпил меньше всего»³⁴. Все это привело к тому, что в нефтяных районах западной Пенсильвании образовался переизбыток добытой нефти, потому что землю там бурили с упорством маньяка³⁵.

Чтобы получить львиную долю нефти из подземных залежей, нефтяники пробивали дополнительные, или «отводные», скважины на границе своих участков, как можно ближе к скважинам, находившимся на соседних участках. Это делалось для того, чтобы перехватить и выкачать из-под земли нефть, пока она не переместилась на сторону соседа. Нередко случалось, что в отверстия скважины попадала вода, и если она перетекала в нефтяной бассейн, то могла повредить или уничтожить скважину. Когда какой-нибудь непорядочный нефтяник хотел запугать соседа, он размещал свою шахту очень близко к соседской скважине, а затем угрожал, что повредит их общий резервуар, удалив трубы из собственной скважины, – это привело бы к тому, что вода хлынула бы в соединяющиеся каналы, расположенные в нижних слоях, в результате чего соседская шахта была бы уничтожена³⁶.

Эта борьба за бурение скоро привела к серьезным трудностям для тех, кто занимался нефтью уже на земле. Работники, отвечавшие за хранение нефти, не знали, в каком месте будет обнаружен очередной нефтяной фонтан. Случалось, что фонтан начинал бить, а собирать нефть было некуда. До конца 1860-х гг. для хранения и транспортировки нефти рядом со скважиной иногда размещали «коллекторные» трубопроводы, но они были короткими и имели маленький диаметр. Поначалу нефть хранили в деревянных бочках из-под виски или вина³⁷, которые потом отвозили на местные нефтеперерабатывающие заводы, располагавшиеся в процветающих городках вдоль Ойл-Крик. Но гораздо чаще нефть отправляли к судоходным водным путям, на приречные склады или на удаленные железнодорожные станции для последующей отправки на более крупные нефтеперерабатывающие заводы. Такие заводы начали появляться и в богатых поселениях вдоль Ойл-Крик, и в близлежащих крупных городах. Особенно активное развитие таких заводов наблюдалось в Питтсбурге и Кливленде, а позднее в Нью-Йорке и районе Новой Англии. Правда, поначалу производство бочек, создание трубопроводов и строительство барж не поспевало за добычей нефти, которую выкачивали из новых фонтанных скважин. Нередко нефть выходила на поверхность и перетекала в реки или в поля, что приводило к огромным потерям. Одно из первых коммерческих изданий нефтяников, The Derrick’s Handbook of Petroleum (далее – The Derrick) сообщало, что в октябре 1861 г. «было выкачано столько нефти, что собрать ее было невозможно, и в реку утекали тысячи баррелей. Поверхность воды покрыта масляной пленкой на расстоянии многих миль ниже Франклина»³⁸.

В ситуации, когда мощности для хранения и транспортировки нефти значительно отставали от объемов ее добычи, цены на нефть рухнули. С января 1860 г. по январь 1862 г. нефтяные цены катастрофически упали – с 20 долларов до 10 центов за баррель³⁹, что заставило многих нефтяников закрыть предприятия и прекратить бурение. Это был первый, но далеко не последний эпохальный кризис цен на нефть.

Прошло немного времени после резкого падения, и неизменно высокий спрос и временное прекращение поставок нефти вызвали головокружительное повышение цен. Спрос на нефть значительно повысился после того, как вследствие событий Гражданской войны Север США лишился южных поставок терпентинового масла, необходимого для получения камфена. Буму во многом способствовали введенные во время войны налоги на конкурирующие с нефтью товары и резкое увеличение экспорта в Европу. К концу 1864 г. цены на сырую нефть вернулись к отметке 10 долларов за баррель. Как принято считать, ценовой шок начала 1860-х гг. в реальном денежном выражении был сильнее, чем даже шок от «энергетических кризисов» 1970-х гг. Однако, поскольку нефть еще переживала свой младенческий период и в национальной экономике играла незначительную роль, ценовой шок не оказал существенного влияния на макроэкономику⁴⁰.

Итак, вскоре после того, как Дрейк пробурил первую скважину и тем самым дал жизнь новой отрасли промышленности, на нефтяном рынке произошли события, которые вскоре стали паттерном ценовых взлетов и падений. В этом нашла отражение специфическая особенность нефтянки – особенность, на которую досадуют и современные добытчики нефти: нефти всегда или слишком мало, или слишком много.

Отсутствие равновесия между спросом и предложением оказалось хронической проблемой, в результате чего цены на нефть с бешеной скоростью скакали то вверх, то вниз. С одной стороны, спрос на керосин и другие нефтепродукты повышался как в США, так и в других странах. Спустя лишь несколько лет после открытия Дрейком нефтяных месторождений в Пенсильвании нефтью уже торговали в Париже и Лондоне, а к 1866 г. две трети от объемов керосина, произведенного в Кливленде, отправлялось за границу⁴¹. С другой стороны, хотя продолжали открывать все больше и больше новых нефтяных бассейнов, это происходило «нерегулярно и непостоянно»⁴². Вхождение в новую отрасль бурения было легким и дешевым. Хотя и не каждому бурильщику удавалось дойти до залежей нефти, те, кому в этом везло, добывали больше, чем могли хранить. Поэтому они транспортировали нефть и сдавали ее на переработку. В результате цены начинали стремительно падать. Это, в свою очередь, приводило к резкой остановке буровых работ до тех пор, пока цены, как это всегда случалось, вновь не вырастали. Отсутствие необходимости вкладываться на начальном этапе, а также перспектива баснословно разбогатеть – все это привлекало сотни желающих инвестировать в бурение, в уже готовые транспортные средства (баржи, фургоны, а позднее – поезда и трубопроводы), а также в перерабатывающие заводы. Но тогда предложение вновь начинало превышать спрос, что в очередной раз вело к ценовому кризису. В итоге возникал круговорот, состоявший из перемежающихся взлетов и падений цен на нефть.

В самом деле, в 1866 и 1867 г. цены на сырую нефть вновь резко взлетели, поскольку из-за избыточной добычи нефти было закрыто огромное количество существовавших скважин и никто не спешил бурить новые. Порой деревянная бочка для хранения сырой нефти ценилась больше, чем ее содержимое⁴³. В последующие годы цены на нефть перестали скакать и общая обстановка вновь стала похожей на ту, что была в первые годы. Однако на рынке каждую неделю могли происходить самые непредвиденные изменения. В заметке, опубликованной 7 августа 1866 г. в The Derrick, сообщается, что «рынок находится на подъеме; покупателей волнует не цена нефти, а где ее можно купить» – а через день «происходит внезапный обвал цен и покупатели покидают рынок»⁴⁴.

Несмотря на дикие скачки цен, ажиотаж вокруг нефти не стихал, а вера в будущее нефтяной промышленности день ото дня становилась все сильнее. Постоянным был спрос на нефтепродукты – в первую очередь, на продукты, необходимые для освещения домов и учреждений, смазочные материалы для заводов и железных дорог и, кроме того, на вещества для производства других продуктов, таких как красители – этот спрос было практически невозможно удовлетворить⁴⁵. Огромный спрос на нефть и рост нефтяных цен побуждали инвесторов к созданию новых хранилищ, к совершенствованию системы транспортировки и к строительству новых нефтеперерабатывающих заводов. Постепенно удавалось совладать с самыми болезненными проблемами в транспортировке нефти. Этому способствовала прокладка железных дорог, а затем – трубопроводов, соединявших места добычи нефти с терминалами и перерабатывающими заводами. Широкомасштабное, точнее сказать – беспорядочное, увеличение числа пробуренных скважин, совершенствование транспортировки нефти, появление множества перерабатывающих заводов – все это привело к тому, что из предмета роскоши, доступного лишь немногим, керосин и другие нефтепродукты превратились в товар массового потребления.