Kitabı oku: «Полюби лучшее в себе и худшее в других. Книга прощения, принятия и обретения спокойствия», sayfa 2

Если враг причиняет нам боль, это уже достаточно плохо; но не стоит травмировать себя еще сильнее, заранее боясь боли и цепенея от страха, который не дает нам Встретить врага во всеоружии.

Если разобраться, мы боимся боли гораздо больше, чем смерти. К счастью, большинство из нас никогда не подвергнется физическим пыткам со стороны врага. Но если представить себе, как мы могли бы справиться с болью, это может быть полезно для укрепления нашей стойкости. Наиболее практичным методом преодоления боли является сдержанность — не злиться ни на свое положение жертвы, ни на мучителя, поскольку такая реакция только усиливает боль и побуждает мучителя к еще большей жестокости. Ненависть ни в малейшей степени не помогает нам облегчить боль. Тибетские монахи, находившиеся в тяжелейших условиях тюремного заключения, часто объясняют свое выживание тем, что не озлобились на своих охранников. Если вместо гнева мы будем думать о том, что любая причиняемая нам в настоящий момент боль поможет лучше справляться с любой болью в будущем, то терпеть ее будет казаться достижением. Более того, если мы верим в справедливость пословицы «как аукнется, так и откликнется» или в то, что называют «кармой», мы можем считать, что боль, которую причиняют нам наши враги, вернется им сторицей в будущем – или в будущих жизнях. Обладая подобными убеждениями, мы даже сможем найти в себе сочувствие к нашим мучителям. И тогда у нас внутри отзовется мольба Иисуса с креста: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают».

Если мы сможем освободиться от чрезмерного страха перед нереальными последствиями, существующими лишь в нашей голове, мы повысим свои шансы избежать этих самых последствий.

Многое из того, что мы терпим от рук наших врагов, носит эмоциональный характер. Но и в этом случае мы можем руководствоваться правилом «чем хуже, тем лучше» и попытаться использовать любые причиняемые нам страдания для укрепления нашей способности не тратить энергию на ненависть к обидчикам. Если мы научимся не злиться на них, мы вооружимся самой надежной защитой – терпимостью. Обретя терпимость, мы становимся сильнее и выносливее, лучше справляясь с попытками наших врагов причинить нам любую боль.

Однако главное, что мешает нам преодолеть свой гнев к врагам, – это наша убежденность, что если гнев не придаст нам сил, то нас растопчут. Гнев кажется нам источником самозащиты. Он дает силы для сопротивления, а без него мы слабы. Но если присмотреться к своему опыту повнимательнее, то можно увидеть, что гнев обманывает нас, заставляет чувствовать себя сильнее, разогревая, но на самом деле он делает нас слабее, отключая здравый смысл и заставляя нас расходовать всю свою энергию сразу и непоследовательными всплесками. Согласно нейро-научным исследованиям, гнев также вредит нашему здоровью, выделяя в кровь химические вещества, такие как кортизол, негативно влияющие на работу кровеносной системы.

Обретя терпимость, мы становимся сильнее и выносливее, лучше справляясь с попытками наших врагов причинить нам любую боль.

Преодолеть враждебность к другим не означает сдаться им. Напротив, в случае угрозы мы можем защищаться более эффективно, если будем противостоять агрессии без ненависти и гнева. Боевые искусства учат нас, что для того, чтобы обрести силу для победы над противником, необходимо преодолеть ярость. Любой мастер боевых искусств скажет вам, что гнев выводит из равновесия и слишком быстро истощает, делая вас более уязвимым для атаки противника. То же самое и с излишним страхом.

Бояться, когда на нас нападают, вполне естественно, Но мы можем справиться с ситуацией гораздо более грамотно, если мы испытываем разумный страх, предостерегающий от угроз и побуждающий к конструктивной реакции, а не параноидальный, парализующий страх, который мешает нам действовать здраво и энергично.

Сокрушение конкурентов

Конкуренция сегодня приравнивается к кровавому спорту, причем не только на игровом поле или ринге. Теоретик психоанализа Карен Хорни ввела понятие гиперконкуренции как невротической черты личности почти семьдесят лет назад. Она охарактеризовала гиперконкуренцию в качестве стратегии адаптации как «движение против людей» (в отличие от движения к людям или от них). Ее наблюдения получили очевидное подтверждение в нашей культуре. Бездумное следование установке «мы против них» привело к возникновению мира одиночек. Всегда найдется новый противник, против которого можно выступить, и мы попадаем в замкнутый круг, возвышаясь за счет других. Помню, как однажды я смотрела соревнования по танцам на льду во время зимних Олимпийских игр. Одна пара едва успела закончить свой замысловатый танец, как комментатор рявкнул: «Не хватает артистизма!» Хотя в нашей культуре повышение своего статуса за счет принижения усилий других представляется нормальным поведением, оно порождает ложное чувство превосходства. Напротив, взаимное уважение и признание достоинств соперника участниками соревнований вызывают чувство солидарности.

Однажды центр Insight Meditation Society проводил ретрит для членов правления, во время которого консультант, с которым мы работали, предложил нам одно упражнение. Разделившись на пары, мы играли в игру, напоминающую «крестики-нолики». Каждый игрок должен был подсчитать свои очки. Большинство из нас решили, что они соревнуются с партнером в том, кто наберет больше очков. Но у одной из пар возникла идея, что если они будут не соревноваться, а сотрудничать и объединят свои очки, то их общий результат будет больше, чем у всех остальных. В отличие от остальных, предполагавших, что в каждой паре есть победитель и проигравший, эта пара решила не сражаться друг с другом. Они обошли по очкам всех остальных, потому что решили работать сообща.

Конкуренция естественна, это часть человеческого арсенала выживания, но, когда она порождает вражду, мы должны усомниться в ее месте в нашей жизни. Вот тут-то и приходит на помощь радость сопереживания, то есть радость от счастья других. Если мы находимся в состоянии соперничества, то, когда что-то хорошее происходит с другим, нам кажется, что это как-то ущемляет нас. На самом деле это, конечно, не так, но ревность и зависть затуманивают наши суждения. Даже если мы не соревнуемся, дух соперничества заставляет нас чувствовать обратное.

Однако если относиться к успехам других людей с радостью сопереживания, то можно искренне и от всей души радоваться их удаче. Вместо того чтобы терзаться бесплодными мыслями типа: «Ну почему это досталось тебе, а не мне?! Оно должно было стать моим!», мы можем принять тот факт, что «это» никогда не было нашим, и порадоваться успеху другого человека. Если мы подходим к жизни с позиции нехватки, замечая лишь то, чего нам недостает, а не то, чем мы обладаем, то любой, у кого есть желаемое нами, становится врагом. Но если мы умеем радоваться счастью других людей, то понимаем, что радость и удовлетворение – это не конечные величины, за которые нужно хвататься, пока есть возможность. Они всегда доступны, потому что это внутренние качества, которые появляются естественным образом, если дать им волю.

Доступный путь к радости сопереживания лежит через сострадание, или через отклик сердца в ответ на боль или страдания с желанием облегчить эти страдания. Сострадание – это энергетически заряженное и мощное чувство. Как говорил буддийский монах Ньянапоника Тхера, «именно сострадание поднимает тяжелую решетку, открывает дверь к свободе, делает узкое сердце широким, как мир. Сострадание устраняет из сердца лежащий на нем груз, парализующую тяжесть; оно дает крылья тем, кто привязан к оковам своего „я“»². Внимательно присмотревшись к жизни того, кого мы считаем соперником, мы обязательно увидим трудности, выпавшие на его долю, или поймем, насколько непрочным может быть положение и успех. Когда мы можем соприкоснуться со страданиями предполагаемого противника, победа или поражение кажутся уже не столь важными.

Если мы подходим к жизни с позиции нехватки, замечая лишь то, чего нам недостает, а не то, чем мы обладаем, то любой, у кого есть желаемое нами, становится врагом.

Несколько лет назад я вела группу медитации в одной из начальных школ Вашингтона. Стены школьных коридоров были исписаны заповедями: «Относитесь к людям так, как вы хотели бы, чтобы относились к вам», «Играйте честно», «Не причиняйте боль другим ни внутри, ни снаружи».

Однако меня зацепила следующая фраза: «Все могут играть». Теперь «Все могут играть» – это заповедь, по которой я живу. Мы можем не соглашаться друг с другом. Мы можем спорить. Мы можем соперничать. Но все могут играть, несмотря ни на что. Мы все заслуживаем шанс на жизнь.

Причастность к созданию врага

То, что мы воспринимаем кого-то как врага, зависит от нашего взаимодействия с ним в прошлом. Наше представление о нем редко бывает объективным отражением его качеств, скорее проекцией нашего собственного отношения. Положим, кто-то причинил нам вред в прошлом, и теперь мы его опасаемся. А может, это мы доставили неприятности кому-то, и теперь он зол на нас. У нас есть мысленный шаблон того, что мы считаем вредным, опасным и пугающим, и вольно или невольно мы проецируем его на людей, превращая их во врагов. Если кто-то выглядит отталкивающе или пугающе и при этом соответствует нашему мысленному образу носителя угрозы, то мы воображаем, что он и впрямь может нам навредить, и держимся от него подальше. А если избавиться от него не удается, нас охватывает тревога и ярость, что еще больше подкрепляет наше представление о нем как о враге.

Если кто-то Выглядит отталкивающе или пугающе и при этом соответствует нашему мысленному образу носителя угрозы, то мы воображаем, что он и впрямь может нам навредить, и держимся от него подальше.

Мало кто готов признать, что хоть как-то ответственен за появление у него врагов. В конце концов это же не его автомобиль запер соседские во дворе дома. И не он распускает злобные сплетни о знакомых, и не он радуется от того, что уводит клиентов у своего коллеги. Но если он хочет избавиться от врагов или хотя бы лишить их власти над собой, ему придется признать свою причастность к возникновению вражды.

Каждый из нас может казаться кому-то отталкивающим и вредным, а кому-то – привлекательным и полезным. Подумайте о дорогом вам человеке, и если вы постараетесь, то наверняка вспомните о случаях, когда он доставил вам неприятности, пусть невольно, или когда вы злились на него, или он злился на вас.

Значит, «враг» – это не выжженное клеймо, не ярлык, навсегда прикрепленный к тому, кто, как нам кажется, причинил нам вред. Это временная характеристика, которую мы присваиваем людям, когда они не делают того, чего мы хотим, или делают то, чего мы не хотим. Но что бы ни делали другие, создание врагов всегда выходит нам боком.

Создание врагов

Любой человек, воспитываемый в христианской вере, сталкивается с заповедью «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» и неизбежно задается вопросом: «Но как?»

В самом деле, как? Что, если вы на самом деле ненавидите своего ближнего, или боитесь его, или просто находите его непривлекательным? Что если вы на самом деле ненавидите себя или не находите ничего хорошего в своих поступках, когда оцениваете прожитый день? Что если слишком часто, сталкиваясь с явно недоброжелательным миром, вам приходится защищаться, отвечать на нападки или страдать от изоляции и одиночества? Мы можем начать разгадывать эту реакцию, обратив внимание на свое научение.

Нам свойственно стремление разделять людей на противоположные категории. Стереотипизация – это эволюционный механизм, призванный обеспечить выживание индивида в опасном мире. Мы пытаемся справиться с хаотичной жизнью, создавая упорядоченную систему узнаваемых типажей, наделенных определенными чертами, которые, однако, слабо связаны между собой. Затем мы переносим наши предвзятые типологии на всех представителей того или иного класса, группы или нации.

Проблема заключается в том, что, распределив всех по категориям, мы не желаем смотреть дальше этих ярлыков. Обычно мы определяем собственную группу как норму, как «своих», а всех остальных – как «чужих». Если мы берем собственную семью или социальную группу за образец, зачисляя при этом всех остальных в категории рангом пониже, это безусловно повышает наше чувство собственной значимости. Но это также фиксирует нас на мышлении «мы против них», практически гарантируя нам постоянное наличие врагов.

Обычно мы определяем собственную группу как норму, как «своих», а всех остальных – как «чужих».

Близкое общение может остановить этот цикл создания врагов. Недавнее исследование предрассудков показало, что взаимное доверие может возникнуть и распространиться между различными расовыми группами так же быстро, как и подозрительность³. Благодаря так называемому «эффекту длительного контакта» дружелюбие распространяется среди враждующих групп подобно благотворному вирусу. Этот эффект настолько силен, что, по мнению исследователей из Массачусетского университета, предвзятость может исчезнуть в считанные часы. Ключевым моментом является мирное общение с «чужим», «врагом». В качестве примера можно привести палестино-еврейский летний лагерь Oseh Shalom-Sanea al-Salam, позволяющий еврейской и арабской молодежи и их семьям проводить время вместе, участвуя в совместных мероприятиях и диалоге в окружении природы. Такие организации дают представление о том, как можно разработать более масштабные инициативы по разрушению стены «мы против них».

Если мы надеемся избавиться от предрассудков, мы должны быть способны шире смотреть на мир. Архиепископ Десмонд Туту знакомил Далай-ламу с основами христианства, а тот в свою очередь говорил с архиепископом о буддизме. Ни один из этих духовных мастеров не стремился обратить другого в свою веру, и им не нужно было соглашаться друг с другом, чтобы почувствовать связь. Каждый из них хранил верность своим традициям, вероисповеданию и народу, но они были очень хорошими друзьями, которых не сковывал жесткий выбор «или-или».

Творить добро – вот лучший способ расширить свои мысленные горизонты и преодолеть преграду «мы против них». Достаточно поработать волонтером в благотворительной столовой или доброжелательно пообщаться со своими соседями, чтобы перестать видеть в них чужаков. Приподнимаясь над своими эгоистическими интересами, «выключая Я и включая

Творить добро – вот лучший способ расширить свои мысленные горизонты и преодолеть преграду «мы против них».

Мы», как говорит Джонатан Хайдт, мы побеждаем отчуждение с помощью простого человеческого общения. И вот уже, в духе заповеди «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», все больше и больше людей начинают казаться нам ближними, и мы на деле учимся их любить.

Как только мы делим мир на «нас» и «них», на «своих» и «чужих», среди «чужих» оказывается полно потенциальных врагов. Даже те, кого мы сейчас причисляем к «своим», впоследствии могут превратиться во врагов. Стоит им доставить нам малейший ущерб или неудовольствие, как мы тут же начнем их бояться и недолюбливать.

Таким образом, работа с внешними врагами заключается в том, чтобы отнестись к ним как к людям и посмотреть на себя с их точки зрения, осознавая свои предрассудки и интересы и понимая, что наши враги действуют исходя из своих собственных предрассудков и интересов. Упражнение «Работа с внешним врагом», приведенное в Приложении на стр. 222, покажет вам, как вы создаете внешних врагов и как обратить этот процесс вспять.

Если разобраться, внешний враг – это отвлекающий маневр. Сосредоточившись на ком-то, кто, как нам кажется, плохо к нам относится, мы можем не заметить настоящего врага, врага внутри нас. Но когда мы принимаем ненависть врага как вызов, он становится толчком к нашему собственному росту – даром, пробуждающим нас от спячки самодовольства.

Сила прощения

Как простить тех, кто причинил нам боль? Как можно примириться с теми, кто нанес обиду нам самим или нашим близким, или с теми, кто сознательно творит насилие? Обязательно ли прощение во всех случаях? Или же прощение – это духовный подвиг, к которому мы стремимся, но почти никогда не достигаем его, не в силах простить обиды или оставить прошлое позади?

На эти вопросы нет простых ответов, Не стоит относиться к прощению сентиментально: зачастую это сложная, запутанная духовная практика, требующая от нас выхода за рамки глубокого, но саморазрушительного переживания; это как проглотить горькую пилюлю. Более того, мы часто употребляем слово «прощение» в контексте долженствования, делая процесс обязательным и трудным. Например, нам внушают, что пока мы не простим, нам не удастся исцелиться. Мы забываем, что прощение – это процесс горевания, который часто включает в себя выражение негативных эмоций, особенно разочарования и гнева. Бесполезно пытаться избежать этих болезненных чувств. Неискреннее, вынужденное или преждевременное прощение может нанести больший психологический ущерб, чем подлинная горечь и гнев.

Хелен Уитни, режиссер документального фильма «Прощение: время любить и время ненавидеть», сказала: «Мы говорим о прощении в единственном числе. Вместо этого мы должны говорить о прощениях. Существует столько же способов простить, сколько и людей, нуждающихся в прощении. В нашей культуре принято рассматривать прощение как единую, всеми желаемую вещь. Но прощение – это нечто более сложное».

Это важно понимать. Как и любая другая форма исцеления, прощение имеет свою временную шкалу, и его не следует торопить или форсировать. Мы не можем заставить себя простить, так же как не можем заставить себя забыть. Что мы можем сделать, так это создать условия, необходимые для прощения, начиная с полного признания ситуации и своих чувств. Пока мы сами не признаем свою боль или обиду, нельзя надеяться на то, что они останутся в прошлом. Воспитанные на представлении о том, что прощение – это бескорыстный акт, совершаемый ради других за свой счет, мы забываем, что сострадание начинается внутри и что, прежде чем открыть свое сердце для других, мы должны залечить свои собственные раны.

Многие люди путают прощение с бескорыстием и удивляются, почему у них не получается прощать. Пытаясь отбросить собственные переживания и «поступить правильно», многие люди с самими лучшими намерениями обнаруживают, что они не могут простить, если забывают о самих себе. Когда мы понимаем прощение как сострадательный акт по отношению к себе, который мы распространяем на других по мере наших возможностей, мы начинаем понимать, что Хелен Уитни имеет в виду, говоря о «прощениях» во множественном числе. Каждая ситуация требует своего искусного разрешения. Если мы будем ждать, пока наши мотивы станут абсолютно чисты, а остаточные чувства уйдут в прошлое, то, скорее всего, мы мало что простим в своей жизни. С другой стороны, когда мы рассматриваем прощение как инструмент выживания, а также как духовный акт, наши требования и ожидания от себя уменьшаются до более реалистичных величин.

Независимо от того, считаем ли мы некоторые поступки непростительными или нет, несомненно, что некоторые из них имеют такие последствия, что их нелегко взять и простить. Но это не означает, что мы не можем подняться над действиями наших врагов. Как сказал один человек, переживший холокост: «Я никогда этого не забуду и никогда не прощу. Но я воспитал своих детей так, чтобы они любили, а не ненавидели».

Стремление после пережитой травмы научить своих детей любить, а не ненавидеть является свидетельством врожденной человеческой доброты.

Я знаю многих людей, познавших насилие в своей жизни: у меня есть друг, чей племянник был убит; и друг, чья племянница была убита; и друг, чья дочь была убита; я знакома со множеством людей, которые сбежали из абьюзивных отношений, или во взрослом и даже детском возрасте пережили сексуальное насилие. От них я узнала, что, имея дело с нашими врагами, мы не должны становиться одержимыми одной мыслью «ангелами мести» с очерствевшими сердцами; мы не должны посвящать остаток своей жизни уничтожению тех, кто причинил нам зло. Они показали мне, что, вместо того чтобы зацикливаться на мести, мы можем посвятить свою жизнь заботе: о детях, о женщинах, о стариках – обо всех, кто уязвим и нуждается в этом.

Мы не можем заставить себя простить, так же как не можем заставить себя забыть. Что мы можем сделать, так это создать условия, необходимые для прощения, начиная с полного признания ситуации и своих чувств.

Они научили меня тому, что наша жизнь не обязательно должна быть посвящена тому, чтобы свести счеты с обидчиками. Если мы сможем справиться с желанием отомстить и не будем зацикливаться на гневе, то познаем целебную силу сострадания. Сила сострадания возвращает нас к жизни, открытости, обновлению и любви. Именно так наши враги становятся нашими величайшими духовными учителями.

Сила сострадания возвращает нас к жизни, открытости, обновлению и любви.