Kitabı oku: «Вильям Шекспир», sayfa 3
К числу детских впечатлений Шекспира, несомненно, принадлежат и отголоски вековой кровавой распри Алой и Белой Розы. Стратфорд находится в центре графства, носящего имя одного из самых грозных главарей междоусобия – могучего Варвика. Едва-ли можно считать простою случайностью тот ореол, которым в хрониках Шекспира окружено имя владельца великолепного замка, и до настоящего времени составляющего одну из главных достопримечательностей окрестностей Стратфорда.
В двух-трех часах ходьбы от Стратфорда находятся развалины другого замечательного замка – Кенильворт, имя которого предание особенно тесно связывает с именем Шекспира. Здесь, в 1575 году происходили устроенные графом Лейстером в честь Елизаветы великолепные празднества, отзвуки которых хотят видеть в «Сне в Иванову ночь» (см. предисловие к этой комедии в I томе). По преданию, их видел 11-тилетний Шекспир, и в своем некогда знаменитом романе «Замок Кенильворт» Вальтер Скотт описал впечатления гениального мальчика.
Лет 7–8 стратфордские дети поступали в школу. Незначительный городок-село Стратфорд обладал, однакоже, поместительною «грамматическою» школою (Gramat School; соответствует нашей гимназии), в которой и по настоящее время стратфордцы получают свое образование. Здесь преподавалась мудрость века – классические языки и литература. Шекспир не принадлежал к числу особенно прилежных учеников. Об этом свидетельствует его друг и великий почитатель – известный писатель Бен-Джонсон, сообщающий, что из школы Шекспир вынес «немного латыни и еще менее греческого языка» («Small Latin, and less Greek)». Однако классических цитат не мало рассеяно в произведениях Шекспира, особенно ранних, и к числу того немногого, что осталось непосредственно от великого писателя, относится экземпляр Овидия (в Бодлеянской библиотеке), принадлежавший Шекспиру и носящий его гриф на заглавном листке. Самое преподавание классической премудрости, очевидно, не внушило Шекспиру особенного почтения: к числу наиболее смехотворных фигур его комедий принадлежат школьные «педанты» – учителя: Олоферн в «Безплодных усилиях любви», пастор Эванс в «Виндзорских кумушках» и другие.
Позднее Шекспир, очевидно, практическим путем, приобрел некоторые познания во французском языке, о чем свидетельствуют, например, французские разговоры в «Генрихе V». Почти несомненно, что он был знаком и с модным тогда в придворных и светских сферах итальянским языком. Основание для такого предположения дают сюжеты некоторых его произведений, которые он из английских источников почерпнуть не мог. Если, например, совершенно несомненно, что с Плутархом, давшим ему чрезвычайно обильный материал для римских трагедий («Юлий Цезарь», «Антоний и Клеопатра», «Кориолан») Шекспир познакомился по английскому переводу, то есть несколько драм его и при том таких знаменитых, как «Венецианский купец» и «Отелло», фабула которых заимствована из итальянских новелл Джовани («Pecorone») и Чинтио («Hecatommithi»), на английский язык не переведенных. Не исключена, правда, возможность того, что содержание этих итальянских новелл Шекспир мог узнать от кого-нибудь из своих многочисленных светских знакомых. Некоторые в книгах не находимые подробности итальянской жизни, изображенной им многократно, он даже наверное мог знать только по устным рассказам лиц, путешествовавших по Италии. Местный колорит итальянской жизни так ярок у Шекспира, что создалась даже целая теория о том, что Шекспир – в какой-нибудь труппе славившихся тогда английских актеров – в молодости побывал в Италии. На самом деле, Шекспир, конечно, никогда не был в Италии, иначе он не заставил бы Валентина из «Двух Веронцев» отправляться из Вероны в Милан морским путем, или Проспера из «Бури» садиться на морской корабль в миланской «гавани». Яркость местного колорита итальянских драм Шекспира представляет собою, таким образом, только одно из многочисленных проявлений необыкновенного дара его все усваивать и органически перерабатывать. Этим же путем мог он по устной передаче усвоить сюжеты, взятые из итальянских новелл. Но, все таки, точное сравнение содержания новелл первоисточников и заимствованных из них драм, совпадение многочисленных и притом очень мелких подробностей, почти не оставляет сомнения, что Шекспир имел перед глазами, при создании этих драм, книгу.
Лет в 14–15 кончалась школьная наука. Шекспир, несомненно, стал помогать отцу, дела которого в это время становились все хуже и хуже. Было ли это следствием увеличения семейства – после Вильяма родились еще три сына и 2 дочери, – или общего экономического кризиса, пережитого Стратфордом в конце XVI века, но только прежнее благосостояние тает. Закладывается и затем пропадает полученная за женою земля, закладывается и продается другое имущество, недавний почетный представитель городского самоуправления неисправно даже платит налоги, попадает в заключение за долги, перестает ходить в церковь, боясь встречи с кредиторами. Чем именно помогал молодой Вильям отцу – с точностью сказать трудно. По одному преданию, он якобы помогал отцу в ремесле мясника, по другому – был школьным учителем в соседних деревнях, по третьему – служил клерком у юриста. Последнее считает очень вероятным известный шекспиролог Фэрниваль, находя в этом объяснение не только изумляющего юристов точного знания английского права, рассеянного в драмах Шекспира, но и замечательного изображения душевных болезней в «Гамлете», «Лире» и др. Психиатры считают это изображение безусловно точным, и так как Шекспир во всяком случае не был врачом, то близкое знакомство с душевными заболеваниями всего скорее могло быть приобретено в конторе юриста. Однако же, всего вероятнее, что и знание права и верное природе изображение тогда еще ложно понимаемых душевных болезней – все то же проявление гениальной способности великого сердцеведа вдумываться в каждое положение до того, что оно исчерпывается в самых сокровенных глубинах своих.
IV. Женитьба
В 18 с небольшим лет (в ноябре 1582 г.) Шекспир совершает чрезвычайно рискованный с житейской точки зрения шаг: он женится на старшей его 8 годами Анне Гесуэ (Hathavay), дочери довольно состоятельного однодворца из лежащей в нескольких милях от Стратфорда местности Шотери.
Условия, при которых Шекспир совершил этот малопрактический шаг, очень обстоятельно можно проследить по документам, и едва-ли следует сомневаться в том, что брак был вынужденный. Свадебный обряд совершен без участия родителей Шекспира и с обходом некоторых обычных формальностей со стороны родственников невесты, a через 6 месяцев – в мае 1583 г. – у Шекспира родилась дочь Сузанна.
Установлено, правда, что в Англии того времени не считалось особенно зазорным жениху вступать в права мужа тотчас после обручения. В драмах самого Шекспира можно найти тому доказательства. Так, Клавдио в «Мере за меру» оправдывается тем, что если он и «завладел ложем» своей Юлии, то «после честного обручения». Но именно из тех экстренных обстоятельств, при которых состоялось венчание, несомненно, что «честного обручения» не было. A когда Шекспир писал «Бурю» (1610) и был отцом двух дочерей, из которых одну только что выдал замуж, a другую собирался выдавать, он с явно субъективною страстностью заставил Просперо обратиться к жениху его дочери Миранды с таким напоминанием:
Но если до того, пока обряд
Священником вполне не совершится,
Ты девственный развяжешь пояс ей,
То никогда с небес благословенье
На ваш союз с любовью не сойдет…
О, нет! раздор, презренье с едким взором
И ненависть бесплодная тогда
Насыпят к вам на брачную постель
Негодных трав, столь едких и колючих,
Что оба вы соскочите с неё.
В этих словах, не без известной доли основания, хотят видеть доказательство, что семейного счастья неравный брак не принес. В других пьесах Шекспира можно найти указания того, что он считал брак нормальным только тогда, когда невеста моложе жениха. В «Двенадцатой ночи», напр., герцог говорит:
Жена должна избрать себя постарше,
Тогда она прилепится к супругу
И будет царствовать в груди его
Наконец, собственно для характеристики самой Анны Гэсуэ, некоторые хотят усмотреть автобиографическое значение в одной из самых ранних пьес Шекспира – «Комедии ошибок», где речь идет, между прочим, о ревнивых женах.
Помимо, однако, этих косвенных и недостаточно-доказательных намеков, важно отметить, что легкомысленный брак Шекспира во всяком случае не оказал сколько-нибудь заметного влияния на его личную жизнь, и – что в данном случае, конечно, всего важнее – не оказал ровно никакого влияния на его литературную деятельность. Если Шекспир вскоре поедет в Лондон, то во-первых потому, что помимо собственной семьи, он никогда не перестанет ревностно заботиться об улучшении материального положения отца, a главное потому, что необъятные силы созревающего гения начинают клокотать и рвутся на широкую арену деятельности. A переехавши в Лондон, Шекспир морально почти перестает существовать для оставшейся в Стратфорде семьи, которую посещает раз или два в год. На склоне лет он, правда, возвращается и навсегда поселяется в родном гнезде, но уже пора творчества почти миновала тогда и все великое было дано человечеству. Едва ли можно считать простою случайностью, что детей Шекспир имел только в первые 3 года брака – кроме Сузанны у него в 1585 г. родились два близнеца – сын Гамнет (английская форма имени Гамлет) и дочь Юдиеф, из которых, к великому огорчению отца, сын умер ребенком в 1596 г.
Можно было бы говорить о пессимистическом влиянии брака Шекспира на его литературную деятельность, если бы он являлся в ней женоненавистником. Но в действительности, во всей всемирной литературе нет писателя, в произведениях которого женщина была бы окружена таким ослепительным сиянием самых привлекательных качеств, как у Шекспира. «Укрощение Строптивой» в счет не должно идти, потому что в ней почти нет личного творчества: это простая переделка, с самыми незначительными изменениями, чужой пьесы, К тому же и в этой, в сущности только добродушно-насмешливой, a вовсе не злой буффонаде, героиня только недостаточно дисциплинирована, a в основе своей она добрая и любящая жена. Из действительно отрицательных и притом чисто-женских типов можно указать разве только на вероломную Крессиду («Троил и Крессида») и на распутницу Тамору в юношеском и, может быть, Шекспиру вовсе и не принадлежащем «Тите Андронике», да на Клеопатру, которая, однако, в конце концов, вполне искупает свою вину героическою смертью. Другие отрицательные женские типы – неблагодарные дочери Гонерилья и Регана из «Лира», преступно-честолюбивая лэди Макбет, кровожадная королева Маргарита («Генрих VI») – представляют собою воплощение не специально-женских черт характера, a общечеловеческих, свойственных обоим полам страстей и пороков. Зато апофеозом одним только женщинам свойственных достоинств являются такие лучезарные воплощения самоотверженной любви, как Корделия, Дездемона, Имогена («Цимбелин»), Юлия («Два веронца»), Гермиона («Зимняя сказка») и много других героинь во второстепенных пьесах; такие обаятельно-поэтические образы как Офелия, Джульетта, Миранда («Буря»), Пердитта («Зимняя сказка»).
