Kitabı oku: «Настька. Не такая, как все», sayfa 4
Едва Настя дотронулась до звонка, как дверь распахнулась. Мать, которая, похоже, и не думала ложиться спать, молча отступила назад, пропуская дочь в квартиру. Из гостиной, где слабо мерцал экран телевизора, вышел отец.
– Ты где была? – сурово нахмурившись, спросил он.
– У Артема я была, развлекалась, – невозмутимо ответила Настя, разуваясь и направляясь в свою комнату.
– Ты хоть знаешь, сколько времени?! – загремел отец, не особо, впрочем, напугав дочку. – Мы с мамой волнуемся, не спим всю ночь, а она, видите ли, развлекается!
Уже коснувшись двери своей комнаты, Настя вдруг обернулась и ледяным голосом промолвила:
– Да, развлекаюсь. И буду делать что хочу. Я уже почти взрослая девушка. Захочу – сюда всех позову, а захочу – вообще домой не приду.
– Да ты… ты как смеешь так с родителями разговаривать?! – вспыхнул отец, едва не задохнувшись от возмущения. Еле совладав с собой, он продолжил уже спокойнее: – Что, небось пила там, траву курила, с мальчиками?.. Лена, да взгляни на нее, у нее на лице все написано! Да ты знаешь кто?! Ты… шлюха!
Мать, до этого молчавшая, шагнула вперед с сердитым окриком: «Витя!..» Лицо Насти вспыхнуло яростным румянцем, пальцы сами собой сжались в кулаки. Нельзя было представить более оскорбительного слова для нее. Отец и сам понял, что перегнул палку, и смущенно отвернулся. Но потом Настя сдержалась и все с тем же ледяным спокойствием ответила:
– Я не шлюха. Шлюхи дают каждому и за деньги. А я сплю не со всеми и бесплатно. Я не такая… как все.
И, повернувшись, она громко хлопнула дверью комнаты.
***
«Не такая, как все!» Именно это выражение приходило мне на ум, когда я думал о ней в то время. Я так и представлял себе ее: высокая, чей рост из-за каблуков казался еще выше, одетая в сапоги и мини-юбку, с маленьким рюкзачком за плечами, она с гордо поднятой светловолосой головой шла по людной улице, выделяясь из толпы, словно бы освещая собой путь впереди, и все прохожие расступались перед ней, а потом еще долго с изумлением смотрели ей вслед. «Героиней нашего времени» ни много ни мало была она для меня. Правда, такой образ держался в моем сознании недолго – совсем скоро мне, да и ей пришлось с ним расстаться. Все потому, что она вскоре после той встречи с Евой покрасила волосы в черный цвет. Нельзя сказать, чтобы она поддалась моде на эмо-культуру, очень популярную в то время, скорее всего, просто решила кардинально изменить свой образ, и это, надо сказать, ей удалось. Из всем известной страстной, волевой и решительной Настьки она превратилась в по-настоящему хрупкую и женственную, и оттого еще более привлекательную, натуру. Знакомство же ее родителей с этим новым стилем прошло прямо как по сценарию сериала: дочка пришла домой в вязаной шапочке (дело было летом), не разуваясь прошла к себе в комнату и плюхнулась на кровать. Когда в комнату вошла тетя Лена, чтобы позвать ее ужинать, Настя лежала не шевелясь, словно уснула. Мама несколько раз окликнула ее и, не получив ответа, подошла и потрясла ее за плечо. Настя в ответ что-то промычала, и мать, как в старые добрые времена детства, ласково провела по ее спине ладонью снизу вверх. Дошла до головы, и, чтобы, как и раньше, погладить дочку по волосам, стянула с головы шапку. Удивлению матери не было предела: по подушке Насти, никогда прежде не красившейся, густой копной рассыпались черные, с блеском, волосы.
Пару дней спустя в квартиру на домашний телефон раздался звонок. Подошла мать. Через минуту заглянула к дочери в комнату.
– Насть, там тебя… Говорят, какая-то твоя знакомая.
Удивившись про себя, Настя подошла к телефону.
– Алло, Настя, привет! – раздался в трубке смутно знакомый голос. – Это Олеся, помнишь меня?..
… Восторгу Насти не было предела – встретиться со старой подругой, о которой она ничего не слышала уже больше года! Оказалось, что за это время Олеся успела выйти замуж за Диму, родить мальчика, и теперь жила на съемной квартире в центре города, радуясь, что смогла наконец-то съехать от ненавистных родителей.
Они встретились на следующий день на *** площади, посреди толпы гуляющих с колясками мам и влюбленных парочек, под радостным воскресным солнцем. Настю Олеся узнала с трудом – помимо черных волос и макияжа, на ней была белоснежная куртка, а на плече – модная сумочка; такой она совсем не привыкла видеть подругу. Но и Олеся, заметно пополневшая и повзрослевшая лицом, с детской коляской перед собой, была очень похожа на других молодых мам вокруг, но никак не на прежнюю саму себя. Особенно Насте понравился малыш в коляске – розовощекий, круглолицый, глазами весь в маму, а губами и подбородком – в папу.
– Олежкой назвали, – с гордостью сообщила Олеся. – Дима так захотел, я не против была. А что, Олег Дмитриевич – солидно звучит, как думаешь? Прямо как начальник какой-нибудь.
Настя, умиляясь как только могла, склонялась над маленьким Олежкой, улыбалась ему, просила разрешения взять на руки. Еще никогда раньше ей не приходилось так близко видеть такого чудесного карапуза, и сын подруги вызывал у нее какой-то особый восторг.
Они долго гуляли по площади и парковым аллеям, беседуя о старых временах и о том, что случилось за тот год, что они не виделись. Настя предложила подруге сигарету, но та отказалась: «Уже год не курю. Тогда, когда в положении была, пришлось бросить, а сейчас не тянет совсем». Они прошлись по парку еще раз. Взгляд Насти как-то случайно упал на двух девчонок и одного парня, которые держали под уздцы лошадей для прогулок, курили и разговаривали. Вот ведь странно: никогда не любя лошадей, я, тем не менее, испытывал некоторую симпатию к молодым девчонкам, которые их выгуливали (один мой школьный учитель был похожего мнения). Особую романтику, должно быть, навевала сцена в том самом парке, когда было пасмурно и пусто, и лишь пара девчонок с лошадью стояла возле скамейки.
Полюбовавшись на лошадей, они отправились домой к Олесе. Дима в это время еще был на работе (ему пришлось бросить строительный техникум и устроиться в магазин, чтобы хоть как-то прокармливать семью). Квартира была хоть и в центре, но совсем небольшая, однокомнатная, в этой комнате помещались только диван и детская кроватка. Но молодые супруги, видимо, вполне довольны были и этим немногим. Пока Олеся на кухне разогревала молоко, Настя присматривала за Олежкой: играла с ним, таскала на руках по всей квартире и выходила на балкон, потом ей даже пришлось менять ему подгузник. К тому времени, как с кухни вернулась Олеся с соской, Настя порядком утомилась, но, когда ребенок заснул, она не смогла при взгляде на него скрыть слез умиления. С того дня Настя и поняла, что очень сильно любит маленьких детей, что было, на мой взгляд, несколько странно, но в то же время открывало в ней такую черту, за которую все потом так любили ее.
***
Однажды (дело было ранней весной, когда снег еще только начинал сходить и земля проглядывала наружу большими черными пятнами) Настя ехала в автобусе на другой конец города по делам, известным только ей одной. Зажатая в конец салона будничной толпой, она безразлично глядела в окно на мокрый асфальт, на угрюмые лица прохожих и на проносившиеся мимо серые громады домов, с одной из которых она однажды чуть не сверзилась вниз. Случайно взглянув вперед, она вдруг заметила среди пассажиров чье-то неумолимо знакомое лицо. Вглядевшись в него внимательней, она обомлела: это был Денис, ее первая и давно забытая любовь. Правда, теперь он повзрослел, уже не выглядел хлюпиком, хотя по-прежнему был красивым. Пока Настя размышляла, что же делать, он внезапно повернул голову и уставился прямо на нее. Настя поскорее отвернулась, но было уже поздно: он ее узнал и принялся проталкиваться к ней сквозь толпу. Сердце у Насти билось изо всех сил, она уже не в силах была совладать с собой и, как только автобус остановился, благо дверь была рядом, выскочила наружу и, забрызгивая джинсы грязью, быстро пошла прочь.
– Настя! Настя! Стой! Подожди! – раздалось у нее за спиной.
Сердце ее колотилось как бешеное, но она, не оборачиваясь и не ускоряя шаг, твердо шла вперед. Места были ей совсем незнакомы: голые мокрые деревья кругом, длинное шоссе без какого-либо намека на жилье, быдловатый народ на остановке, но она продолжала идти вперед, лишь бы не видеть его. За спиной у нее раздались быстрые шаги, и тут же слабая рука, резко схватив ее за плечо, попыталась развернуть к себе лицом.
– Пусти меня! – резко мотнув назад головой, крикнула она и на этот раз ускорила шаг. Денис еще пару раз попытался остановить ее, затем вдруг с неожиданной прытью забежал вперед и загородил Насте дорогу. Она попыталась обойти его, но тут же поняла, что он так просто от нее не отстанет.
– Насть, ну прости! Ну неужели за столько лет ты меня не простила?.. Ну хочешь, я на колени встану? – «Хлюпик» и вправду готов был до такого унизиться. Настя с омерзением отвернулась и подумала вдруг: а что если бы у них тогда ничего не было, если бы она вообще этого смешного парня не знала, а только сейчас встретила бы? Наверняка бы он ей если не понравился, то хотя бы вызвал некоторую симпатию, и, может быть, об этом с ним она тоже подумала бы. Так, может быть, особо и не заморачиваться насчет того, что было когда-то там давно? Все-таки она посмотрела на него с недовольным видом и промолвила:
– Да простила я тебя уже тогда. Только сейчас-то ты чего хочешь? Все у нас уже давно кончилось. Если вообще что-то было, – вполголоса добавила она и, обойдя Дениса стороной, пошла зачем-то к длинному земляному холму, который уже покрылся недавно освободившейся из-под снега низкой промерзлой травой. Денис с криком: «Ну подожди же!» снова догнал ее, схватил за плечо. Она вырвалась и устало опустилась на траву на склоне.
– Ну? Чего тебе надо?
Он вдруг смущенно пожал плечами, затем как-то совсем по-девичьи, прикрыв ладошкой рот, хихикнул и сел рядом.
– Да ничего… Так, хотел просто узнать – как дела, что вообще за все это время нового случилось?
Она, глядя в землю, усмехнулась в ответ, затем привычным движением вытянула сигарету, прикурила. Он смотрел на нее, не шевелясь и ничего не говоря. Так и сидели они вдвоем, молча, на склоне холма, и над ними расстилалось грязно-белое небо, на самом краю которого тускло светило едва проглядывавшее из-за облаков солнце, похожее на растекшийся по тарелке яичный желток. Если бы не проносившиеся по шоссе машины, они бы в этом бесконечном мире были совсем одни…
…А потом они долго говорили. Обо всем, что случилось за пять лет их разлуки. Настя даже искренне смеялась, вспоминая, как они когда-то были молоды и глупы. Судьба в последнее время заставляла ее испытывать ностальгию, подсовывая старых друзей из той, прошлой жизни. Вот только Денис был совсем далеким воспоминанием, словно бы призраком.
Скоро начало темнеть, вдоль шоссе потянулись длинной цепочкой яркие огни фонарей. Фары машин несли мягкий и уютный свет цивилизации. А где-то вдалеке город жил своей отдельной жизнью, мерцал огнями, дымил трубами, шумел вокзалами, и ему не было никакого дела до двух сидевших где-то рядом с обочиной шоссе молодых людей. Да и им до него – тоже…
…Денис увлеченно рассказывал какой-то забавный случай из жизни. Захлебываясь от восторга и широко расставив руки, забыв обо всем, он поднялся на ноги и пятился спиной к шоссе. Настя, по-прежнему смотря в землю, тихо смеялась, сама не зная почему, просто от радости, от сознания того, что она здесь и сейчас… Мощный автомобильный гудок она услышала совсем рядом, когда было уже поздно… Сразу вслед за этим раздался жуткий скрежет тормозов и глухой звук удара…
Огромный рейсовый автобус, промчавшись мимо, легко смел с дороги Дениса. Только что тут стоял – и уже нет… Дальнейшее для Насти происходило словно в немом кино – без звука. Она помнила только, что бежала по обочине вперед, туда, где наконец затормозил автобус, оставив позади себя кровавый след, и в голове у нее билась одна-единственная мысль: «Это я – я должна была быть вместо него…»
Спустя полчаса на месте трагедии были милиция, «скорая» и, как водится, толпа любопытных. Тело с залитого кровью асфальта подняли и в черном мешке погрузили в кузов машины. Но всего этого Настя не видела, хотя по-прежнему была здесь. С широко раскрытыми, безумными глазами она исступленно билась в руках санитаров и не могла уже ни кричать, ни рыдать…
***
С того дня о Насте долгое время ничего не было слышно. Одни говорили, что после той трагедии ее отправили лечиться в санаторий, другие – что прямо в психушку, третьи – что она вообще покончила с собой. Кому из них верить, было непонятно, тем более что свежих новостей о ней не поступало ни от кого, даже от ее родителей. Честно говоря, мне в то время это было совсем неинтересно, поскольку у меня было много своих забот – учеба, работа, отношения. К чему было думать о какой-то полузабытой подруге детства? Я бы даже не удивился, узнав, что она умерла…
***
Пару месяцев спустя после той страшной трагедии, когда весна еще официально не кончилась, но уже полностью уступила свои права лету, в недавно открывшемся в городе ночном клубе веселье было в самом разгаре. У барной стойки зависали несколько довольно взрослых девиц, рядом с ними вертелся смазливый паренек помоложе. Сразу было видно, что он пришел вместе с ними, но в то же время надеялся отхватить здесь чего-нибудь поинтереснее, потому как с интересом оглядывался вокруг и стрелял глазами во всех проходивших мимо девчонок. Наконец, когда он изрядно накачался коктейлями, одна из девиц, судя по всему, его старшая сестра, предложила ему пойти поразвлечься. Он с радостью слез со стула и пошел по залу сквозь толпу танцующих, сам пританцовывая в такт музыке. Несколько девушек ответили отказом на его предложение познакомиться, и парень, почти разочаровавшийся, готов был вернуться к стойке и продолжить пить, но в этот момент заиграл медляк, и танцпол превратился в сборище обнимающихся парочек, а те, кому пары не хватило, отошли к стенкам или в бар. Парень, оказавшись внезапно в центре зала, покрутился еще туда-сюда и вдруг заметил у стены неподалеку девушку, которая сразу почему-то привлекла его внимание. Не внешностью, нет, – в зале было много девушек покрасивее, – но чем-то другим, тем, чего он сам не мог объяснить и чего не было ни у кого другого в этом клубе. Одета она была вполне заурядно для тусовщицы – черная футболка, джинсовая мини-юбка, темные колготки, туфли на шпильках. Нет, тут дело было в чем-то совсем другом. Так сильно эта таинственная незнакомка тянула парня к себе посреди этой громкой музыки и разноцветных огней, что он решительно направился прямо к ней. Она не обратила на него никакого внимания, продолжая задумчиво смотреть куда-то поверх голов танцующих и вообще, судя по всему, не испытывая ни к чему интереса.
– Девушка, не хотите со мной потанцевать? – вырвалось у парня, хотя он хотел сказать свою стандартную фразу: «Можно с вами познакомиться?»
– А я не танцую, – резко ответила девушка, мельком взглянув на него, и снова уставилась в потолок.
Неудача парня на этот раз не смутила (он был готов к такому ответу), и он принялся настаивать. К тому времени, как снова включили медляк, девушка согласилась. Стоя к ней вплотную, парень испытывал двойные ощущения. С одной стороны, он чувствовал аромат ее духов, от которого прямо-таки веяло свежестью. С другой – совсем рядом ощущал ее тепло, и от этого ему было особенно комфортно и уютно. Ее длинные черные волосы красиво блестели в свете ламп, и этот блеск радовал его взгляд, как и томно-мечтательное выражение больших карих глаз незнакомки. Словом, эта девушка была именно тем идеалом, который он всегда себе представлял.
Но вот медляк закончился, и красавица мечты убежала из зала, сказав, что ненадолго. К тому времени парень уже начал трезветь, и эйфория вместе с алкоголем выходила из него, поэтому он снова двинулся к стойке, где его ждала сестра со своими подругами.
Около двух часов ночи, когда они всей компанией вышли из клуба, он снова увидел прекрасную незнакомку. Она, уже в белой с черными вставками куртке, стояла неподалеку от входа, курила и не смотрела по сторонам.
– О-о, Макс, вот и телка твоя новая! – крикнула изрядно подвыпившая Ирка, подруга его сестры. – Иди давай с ней!.. Или может нас сначала пригласишь?
– Ага, как же, очень смешно, – саркастически промолвила незнакомка и, бросив на асфальт окурок, пошла прочь. Парень, чувствуя свою вину, под громкий хохот своих девчонок кинулся за ней.
– Подожди! Ты не так все поняла! Ну не обижайся на них, они же пьяные! – крикнул он, догнав девушку. – Ну я же подумал… после того, что там было… Может быть, у нас что-нибудь получится?.. Меня Максим, кстати, зовут, а тебя?
Она наконец остановилась, взглянула на него, и на губах ее заиграла улыбка, сразу сделав ее еще более привлекательной.
– Аня, – произнесла она, подавая ему руку.
***
После гибели Дениса Настя с истерикой попала в санаторий в другой области, на природе. Когда через месяц ее мать навестила дочь, та выглядела уже не такой изможденной, как в первый день, на щеках играл румянец. Правда, врачи жаловались, что она временами совсем отказывается от еды и порой доводит всех вокруг до крика. Вняв мольбам дочери и врачей, мать увезла ее домой. Едва оказавшись в квартире, Настя заперлась в своей комнате и целый день оттуда не выходила. Как только с работы пришел ее отец, тетя Лена кинулась к нему.
– Вить, сделай что-нибудь! Она с утра сидит у себя на окне, только курит и ничего не ест!
– Ну, а я что сделаю? Сама с ней поговори, – грубо ответил отец.
– Нет, ну ты все-таки мужчина! Скажи что-нибудь такое, чтобы она сразу послушалась!
Отец на это только махнул рукой и ушел в гостиную смотреть телевизор.
Настя и правда целый день сидела, подогнув колени и опершись спиной на раму, на подоконнике у раскрытого окна, в длинной тельняшке и темных колготках, которые она теперь носила всегда и везде, смотрела на улицу и курила одну сигарету за другой. Жизнь снаружи, надо сказать, была довольно унылой. Вот на детской площадке, где из-за пасмурной погоды никого не было, появилась пожилая женщина с годовалым малышом. Ребенок кинулся сначала в песочницу, затем на качели, потом стал просто бегать по дорожкам. Полгода назад это зрелище вызвало бы у Насти восторг и умиление. Теперь же она только равнодушно выпустила из губ клуб дыма и бросила окурок на асфальтированную дорожку, где уже белело с полдюжины таких же. Малыш, заметив упавшую сверху непонятную штучку, кинулся к ней, но женщина вовремя подхватила его на руки.
– Девушка, а можно сюда не кидать? – укоризненно посмотрев на Настю, спросила она. – Здесь же все-таки чистое место. И потом, детки играют.
Промолчав в ответ, Настя показала женщине средний палец и демонстративно прикурила новую сигарету. Женщина злобно прошептала что-то себе под нос и, взяв ребенка за руку, поскорее увела его с площадки.
Некоторое время спустя знакомый парнишка со двора, проходя внизу, крикнул дурацким голосом:
– Настька, смотри не свались! И письку береги!
Она со злостью на лице показала средний палец и ему, но он, только засмеявшись, прошел мимо. «Настька»! Теперь все звали ее только так и никак иначе. И в этом уничижительном имени, как ей казалось, отражалась вся ее грязная сущность.
Когда в сгущавшихся сумерках мать зашла к ней в комнату, чтобы все-таки поговорить, дочка по-прежнему сидела, не отрывая взгляда от грифельно-серого неба и громад новостроек. Тетя Лена со вздохом огляделась и вспомнила, что когда-то в детстве Настя была очень аккуратной, всегда прибирала свои игрушки и одежду на места, застилала кроватку, даже сама вытирала пыль. Теперь же комната изменилась до неузнаваемости: одежда и косметика разбросаны где попало, пустые пачки из блока сигарет, который Настя упросила мать купить по пути домой (в санатории ей курить не разрешали), валялись рядом, не закончившиеся же еще пачки были свалены горкой на столе, куда с подоконника было удобней всего дотянуться. Родители не курили и пепельницы в доме тоже не было, поэтому Настя и выбрасывала окурки прямо в окно.
Прежде чем начать разговор, мать прошлась по комнате, подняла с пола старые колготки и косметичку, затем, решившись, направилась к дочери.
– Фу, Насть, ну может хватит уже курить? – заговорила она, ласково гладя дочь по коленке. – У тебя и так сердечко слабое, я тебе это как врач говорю.
– Мама! – обернувшись, резко произнесла Настя. – Я тебе сколько раз говорила! – Затем, отвернувшись, добавила уже мягче: – Я тонкие курю, от них ничего не станет.
Не решившись ничего на это сказать, мать снова ласково погладила дочку, на этот раз по плечу. Какая же она худая, подумала она про Настю. Она и раньше-то была совсем не толстая, а уж теперь, после санатория, только кожа да кости остались [при этом, надо сказать, красоты она отнюдь не потеряла и выглядела совсем не как анорексичка из телешоу, да и цвет лица был обычный, так что она по-прежнему могла привлекать к себе парней].
– Сходила бы, доченька, покушала, – принялась настаивать мать, – с самого утра же ничего не ела.
– Ну мам! – так же резко дернулась в ее сторону Настя. И снова тихо добавила: – Я не хочу есть.
Не выдержав, мать смахнула с подоконника пепел и села рядом с дочкой.
– Настенька, ну что с тобой такое? Ты целый день сама не своя. Расскажи, что случилось. Я же все-таки мама твоя, не чужой кто-то.
Настя выбросила окурок и впервые взглянула на мать без злости. В глазах ее даже блеснули слезы.
– Мам, да если бы я сама знала, что со мной такое! – заговорила она, спокойным, впрочем, голосом. – У тебя бывали такие моменты, когда тебе вообще ничего не хотелось делать… или, может, ты просто не знала, чего тебе хочется? Вот и я сейчас так же ничего не знаю.
Вконец растрогавшись, тетя Лена зарыдала и сквозь слезы вымолвила:
– Дочка… ты пойми, я только добра тебе желаю… добра… Ты уж на меня не обижайся, пожалуйста… Я тебя не брошу все равно никогда… ты же у меня одна… Ты главное держись, ладно?..
– И ты меня прости, мамочка, – всхлипнула Настя. – За всю боль, что я тебе причинила… Я тебя очень люблю…
На этой жалостной ноте они обнялись, и мать зарыдала еще сильнее. Настя же слезу пустила больше для вида, и, когда мать слезла с подоконника, глаза ее были уже сухими, хотя носом она по-прежнему шмыгала, но это, скорее, от холода.
– Ужин тебе принести? – как ни в чем не бывало спросила мама. – Сегодня картошка жареная, как ты любишь.
– Принеси, пожалуйста, – слабо улыбнулась Настя.
Поздним вечером, когда совсем уже стемнело и улица засияла красивыми огнями, тетя Лена из кухни вдруг услышала, как дочка одевается в прихожей. Одновременно с ней из гостиной выглянул отец. Настя, в белой куртке и мини-юбке, накрашенная, с сумочкой на плече, стояла у входной двери и отпирала замок.
– Ты куда это так поздно? – удивилась мать.
– Да я так… погулять, – со смущенной улыбкой ответила дочь и, распахнув дверь, выбежала на лестничную площадку. Вскоре оттуда донесся быстрый стук ее каблучков. Родители переглянулись и промолчали. Затем отец снова махнул рукой и ушел к себе, а мать зарыдала.
***
Спустя несколько недель, зайдя в гости к Олесе, Настя рассказывала ей о том, что случилось за последнее время. Был уже поздний вечер, на улице стемнело, маленький Олежка давно спал в кроватке, Дима сидел с ним рядом. Обе девушки стояли на лоджии (Олеся – в красном махровом домашнем халате, Настя – в джинсовой куртке и юбке), у распахнутого окна, за которым красиво мерцал в темноте город, курили (на этот раз Олеся согласилась вспомнить старые ощущения за компанию с подругой) и тихо, чтобы не разбудить ребенка, разговаривали.
– …А потом родители все-таки согласились мне квартиру снять, – рассказывала Настя. – Теперь каждый месяц мне по двадцать косарей присылают. Мы с матерью все, блин, рассчитали, сколько мне в день нужно – на одежду, еду, косметику, духи там… сигареты главное, у меня теперь в день где-то пачка уходит.
– Так значит, ты теперь одна живешь? И как тебе? – спросила Олеся.
Настя не успела ответить – на лоджию с пачкой сигарет и зажигалкой в руках, в шортах и шлепанцах, вошел Дима.
– Ну, как там мелкий? – поинтересовалась Олеся.
– Спит как убитый, – ответил Дима, сунув в рот сигарету.
– Слушай, ты не мог бы отсюда уйти? У нас тут с Настей разговор личный, не видишь?
– А мне-то что? Говорите себе, я тут покурю, мешать вам не буду.
– Покуришь за дверью. Ну, Дим, я тебя серьезно прошу, – настаивала Олеся.
– Ладно, не начинай. – Дима с недовольным видом вышел. Олеся с таким же недовольным видом повернулась к Насте. Та подумала: «Ну вот и начались у них проблемы, как и у всех».
– Я ведь только три дня как из деревни вернулась, – продолжила она свой рассказ, стряхнув за окно пепел. – Я там с тетей жила, пока мне предки квартиру искали.
– Угу. И как там?
– Да нормально. Главное – тетя меня сразу поняла, она ведь сама не так давно тоже молодой была. Купила мне даже в райцентре сигарет, чтобы на две недели хватило…
… Тетя Рита действительно понимала племянницу как никто другой. В деревне она теперь жила почти постоянно – бабушка не так давно умерла, и кому-то надо было присматривать за домом.
Едва приехав в деревню, Настя занялась тем же, чем занималась до этого дома – села в дальней комнате у окна и принялась курить одну сигарету за другой. Правда, теперь окурки ей приходилось тушить в пепельнице, чтобы не устроить в деревянном доме пожар. По-прежнему ела она очень мало; впрочем, тетя Рита особо и не заставляла ее, зная, что это все равно бесполезно. На третий день и она не выдержала и, зайдя к Насте в комнату, в настойчивой форме попросила ее выйти на воздух, прогуляться по лесу. Вскоре ей пришлось пожалеть об этом. Настя надела свою обычную городскую одежду, – куртку, юбку, туфли на шпильках, – ярко накрасилась и в таком виде отправилась в лес. Вернулась к вечеру на подгибающихся ногах и завалилась спать прямо в одежде. После этого тетя Рита оставила девушку в покое, позволив той жить так, как ей нравилось.
Через две недели съемная квартира в городе была готова. Решено было, что до города Настю подвезет на машине один знакомый тети Риты, которому было как раз по пути. В день отъезда, собрав все вещи, Настя пошла прогуляться напоследок по давно знакомым местам. Больше она сюда не вернется, она точно это знала.
Погода стояла пасмурная, небо было затянуто серыми тучами, и все вокруг имело какой-то тусклый серый оттенок. Одетая в свою обычную городскую одежду, Настя прошлась за околицей, вдоль вспаханного поля, постояла возле кромки леса, возле поля, на котором мы все когда-то давно играли в футбол, выкурила сигарету и вернулась к дому. У забора была припаркована новенькая «Тойота», рядом с ней стоял коренастый, с короткой стрижкой парень лет тридцати, в красной куртке, и помогал тете Рите загружать в багажник Настины сумки. Закончив, он сел за руль.
– Ну, пока, Настюш, – сказала тетя Рита, обнимая племянницу, которая на своих шпильках была выше ее на голову. – Давай, береги себя. Маме привет.
– Пока, теть Рит. И тебе за все спасибо, – всхлипнув уже по-настоящему, ответила Настя.
Вадим (так звали знакомого) нетерпеливо посигналил из машины. Настя, помахав рукой тете, залезла на переднее сиденье, и они тронулись.
Расстояние от деревни до райцентра проехали молча. Вадим жевал жвачку и слушал радиоприемник. По крыше застучали капли мелкого дождя. Настя от скуки достала сигарету, прикурила.
– Здесь не курят, – недовольно покосившись на нее, сказал Вадим.
Она молча опустила стекло.
– Ты не поняла? Выбрось сигарету, тебе еще рано, – уже резче произнес он.
Ничего не ответив, она продолжала выдыхать дым. Тогда, улучив момент, Вадим выхватил у нее из пальцев сигарету и выбросил в окно. Ни слова не говоря, Настя достала новую и зажгла ее. Выражение ее глаз было скрыто за темными очками, и от этого она выглядела еще более роковой и неприступной. Окончательно рассердившись, Вадим резко затормозил. Если бы Настя не была пристегнута, то наверняка вылетела бы через лобовое стекло, так же ее только сильно качнуло вперед.
– Нарываешься? Может, высадить тебя здесь, пешком дальше пойдешь?
Они стояли у обочины шоссе, по обе стороны которого простирались густые стены леса. Мимо, с шумом разбрызгивая воду с асфальта, проносились другие машины. О том, чтобы идти дальше пешком, и речи быть не могло. Поняв, что угроза была нешуточной, Настя раздавила окурок в пепельнице и примирительно показала пустые ладони. Вадим, с лица которого еще не успела сойти ярость, завел машину и двинулся дальше. Еще километров пятьдесят они ехали молча. Настя, положив ногу на ногу и откусывая заусеницу на указательном пальце правой руки, думала: «Что-то он больно сердитый. Поссорился что ли с женой или кто она ему там? Да нет, по телефону они вроде нормально разговаривали. Может, просто не любит таких, как я? Или пытается в папочку играть? Что ж, а это даже неплохо. А если попробовать?..»
Они уже подъезжали к городу и стояли в пробке. Погода прояснилась, тучи разошлись и выглянуло солнце. Ярко-оранжевое, оно склонялось к горизонту, било лучами в стекло и придавало всему вокруг какой-то восторженно-романтичный оттенок. Сняв очки, Настя взяла водителя за руку, лежавшую на рычаге скоростей, и без всяких церемоний положила ее к себе на колено, так же, как когда-то было с Денисом. Вадим оторопел, а Настя между тем уже вела его широкую ладонь по темной нейлоновой дорожке вверх, под юбку. Он в ужасе выдернул руку.
– Ты че, совсем спятила?
Но было уже поздно: распалившись, она закинула левую ногу ему на колено, а руками обхватила за шею. Ощутив совсем близко пьянящий аромат ее духов и волос, Вадим уже готов был потерять голову, но в этот момент позади раздался громкий автомобильный гудок. Настя, которая после той страшной аварии до смерти боялась гудков, отпрянула назад, и Вадим, воспользовавшись этим, дал газу, поглядывая на пассажирку предупредительным взглядом: мол, только попробуй еще раз, и тебе конец. Настя и сама понимала это и сидела, тяжело дыша и привалившись спиной к дверце.
– Извини… – только и вымолвила она.
Доехав до нужной улицы (к тому времени уже стемнело и город зажегся своими обычными яркими красками), Вадим затормозил и, как только Настя обессиленно вывалилась из машины и взяла тяжелые сумки, резко газанул и вскоре скрылся за поворотом. Настя смотрела ему вслед со слезами на глазах. Впервые ее чары дали осечку. А вдруг теперь всегда будет так? Она машинально закурила и двинулась через темный парк к своему новому дому.
