Kitabı oku: «Настька. Не такая, как все», sayfa 2
Настя решила не ждать того момента, когда ей придется, а попробовать прямо сейчас, когда особенно хотелось. Конечно, ей было немного боязно и непривычно, несмотря на все уверения Светки в том, что этот парень «совсем порядочный и ни одна девчонка еще на него не жаловалась». Она уговорила-таки подругу пойти вместе с ней, потому что район был опасный и всякое могло случится и без Влада (так звали этого ловеласа). В назначенный час обе входили в подъезд дома на окраине города. У подъезда распивали пиво несколько мужиков в трениках и майках, на девочек они посмотрели странными взглядами, и один из них прохрипел: «Девчонки, айда ко мне!» Светка грубо отшила его, а Настя с ужасом подумала, что одна она, пожалуй, ничего бы не смогла ему ответить и, быть может, даже согласилась бы.
Они поднялись на третий этаж, остановились перед старой деревянной, обитой войлоком дверью, и Светка позвонила в разбитый, державшийся на соплях звонок. Пока дверь не открылась, Настя быстро достала из косметички зеркальце и в который раз стала разглядывать себя, но Светка тут же одернула ее. Видно было, что Настя сильно волновалась: косметику нанесла криво, чего обычно с ней не случалось, и духов вылила на себя чуть ли не полфлакона. Дверь долго не открывали, словно хозяин чего-то боялся и тщательно рассматривал гостей через глазок. Наконец замок щелкнул и дверь распахнулась. Настя, внутренне готовившаяся к этому моменту, все равно не удержалась и вздрогнула. Перед ней стоял самый обычный парень, светловолосый, голубоглазый, совсем ненамного выше ее, хотя разница в возрасте у них была в десять лет. Если бы она встретила его случайно на улице, то, скорее всего, прошла бы мимо, испытав, впрочем, некоторое сладостное возбуждение, какое она испытывала ко всем парням в последнее время, и подумав: «А вот с ним было бы неплохо». И в то же время в нем было что-то неприятное, отталкивающее, так что сразу становилось ясно: он с тобой церемониться не станет, он тебя возьмет сразу, какая ты есть. И взгляд его красноречиво говорил это. Пока он пожирал бедную девочку глазами, она, наоборот, смущенно опустила взгляд и лишь изредка поднимала его, стараясь не смотреть ему в лицо. Одет он был в белую расстегнутую рубашку и джинсы, и Настя знала, что совсем скоро он снимет их и обнажит свое волосатое тело, которое будет долго и противно тереться о нее… Светка тем временем представляла ее, говоря совсем непринужденно и даже как-то по-дружески:
– Привет, Влад, это Настя, я тебе о ней рассказывала («Господи, что такое она обо мне могла рассказать?» – с ужасом подумала Настя). – Ну, вы тут разбирайтесь, я тогда пойду (Настя упросила ее подежурить под дверью, – на всякий случай, – но она вряд ли стала бы это делать).
И вот дверь захлопнулась, и Настя оказалась отрезанной от внешнего, столь привычного ей мира, в странной обстановке, наедине со страшным человеком. Дрожа, она проследовала за хозяином в единственную комнату, тесную и душную. Видно было, что обычно в ней царил бардак, и только ради особых случаев Влад прибирался здесь.
– Садись, чего стоишь? – Влад подошел к шкафчику. Она робко присела на краешек кровати. – Пить будешь? – Он вынул из шкафчика бутылку шампанского.
– Нет! – Она резко вскочила. – Давайте сразу…
– Ну сразу так сразу, – пожал он плечами и стал раздеваться. Снял рубашку через голову одним махом, стал расстегивать джинсы… Она, словно зачарованная, глядела на него, на его худое мускулистое тело. У парней в деревне, когда они раздевались на пляже, животы были обвислые, в складках, либо же наоборот, ребра торчали во все стороны… Когда Влад наконец снял трусы и натянул презерватив, она все еще стояла, не шелохнувшись.
– Ну ебать ты смешная, – произнес он. – «Давайте сразу», а сама?..
Тут она вспомнила, чему всегда учила ее Света: быть смелей и не отвлекаться на пустяки. Она решительно сорвала с себя желтую маечку – тоже одним махом, через голову. Затем сняла короткую юбочку, колготки и вскоре уже стояла перед Владом в одном нижнем белье, стыдливо опустив взгляд.
– Это тоже скидывай, – кивнул на лифчик и трусы Влад. – Стесняешься, что ли? Да не бойся ты, я ж тебе не серый волк.
Она разделась полностью и покорно вытянулась на расправленной постели. Пока Влад подходил к ней, а затем наваливался всем телом, она смотрела слезящимся взглядом в окно, за которым стучала клювом по карнизу галка, и думала о сером небе, раскинувшемся над этим серым и угрюмым районом, который все звали не иначе как «Нижние Ебеня», о телках и пацанах, трахающихся в этих самых Ебенях в таких же грязных и маленьких квартирках, а то и вовсе в подъездах или на заброшенных стройках; о Светке, которая сейчас где-то там ждет ее, а, возможно, совсем о ней не думает; о парнях из деревни; думала о чем угодно, только не об этой страшной боли…
Когда наконец все закончилось, Настя лежала, уткнувшись лицом в подушку, и слезы сами собой лились у нее из глаз.
– А ты ничего даже, – услышала она откуда-то издалека приятный голос Влада. – Я-то думал, хуже будет. Где хоть научиться-то успела?
С трудом оторвав голову от подушки, Настя увидела, что весь ее макияж размазался по желтой наволочке. Она поскорей утерла слезы и, сев на кровати, принялась собирать разбросанную по полу одежду. Влад сидел на другом конце кровати, так и не одевшись, и глядел на девочку уже не с жадностью, а даже с некоторым восхищением. Достав из кармана джинсов кошелек, он протянул ей тысячу, но она так отчаянно замотала головой, что он убрал деньги обратно и, взяв с тумбочки пачку «Винстона», закурил сам и протянул сигарету Насте.
– Я… я не курю, – робко произнесла она.
– Да ладно тебе, – усмехнулся Влад, – рано или поздно придется попробовать.
Помедлив, она взяла сигарету, прикурила от протянутой зажигалки и, вдохнув едкий дым, закашлялась. Стремясь скрыть позор, она затянулась сильнее, но успокоения, как ни странно, не ощутила, наоборот, ее замутило еще больше. Глядя, как она неумело затягивается и совсем по-детски хлюпает носом, Влад философски изрек:
– Жизнь одна, и в ней нужно успеть многое попробовать. Ничего, понемногу всему научишься.
…Этой ночью Настя долго не могла заснуть. Лежа в темноте, в привычной и уютной комнате, она прокручивала в голове весь сегодняшний день и его мелкие детали: голые стены и грязные занавески в квартире Влада, его мерзкие прикосновения, противный вкус его сигарет… Неужели каждый раз теперь секс будет для нее таким неприятным?..
Несколько дней после этого она боялась даже выходить из дому, чтобы ненароком не встретить на улице его. Родителям она сказала, что плохо себя чувствует, чтобы не идти в школу. Этот трюк у нее безотказно прокатывал с самого раннего детства: ей легко поверили и позволили остаться дома. Но возникла другая проблема: она внезапно осознала, что презерватив, который надевал Влад, вполне мог порваться или соскочить, а тогда… Она боялась даже думать о том, что могло произойти, если бы она вдруг забеременела. Не говоря уже о том, что сказали бы родители, узнав об этом. Единственным человеком, с кем она могла бы об этом поговорить, была, конечно же, Светка. Однако даже позвать ее к себе домой не получилось бы: сотового у Насти еще не имелось, а звонить на домашний было бесполезно: все равно подруга вечно отсутствовала. Раньше они умели каким-то образом встречаться, не договариваясь заранее: стоило одной выйти во двор, как другая уже была тут как тут. В крайнем случае передавали сообщение через какого-нибудь знакомого. А теперь…
На третий день Настя не выдержала и решила обо всем поговорить с мамой. Разумеется, со всей осторожностью, ни в коем случае не открывая правду.
– Слушай, мам, можно тебя спросить?.. – начала она, как только мать вошла к ней в комнату с обычной порцией лекарств (она была врачом и потому никогда не водила дочь в поликлинику, а лечила ее сама).
– Конечно, Настенька, спрашивай, – улыбнулась тетя Лена.
– А когда ты… в первый раз… ну, сделала это… ну то есть… когда ты в первый раз занялась этим?
Улыбка сползла с лица матери, и она смущенно пробормотала:
– А почему ты спрашиваешь, доченька?
– Просто так… Мне интересно узнать, что девочки вообще чувствуют, ну, когда они… ну, занимаются этим…
– Да ну как тебе сказать… – Тетя Лена присела на стул возле кровати. – Тут у каждой по-разному. Я, например, только на втором курсе, в девятнадцать лет это испытала.
– И как это было? – вскинулась Настя, чувствуя, что вот-вот, она уже близка к разгадке тайны.
– Да как тебе сказать, – снова замялась мать, – дело-то было такое… Ну ладно, слушай, все равно бы узнала. Словом, это было на втором курсе, поехали мы тогда на дачу, к подруге моей, Тамаре Селезневой, у нее день рождения был. Ну, естественно, выпили порядочно. Ну, а потом Томкин брат, зэк бывший, со мной это и сделал. Я его с тех пор больше и не видела.
– И как… что ты чувствовала? – трепеща от волнения, спросила Настя.
– Да ничего такого, – махнула рукой мать, – я ведь пьяная была, мне как-то все равно было. Но потом, конечно, старалась поменьше об этом вспоминать.
Настя поникла головой. Действительно, быть может, если бы она тогда выпила, все было бы по-другому, быть может, она ничего бы не почувствовала и сейчас не ощущала бы себя такой грязной? Почему-то мамин рассказ не успокоил ее, а, наоборот, оставил в душе какой-то мутный осадок.
– А если бы, мам… А если бы ты после этого вдруг забеременела? – внезапно спросила она.
Тетя Лена вдруг часто-часто заморгала и отвернулась. Настя успела заметить блеснувшие в ее глазах слезы.
– Мам, что с тобой?.. Ты… ты плачешь? Почему?
– Нет, ничего, – ответила мама глухим голосом, по которому было ясно, что она рыдает. Настя кинулась к ней, обняла за шею и, глядя ей в заплаканное лицо ласковым взглядом, начала успокаивающе шептать: «Мамочка, ну что такое? Ну расскажи мне, я все пойму». Мать посмотрела на нее отрешенным взглядом и вдруг все тем же глухим голосом произнесла:
– А я ведь и правда после того случая залетела. Сама не знаю, как это так получилось – таблетку я даже и не подумала тогда выпить.
– Как? – изумилась Настя. – Но ты же никогда не говорила…
– Вот, в том-то все и дело, – горестно промолвила мама, – я даже родителям тогда боялась признаться, они бы меня просто из дому выгнали. Я одной Томе только и сказала, у нее знакомая акушеркой работала, она-то мне аборт и сделала.
Настя сидела потрясенная, не веря тому, что только что услышала. Мать еще немного помолчала, глядя куда-то в пространство и наверняка думая о чем-то совсем ином, потом произнесла уже нормальным голосом:
– Папа твой, конечно же, ничего про это не знает. Я ему вообще перед свадьбой сказала, что девственница – в первую брачную ночь, конечно, притворяться пришлось. А так бы, доченька, была у тебя старшая сестренка… или братик. Ты ведь хотела братика? – И, взглянув на дочку, она невесело рассмеялась. Настя с трудом улыбнулась ей в ответ.
Зачем тогда тетя Лена говорила с ней об этом – непонятно. Возможно, как врач, не стеснялась ничего, а, может быть, думала, что чем раньше дочка узнает обо всем этом, тем проще ей будет потом…
***
Пару дней спустя они со Светкой гуляли по аллее парка. После того разговора с матерью Настя поняла, что прятаться дома бессмысленно: все равно ей когда-нибудь придется выйти наружу. Была у нее еще и другая причина для встречи с подругой, куда более важная: ей надо было срочно узнать про таблетки, о которых говорила мать. Может быть, еще не поздно?..
– Да не парься ты, дурочка, – говорила Светка, куря и пуская дым ей прямо в лицо (многие в их компании курили, и Настя втайне завидовала им). – Влад парень надежный, у него никогда промахов не бывает. По крайней мере, ни с одной еще не было.
– А если все-таки… – начала было Настя.
– А если бы да кабы, во рту б росли грибы, – передразнила Светка. – Ну подумай сама, зачем ему это надо? Своих проблем мало?
Настя промолчала. Пожалуй, тут подруга была права.
– А насчет таблеток даже не заморачивайся, – махнула Светка рукой. – Если хочешь – пойдем в аптеку, купим, только зачем? Родители еще найдут, начнут спрашивать. А при парнях про таблетки даже не заикайся, им это вообще не нравится. Они, понимаешь, во всем хотят быть главными, даже в предохранении.
Некоторое время они шли молча. Настя смотрела на зеленевшие кругом деревья, на гулявших по аллее людей и думала, стоит ли ей показывать парням свою слабость или же, наоборот, быть для них всем, чтобы они по-настоящему ценили и уважали ее.
– Слушай, – вернул ее к реальности голос подруги, – тут в воскресенье одна клевая туса намечается, у Катьки же днюха в субботу. Много наших придет, со двора еще будут, да Катькины знакомые, я их не знаю, но говорят, они классные. Ты как, пойдешь?
– А бухло там будет? – осведомилась Настя.
– Ну разумеется, а зачем же еще на днюху идут? – усмехнулась Светка.
Настя снова задумалась. Стоило ли идти, ничего не опасаясь, или слова матери должны были стать для нее предостережением?
– Ну, чего молчишь? – спросила Светка, остановившись на месте. – Идешь или нет?
– Слушай, Свет, дай мне сигарету, – попросила вдруг Настя. – А на днюху я конечно пойду, ты же меня знаешь. Только напиваться до посинения не стану.
– Ну как хочешь, – сказала Светка, протягивая ей пачку сигарет и отвечая одновременно на оба ее пожелания. – Тебя ведь никто не заставляет. А то, глядишь, может и парня себе там присмотришь.
– Я уж как-нибудь сама разберусь, – ответила Настя, прикуривая от Светкиной зажигалки и глубоко затягиваясь. Вот странно – теперь ей было совсем не так противно, как тогда, в квартире у Влада – дым имел сладковатый привкус и даже успокаивал. Может, только после этого ей так мерзко становится?
И вот, в воскресенье состоялась обещанная туса на хате у Катьки. Народу и вправду было много, как знакомых, так и нет, и бухла… Впрочем, что тут рассказывать, вы и так наверняка представляете, как проходит большинство таких подростковых тусовок, возможно, сами на них не раз бывали. Отмечу только, что свет в квартире горел только на кухне, в гостиной было почему-то темно. Основная часть тусы происходила именно здесь. Кто-то обжимался парочками по углам, другие пытались танцевать под музыку в центре комнаты, а те, кто не хотел ни того, ни другого, сидели за большим столом, заставленным всевозможным бухлом, с банкой, полной окурков, посередине, и говорили кто о чем. К этой компании примкнула и Настя. Поначалу ей было неловко среди многих незнакомых парней и девчонок, но понемногу она стала привыкать к новым разговорам и лицам, и вскоре, когда уже достаточно опьянела, ей стало казаться, что она знает их всех уже очень давно. Затуманившимся взглядом она смотрела неподвижно в одну точку – на ярко раскрашенную банку «Ягуара», стоявшую прямо перед ней, и ей нравилось все вокруг – и уютный полумрак комнаты, и прохладный ветерок, дувший с тихой темной улочки, из приоткрытого окна, и весело матерившиеся голоса, и лица вокруг…
Когда в разгар веселья Настя вышла на кухню попить воды, она поразилась тому, насколько неприятной была кухня по сравнению с гостиной. Здесь, наоборот, горел яркий свет, который после приятного сумрака резал глаза, и сама кухонька выглядела очень маленькой и неуютной. Гора грязной посуды в раковине, заблеванный пол, валявшийся под столом пьяный в дрова парень… Преодолевая отвращение, Настя направилась к бару, чтобы взять оттуда графин с водой, когда на кухню вслед за ней вошел довольно-таки смазливый парнишка из той, новой компании, с которой она только что сидела за одним столом.
– Ты Настька, да? – спросил он со странным блеском в глазах.
– А что такое? – Она с гордым и независимым видом повернулась к нему.
– Да мне тут просто шепнули, что ты любому даешь, – нагло ответил парень.
Настя в ответ только презрительно усмехнулась и отвернулась. Внезапно она почувствовала, как на ее правую ягодицу легла чья-то ладонь. Она поняла, что не стоило поворачиваться к настырному пареньку спиной: так она только провоцировала его, ведь на ней была в тот вечер короткая обтягивающая юбка золотого цвета. Видимо, незнакомец истолковал ее презрительный жест как раз наоборот.
– Так за чем же дело стало? – неприятно щекотнул ее ухо мерзкий голос. – Давай тут по-быстрому, пока никто не видит.
Что было делать? Так просто он бы не отстал, а звать на помощь ей совсем не хотелось. Приходилось выкручиваться самой. Собрав волю в кулак и вспомнив все, чему учила ее Светка, Настя резко повернулась к парню лицом, скинув с себя его руку, и громко произнесла:
– Слышь, красавчик, я не знаю, кто тебе и что про меня наплел, только такие, как ты, мне на хуй не нужны. И тебе до меня еще расти и расти. Ты здесь никто и звать тебя никак, – удачно ввернула она выражение, услышанное во дворе, и, совсем уже разойдясь, вкрадчиво закончила: – А будешь меня лапать – я так крикну, что тебе любой здесь ебало разобьет, уяснил?
Ошеломленный паренек отступил в сторону, и Настя с гордо поднятой головой покинула кухню. К столу пьянок она вернулась окрыленно-сияющей, радуясь, что ей удалось так запросто отделаться от мерзкого ухажера. Теперь в разговоры чужой компании ей стало вступать уже гораздо проще, она сама начала предлагать новые темы, задавать вопросы: теперь она чувствовала, что имеет право быть с ними. И они, похоже, тоже это почувствовали, потому как стали чаще обращаться к ней, улыбаться ей и обнимать за плечи. Вдруг среди веселых голосов она услышала один, противный, визгливый и явно злой:
– Эй, сучка, а ну иди сюда, поговорим! Ты какого хуя к Виталику приставала?
Изумленно подняв взгляд, Настя даже сначала не поняла, что это обращаются к ней. Но потом она разглядела среди приветливых лиц одно, такое же злое, как и голос. Это лицо принадлежало какой-то девчонке из чужой компании, с которой она прежде не разговаривала и даже как-то не обращала на нее внимания, хотя имя ее вертелось у нее в голове: то ли Надя, то ли Нина. Она смотрела на Настю яростным взглядом и все время повторяла: «Пошли выйдем!», «Че, зассала?» Но вскоре ее голос потонул в общем шуме, а потом и сама она затерялась в толпе, хлынувшей со всех углов к столу. Пьянка продолжалась, и Настя вскоре забыла об этой дуре: мало ли что ей там взбрело в голову!
***
Эх, женщины… Не хочу выглядеть неоригинальным, произнося эти слова, но факт остается фактом: природу их бывает очень сложно понять, а связываться с ними зачастую даже опасно.
Если вы наберете в «Яндекс. Видео»: «женская жестокость», первая же ссылка будет на видео, где одна девчонка избивает другую при полном равнодушии компании вокруг, а подросток, который это снимает на телефон, еще и злорадно комментирует избиение. Вроде бы ничего удивительного – в инете полным-полно таких роликов. Однако для этого видео основой послужили те самые события, произошедшие на той памятной днюхе.
…На другой день после пьянки, едва Настя вышла во двор, как к ней подлетела Катька и велела идти за собой.
– Куда? – удивилась Настя.
– Пойдем, пойдем, – сказала Катя, решительно беря ее за руку чуть пониже локтя, – тебе пару ласковых сказать хотят.
Ничего не понимая, она тем не менее пошла за подругой и вскоре очутилась в соседнем дворе, где еще ни разу не бывала. За углом дома было грязно и сыро, отсюда был виден только кусок улицы, по которой мчались машины. На пустой детской площадке столпилась большая компания парней и девчонок, – тут были кое-какие Настины знакомые еще по пьянке, но большинство она раньше не видела, – многие с банками «Ягуара» и сигаретами в руках. Катька наконец отпустила ее руку и отошла назад, словно бы совсем не имея к этому отношения. Вся компания – пацаны в ней были совсем еще мелкие, лет девяти-десяти – подалась вперед, окружив Настю полукольцом. Вперед выступила темноволосая девочка, примерно одного роста и возраста с ней. Тут Настя узнала ее – это была та самая девчонка, которая вчера что-то орала ей про какого-то Виталика.
– Ну и какого хуя ты вчера съебала? – громко спросила она, подходя к Насте вплотную.
– О-откуда? – похолодев от предчувствия того, что сейчас случится, пролепетала Настя.
– От Катьки, блядь, откуда! – закричала девчонка (ее все-таки звали Надей, как Настя потом узнала) – Ты какого хуя к Виталику приставала?
– К какому Виталику? – спросила Настя уже смелей, начиная понемногу догадываться, зачем она здесь.
– К моему Виталику, блядь! – крикнула Надя. – Я тебе говорила: пошли выйдем, разберемся, ты, блядь, съебала! Вот теперь опиздюлишься!
Она отвела «соперницу» к кирпичной стене, и они встали друг напротив друга, боком к стене. Компания снова замкнула вокруг них полукольцо, – теперь уже такое, из которого было не вырваться, – а один пацан, подскочив поближе, достал мобильник с видеокамерой, новомодное тогда изобретение, и принялся с видом заправского оператора снимать. Наде, видимо, польстило такое внимание, она стала улыбаться в камеру, а потом картинно принялась снимать с себя украшения. Настя стояла, словно окаменев: она вспомнила саму себя несколько лет назад, когда она вот так же снимала сережки перед дракой с Пашей в деревне.
– Они золотые? Мои значит будут! – весело крикнул пацан-оператор, когда Надя сунула сережки ему в руки.
– Не, серебряные. У меня все серебряное, – так же весело ответила она, словно забыв о том, что собиралась сделать. Настя обомлела еще больше: сережки у нее тогда, в деревне, были тоже серебряными. Сняв все кольца, Надя со вновь перекосившимся от ярости лицом повернулась к «сопернице». И дальше случилось то, что вы могли видеть в том видео, да и вообще в любом подобном ролике. Правда, настоящим избиением это назвать было трудно, Надя просто шлепала ладонями по голове, но для Насти эти удары были неприятнее всего. Уж лучше бы она била ее по-настоящему, кулаками, как дрались все у нас в деревне. А толпа вокруг восторженно аплодировала «победительнице», радостно вопила и улюлюкала. Особенно веселились мелкие во главе с оператором. Лишь немногие из чужой компании жалели Настю, уговаривали Надю прекратить, но сами почему-то ее не останавливали. Когда ей наконец надоела эта гнусная забава, а окончательно выбитая из колеи «жертва», обливаясь слезами, пошла прочь, только одна девчонка, имени которой Настя так и не узнала, обняла ее, прижала к своей широкой груди и стала гладить по спине, успокаивая. Больше никто ее в тот день не поддержал. Даже Светка, у которой в это время как раз закрутился новый роман с каким-то парнем с Катькиной тусы. Это стало вторым большим предательством в Настиной жизни.
***
Несколько дней спустя за завтраком мой отец, развернув газету, пробежал глазами местные новости.
– Фига себе, – произнес он, – на *** проспекте какая-то девчонка чуть с крыши не прыгнула.
– Ну и что? – спросила мать, намазывая масло на хлеб.
– Да я и раньше про это на работе слышал, только думал, хрень какая-нибудь, выдумывают все. А тут даже фотка есть, вот, смотрите. – Он развернул к нам газету, но на черно-белой фотографии рядом с заметкой ничего было толком не разглядеть. – Говорят, народу целая улица собралась, на такое посмотреть. Она там еще истерику на весь двор закатила.
– Бывает, что ж поделать, – пожала плечами мать. – Главное, чтобы это потом массово не началось.
Мог ли я тогда подумать, что той несостоявшейся самоубийцей была как раз Настя?
Стоял погожий солнечный день, и двор действительно был забит народом, пришедшим поглазеть на такое невероятное событие. Тут были и Настины родители, и ее знакомые со двора, и милиция, и «скорая», и просто прохожие, которым было нечего делать и которые с любопытством наблюдали за девчонкой в длинной зеленой футболке и широких рваных джинсах, стоявшей на самом краю крыши пятиэтажного дома и всерьез намеревавшейся шагнуть вниз. Сильный ветер развевал ее светлые волосы и размазывал по лицу слезы, которые непрерывным потоком лились из глаз.
– Я не хочу больше жить!!! – в истерике кричала она. – Уходите! Я сейчас прыгну, и мне конец!
– Настенька, доченька, спустись, умоляю тебя! – рыдая еще горше, восклицала ее мать, перекрывая шум толпы снизу. – Мы с папой этого не переживем, ты понимаешь?!
– Насть, ну не надо! Ты все из-за этого? Ну прости меня, я не со зла это сделала! – кричала бледная от ужаса Катька. Ее поддержали несколько знакомых девчонок из компании.
– Уходите все!! Я прыгну, и вам всем конец!! – не слушая никого, вопила Настя.
Кто знает, чем бы это все закончилось, если бы на крышу через люк не поднялся парень, которого потом часто упоминали в той газетной заметке. Это был Стас.
– Насть, ну перестань ты, – заговорил он удивительно спокойным голосом, когда она обернулась к нему. – Ну чего ты этим добьешься? Ты понимаешь, какую ты этим боль родителям причинишь? Тебе что, совсем их не жалко?
Настя застыла на месте, больше не делая вид, что вот-вот прыгнет, и даже плакать на несколько секунд перестала.
– А добиться своего – ты уже добилась, – так же спокойно продолжал Стас. – Вон, видишь, Катька уже перед тобой извинилась. А скоро и все остальные придут. Не придут, так их другие притащат. – И вдруг, перейдя на суровый тон, он заговорил с укором: – Ну кого ты тут обманываешь? Хотела бы прыгнуть – давно б уже прыгнула, не разыгрывала тут спектакль. Ну, иди ко мне, ну, ну, вот так… Ну вот, все хорошо…
С этими ласковыми словами он подошел к Насте, крепко обнял ее и прижал к груди. Она, уже не пытаясь шагнуть к краю и лишь по-прежнему горько и непрерывно рыдая, в обнимку со своим спасителем направилась к люку.
Внизу ее тотчас же обступила толпа из родных, знакомых, врачей, тут же оказался репортер местной газеты, благодаря которому и появилась та самая заметка. Когда Настя с трудом оторвала лицо от груди плакавшей навзрыд и все время повторявшей: «Настенька, ну как же так?» матери и попыталась среди множества окруживших ее лиц найти единственное дорогое ей в этот момент лицо Стаса, то не смогла этого сделать: он отступил куда-то назад, скрылся в толпе, за спинами взрослых, а, может быть, и совсем ушел. Но Настя была так бесконечно благодарна ему за спасение своей жизни, что, как сама признавалась впоследствии, могла сделать для него все, что угодно.
***
Минуло еще два года. Город становился для меня все более романтичным и привлекательным, а прогулки по нему доставляли все больше удовольствия, и о том, чтобы наслаждаться красотами природы в деревне, я думал все меньше. В моей жизни за это время почти ничего не поменялось, а вот в Настиной жизни изменения произошли, и довольно серьезные. Приходя домой из школы (которую после того инцидента ей пришлось сменить), она ничего не ела, а уходила к себе в комнату и сидела там до вечера. Домашнее задание она делала кое-как, а чаще всего и вовсе не делала. Когда мать приходила с работы и заглядывала к дочери в комнату, то видела одну и ту же картину: Настя сидела над тетрадями и учебниками и смотрела в одну точку.
– Настенька, у тебя все хорошо? – встревоженно спрашивала тетя Лена.
– Голова болит, – жаловалась дочка.
– Ляг, полежи, отдохни, – советовала мама. – Может, таблетку выпьешь?
– Я лучше схожу погуляю.
– Ну, сходи. Допоздна только не гуляй.
Настя с облегчением вставала из-за стола, быстро одевалась (раньше перед выходом на улицу она часами могла простаивать перед зеркалом, примеряя разные кофточки, нанося макияж и нацепляя побрякушки, теперь же совсем перестала следить за собой – носила всегда одну и ту же джинсовую куртку, из украшений – только дешевые кольцо и цепочку, даже причесаться порой забывала) и выходила во двор. Позади нее унылой серой громадой возвышался дом, слева – футбольное поле, на котором гоняли мяч дворовые пацаны (Настя старалась каждый раз не смотреть в ту сторону), а впереди до самого горизонта раскинулись одноэтажные деревянные домики. В одном из таких домиков и жила Олеся, новая подруга Насти. Она была старше ее на два года, училась в колледже на парикмахера и вела себя совсем по-взрослому. Родители у нее выпивали, но это не мешало ей строить свою собственную жизнь. Вдвоем с ней Настя отправлялась на прогулку по унылому осточертевшему городу, в котором они, однако, умудрялись каждый день находить что-то новое. Они покупали пачку сигарет на двоих и по банке пива на каждую (покупала всегда Олеся, потому как выглядела она совсем взросло и вопросов к ней не возникало) и развлекались, либо гуляя по улицам, либо просто сидя на скамейках в парке и у подъездов. Иногда, только по выходным и когда мать давала достаточно денег, Настя ходила с подругой в клуб, где оттягивалась по полной. Здесь же Олеся кадрила себе парней, надеясь потом удачно выйти замуж и навсегда расстаться с противной ей жизнью в двушке с родителями. Предлагала и Насте найти свою половинку, но та каждый раз отвечала отказом. После уже имевшегося за плечами опыта она боялась снова обжечься. Однажды к ней во время очередного вечера в клубе подошел какой-то довольно красивый парень и предложил познакомиться. Парню было лет двадцать – двадцать пять на вид, он был невысок ростом, но довольно крепок, светловолосый, с голубыми глазами. Настя довольно редко встречала таких, и этот ей почему-то сразу понравился. Но, все еще помня прошлое, она холодно отвернулась от парня. Звали его, кстати, Дима, и так просто сдаваться он явно не собирался, стал подходить все ближе, хватать за руки. Она всерьез собиралась уже закричать, но тут, к счастью, вернулась отходившая за коктейлем Олеся.
– Что тут у вас случилось? – спросила она, подозрительно переводя взгляд с подруги на незнакомого молодого человека. Тот взглянул на нее не нагло, а как-то даже смущенно и, неловко улыбаясь, промямлил:
– Да вот… я тут с девушкой познакомиться хочу. А вы ее подруга? Меня, кстати, Дима зовут. – Он даже протянул Олесе руку. Она также почему-то засмущалась, порозовела и, отведя взгляд в сторону, пробормотала: «Очень приятно. Я Олеся». Весь вечер они весело и непринужденно беседовали, как будто давно уже были знакомы, а на Настю даже внимание перестали обращать.
… – Тебе что, правда этот придурок понравился? – спрашивала обиженная Настя подругу, когда они уже под утро возвращались домой.
– Не знаю, по-моему, он прикольный, – отвечала Олеся, и глаза ее сияли счастьем. После Настя поняла, что они уже в тот момент нашли друг в друге родственную душу.
Несколько дней спустя, когда Настя позвонила Олесе и предложила погулять, та внезапно отказалась, чего раньше еще никогда не было. Настя удивилась, но выяснять подробности не стала. А еще пару дней спустя Олеся пришла на встречу с подругой… вместе с Димой. Настя удивилась еще больше, но опять ничего не сказала. Новый парень между тем был приветлив, дружелюбен, шутил с обеими девочками, а к Насте больше не пытался тянуть руки. Он теперь по-настоящему нравился ей, и она уже не знала, завидовать ли подруге или ревновать парня к ней. С тех пор каждый раз, когда девочки встречались, – на прогулке, после школы, во дворе, в клубе, – Дима неизменно был рядом. В то же время встречи подруг становились все короче, влюбленные спешили уединиться, и Настя постоянно чувствовала себя третьей лишней. Но она по-прежнему молчала, зная, что в противном случае это может выйти боком всем троим.
