Kitabı oku: «Любовь далекая и близкая», sayfa 2

– Пока мы с Сашей мудрим над зеленым салатом, ты бы, Галенька, переоделась, – Нина Михайловна достала из платяного шкафа свой цветастый халат и протянула его девушке. – А то еще невзначай посадишь пятно на свое шикарное платье. Где ты купила такую красоту?

– Сама сшила, Нина Михайловна, не покупала.

– Ты шьешь? Кто же тебя научил?

– Соседка, она живет в соседней квартире на нашей площадке. Когда я еще училась в школе, часто приходила к ней смотреть, как она делает выкройки и строчит на машинке швы. У нее это очень красиво и быстро получалось. Потом я попробовала все делать сама, конечно, с ее помощью. Вначале шила платьишки для кукол, потом стала шить на себя. Все, что сейчас ношу, сшито моими руками.

– Господи! Какая же ты умница и рукодельница. – Нина Михайловна помогла Гале переодеться. И когда та в ее халате появилась на кухне, всплеснула руками. – Надо же! Еще краше стала. Верно говорят: красоту одеждой не испортишь. Сынок, полюбуйся на нашу красавицу.

Действительно, в ярком, до пят халате, подпоясанная узким пояском, с распущенными длинными волосами Галя напоминала былинную фею, каких часто изображают в иллюстрациях к книжкам с русскими народными сказками. Александр подошел к девушке, восхищенно посмотрел на нее.

– Галя… нет слов.

– Все правильно, слов не надо, хватит говорить. Пора обедать, садимся за стол. – Нина Михайловна разлила по тарелкам дымящийся борщ. – Меню на сегодня: зеленый салат, борщ с говядиной и сметаной, пирожки с мясом и картошкой. Тому, кто все съест, чай с мятой и вареньем из смородины.

За разговором обеденное застолье затянулось. Галя взглянула на свои наручные часики, стараясь сделать это незаметно. Нина Михайловна это увидела.

– Да, пожалуй, тебе пора домой. Хотя так не хочется, чтобы ты уезжала. – Она дотронулась до Галиной руки. – Сейчас заглянем с тобой в огород, нарвем тебе зелени – и поезжай с Богом. Саша тебя проводит.

Прощание получилось грустным. Нина Михайловна проводила их до ворот, передала Гале пакет с зеленью и пирожками и посмотрела ей в глаза. Увидев, что в них стоят слезы, тихо произнесла:

– Ну что ты, доченька! Не надо плакать. Мы еще увидимся. Вот приедешь в следующий раз – натопим баньку, попарю тебя, а потом будем пить чай с медом и вареньем. И, конечно, будем сплетничать, как все женщины. А теперь дай я тебя поцелую.

На тракте Шоссе Космонавтов Александр поймал частника, и вскоре они уже подъезжали к Комсомольской площади, где, как объяснила Галя, за зданием областного УВД находился их дом. В машине, стесняясь водителя – молодого мужчины, откровенно, с любопытством подглядывающего за ними в переднее зеркало, они почти не говорили, а лишь обменивались короткими фразами. Но выйдя из машины, заговорили сразу и горячо, не сдерживаясь. Галя говорила о том, как хорошо ей было у них и какая замечательная у него мама. А он восхищался тем, как Галя себя вела и как влюбилась в нее Нина Михайловна. У подъезда дома, в котором жила Галя, они остановились и молча посмотрели друг на друга.

– Вот здесь я живу на третьем этаже. Ну… Я пошла? До свиданья! Можешь позвонить мне завтра? Извините, я так привыкла мысленно разговаривать с вами на «ты», что проговорилась…

– Наконец-то! А я давно хотел предложить перестать выкать, но боялся, вдруг вы… то есть ты, неправильно меня поймешь. Еще решишь, что я набиваюсь в друзья.

– Не надо так говорить. – Галя подошла к нему вплотную и приложила палец к его губам. – Я уже считаю тебя своим другом. И этот день, который ты подарил мне, я никогда не забуду. А теперь прощай! – Она улыбнулась и стала быстро подниматься вверх по ступеням.

Нина Михайловна встретила сына тревожным вопросом:

– Почему так долго? Что-то случилось? Или с Галей долго прощались? Я вся переволновалась, не знала, что и подумать.

– Успокойся, мама, все хорошо. Просто водитель, который согласился везти нас с Галей, оказался еще тем рвачом и заломил неслыханную плату. Пришлось расплатиться, не торговаться же при ней. Остался с мелочью, которой хватило только на трамвай. Как они ходят, сама знаешь. А с Галей расстались быстро. Попрощались и разошлись.

– Без объятий?

– Представь себе, без них.

– И правильно. Она не из тех легкомысленных девушек, что вешаются на шею при первой встрече. Воспитанная.

– Что верно, то верно. А вот откуда такое хорошее воспитание – загадка. Отец, правда, очень добрый человек, он полковник, служит в милиции. Мать – врач, по словам Гали, очень жесткая женщина, отношения с ней непростые. Оба, и отец и мать, всегда заняты, им не до дочери. Мне кажется, Галя сама себя воспитала. И к тебе потянулась потому, что не знает, что такое материнская ласка.

– Моя бы воля – посадила бы ее с собой рядом и никуда не отпускала. Так она мне по душе пришлась. – Нина Михайловна поднялась с дивана, на котором сидела, медленно прошлась по комнате и остановилась возле окна, выходившего в огород.

– Смотрю на грядки, а перед глазами картина: мы с ней сидим в меже и, как кролики, щиплем щавель с укропом. И она эту зелень ест. Я ей говорю: «Галенька, милая! Она же немытая, с землей». А она: «Нина Михайловна, у вас земля такая чистая, зачем же ее смывать?» Это какой же золотой характер нужно иметь, чтобы так по-доброму ответить! И это при том, что дома, как ты говоришь, ей живется несладко. А шьет-то как! Она учится или уже работает?

– Школу закончила с золотой медалью. Сейчас студентка госуниверситета, перешла на четвертый курс.

– Твоей Гале цены нет. И как вы будете расставаться, не представляю.

– Я тоже. Хотя думаю об этом постоянно.

– Сколько ни думай, а прощаться придется. Раньше надо было встречать это чудо. Опоздал ты, сынок. А сейчас тебе о защите диплома больше думать надо.

Напоминание Нины Михайловны о защите дипломного проекта оказалось очень своевременным. Приезд москвича, недельная командировка и, наконец, неожиданная встреча с Галей выбили Александра из привычного рабочего ритма. И о предстоящей защите думать или не хотелось, или на это не было времени. Теперь, спохватившись, пришлось наверстывать упущенное. Александр прошел собеседование у грозного Сократова, потом получил его рецензию с оценкой «отлично» и даже набросал свое пятнадцатиминутное выступление на защите. Ближе к вечеру встретился с группой, отвечавшей за банкет, внес свой «пай» и даже написал несколько шутливых поздравлений. И только после этого наконец позвонил Гале. После нескольких длинных гудков на том конце подняли трубку. Но на его «алло» никто не ответил. «Что-то с телефонами, с этим автоматом или с Галиным», – решил Александр и через минуту снова позвонил. И услышал ее совсем не приветливый голос:

– Здравствуй, Саша.

– Галя, что у тебя с телефоном? Звоню-звоню, а ты не отвечаешь. Извини, забыл поздороваться. Здравствуй!

– Телефон исправен. Я слышала тебя, но решила проучить, поэтому не отвечала.

– Проучить? За что?

– И ты еще спрашиваешь? Я ждала твоего звонка целый день. Но ты не удосужился позвонить. Разве так можно?

– Галя, извини. В пятницу защита, а у меня еще не все было готово. Пришлось наверстывать. Наконец все сделал и вот звоню.

– Ну мог же между своими делами набрать мой номер: так, мол, и так, сейчас занят, освобожусь и позвоню.

– Впредь так и буду делать. А ты, по-моему, уже не сердишься? А что если я к тебе приеду?

– «К тебе» – это как?

– Ну, то есть к твоему подъезду. Буду через десять минут, жди!

Стоявшую у подъезда Галю Александр заметил еще издали. В джинсах и в голубой, в талию блузке она казалась еще стройнее, чем в платье. Он подошел к ней и остановился. Но тут же сделал еще шаг, поднял ее на руки и направился к стоявшей на Комсомольском проспекте скамье.

– Зачем ты это делаешь? Отпусти меня! Я пойду сама, – шептала она, все крепче прижимаясь к нему. Александр подошел к скамье, сел на нее, не выпуская Галю из своих объятий. Она попыталась освободиться, но не смогла. Наконец он разжал руки, Галя соскользнула с его колен и села рядом.

– Только ты не сердись. А постарайся меня понять, – словно извиняясь, тихо заговорила она. И вдруг провела своей рукой по его большой ладони. – Какие у тебя сильные руки. Когда ты со мной, я тоже становлюсь сильной. И для этого мне совсем не обязательно сидеть у тебя на коленях… И не хмурься, пожалуйста. Мы договорились не ссориться, а уходить от ссор с помощью шуток. Или ты уже забыл об этом? Хорошо, поговорим серьезно. Этот разговор, наверное, должен был произойти раньше, но я гнала от себя эти мысли, не хотелось портить настроение ни тебе, ни твоей удивительной маме. Понимаешь… я делаю одну ошибку за другой, и никто меня не поправит. Вначале дала тебе свой телефон. А зачем? Потом искала тебя целую неделю, хотела извиниться, хотя понимала, что это предлог, что я просто хочу тебя снова увидеть. А эта поездка к вам, встреча с Ниной Михайловной? Которая сблизила меня с вами настолько, что теперь, думая о тебе как о друге, жду твоего звонка, хочу слышать твой голос. О Нине Михайловне разговор особый. Я полюбила ее так, что мысленно называю ее мамой. И сейчас каждый день думаю, нет, мечтаю о новой встрече с ней, о бане, которую она обещала. Я наконец узнала, какая она – материнская любовь, потому что, кажется, я ей тоже нравлюсь.

– Понравилась – не то слово. С твоим появлением я перестал для нее существовать как сын. О чем бы мы теперь ни заговорили, она тут же вспоминает тебя. «А вот это Гале бы понравилось». Или: «Интересно, что делает твоя Галя? Опять, наверное, строчит на машинке, шьет какую-нибудь очередную красоту?»

– Это правда? Спасибо. А о том, что я как бы затмила тебя, пожалуйста, никому больше не говори, хорошо? Она любит тебя так сильно, как редко любят мамы. И это, Саша, не преувеличение. Мне хорошо в этой атмосфере любви, которой пропитан весь ваш дом и в которую я окунулась. Только как мне быть, когда эта сказка закончится и не будет ни тебя, ни твоей мамы? – Галя вдруг придвинулась к Александру и, совсем не сдерживаясь, прижалась к нему. Получилось это так естественно и просто, будто она делала это много раз, совсем не стесняясь своих чувств. Правда, тут же отодвинулась и посмотрела на него извиняющимся взглядом.

– Совсем не контролирую себя. Одерни, отругай меня. Ну что ты молчишь?

– А мне безумно нравится, и что ты говоришь, и что ты делаешь. И прошу тебя, перестань себя стыдить. Это несправедливо по отношению к нам обоим. А к разговору этому мы еще вернемся после моей защиты. Если в этом будет необходимость. Ты согласна?

– Ты, как всегда, говоришь разумные вещи, заступаешься за меня. И я уже не чувствую себя виноватой. Даже улыбаюсь сейчас, вот! А теперь пора по домам. Тебя ждет Нина Михайловна, а меня – незаконченное шитье, хочу управиться к сроку. – Опять какой-нибудь сногсшибательный наряд?

– Закончу – покажу обязательно. Саша, не провожай меня. Мне не нравится прощаться у подъезда. Стоишь, оглядываешься… А здесь мы как настоящие влюбленные. Цветущая липа, скамейка, на которой сидели… Ну, все, я пошла. – Галя поцеловала его в щеку и, постукивая по асфальту каблучками, быстро зашагала к дому.

Встретились они лишь спустя два дня вечером накануне защиты диплома возле кинотеатра «Октябрь». До этого увидеться не удалось из-за занятости Александра. В институте состоялось неплановое заседание ученого совета по забойным двигателям, обещанное главным инженером Астафьевым. Пришлось готовиться к участию в его работе и выступлению на заседании. После чего Александр был вынужден добавить пару листов в уже готовый дипломный проект и даже заменить один из чертежей. Галя сочувственно и терпеливо отнеслась к этим неожиданно свалившимся на него дополнительным трудностям. И как могла успокаивала по телефону. «Саша, это такие мелочи! Потерпи еще чуть-чуть, ну, совсем-совсем капельку! Ты такой сильный. Завтра эта книжечка будет у тебя в кармане. Я даже ощущаю запах ее типографской краски. И верю в тебя, ты слышишь?»

И когда в зрительном зале «Октября» наконец погас свет, она положила голову на его плечо и тихо прошептала:

– Можно я не буду смотреть на экран, а просто посижу с тобой вот так?

Вместо ответа он взял ее ладонь в свою и поцеловал.

– Ты такой хитрый, купил билеты на последний ряд. – Она приблизила свое лицо к его глазам. – Это специально, чтобы мы могли шептаться?

– И не только шептаться.

Он свободной рукой обнял ее и поцеловал в губы. Поцелуй оказался долгим, и, когда их губы наконец разомкнулись, оба какое-то время молча сидели, опустив головы и не глядя друг на друга.

– Я так боялась, что это произойдет, – Галя первой посмотрела на него. – И вот это случилось. Ты осуждаешь меня? Скажи, только честно.

– Представь себе, я хотел спросить тебя об этом же. И даже слова у меня были те же. Невероятно, но мы думаем об одном и том же одновременно. Живем похожими чувствами. – Александр коснулся губами ее лица. – Может быть, уйдем отсюда? А этот боевик досмотрим в другой раз.

Выйдя из кинотеатра, они прошлись по Горьковскому саду, купили по пломбиру и устроились на одной из скамеек возле ротонды. Когда с мороженым было покончено, Галя открыла свою небольшую сумочку и достала из нее сверток.

– Это тебе. Поздравление с завтрашней защитой. Там же иконка с изображением Божией Матери. Я освятила ее вчера в Слудской церкви. Так что не волнуйся, все будет хорошо. – Она протянула сверток.

– Спасибо. – Александр взял сверток и изумленно посмотрел на Галю. – Ты такая выдумщица! Можно посмотреть, что там?

– Пока не надо. Помнишь, как, прощаясь, я сказала про незаконченное шитье? Так вот, оно в этом свертке. Дома посмотришь.

Едва переступив порог дома, Александр развернул пакет, заинтригованная Нина Михайловна стояла рядом. Она помогла разложить то, что в нем было: перед ними лежала белоснежная рубашка – батник с модными черными пуговицами.

– Ну, Галя… – восхищенно прошептала Нина Михайловна. Она достала из нагрудного кармана маленькую иконку и, перекрестившись, приложила ее к губам. – Даже иконку послала. Вот умница!

– Иконка освящена, мама.

– Значит, Галя верующая? Тогда вот что, – Нина Михайловна порылась в шкатулке и достала оттуда маленький крестик на тонкой цепочке. – Он серебряный, это подарок моего отца, твоего дедушки. Он был священником. Крестик святой. Но для нее даже его не жалко. Передай ей, пожалуйста.

Не удержавшись, Александр позвонил Гале еще по дороге в институт, куда утром отправился на защиту дипломного проекта.

– Галя, волшебница! Такая рубашка… Еду в ней, а на меня все смотрят, заглядываются. Одна девушка даже поинтересовалась, где продают такие.

– И что ты ответил этой девушке? Заодно, наверное, узнал, как ее зовут?

– Не пытайся испортить настроение, не получится. Спасибо за рубашку. Все, побежал на защиту. Позвоню позже.

– Ни пуха!

– К черту!

Александр защищался третьим. Его новинка – объемные забойные двигатели, которые он предложил в своем дипломном проекте, вызвала большой интерес у членов комиссии. Особенно у председателя комиссии, начальника объединения «Пермнефть» Мальцева Николая Алексеевича. Он дотошно интересовался преимуществами объемных двигателей перед серийными турбобурами. Александр уверенно отвечал на его вопросы. Но последний заставил его поволноваться.

– Вы предлагаете в своем проекте покрывать ротор и статор забойного двигателя износоустойчивой резиной. Во-первых, для чего? И, во-вторых, это дорого. Может быть, не стоит, как говорят, овчинка выделки? – председатель внимательно посмотрел на Александра.

«Да загляните же в смету, Николай Алексеевич! Там все есть: обоснование, расчеты», – глядя на Мальцева, подумал Александр. Но стараясь сохранять спокойствие, вслух сказал:

– В смете на бурение скважин приведены точные расчеты, доказывающие высокую эффективность забойных двигателей. Так что, Николай Алексеевич, овчинка выделки стоит. Пройдет от силы десять лет – и нефтяники на серийные турбобуры будут смотреть как экскаваторщик на лопату. Что же касается покрытия ротора и статора резиной, то данные, которые также приведены в дипломном проекте, убедительно доказывают, что в результате обрезинивания значительно уменьшаются гидравлические потери при бурении и увеличивается срок службы объемных двигателей.

Дискутируя с Мальцевым, Александр краем глаза заметил, как заерзал на стуле явно нервничающий член комиссии Сократов. «Так, пятерки, конечно, теперь не видать. Четверка в лучшем случае. Но она тоже оценка», – попытался успокоить он себя. И тут же представил маму с Галей, переживающих за него, для которых его четверка будет равносильна двойке или провалу. «Им-то каково? Ждали отличной защиты как праздника. Мама наверняка уже праздничный стол накрывает. Она умеет это делать. Галя такую изумительную рубашку сшила. А я… Сейчас как-то бы дождаться результатов защиты и исчезнуть незаметно еще до начала банкета. А его, этот банкет, устрою в ближайшей чайной. Сто-двести граммов водки и пара пирожков с капустой. Вот и весь пир».

Результаты защиты зачитывал сам Мальцев, объявляя дипломников в алфавитном порядке. Фамилии Александра среди них не было. «Какое-то недоразумение», – заволновался он и поднялся, чтобы выяснить, в чем дело. Но тут же опустился на стул, увидев, что Сократов делает ему знак рукой. Дескать, не мешай слушать, сиди! Между тем Николай Алексеевич уже заканчивал свое выступление:

– Все дипломные работы выполнены на хорошем профессиональном уровне. Чувствуется, не в обиду будет сказано студентам-очникам, их писали не студенты, а уже состоявшиеся нефтяники, знающие, как нелегко достается это черное золото. И какой это, без преувеличения, адский труд – работать буровым или верховым рабочим, помощником бурильщика, бурильщиком. Но одна работа… – Мальцев обвел глазами сидящих в зале дипломников, нашел среди них лицо Александра и, продолжая смотреть на него, взял со стола лежавший перед ним том. Сердце Александра замерло и, кажется, остановилось. Он узнал свой проект. – …По единодушному решению всех членов комиссии заслуживает особой оценки. Потому что этот проект разбуривания очень капризного Елпачихинского нефтяного месторождения объемными забойными двигателями выполнен на уровне добротной кандидатской диссертации. Автору проекта остается только сдать кандидатский минимум, после чего он может получать удостоверение кандидата наук. Кстати, я только что принял решение оказать институту-разработчику финансовую помощь. Эти средства должны обеспечить доведение уникального двигателя до промышленного производства в более короткие сроки, чем ранее планировалось.

Несмотря на все уговоры, на банкет Александр не остался. Выпив с бывшими «однополчанами» полфужера шампанского, он смочил остатками вина корочки диплома и, попрощавшись со всеми, кинулся звонить Гале. Заранее продумав весь разговор, он начал его трагическим голосом, каким говорят люди, на которых обрушилась беда.

– Ну, все… Нет, конечно, не совсем уже все так безнадежно. Но все как-то вот так…

– Я ничего не поняла. Что случилось, Саша? Да говори же ты, не молчи! Ты защитился?

– Ну, не совсем чтобы защитился, а все-таки как-то удалось, почти… – Он продолжал нести бессвязную чушь, но, не выдержав, сменил тон на смешливый: – Галенька, милая, извини! Хотел пошутить. Да, все хорошо. Защитился на отлично, диплом в кармане. Собирайся, едем к нам его обмывать. Мама уже, наверное, стол накрыла.

– Господи! Какой же ты… Да разве так можно? Я даже говорить не могу от испуга. Но все равно поздравляю! Ругать за эту твою выходку буду потом, может быть, завтра. Сегодня у меня тоже счастливый день. Наша группа решила отметить окончание третьего курса поездкой к одному из наших парней. У них в Троице настоящий дворец. А родители в отъезде. Гулять решили до утра. Я, конечно, отказалась, но к тебе поеду с удовольствием.

– Подожди, Галя. Твои знают о вашей вылазке в Троицу?

– Да, и о том, что я не поеду с ними, тоже.

– Тогда вот что. Слушай меня внимательно. Ты сейчас же скажешь папе или маме о том, что передумала и что едешь с ребятами. Оденешься по-спортивному, без всяких там коротких юбочек. А через полчаса мы встречаемся у автовокзала и едем к нам. Топим обещанную баню, обмываем мой диплом и гоняем до утра чаи.

– Но, Саша…

– Все. Никаких возражений!

Галя появилась у автовокзала только через час, раскрасневшаяся и запыхавшаяся от бега. Подойдя к Александру, обняла его. В голубом спортивном костюме и в такого же цвета легкой шапочке, под которой были упрятаны ее роскошные волосы, Галя была похожа на спортсменку-гимнастку. Он восхищенно посмотрел на нее, она не сводила глаз с него. Когда сели в автобус, она положила голову на его плечо.

– Пока шила тебе рубашку, все боялась, что ошибусь в размерах. Ведь я никогда не шила ничего мужского. Теперь вижу, что все рассчитала правильно.

– У тебя все еще впереди, научишься.

– Что ты имеешь в виду? – она подняла голову и, чуть прищурившись, посмотрела на него.

– Галя… ты прекрасно понимаешь, о чем речь. Вот-вот объявится или появится – какая разница? – твой, как его…

– …Игорь…

– Появится этот Игорь, посадит тебя за швейную машинку, и будешь ты ему строчить трусы, майки, рубахи. Вот тогда и научишься. Это я и имел в виду.

– Какой ты, оказывается… Тебе хочется испортить этот праздничный день?

– Но я постоянно об этом думаю! Представляю, как он трезвонит тебе, а ты ему отвечаешь: «Приезжай скорее, милый! Я жду тебя. Скучаю». Такое себе нарисуешь – и желание жить пропадает.

– А у меня не пропадает? Да, он звонит почти ежедневно. Вначале у меня не получалось, но сейчас я научилась под разными предлогами уклоняться от разговоров с ним. И теперь он в основном звонит маме, которая с удовольствием рассказывает о своих подозрениях. Конечно, по поводу меня. Папа как может пытается сгладить наши конфликты, но что он может сделать, если его постоянно нет дома? Вот в такой атмосфере я существую. Поэтому, когда ты звонишь мне, мне хочется прыгать от счастья. – Галя снова прижалась к нему головой. – А перед Ниной Михайловной мы все равно должны предстать красивыми и счастливыми. И еще, я очень тебя прошу, если тебе дорога: не обижай меня такими разговорами, хорошо?

Выйдя из автобуса, они купили в придорожном магазине бутылку сухого вина и плитку шоколада. «Мама терпеть не может крепкий алкоголь», – предупредил Александр Галю.

– Я тоже, – улыбнулась она. – А ты? Нефтяники, я слышала, народ пьющий.

– Я – как все. По случаю могу и выпить. Но меру знаю, так что не беспокойся, – отшутился он.

Запах чего-то вкусного и свежеиспеченного они почувствовали, еще подходя к дому. А когда вошли, ахнули: весь большой кухонный стол был заставлен салатами, закусками и большими тарелками с пирогами и шаньгами. Нина Михайловна тут же обняла Галю, которая, не удержавшись, тут же отщипнула кусочек пирога и положила его в рот.

– Советую не портить аппетит. Лучше быстро вымойте руки – и садимся за стол. Все разговоры потом. По лицам вижу, что все, слава Богу, закончилось. Хотя… – Нина Михайловна внимательно посмотрела на Галю. – Какая-то ты невеселая. Вроде и улыбаешься, но как-то без радости. Что-то случилось? – Да нет. Все нормально, Нина Михайловна. Просто переволновалась за Сашу. Он же не сообщил по телефону, что защитился, а разыграл меня, наговорив убитым голосом непонятно что. Я чуть дара речи не лишилась.

– Мама, а Галя к нам с ночевкой, – Александр на всякий случай вмешался в разговор.

– Это правда? – Нина Михайловна удивленно посмотрела на девушку. – Наконец-то! Какая ты умница. Твои, надеюсь, знают, что ты вечером не появишься дома?

– Я сказала, что уезжаю со своими однокурсниками отдыхать. И что вернусь только завтра.

– Ну и хорошо, что предупредила. Значит, волноваться не будут. Мы тоже не станем спешить, все будем делать не торопясь. Саша сейчас затопит баню, и пока она топится, посидим за столом, перекусим, обмоем его диплом. Потом сходим в лес, он у нас тут рядом, наломаем свежих веников. Баня за это время как раз выстоится. Ну, вроде все сказала. Хотя нет. Ты, Галенька, скинь-ка свой чемпионский заряд и загляни в мой шкаф, выбери что-нибудь из моего гардероба. А после помоги Саше с баней. А я сейчас займусь столом.

– Твоя мама – настоящий командир. У нее все четко. Кто, когда и что должен делать. – Переодевшись, Галя сидела в предбаннике, глядя, как Александр растапливает печь. – Между прочим, ты тоже очень обязательный и организованный. Вам, таким одинаковым, это не мешает ладить друг с другом?

– Ничуть. Каждый знает свои обязанности и выполняет их. – Александр наконец растопил печь и присел рядом. – И если у одного что-то не получается, другой это видит и приходит на помощь. Мама развила свои организаторские способности, мне кажется, как бы поневоле. Потому что всю жизнь обходилась без помощи мужчин. С которыми маме не везло. Поэтому ей самостоятельно приходилось принимать все решения и осуществлять их, ни на кого не надеясь. Когда я подрос, ей стало легче, но время ушло, романов и заманчивых предложений выйти замуж становилось все меньше. Сейчас она мечтает только о том, как бы удачно женить меня, чтобы успеть понянчить внуков. А я все тяну, хотя годы летят… Ну что делать, если не могу встретить человека, которого бы мог полюбить?

– А я? – Галя встрепенулась и посмотрела Александру в глаза. – Я уже перестала быть твоим другом?

– Господи, какой же ты еще ребенок! – Александр обнял девушку и прижал к себе. – А еще замуж собралась.

– А может быть, я уже передумала? Ну что ты на меня так смотришь? Я не шучу. Ну, выйду замуж – потеряю тебя, Нину Михайловну. А как жить без вас? Каждый раз, расставшись с тобой, я прихожу в свою комнату, закрываюсь и плачу. Даже не знаю почему. То ли от счастья, потому что встретила тебя с мамой. То ли от тоски, что опять осталась одна. А впереди эта страшная неизвестность…

Галя не договорила. Неожиданно Александр взял ее лицо в свои ладони и, не сдерживаясь, стал покрывать поцелуями ее глаза, губы, шею. Все больше распаляясь, он расстегнул верхнюю пуговицу халата и, оголив плечо, поцеловал его.

– Что ты делаешь, Саша? Остановись! Ты же можешь справиться с собой. Умоляю тебя, не надо! – шептала Галя, пытаясь руками прикрыть оголившуюся грудь.

– Дети! Вы где? – голос Нины Михайловны послышался совсем рядом. Александр вскочил, заслонив своим телом Галю, которая лихорадочно застегивала халат. – А, вот вы где! – Нина Михайловна показалась в дверях предбанника. – Уединились? Вот и хорошо. Не все же вам на людях маяться. Красивые, настоящие чувства не всегда надо выставлять напоказ. Искренние слова лучше произносить с глазу на глаз. – Она подошла к девушке и поправила ее растрепавшуюся прическу. – Напугала я вас, уж извините. А почему ты крестик, что я тебе подарила, не носишь?

– Можно я его после бани надену? – Галя поднялась и прижалась к Нине Михайловне. – Спасибо вам за него.

– Вот и носи на здоровье и на счастье. И давай пока обойдемся без слез. – Она кончиком пальца убрала слезинки со щек девушки и повернулась к сыну. – Дров не жалей. Подкинь побольше, и лучше березовых. Баню натопить надо так, чтобы наша красавица ее навсегда запомнила.

За столом Нину Михайловну было не узнать. Вместо строгой «генеральши» за ребятами ухаживала обаятельная хлебосольная хозяйка, мягко, но настойчиво уговаривавшая их «съесть еще чуть-чуть» или «отведать вот этого совсем немного». И когда сухое вино было выпито, вдруг обратилась к сыну:

– Ну что, Сашенька, споем нашу любимую? – и пояснила, глядя на Галю: – Это известный романс Рощина из кинофильма «Разные судьбы». Фильм давнишний, когда он вышел, ты была еще ребенком, а может, еще и не родилась, – и, не дожидаясь сына, запела очень чистым голосом.

 
Почему ты мне не встретилась,
Юная, нежная,
В те года мои далекие,
В те года вешние?
 

Александр улыбнулся сидевшей рядом Гале: мол, извини, придется помогать маме. И подхватил красивым баритоном:

 
Голова стала белою,
Что с ней я поделаю?
Почему же ты мне встретилась
Лишь сейчас?
 

Заканчивали петь романс совсем тихо, понизив голоса чуть не до шепота. Будто боялись спугнуть воспетую в романсе запоздалую любовь.

 
Я забыл в кругу ровесников,
Сколько лет пройдено.
Ты об этом мне напомнила,
Юная, стройная.
 
 
Видно, нам встреч не праздновать,
У нас судьбы разные.
Ты любовь моя последняя,
Боль моя…
 

В наступившей тишине были слышны только всхлипывания Гали, уткнувшейся в плечо Александра. Нина Михайловна села рядом.

– Не плачь, доченька, держись. Чует сердце, главные наши слезы впереди. А за этот, как его, романс извини. Не надо было его петь. И без него ясно: поздно вы встретились. И как сложатся ваши судьбы – одному Богу известно. А может, и он не знает, что делать с вами, но, наверное, рассудит по справедливости. Давайте в это верить. И будет легче. Ну, все. Вино выпито, слезы высохли, все слова сказаны. Пришло время познакомить Галю с нашим лесом. А он у нас особенный. Заходишь в него злой, взвинченный, а выходишь – будто после исповеди, спокойный и такой добрый, что хочется просить у всех прощения.

Сосновый бор, о котором говорила Нина Михайловна, находился от их домика совсем близко, метрах в пятистах. Они вышли на дорогу, ведущую вглубь леса, с удовольствием вдыхая теплый, пропитанный запахом хвои воздух. Ноги утопали в толстом слое сухих иголок, которыми была усыпана дорога. Пройдя с километр, все трое свернули на узкую тропинку, петлявшую между молодыми березками и осинками, пока не оказались на большой открытой поляне, заросшей цветущим земляничником и лесными травами.

– Посидим, отдохнем, пока Саша заготавливает веники. – Нина Михайловна расстелила под березкой легкое покрывало, которое захватила из дома, и присела на него, жестом пригласив Галю сесть рядом. – Ты как пушинка, под тобой даже трава не приминается, – сказала она, восхищенно глядя на девушку. – Я, между прочим, когда-то тоже была такой. Или почти такой. Кажется, вчера все это было. Талия, горящие от любви глаза… И куда все это делось? – Когда Галя попыталась что-то сказать, прижала сорванный цветок к ее губам. – Пока ничего не говори. Знаю, что хочешь сказать. Дескать, я и сейчас неплохо выгляжу. Так это смотря для кого. Если для дряхлеющего пенсионера с шаркающей походкой и дрожащими руками, то, извините, нет! Уж лучше оставаться одной, чем ходить за древним старцем. Как-то ночью не спалось, я перебрала в памяти свои романы. И Сашиного отца, и остальных мужчин, что ухаживали за мной после его смерти. Так вот, вспоминаю их и думаю: а ведь я, кроме мужа, так никого по-настоящему и не любила. И хвалю себя за то, что ни за кого замуж не вышла. Несмотря на их клятвы о любви и уговоры. Жить без любви, доченька, наказание. Тяжелее которого ничего не придумаешь.