Kitabı oku: «Роман Ангелины. Фантастический роман о фантастической любви», sayfa 5
VIII
– Не развязали – вот развязка! Вот и ответ на все вопросы, да и нет теперь нужды делать выбор.
Роман, как был спелёнут, так и лежал на жертвенном столе. Все его члены онемели, словно их ампутировал искусный хирург, и даже душа, кажется, уже выползла из тела, приготовившись к последней, бесконечной дороге.
– Ну что ж, наверное, так будет и лучше, и честнее. А то поблуждаю по эпохам, а потом вернусь: здравствуй, любимая! А она мне не на шею бросится, а только молвит, сожалея, мол, где ж ты шлялся, старый хрен, я тебя давно позабыла!
Но все эти мысли в поэте возникали только от безнадёжности и усталости, он лишь заставлял ими, как перегородками, чувства истинные, он хотел просто уйти от реальности!
Роман пытался представить перед собою картины детства: вот кривая, неглубокая речка, где он с друзьями купался и дни, и ночи. Вот тенистый ручеёк, в котором вода почти замерзает даже в жаркий полдень. Вот потрескавшийся, вырядившийся в моховую жилетку Мамонт-камень, на горбу которого они любили посидеть…
Ах, зачем, ну зачем ты, поэт, бродишь мыслями не там, где нужно?! Ведь ты сейчас умрёшь, поэтому надо готовить себя к встрече с миром иным! А ты что сделал? Ты опять вызвал к себе ЕЁ! Это же Ангелина сидит на древнем камне, даря тебе чистую улыбку, даря тебе добрую душу, даря тебе жаркое сердце! Её озорные глаза изливают радость тебе, в них и счастье, и нетерпение – когда же ты решишься, поэт?!
Солнце ловко запрыгнуло на высший пик небесных гор, и изливало на землю весь жар своего нутра.
Роман уже весь истёк потом, и он, превратившись в толстую солёную корку, покрыл тело жёстким панцирем. Да и мысли, словно выпариваясь из усохшего мозга, стали густы и тяжелы. И казалось поэту, что не слепящее солнце сводит его с ума, а разнузданная пурга закручивает снежные шары и подбрасывает их прямо в зенит, где они взрываются с яркими вспышками. Роману стало на миг знобко, и он очень ясно увидел ту самую пургу, разродившуюся самым удивительным чудом – его любимой! А вот и ОНА. Подходит неторопливо, склоняется к нему, протягивает чашу с прохладной водой. Да, это ОНА, это ЕЁ взгляд, но… это не она! Поэт видит округлый овал смуглого лица, огромные чёрные глаза – это всего-лишь жрица!
– Всё правильно, в таком состоянии так и должно быть. Скорей бы уж кончилось это! Теперь нет никакого страха. И скоро я точно узнаю, что же есть там, за чертой, если, конечно, там что-то есть.
Жрица поднесла к губам Романа чашу, и он машинально потянулся к ней, но неожиданно почти умерший ум его обожгла невероятная мысль:
– Подожди, подожди, Ромка, а ведь у тебя появился шанс! Чёрт возьми, и жить что-то захотелось, и сердце даже забилось, как живое!
Роман попытался пошевелиться, но путы были прочны. Тогда он разлепил испещрённые сетью трещинок губы и прохрипел:
– Прошу, прошу тебя, о, жрица, смилуйся, исполни последнее желанье! Ты так прекрасна, но ты и так же добра, я знаю! Вот здесь, на шее, висит пузырёк, а в нём горошинки. Кинь мне в рот одну, сверши это чудо!
Роман увидел, как руки жрицы дрогнули, и чаша выпала из них. Лицо девушки склонилось к лицу его, и поэту вновь почудилось, что он знает этот взгляд, самый прекрасный, самый желанный! И сердце его забилось неровно, оно сбилось с такта и торопилось поймать ритм другой, казалось, такой знакомый!
Послышался чей-то недовольный голос, и Роман узнал в нём баритон Бироса.
– Скорее, жрица, скорее!
Но не было нужды ему торопить девушку. Пальцы её, изящные и гибкие, уже вытряхнули из пузырька горошинку на ладонь. Жрица ещё раз взглянула на Романа, и он увидел в её глазах не то испуг, не то восторг.
– Бог мой, а вдруг её теперь казнят, когда увидят, что я исчез, – подумал поэт, но было уже поздно: шарик быстро растаял в иссохшем рту.
Ушли и жар, и боль, и свет, и ужас казни. И прекрасная жрица растворилась, как тень в сумерках. Всё погасло на несколько мгновений, а потом перед Романом, далёкая, как туманность Андромеды, проявилась Ангелина, вернее, милое лицо её. Оно медленно приближалось, и скоро уже можно будет разглядеть любимые глаза, в которых – Роман знает! – есть то, ради чего он и живёт – ответ на его неразрешимую дилемму. Сейчас он узнает его, сейчас! Но опять всё меркнет, и поэт погружается в липкую, но приятную трясину…
IX
Урукагина упивался сладостью победы. Он возлежал на ложе свергнутого правителя, даже не переменив одежд, обрызганных засохшей кровью. Рука поглаживала рукоять меча, выполненную из кости, инкрустированной золотом. Лезвие же бронзового оружия было сплошь покрыто зубцами, знать, немало поработало нынешней ночью.
Внезапно патеси вздрогнул, почувствовав чьё-то присутствие:
– Это ты, Мардук?
– Я, повелитель, – начальник личной стражи будто материализовался из воздуха, наполненного благовониями.
– Как прошло жертвоприношение? Шамаш доволен?
– Не думаю.
Урукагина резко поднялся с ложа и подошёл вплотную к слуге:
– Что ещё произошло?
– Жертва исчезла.
– Кто отвечал за охрану? Не ты ли?
– Нет, господин, жертва исчезла прямо с жертвенного стола. Невозможно понять, как это случилось!
Урукагина вперился яростным взглядом в Мардука, но тот стойко выдержал это.
– А что Бирос?
– Бирос твердит, что Шамаш принял жертву. Может быть, так оно и есть?
– Не знал я, что ты настолько наивен. Запомни: не мы служим богам, но боги служат нам!
– Но как же объяснить, что жертва исчезла прямо со стола на глазах у многих?!
– Наверняка это проделки Бироса! Жрец любит напустить таинственности в свои делишки! Сколько мы жертвуем еды, пива, золота богам, и всё это исчезает. Но не боги же забирают приношения! Их сгребают жрецы, уж ни мне тебе говорить об этом! Посмотри, как они живут – это настоящие богачи! Да и богов они уважают лишь настолько, насколько могут за их счёт поживиться!
Урукагина был очень доволен, что разговор пошёл именно по этому руслу, так легче будет отдать приказ об устранении Бироса и его приспешников.
– Ты понимаешь, Мардук, что кто-то должен ответить за то, что Шамаш не получил свою жертву?!
– Я думаю, господин, поскольку Бирос – главный жрец, то и отвечать должен он! – легко прочитал ход мыслей патеси Мардук.
– Ты очень умён. После того, как мы устраним жреческую братию, ты получишь великий подарок, – Урукагина положил руку на плечо слуги.
– А что мне делать со жрицей? Бирос хотел её бросить на жертвенный стол и вспороть ей грудь, но я не допустил этого. Мне показалось, что ты желал её видеть?
– Как мудро ты поступил, Мардук! Нет, не ей, а Биросу место на том столе! Сделай так, чтобы и солдаты, и народ узнали, кто виновен в том, что жертва не была принесена! И ещё нужно, чтобы они сами, понимаешь, сами, потребовали жестокого наказания жрецам!
Двое воинов привели Ангелину к Урукагине. Они не позволяли себе даже прикоснуться к ней, отлично зная, для чего их господин жаждет видеть эту юную прекрасную жрицу.
Да-да, читатель, Ангелина пока ещё здесь, в Шумере. И, хотя она уже точно знает, что Роман, так неожиданно спасённый ею, исчез из этого жестокого времени, но покинуть древнюю страну не торопится. И здесь нет никаких странностей. Во-первых, появилась какая-то определённость – девушка точно знает, что найти любимого вполне возможно. Во-вторых, ей хочется себя немного помучить, ведь бывает так приятно, прострадав целый день от жажды, взять в руки стакан с прохладной водой и, глядя на живительную влагу, помедлить минуту-другую, оттягивая сладостный момент! И, в-третьих, не могла эта нежная девушка, но с характером твёрдым, как воля стоика, не хлопнуть на прощанье дверью, не высказать то, что она думает о некоторых правителях. Вы, конечно, догадались, кто были эти правители. И, если Биросу Ангелина не успела высказать все комплименты, приготовленные для него, то Урукагина должен был их услышать. А в том, что тот её обязательно захочет сделать своей наложницей, девушка не сомневалась.
Воины ввели жрицу в опочивальню Урукагины и мгновенно исчезли.
– Я рад тебя видеть, о, восхитительная! – алчно сверкнул глазами патеси, облизывая взглядом пышные формы девушки. Он полулежал на своём огромном ложе, держа в одной руке чашу с пивом.
Ангелина же нисколько не волновалась, ведь в кулачке её был зажат волшебный шарик, и она в любое мгновение могла освободить себя от компании этого чванливого жестокого тирана.
– А ты невоспитан, Урукагина! – проговорила девушка, словно влепила пощёчину по толстой, небритой щеке.
– Что-о? – недобро нахмурился патеси, впервые в жизни услышавший из уст рабыни подобные слова.
– Я говорю, что поведение твоё – хамовато! Тебя не на конюшне ли обучали хорошим манерам?
– Ты, видно, лишилась ума от страха, когда тебя едва не принесли в жертву! Благодари меня, это я приказал, чтобы тебя не трогали! И иди скорее ко мне, я весь сгораю от желания насладиться твоим юным телом!
– Ах, ты ещё не насладился?! Всю ночь, небось, насиловал и убивал, погляди, ты же весь в крови!
Урукагина отхлебнул большой глоток из чаши и отбросил её в сторону:
– Да, крови пролил я немало! Но на этой крови прорастёт могучее царство, и это царство будет моё! И всё же, в крови этой не хватает одной капли, здесь нет капли крови твоей – самой чистой крови, самой девственной! Мне нравится, что ты так дерзка. Я не отдам тебя своим солдатам после того, как наслажусь тобою, о нет! Ты мне родишь сына, такого же дерзкого и непримиримого, как сама! И он станет самым знаменитым правителем и завоевателем!
– Да что ты говоришь! – усмехнулась Ангелина. – Ах, какая честь, кровавый господин! Да ты едва меня коснёшься, как я тут же исчезну!
А дальше произошло то, чего Ангелина не могла предвидеть. Урукагина, с проворством, не вязавшемся с его тучной фигурой, вскочил и схватил девушку за кисти рук. Хватка его дланей была прочна, как объятия наручников. Жаркое дыхание, источавшее перегар пива и чеснока, почти лишило Ангелину сознания:
– Ну, что же ты не исчезаешь?!
А девушка повторяла про себя лишь одно:
«Только бы не лишиться сознания! Только бы не лишиться сознания! Тогда – смерть! Если я потеряю честь, ничто не сможет заставить меня жить! Только любимому, только Роману я отдам себя!»
– Что ж ты не исчезаешь? – повторил Урукагина и, разжав пальцы, толкнул девушку на ложе. – Всё будет так, как я хочу!
Ангелина, обретя свободу, не стала мгновенно бросать в пересохший ротик горошинку, она лишь вскочила с ложа и встала за него:
– Если бы я знала историю получше, я б тебе рассказала всё, что тебя ожидает, но, увы, училась я не на отлично!
Урукагина раскрыл рот, услышав такие непонятные слова.
– Ну что смотришь, грязный ублюдок?! Ты же невежествен, как твой последний раб! Что ты знаешь об истории, о физике, о математике?! Да ты же два на два не умножишь!
Патеси, оторопев ещё больше, подошёл к столику и отхлебнул пива прямо из медного кувшина.
– Вот твоё истинное назначение: пей да жри, отращивай пузо! Лучше бы бодибилдингом занялся или армрестлингом! – Ангелину уже понесло, и она это вовремя осознала. – Да что тебе говорить, всё равно не поймёшь!
А Урукагина уяснил лишь то, что жрица эта от страха совсем лишилась ума. Но как же стало прекрасно её личико в гневе! Глаза сверкали, извергая потоки страсти, щёки покрылись румянцем негодования! И, пусть страсть эта была иною, нежели хотелось бы ему, всё же это было восхитительно!
Урукагина принялся лихорадочно срывать с себя одежды, не отводя жадного взгляда со жрицы. А та, растерявшись на миг, наблюдала этот царственный стриптиз. Но два пальчика девушки, зажавшие горошинку, находились у самых губ.
Урукагина, сбросив с себя последнюю деталь костюма, оказался полностью обнажённым. Ангелина невольно опустила взгляд на его возбуждённое достоинство, и, удивлённо раскрыв ротик, неожиданно рассмеялась:
– И ты, великий и могучий правитель, хотел вот этим лишить меня чести?! Эх, жаль я микроскоп не захватила из мира нашего! Да, не завидую я твоим жёнам и наложницам!
Патеси, начисто утратив все желания, только что обуревавшие его, издал рёв, словно лев, у которого увели его гарем:
– Берегись! Сейчас я отрежу твой ядовитый язык! Но потом ты всё равно будешь извиваться подо мной, изливаясь кровью до тех пор, пока она не иссякнет!
Он схватил свой меч и медленно пошёл на девушку. Но Ангелина уже бросила горошинку на язык, и тело её начинало терять вес.
– Всего тебе нехорошего, самодур!
Урукагина, заметив, что жрица исчезает, бросился к ней и мощно махнул мечом, но тёмное лезвие пронзило лишь пустоту.
А в угасающем сознании Ангелины мелькнуло:
– И к чему я его упрекнула, что он в математике не силён?!..
X
Итак, герои наши благополучно покинули Шумер. Но мы не бросимся за ними сломя голову, а задержимся ещё на некоторое время здесь. Не знаю, как вам, а мне очень хочется узнать, что же произошло далее.
Урукагина вначале впал в ярость от неожиданного исчезновения юной жрицы и от её дерзких, обидных слов. Он в бешенстве метался по дворцу, и не сладко приходилось тем, кто попадался под горячую руку патеси! Но, несмотря на упрямство и некоторую дикость характера, был Урукагина достаточно умён, и его мозг – мозг стратега – мог работать в логическом обрамлении. Он очень быстро сопоставил два исчезновения, и стало ясно, что без богов тут не обошлось. Конечно, патеси был скорее атеистом, веря лишь в силу своего меча, но иных объяснений не возникало. Но, коль это так, то без жрецов не обойтись.
– Мардука ко мне! – угрюмо проронил Урукагина, и стражник мгновенно испарился, словно у него тоже было снадобье Ванды.
Но начальник личной стражи был уже в опочивальне – он всегда всё видел, всегда всё слышал, он знал мысли всех:
– Господин, ты желаешь видеть Бироса?
Патеси вздрогнул:
– Как ты догадался?!
– Я подумал, что тебе будет любопытно узнать подробности неудачного жертвоприношения от того, кто им руководил.
– Ты прав, как всегда, верный Мардук!
Бирос за один день догнал и даже перегнал свой истинный возраст. Если ещё вчера это был крепкий, жилистый мужчина, то сегодня перед Урукагиной стоял дряхлый старик со слезящимися глазами и трясущимися руками. А во взоре жреца не было и тени былой решимости, в нём явственно читалась обречённость.
Но Урукагина даже и не подумал поддеть Бироса, как это случалось прежде, нынче и он был уже другим.
– Скажи, Бирос, что произошло? Ты должен знать!
– Я мог бы сказать, что Шамаш принял жертву, и поэтому она исчезла…
– Брось, жрец, ты лучше меня знаешь, что это не так! Шамаш, да и Нингирсу никогда так не делали, им нужна только кровь, им нужно только золото! Хотя, золото ты оставлял себе, не так ли?!
– Всё предназначено богам! У меня нет ничего! – испуганно прикрыл лицо ладонью Бирос, словно ожидал удара.
– Успокойся, жрец, твоё золото – это твоё, мне его не нужно. Ты мне лишь объясни, как и куда пропали жертва и жрица?!
– Я не знаю, патеси, – скорбно покачал голым черепом Бирос.
– Ты должен знать. Должен! И вот что, называй меня лугаль, так будет правильнее!
– Слушаюсь, лугаль! – поклонился жрец. – Ты воистину не обычный патеси, а великий правитель!
– Хорошо, хорошо, я принимаю твою лесть! Но ты не ответил на главный вопрос!
– Мне кажется, лугаль, что это была не девчонка-жрица, это была сама богиня Инанна!
– Инанна?!
– Да.
– Я тоже так подумал бы, но вера моя в богов так не прочна. Нет, здесь есть тайна, которую нам не понять!
Урукагина помолчал минуту, потом пристально и с неласковой улыбкой глянул на Бироса:
– И всё-таки, жрец, за то, что жертвоприношение не состоялось, кто-то должен ответить!
– Я понимаю, лугаль, и готов!
– Нет, ты мне нужен живым! А поначалу я, правда, хотел с тобой разделаться. Но я решил сделать могучим наш Лагаш, а для этого мне необходимо твоё влияние и твой опыт. Мы прижмём ростовщиков, даруем права низшим, а женщины, эти лживые твари, не будут иметь по нескольку мужей! И не забывай, бог Лагаша – Нингирсу и жена его Бау! А после них, Бирос, иду только я!
– Да будет так, лугаль! Жизнь моя в твоей власти!
– Да, я это знаю. Иди, твои боги тебя заждались!
Бирос степенно поклонился и пошёл к выходу, но теперь каждый новый шаг делал жреца менее старым, и совсем скоро к нему несомненно вернётся тот моложавый, крепкий облик!
Солнце втискивало свой расплющенный лик за рваную кромку горизонта. И было похоже, что оно довольно улыбается. А может, это было не солнце, а сам бог Шамаш, до сыта напившийся крови в славном городе Лагаше? И этой кровью был забрызган не только сам бог, но и всё небо. Шамаш скатывался всё ниже и ниже, и вот он уже совсем исчез, и только багровая кровь неспешно стекает с редких облаков, капая в солнечную опочивальню…
Глава третья. САТИ
Египет. Ахетатон. 1390год до н.э.
Египет! И этим всё сказано!
Никто точно не знает, как же появилась на свете великая народность – египтяне. Большинство учёнейших мужей считают их смешением различных племён, тусовавшихся как в Африке, так и на Аравийском полуострове. Скорее всего, это так и есть. Но некоторые субъекты всё же кривят губы в презрительных ухмылках и относят древний народ прямёхонько к богам. Что ж, возможно, они не так уж и неправы, ведь ныне модно верить в божественную сущность мира, а посему египтяне, как и другие народы, выполнены Господом из подручных материалов по собственному образу и подобию. Вглядитесь в их крепкие фигуры, в их смуглые физиономии, в их густые, чёрные шевелюры – точно, копии Создателя! Хотя, мне лично он представляется немного иначе.
Как только ледники поубавили своё прохладное влияние на природу северной Африки, эта самая природа стала неудержимо портиться. Тёплый, достаточно влажный климат сменился на жаркий, и теперь дожди редко окропляли землю живительными струями. Почва трескалась, изнывая под яростно палящим солнцем, и превращалась в пустыни. Таким макаром на свете и появилась Сахара. Но зато вокруг великого Нила образовался гигантский оазис, куда и устремилось всё живое. И египтяне, конечно же, не могли не оказаться в этом райском местечке! Они быстро смекнули, что Нил, разливаясь каждый год, оставляет на халяву уйму удобрений в виде ила, и занялись земледелием. И стал им великий Нил и отцом, и матерью, и Богом. И зажили умные труженики хорошо, выращивая всякие вкусности. А потом кто-то из них – ну, самый умный – придумал, как из зерна сварить пиво, и житуха пошла не только хорошая, но и весёлая!
Но пиво не только веселит, оно ещё и по-особому расчёсывает извилины в мозгах, и эти извилины заплетаются в самые разнообразные фигуры. В случае с египтянами такими фигурами стали пирамиды. Я думаю, вы согласитесь, что с трезву такие вещи в башку не заскочат! Много трудов ушло на возведение изящных геометрических тел, много здоровья и даже жизней было брошено к их подножиям, но результаты оказались восхитительны! Уже бесконечно давно остыли следы последнего египтянина, а пирамиды всё стоят, и мы не жалеем денег, чтобы взглянуть на эти чудеса и позавидовать своим пращурам, ведь сами-то мы научились лишь возводить гранитных да бронзовых истуканов-вождей и кланяться им, вылизывая лицемерными языками их холодные пьедесталы!
Но египтяне не только лепили гигантские гробницы и ваяли загадочных сфинксов, они не забывали и завоёвывать соседние народы, пользуясь их меньшей численностью и разборками между собой. И так вот, помаленьку, прибрали они к ручкам все соседние земли, как в Африке, так и в Передней Азии.
Десятки веков укреплялась египетская империя. Сменялись династии и конкретные фараоны, развивались наука и техника, изощрялось военное искусство. Казалось, всё это будет продолжаться вечно. Ан нет! Где теперь тот могучий Египет? Где смуглолицые египтяне? Лишь полуразвалившиеся пирамиды напоминают, что было некогда великое и всесильное царство!
I
Барханы тесно жались друг к другу, напоминая своими горбами мамонтов. А вдруг и правда, давным-давно, стадо лохматых гигантов добрело до этих мест, спасаясь от нашествия грозных льдов, и уснуло, обессиленное и счастливое?! И спали они так крепко и долго, что не почувствовали, как сухие ветра добросовестно их укутали бархатными песчаными пледами. Так и остались мамонты внутри барханов, пытаясь иногда всё же выбраться оттуда. И тогда песчаные глыбы начинают двигаться, осторожно нащупывая дорогу в бесконечной пустыне…
Конь тревожно заржал, прижимая уши к голове. Он первым почувствовал приближающуюся опасность.
Ветер, вначале робко и осторожно, но с каждой минутой всё решительнее принялся заигрывать с песчаной пылью. Он, как расшалившийся ребёнок, метнул лёгкие песчинки в небесный свод, и они, закружившись, принялись умело затушёвывать сверкающую синеву. А ветер, осмелев, дунул сильнее, и с небес словно свалился жёлтый полог, скрывая все цвета, да и сам свет. В морды лошадей и в лица людей воткнулись тысячи горячих иголок. Глаза, уши, рты, носы наполнялись сухим, но неприятным теплом. Ещё немного, и все станут слепы и глухи от этого горячего дыхания пустыни.
Но действия воинов быстры и точны, а командир их умел и энергичен. Не прошло и четверти часа, как царский шатёр был поставлен, и принцесса смогла укрыться в нём. А воины вначале позаботились о лошадях, накинув на их морды мешки из грубой ткани, а потом подумали и о себе. Они быстро натянули несколько пологов и, радостно голося, спрятались в них. Теперь самум не страшен.
А в царском шатре юная принцесса горячо просит Атона и всех богов, чтобы скорее закончилась буря. Ведь ей непременно, срочно нужно попасть в столицу, в город Ахетатон! Там, в этой новой столице, встретит принцессу её отец – фараон Эхнатон. Вообще-то ещё недавно звался он Аменхетеп, да и столица была в Фивах, но этот фараон, будучи бунтарём по натуре, решил поменять своего бога, что было очень распространено в Египте. И вот бог Амон уступил место Атону, а фараон поменял имя, а, заодно, и столицу государства. Кроме того, Эхнатон любил вытаскивать людишек из самых низов и зело возвеличивать их, дабы они проводили его политику. Вам никого этот фараон не напоминает? А вы подумайте и вспомните, ведь был и у нас царь, делавший всё это так же быстро эффектно!
Итак, юная принцесса молилась о прекращении бури, и в этом ей усердно помогала её темнокожая служанка-нубийка. Это была очень даже симпатичная девушка, и лишь толстоватые губы делали её личико немного глупым, что, впрочем, и имело место быть.
– Нуби, перестань повторять за мною мои слова! – строго посмотрела на служанку принцесса, но строгость эта так не вязалась с приятным голосом.
– Госпожа, я очень хочу тебе помочь! – чёрные глазки Нуби блеснули влагой.
– Ты мне поможешь, если помолчишь. Или вот что, помолись-ка ты своим богам.
– Я была так мала, когда меня увезли из дому, что не помню их.
– Бедная девочка, – прижала принцесса голову служанки к своему плечу, – тебе столько пришлось вынести! Кому, как не мне тебя понять!
Стоп, что же это я! Расписываю тут вам девичьи прелести, а совсем позабыл сказать, что это – Ангелина! Ах, вы и сами уже догадались, что юная принцесса, так торопящаяся к своему отцу, и есть наша любимая героиня?! Конечно, конечно, это – она! Да, здесь, в Египте, Ангелине повезло гораздо больше, нежели в славном Шумере. Ещё бы, быть дочкой фараона, да такого прогрессивного, – об этом можно лишь мечтать! Но наша бедная девушка мечтала только об одном: о своём любимом! И эта мечта и гнала её в Ахетатон. Много времени Ангелина провела в Фивах, где денно и нощно, используя всю ей доставшуюся власть, пыталась отыскать поэта. Поиски эти были безрезультатны, и девушка уже совсем отчаялась найти Романа, когда в город примчала весть о появившемся в Ахетатоне поэте. Было известно о нём лишь то, что был он чужеродец. Но главное заключалось в том, что талант поэта был так велик, что все, не зависимо от возрастов и званий, были им покорены. Да это и понятно, будь тот поэт зауряден, разве весть о нём разнеслась бы по стране, взбудоражив умы и сердца?! Ну что могла подумать Ангелина об этом? Только одно: поэт тот – Роман!
Нуби приготовила ложе для принцессы, и та легла, пытаясь уснуть, чтобы время ожидания промчало быстрее. Но опять боги не были милосердны к Ангелине и не давали ей сна. Или, быть может, не так она молилась? Или не тем богам? Да нет таких богов, кому бы девушка ни посылала свои мольбы, ни пыталась бы обменять свою жизнь на одну лишь встречу с любимым! Впрочем, последнее она предлагала вовсе не богам, но и ТОТ, почти всемогущий, проигнорировал эту выгодную сделку!
Верная служанка, видя, что её госпожа никак не заснёт, затянула какую-то заунывную песню, словно перед нею была колыбель с младенцем. Ангелине вначале было неприятно это необычное пение, но вдруг она поняла его красоту, будто всегда жила в этом времени. Высокий и чистый голос Нуби вытягивал из души печаль, оставляя в ней покой и тепло, подобно тому, как ручей, вымывая грязь, обнажает золотые самородки. И Ангелина увидела перед собой Романа, несчастного, уставшего от самого себя. Она раскрыла объятия и бросилась к нему, но он стал быстро удаляться, и скоро вовсе пропал.
– Куда же ты, мой любимый?! Не уходи! Я мчусь к тебе в упряжке злых ветров судьбы, и ты должен это чувствовать, ты же от Господа пиит! Но вперёд меня летит моя душа, она обнимет тебя первой, и ты ощутишь её тепло! Только дождись, не убегай, не пропади во мгле веков!
Ангелина, как в горячке, металась на ложе, а верная Нуби роняла горячие росинки на смуглые щёки принцессы.
