Kitabı oku: «Свет Надежды», sayfa 4
Глава 6. Посол
Перенесемся в кабинет доктора Бояркина и посмотрим на работу психотерапевта.
Мужчина довольно пожилого возраста с сединой в бороде и зачесанными назад темными волосами сидит напротив Андрея Бояркина в мягком белом кресле и задумчиво глядит на пол. Его привело сюда довольно распространенное для многих жителей нашей планеты явление – проблемы в личной жизни. По словам посла, он устал слышать в свой адрес упреки: какой он черствый и все время уделяет лишь работе или своим друзьям и коллегам.
Сейчас господин Брауэр размышлял над вопросом доктора: «Когда вы в последний раз проводили вечер наедине со своей женой?»
Андрей не торопил пациента с ответом, лишь делая все новые и новые пометки в блокноте, который держал на коленях.
– Не могу вспомнить, помню лишь, что благодаря таким вечерам у нас появлялись дети с Каролиной, – ответил с голландским акцентом и улыбкой на лице.
Бояркин оторвался от записей, поправил очки в черной оправе и серьезно заявил:
– Господин Брауэр, вы, без всяких сомнений, нужный государственный деятель, но тема отношений внутри вашей семьи очень важна. А вы давно интересовались у супруги, как обстоят ее дела? Как ее работа и, в целом, в каком мире она живет? Ведь, как всем нам известно, мир для каждого человека строится свой, и может случиться такое, что вы, мистер Брауэр, могли не заметить изменения в мире своей супруги. Я понимаю, разговор с женой – это не то, что вам всегда дается легко, но осознайте, что женщины видят заботу совершенно в ином ключе. Обсудите, что каждый из вас вкладывает в понятие любви.
– Доктор, но я то люблю ее, а она на днях сказала мне, что я черствый эгоист!
– Но она чувствует вашу любовь? Важно понять, что для нее понятия любви – это нечто другое, нежели для вас. Тогда я спрошу по другому: что ей нравится? Это может быть красивая посуда, цветы, украшения и так далее.
Посол вновь задумался. Казалось, его голова сейчас гудела, как рой пчел в улье. Только доктор вновь хотел заговорить, как Брауэр занес указательный палец вверх и, насупившись, произнес:
– Ей нравится персидская сирень. Это я точно помню. Когда мы в восемьдесят восьмом году приехали в Россию, она побывала на ярмарке цветов в Москве. Она еще была недовольна, как неумело высаживают тюльпаны в грунт, но эта сирень ее поразила. Тогда помню, она принудила меня купить эти чертовы кустарники для нашего загородного дома. Лишняя работа для садовника, но как она радовалась!
Доктор улыбался, пока слушал этот рассказ, но его долг принуждал к серьезному анализу, и он продолжил наставление:
– Вам ведь будет не сложно купить букет персидской сирени для нее и попросить домработницу украсить ею стол перед ужином?
– Средств теперь предостаточно на это… Все средства есть, кроме времени.
– Самое важное сейчас – это понять ценность времени, которое у вас есть. Как сказал Соломон: «одному ведь никак нельзя согреться». Поэтому, действительно, постарайтесь быть чуть мягче, отложите газету, когда будете завтракать, и лучше спросите что-нибудь о ее делах. Самое главное – это время, которое люди проводят вместе. Разве чтение утренней газеты стоит на одних весах с вашей личной жизнью?
Посол подпер подбородок кулаком и многозначительно хмыкнул. Это значило его согласие и довольство ясностью мыслей доктора.
– Я посоветовал бы вам отвлечься еще раз от своих профессиональных задач и изменить вектор в сторону семьи. Ваша дочь, Линда, ведь уже взрослая и видит, что родители холодны друг к другу?
– Да, ей в этом году исполняется двадцать два! Она хоть и съехала от нас, но по-прежнему выслушивает жалобы матери на меня.
– Чтобы этого не происходило, выделите хотя бы час, который вы и ваша супруга смогли бы провести вместе, если не в день, то в неделю. Сделайте первый шаг, а потом она сама подтянется к вам, вот увидите.
– Женщины любят инициативных джентльменов… Но это время прошло, и я уже не так молод.
– Но ваша супруга не должна становиться для вас слепым пятном на фоне всего остального. Вы можете сказать, почему вы женились на ней?
– О, да! Она была моим спасением, когда в студенческие годы я провалил экзамен по высшей математике.
Андрей сделал записи в блокнот и посмотрел на свои наручные часы, которые уже показывали шесть часов – время поджимало. Посол, заметив, что доктор глядит на часы, и решив не ставить никого в неловкое положение, торжественно заявил:
– Чудесный сеанс вы мне провели! Еще раз спасибо, что оказываете положительный эффект своей бесценной терапией. Пожалуйста, напишите мне ваши советы, а то я в порыве обязанностей, как всегда, позабуду, что к чему.
– Да, разумеется, – ответил он и принялся быстро вносить на бумагу все необходимые рекомендации.
– Чудесный психотерапевт, и такой прекрасный кабинет! – продолжал посол с довольной ухмылкой на лице. – Удивительные картины на стенах, особенно вон та слева, там, кажется, поле с ромашками или что-то другое? Мне нравится, как прописано небо – натуральное, и как это у вас говорится, гм, живописное!
– Да, и именно поэтому я и привез их сюда. Автор этих произведений – очень хороший человек и мастерица на все руки.
– Вы говорите, «мастерица»? Значит, автор этих шедевров – женщина?
Доктор посмеялся и ответил, что не только Рафаэль с Микеланджело были великими творцами.
– В наше время тяжело найти художника, который так точно и красочно передал бы состояние природы! Так это еще и женщина! Относительно некоторых женщин я могу сказать, что они только и способны, что долбать мозг мужчинам.
– Мистер Брауэр, проблема состоит в том, что мужчина просто не понимает, как он долбит женские мозги.
Посол поднялся, чтобы разглядеть картины получше. Заложив руки за спину и сделав надзирательный вид, он оставил доктора позади себя, но их диалог все также живо продолжался:
– Моя знакомая написала все эти картины, и вы, если хотите, могли бы посетить ее студию и сами убедиться, что именно женская рука написала множество подобных шедевров.
– Непременно! Да, напишите мне еще адрес той самой студии! – сказал он в приказном тоне, в котором не отдавал себе никакого отчета, ибо на своей должности он уже привык общаться так с каждым человеком, вне зависимости от статуса и роли.
Доктор выполнил поручение. К счастью, он прекрасно знал и адрес, и саму художницу, поэтому с улыбкой на лице от приятных воспоминаний, нахлынувших на него так внезапно, он вывел на отдельном листке полюбившиеся ему цифры и улицу.
В этот момент его охватило тепло и радость, словно он вновь оказался в том светлом и уютном пространстве, где царила атмосфера творчества и вдохновения.
Андрей почувствовал, что его собственная жизнь тоже стала немного ярче благодаря этому знакомству. Он вспомнил, как в их беседах она делилась своими мечтами и сомнениями, и это создавало между ними особую связь. В его глазах она была не просто художницей, а настоящим творцом, способным вдохновлять окружающих.
Сейчас, когда он записывал адрес, его охватило чувство надежды и ожидания. Он знал, что эта встреча Нади с послом может стать началом чего-то важного, и это наполняло его энергией. С каждым написанным словом на листке он ощущал, как его собственные мечты и стремления становятся ближе к реальности.
– Я думаю, что Надежде Владиславовне будет приятно встретить такого гостя у себя в студии.
– Надежда Владиславовна? – повторил посол, стоя уже лицом к лицу с доктором, – мне уже нравится ее имя и ее работы, осталось взглянуть на нее саму.
– Я мог бы даже поехать с вами в определенный день. Подпишите с ней контракт на картины и посмотрите, как она проводит занятия живописью, рассказывает про историю искусств и прочее творческое ремесло.
– На счет этого, доктор, я не могу ничего сказать, пока не увижу саму Надежду, но вы, я заметил, очень хороший ее знакомый, раз так отзываетесь о ней. Похвально!
– И все-таки, в качестве проводника я бы предложил своих людей вам в помощь. Питер – город не маленький, и даже если вы попадете на ту улицу с тем адресом, то Надежда Владиславовна может запротестовать.
– Как? – удивился посол, для его персоны это было почти оскорблением.
– Она ведь не будет знать, в чем дело, поэтому назначьте ей встречу, возьмите с собой команду журналистов (если они сами за вами не увяжутся) из какого-нибудь канала, желательно культурно-познавательного, и меня, как ее представителя.
– Разумно, но пока я не могу определиться с точной датой. Хотя…
– Может, на этой неделе? Вы ведь приехали с коллегами, которые тоже нуждаются, как вы сказали, в нашей бесценной помощи.
Посол колебался, в его голове снова загудели мысли, и он приложил два пальца к подбородку.
– Давайте на эти выходные! – заявил он, радуясь своему решению. – На воскресенье. Мне и Каролине понравится такая экскурсия по студии Надежды Владимировны.
– Очень буду рад видеть вас вместе в студии Надежды, потому что это тоже будет знаком внимания и проявлением заботы с вашей стороны. Помните, о сохранности ваших отношений.
– О, прекрасно! Сам жду не дождусь конца недели. Какой сегодня день?
– Вторник, – подсказал доктор и всунул в руку посла записку с рекомендациями и адресом студии.
В дверь постучали. Это был товарищ Нестеркин, которому было ужасно любопытно, почему доктор задерживался в кабинете. Смело, но не смертельно, поскольку посол уже пожимал Бояркину руку и прощался с ним на сегодня. Как только посол спустился со второго этажа, он сразу заставил двинуться за собой толпу людей, которые ожидали его в приемной, развлекаясь между собой питьем чая или игрой в шахматы. Это были его подчиненные, охрана и помощники, а также некоторые пронырливые журналисты дешевых газетных изданий, которые собирали «интригующие» новости о состоятельных людях.
– Завтра утром, – начал доктор, оставшись наедине со своим помощником, – цветы доставить нужно.
– Куда?
– Вот адрес.
– Он показал ему блокнот, где аккуратным почерком было все необходимое.
– Знаешь, надеюсь?
– А, там еще рядом кино показывают. Ну да, знаком. А зачем?
– Зайдешь в студию живописи, голубое такое здание с белой вывеской. И там будет Надежда Владиславовна. Вот ей и отдашь.
– Сказать, что букет от вас?
– Твоя задача, Коля, передать, а говорить от кого и почему – не надо. А уж если она разойдется и допрашивать тебя начнет, то делай то, что умеешь – беги со всех ног. Букет только не забудь отдать.
Доктор улыбнулся, завидев смятение юноши.
За окном разбушевался холодный ливень. Погода всегда непредсказуема, поэтому в январе дождь – это неудивительное явление.
Бояркин вырвал еще листок из своего блокнота и, опершись на журнальный столик, написал записку и вложил ее к себе в карман.
– Часов так, – Андрей посмотрел на наручные часы, – в двенадцать к ней заглянешь. Как раз, может, обедать будет.
– А букет-то где?
– Я уже заказал, в цветочном пока, лежит, дожидается. Заберешь, как раз по дороге к студии на ***брьском проспекте. Все запомнил?
– Как уж тут не запомнить. Такая история намечается, мама не горюй!
Нестеркин заулыбался, а потом чуть не поймал головой подзатыльник, который собирался ему отвесить доктор.
– Меньше язык распускай, а то станешь, как наша Вера.
– Вера – та еще тишь да гладь, только попадись ей на глаза, сразу все о тебе узнает. Я вот до сих пор думаю, как она все это успевает?
– Что именно? – Андрей стоял у стола и собирал в небольшой коричневый портфель бумаги.
– Ну это, болтать и работать. В смысле, она же тут как радио. Её язык бы укоротить, и будет нормальная бабенка.
– Прекращай ерничать и на, передай те бумаги Вере, я еще задержусь.
Товарищ Нестеркин, огорченный тем, что никак не смог отвертеться от поручения, побрел на первый этаж к той самой «бабенке» и с недовольной гримасой отдал ей документы.
Мороз крепчал на улице, а на утро следующего дня все покрылось льдом и инеем. Зима превращала улицы Петербурга в ледяное царство со свинцовым небосводом и каменными джунглями. Надежда заметила изменение погодных условий и на всякий случай вооружилась зонтиком, который пока не понадобился, но, если вдруг пойдет дождь – как это было вчера, когда она промокла, пока бежала до метро – она будет готова встретить его.
Открыв студию, включив свет в рисовальной комнате и приемной, она прошла в свой кабинет, который был такой крошечный, что едва ли там уместилось бы больше двух человек. Стол занимал половину пространства; окно выходило на парковую зону, что радовало Надежду, ведь в перерывах она наблюдала за птицами, которые ютятся возле кормушек, сделанных детскими руками. Она сама старалась сделать что-то полезное для этих маленьких созданий, но руки у нее не доходили купить им семечек или отдать крошки, оставшиеся после обеда. Надя согрела ладони под теплой водой и села заполнять отчетный журнал. Это была ее традиция каждое утро, поэтому она бралась за работу с удовольствием. Ближе к восьми часам она расставила мольберты в рисовальной комнате, подготовила свой холст и посмотрела, в каком состоянии находится витрина с картинами – она, как обычно, сияла от чистоты и яркой праздничной гирлянды. Студия – это место, где она могла быть собой. Повязав перепачканный в краске фартук на талию, она сделала пучок, в который воткнула цветочную заколку. Прежде этого аксессуара в ее образе не обнаруживалось, но теперь она сочла его необходимым. Также она стала все чаще подкрашивать глаза. Сначала это был просто карандаш, но по совету Любы – ее преданной подруги— она приобрела такую универсальную вещь, как тушь для ресниц. Да, женские журналы давно кричали о новинках косметики, но Надежда всю юность избегала подобных средств преображения. Ей и так было неплохо, но сейчас её почему-то тянуло к тому, чтобы становиться лучше не только духовно, но и внешне. Она уже признала тот факт, что Николай неравнодушен к ней, поэтому ей хотелось нравиться ему. Она совершенно не знала, когда и как он явится снова, поэтому старалась наносить тушь и подводить глаза как можно чаще. У нее даже получилось сделать однажды что-то вроде стрелок – это было опять новшество, которое очень понравилось ей, и она начала практиковаться в этом. Научиться данному мастерству ей не составило особого труда, поскольку все годы обучения в художественной школе, университете и академии искусств не прошли даром. Надежда смотрела в зеркало и видела там глаза, полные блеска, отражающие её внутренний восторг и ожидания чего-то светлого и приятного.
Шум поднялся в студии в девять часов, поскольку прибыли дети и их родители. На этот раз какой-то мамочке не понравилось, почему её чадо сидит на самом последнем ряду, где «совершенно» не видно постановки, и рисовать будет труднее, нежели тем, кто сидит ближе всех.
Надежда пыталась объяснить, что всегда спрашивает ребят, удобно ли им, и даже разрешает подходить к самой постановке, но это никак не могло повлиять на придирчивую родительницу, поэтому пришлось уступить. Наде важен каждый человек, который записал в своего ребенка в её рисовальный кружок, поскольку все это – деньги, в которых она очень нуждалась.
Когда группа ребят до десяти лет покинула её студию, Надежда выдохнула, осознавая, что в какой-то мере подростки, которые самостоятельно посещали студию, куда снисходительнее к ней, нежели те взрослые, которые пытаются дать своему ребенку всё самое лучшее.
Сегодня клиентов, желающих приобрести картины, не наблюдалось, но неожиданное появление светленького парня на пороге её студии с букетом красных роз потрясло её. Он быстрым шагом прошел в приемную и спросил:
– Вы Надежда Владиславовна?
– Я, – отвечала Надежда, теребя в руках тряпочку, которой только что вытирала пыль со стеллажей.
– Вам букет тут, – парень положил букет в белой обертке с красной ленточкой на стойку администрации и направился к выходу.
– Стойте, а вы от кого? – поспешила спросить Надя, но незнакомец удалился так же быстро, как и пришел. Это произошло во мгновение ока, и она даже не смогла как следует разглядеть лицо парня. Теперь у неё есть букет, который таинственно ожидал её. Она прошлась по студии, дала пару наставлений ученикам и, убедившись, что ей никто не мешает, взяла букет и обнаружила там множество прекрасных красных живых роз с небольшой запиской, ненадежно державшейся между бархатными лепестками одного из бутонов.
После прочтения записки ей сразу стало понятно, кто отправитель.
– О, Николай, – прошептала она, перечитывая строчки раз за разом:
«26 числа в это воскресенье после обеда к вам прибудет посол консульства Нидерландов с деловым предложением. Будьте готовы!
Ваша искренняя радость – лучшая благодарность для меня. Радуйтесь чаще, Наденька».
Надежда высвободила цветы из бумажного плена, распустив ленту. Она взяла вазу из кладовой, очистила её от пыли, заполнила водой и запустила прекрасные цветы в высокую белую вазу, которую поставила на окне в приемной. Записку она решила сохранить на память, а цветы будут радостным напоминанием о её приятном друге на протяжении еще долгого времени.
В работе с подростками, которые наивно стремились как можно быстрее повзрослеть, Надежда отрабатывала своё терпение. Были те, кто ценил её труд, уважал её как преподавательницу, но без едких личностей никогда не обходилось в каждой группе учеников. Пока она ходила между рядами, проверяя, как идет работа, делая замечания и подправляя некоторые детали картин, она наткнулась на записку на полу, которая лежала прямо около постановки (видимо, кто-то специально уронил её подальше от рабочих мест). Содержимое записки значило:
«Надежда Владиславовна = Дура»
«Какая прелесть! – думала про себя Надежда. – Эти дети учатся писать картины для себя. Я лишь вектор, способный указать им путь в то русло жизни, которое считается более правильным и полезным».
Она подняла записку, смяла её и выкинула в мусорное ведро. Делать акцент на том, кто сотворил подобное, она не стала – обошлась многозначительным демонстративным жестом смятия этой записки.
Она уже находила что-то подобное на своём рабочем столе и на мольберте, поэтому для неё это не такая трагедия. Надежда наблюдала, как группа, содержащая в себе всего двух мальчиков и шести девочек, занимала свои места, переглядываясь между собой и бросая на неё косые взгляды. Она подозревала, что её недолюбливают ученицы постарше: двенадцать—четырнадцать лет. Сегодня им, видимо, пришлось не по вкусу то, что новая заколка появилась в волосах учительницы. Это вызвало некое осуждение, подкреплённое завистью. Поведение недовольного ребенка сразу можно заметить – он пытается привлечь к себе как можно больше внимания своими выходками, а иной раз и словами.
– Дарья, если вы будете такие слова говорить, – нравоучительно прервала брань Надежда, – вас вряд ли кто-либо будет уважать.
– Я имею право говорить всё, что хочу!
– Да, верно, но в рамках прав других людей. Что такого в том, что Глеб (мальчик лет одиннадцати, сидевший в самом последнем ряду) попросил у тебя тонкую кисточку?
– Я не хочу давать этому уроду кисточку. Пусть его родители сами ему купят!
– Дарья, пойми, что если ты продолжишь оскорблять Глеба, то мне придётся вывести тебя с занятия. Понимаешь, зло всегда порождает зло. Глеб не сделал ничего такого, а ты плохо отозвалась о нём. Ты можешь не давать ему кисточку – твоё право, но так обзываться нельзя!
Девочка нахмурилась и сделала вид, что не слышит наставление Надежды Владиславовны. Глебу всё-таки досталась тонкая кисть – её ему подала Света, которая сидела рядом с Дашей.
– Сейчас мне уже не нужна эта кисточка, поэтому вот, – объяснила Света и гордо улыбнулась, словно понимая, какой хороший поступок она сейчас сделала. Заслужив одобрения со стороны, Света посмотрела на Дашу с таким надменным лицом, что Надежда Владиславовна не могла сдерживать своей улыбки.
«Как еще малы эти дети, но уже в их коллективе существует соперничество и желание заполучить власть и всеобщее одобрение…»
Терпение и ещё раз терпение, Надежда. Тебе совсем скоро надо будет уже распускать группу – их рабочий день здесь близится к завершению. Даша – усердная ученица, но со своими недостатками, поэтому Надежда Владиславовна всегда пресекала её острый язык, ссылаясь на то, что таким же, хорошо отточенным, должно быть мастерство живописи!
Читатель, Надя – строгая учительница, но иной раз её доброта и сочувствие побеждали в ней. Её принцип работы с учениками таков: «Даже если вам не пригодится в жизни рисование, то вы развиваетесь всегда для себя».
Многие ученики прислушивались к ней и желали как можно лучше выполнять её поручения, поскольку Надежда Владиславовна в их глазах не просто занудная преподавательница, она в первую очередь понимающий человек.
Оставалось только прибрать рисовальный класс и проверить витрину – решила Надежда и приступила к сборке своего мольберта. Ученики покинули студию полностью в половине шестого, так что они ещё застали приход Любы, которая по просьбе Надежды принесла с собой ватман и пакет с искусственными цветами.
Люба – женщина с обычной, но запоминающейся внешностью. У неё русые волосы, которые могут варьироваться от светло-русого до темно-русого оттенка. Она немного выше своей подруги Нади, что придаёт ей уверенность в походке.
Любе почти уже тридцать, но её фигура выглядит вполне гармонично. Её лицо отличается длинным острым носом и тонкими чертами. Цвет её глаз – светло-серые, поэтому взгляд её кажется мудрым и глубоким. Глаза среднего размера, что делает её лицо ещё более гармоничным. Она легко заводит знакомства, но часто из-за этого и страдает.
– Ой, творческий беспорядок! Как же я скучаю по этой обстановке, – проходя в комнату, произнесла Люба.
– Собери мольберты другие. Опять девочки оставили их. Сколько раз повторяю-повторяю, все никак не могут усвоить – свои вещи (раз уж они называют их своими) надо за собой убирать.
Девушка сняла рыжее пальтишко и бросила его на диванчик рядом с окном, за ним же полетела пыжиковая шапка и перчатки.
– Видела у тебя цветы в прихожей. От кого такой шикарный подарок? Зимой цветы-то дорогие, слушай. Я вот когда решила коллеге на День рождения букетик простых хризантемочек подарить, так там цена такая взвинченная, ой ма-а-амочки!
– Подарила в итоге? – не отвлекаясь от сборки, спросила Надежда.
– Ой, нет. Мне было проще просто на общий подарок сдать копеечку и будет. Ну так, от кого цветы? Не поверю, если ты купила их сама.
– Возможно, и сама купила, – лукавя голосом, отвечала Надежда.
У нее никак почему-то не хотел сходиться мольберт, и она провозилась с ним еще минут пять.
– А вообще, мне, быть может, это родители моих учеников подарили…
– Кстати, ты закончила вид на Порт?
– Давно уже, и продала удачно.
– Как ты успеваешь-то? Я вот в бухгалтерии ничего не успеваю, хоть и работа кипит! Может, мне вместе с тобой картины начать писать? Вернутся так сказать к прекрасному далекому?
– Люба, твое время упущено, – вздохнула Надежда, наконец одолев упрямый болт, который заело, и тот мешал сходиться двум плоским площадям. – Я, конечно, всегда говорю, что никогда не поздно начать, но с таким жизнелюбием, как у тебя, профессия художника тебе не подойдет.
К слову, под «жизнелюбием» Надежда подразумевала чрезмерное желание обсуждения кого-то, чего-то и всего вообще, что движется и попадает в кругозор подруги.
– Моя работа довольно нестабильная, и требует больших усилий и постоянного продвижения. Я могла бы после учебы устроиться преподавательницей в какой-нибудь художественной школе, но разве много там заработаешь? Я еле-еле наскребла денег на аренду этой студии, но теперь я не беспокоюсь об этом, потому что дела мои идут куда лучше, чем в начале.
– Нестабильная? Ты, мне кажется, утроила здесь свою школу и стабильно обучаешь детей с понедельника по пятницу. Ну, если взять в учет то, что… Погоди, не пудри мне голову! Я спросила про букет. Кто тебе его подарил? Не верю, что родители расщедрились!
Девушки перешли к уборке.
– Есть один мой знакомый, которому мои картины понравились.
– Да ну? Какой-такой мужчина в наши дни за картины букеты роз присылает?
– Ну вот такой попался. Я же не могу решать за людей, что им делать.
– Мне кажется, что ты мне чего-то недоговариваешь, – Люба, улыбаясь, подошла к подруге.
Во взгляде ее уже было ясно, что та ни за что не отвяжется, пока не узнает всю историю в самых мелких подробностях.
Когда уборка была завершена, они перешли в личный кабинет Надежды, и там, за чашкой чая со сгущенкой (единственная сладость, найденная в нижнем шкафчике стола), они принялись обсуждать Николая во всех ракурсах. Когда Надя рассказала про их первую встречу, Люба не поверила, что такой элегантный мужчина способен «случайно» забрести в дешевую кофейню. Тем не менее, все сказанное – чистая правда. Надежда старалась не преукрашивать, но Люба сама накидывала любовных несуществующих фантазий, и обе дошли до того, что решили – Николай влюблен в Надежду!
– Да, хорошо, что твой Коля оказался щедрым. А то ты ведь в жизни никогда себе сама не позволишь съездить на каток. Ты даже не покупаешь себе новые колготки!
– Как не покупаю? А эти что? С помойки что ли?
Надежда вытянула ногу, обе посмотрели на худенькую лодыжку и засмеялись.
– Я про то, что ты жадная и никогда себе лишнего не позволишь. Вот даже хлеба не купила к сгущенке, а ведь знаешь, как я люблю хлеб в сгущенку макать и потом чаем запить.
– Люба, я экономлю сейчас.
– А Николай же не знает. Думает, у тебя денег нет, думает, ты такая вся бедная, а ты вон себе какую студию снимаешь. Я ведь знаю, у тебя всегда был тайник, в который ты откладывала деньги.
– Да, был и есть. Ограбить меня хочешь?
– И ограблю, только с целью, чтобы ты лучше относилась к своей личной жизни. Николай же не знает многое о тебе и делает вывод, что тебя нужно спасти, как бедную овечку, а ты вон какая… Как же это… Бизнес-леди, вот! Ладно ты еще тушь купила и глаза начала красить – это радует.
– Люб, ты всегда тратила деньги не задумываясь. Помню, когда мы еще в общежитии жили, ты всю стипендию спустила на кожаные сапоги. Девчонки тебе еще тогда сказали: «Ну и ешь свои сапоги!».
– Как же хорошо, что среди них была ты, Надя. Твою жареную картошку и пирожки с капустой я никогда не забуду!
– Ничего не изменилось с того времени: ты такая же транжира.
– А ты жадина.
– Говорят, противоположности притягиваются.
Повисла пауза. Обе отпили чай, а после Люба заговорила:
– Леопардовое платье купила вчера.
Надежда закатила глаза, но тем не менее поинтересовалась:
– Облегающее?
– Ага, – довольно ответила Люба.
– Еще с подвязочками на разрезах. Ну просто отпад! К ним еще красные босоножки можно присмотреть. Одолжить тебе могу. Будешь своего Коленьку завлекать.
– Вот еще. Мы с ним вообще просто друзья.
– Какая может быть дружба между мужчиной и женщиной, Надя! В твоей умной книжке и то сказано, что мы, женщины и мужчины, притягиваемся друг к другу.
– Ты про книгу Андрея Бояркина? Так это он писал про наши биологические потребности, мол как у животных, но мы-то существа социальные и можем сдерживаться.
– Ай, да ну тебя! Вот показала бы мне этого своего Николая, я бы сразу поняла, кто он и что. А так, тьфу, ничего не поймешь!
– Нет у меня фотографий его. Только знаю, что журналистом работает и разведен он. Он рассказал, что застал свою жену с другим мужчиной и всё.
– Кошмар какой. Вот ты бы вместо того, чтобы книжки про расставания покупать и мучать себя лишний раз, лучше бы телевизор купила! Там как раз Андрей Бояркин недавно интервью давал со своей клиники, говорил что-то про Посла из Нидерландов, типа этот Барурер какой-то у него теперь на сеансы ходит.
– Пока мне не до телевизоров… Мне теперь надо этого Барурера принимать у себя в студии. Мне Николай записку передал в букете.
– Ну-ка дай взглянуть.
Люба взяла записку из рук подруги и прочла.
– А он-то откуда знает, что к тебе посол собрался?
– Он же журналист, может, по связям узнал, может, сам лично говорил с ним, пока у Андрея Бояркина интервью брал. Не знаю, но как хорошо, что предупредил. А то у меня, видишь, как не прибрано бывает после занятий.
– А почему именно к тебе едет посол?
– Наверное, Николай порекомендовал меня как знающего специалиста в живописи. Это, конечно, мое предположение, но как еще?
– Думаю, пока не увижу твоего Колю, ничего сказать не смогу. Правильно сделал, что предупредил, а то бы действительно бегала здесь перед послом с веником и тряпкой. И вообще, ты бы детишек-то к труду приучала тоже, а не только кисточкой по холсту водить.
– Это уж не моя обязанность им морали о чистоте читать, хотя сама я ненавижу, когда грязно.
Надежда сама не ожидала, что за их чаепитием пройдет столько времени – на часах половина седьмого. Через полчаса уедет последняя возможность добраться домой. К счастью, обе подруги хорошо приноровились к подобным ситуациям еще в студенческие годы, и минут через двадцать оказались уже на станции метро.
