Kitabı oku: «Человек, стрелявший ядом. История одного шпиона времен холодной войны», sayfa 4

Глава 7
Привет из Москвы

Вечером 9 октября 1957 года сотрудники авиакомпании «Эр-Франс» в аэропорту Темпельхоф зарегистрировали на рейс в Мюнхен молодого человека – согласно документам, гражданина ФРГ Зигфрида Дрэгера. В кармане у него был паспорт ГДР на имя Йозефа Леманна, родившегося 4 ноября 1930 года в Люблинском воеводстве Польши. Кроме этих бумаг, он взял с собой тысячу с лишним западногерманских марок, а в багаж положил две жестянки с франкфуртскими сосисками. Казалось, пассажир подготовился ко всему – и к внезапной оккупации ФРГ войсками Варшавского договора, и к пропаже еды из баварских магазинов.

Документы, деньги и банки Сташинскому выдали в Карлсхорсте. Паспорт ФРГ следовало предъявлять на пути в Мюнхен, паспорт ГДР – на обратном пути. Попадись Богдан в руки полиции, он должен был изображать Леманна (начальники уверяли, что так от него скорее отвяжутся). Самой опасной частью багажа были две жестянки: одна и вправду с сосисками, зато другая – переделанная умельцами из КГБ в контейнер для пистолета, стрелявшего облачком яда. Устройство замотали ватой и сунули в металлический цилиндр, который в свою очередь поместили в наполненную водой банку. И оружие, и цилиндр были из алюминия, так что весили банки одинаково, но на контейнер нанесли особую пометку.

Вначале чекисты задумали передать оружие агенту прямо в Мюнхене – туда его привез бы обладатель дипломатического паспорта из Восточного блока. Такие люди не боялись таможенников, поэтому в Карлсхорсте могли бы не волноваться за провоз через границу. От плана отказались, когда кому-то пришло в голову, что за дипломатом могут проследить контрразведчики ФРГ. В таком случае агента схватили бы на месте уже с контейнером. Решили, что «Дрэгер» возьмет его с собой на рейс из Берлина. На случай ареста придумали легенду: он якобы встретил в Восточном Берлине человека, который заплатил ему и попросил отдать обе банки одной женщине в Мюнхене, в баре «Максим». Если бы его поймали с оружием уже после покушения, он должен был бы заявить, что подобрал эту штуковину на лестнице.

На границе «Дрэгера» не обыскивали и он спокойно прилетел в Мюнхен вечером 9 октября. Куратор велел ему ликвидировать цель в здании на Карлсплатц, 8. Если бы с этим возникли затруднения, Сташинский мог подстеречь Ребета в здании на Дахауэрштрассе или жилом доме на Оккамштрассе. Первую таблетку с противоядием он выпил в восемь утра 10-го числа, в четверг (а всего привез десять таблеток и две ампулы – запас на десять дней). Агент завернул оружие в газету, проделав дырки для предохранителя и спуска, и вышел на улицу. Жестянку он выбросил в урну в Английском саду.

В полдевятого утра Сташинский уже наблюдал за входом в здание на площади Карлсплатц. Там располагалось много разных контор, включая приемные кабинеты медиков. На случай задержания агент заготовил легенду, что приехал из ГДР на отдых, любовался великолепной архитектурой, но внезапно почувствовал зубную боль и пошел к дантисту. Если бы его застали на месте преступления, он притворился бы, что оказывает помощь человеку без сознания.

В тот день он ждал до пол-одиннадцатого утра, но Ребет так и не появился. Напрасно Богдан подкарауливал его и после обеда. В пятницу 11-го повторилось то же самое. С одной стороны, каждый раз он вздыхал с облегчением, с другой – нервное напряжение возрастало. По утрам он просыпался с чувством наступающего кошмара. Особенно тревожно было в те часы, когда Сташинский поджидал на улице объект. Но после полудня он мог немного расслабиться, погулять по Мюнхену и отвлечься от терзавшей его моральной дилеммы. На следующее утро иллюзия покоя вновь испарялась. Единственным выходом из этого порочного круга, единственным шансом вернуться к привычной жизни оставалось выполнение приказа⁴⁸.

Лев Ребет по выходным в редакцию не ходил, работая с текстами дома, однако в субботу, 12 октября, отступил от этого правила. В пятницу он до глубокой ночи читал недавно опубликованную автобиографическую повесть Александра Довженко «Зачарованная Десна» – последнее творение известного кинорежиссера, умершего в 1956 году под Москвой. Еще в конце войны Сталин запретил Довженко жить и работать на Украине, поэтому книгу наполняла тоска по детству на лоне природы. Такие ноты не могли не отозваться в душе давно покинувшего родину выходца из галицкого городка. Уже не важно было, насколько по-разному смотрели на мир убежденный националист и советский художник, который всю взрослую жизнь исповедовал коммунизм.

Субботним утром Ребет, обычно сдержанный в общении с детьми, впервые за долгие месяцы проявил интерес к тому, как его Андрей учится играть на пианино, и даже погладил сына по голове. Когда Дарья крикнула мужу с кухни, чтобы он вернулся с работы поскорее и успел к обеду, Лев попросил не волноваться. И пошутил: «Я, может, и до редакции-то не дойду». Жена и дети потом верили, что его посетило предчувствие гибели⁴⁹.

Сташинский занял все тот же пост наблюдения на Карлсплатц в начале десятого утра. Погода стояла теплая, солнечная, и он вышел из номера без плаща, в одном костюме. Нервы по-прежнему шалили. Успокоительное, выпитое вместе с противоядием, не помогало. Минуты шли, жертва не показывалась, и тревога мучила Богдана все сильнее. Впрочем, около десяти утра он начал понемногу успокаиваться. Ребет, кажется, и на этот раз не собирался в редакцию. И вдруг охотник заметил фигуру, которую теперь отличил бы от тысячи других. Ребет вышел из трамвая и направился прямо к Сташинскому. Тот развернулся и подошел к подъезду дома № 8. Потом Богдан припоминал, что действовал, словно в дреме. Люди вокруг, машины и здания в его сознание не проникали. На всем лежала какая-то тень, пелена сновидения. Возможно, таков был эффект таблетки, которую ему дали в Карлсхорсте. Возможно, так на нем отразилась жажда сбросить камень, не один день тяготивший его душу. Как бы то ни было, Сташинский больше не колебался. Перед входом в здание он вынул из кармана завернутый в газету пистолет и, держа его в правой руке, скрылся за дверью.

Агент поднялся по лестнице на площадку второго этажа. Там он нащупал дырку в газете, снял оружие с предохранителя и приготовился к делу. Услышав, как внизу открыли дверь, Сташинский пошел вниз по лестнице, держась левой стороны – чтобы вынудить жертву пройти справа. Навстречу ему поднимался лысый мужчина. Это был Ребет. Когда их разделял один шаг, Сташинский поднял правую руку с газетой и нажал на спуск. Голову при этом он повернул в сторону, но краем глаза заметил, как объект падает вперед на ступеньки. Что стало с Ребетом потом, он не видел. Убийца положил пистолет в карман, раздавил в куске марли ампулу с противоядием, как учил инструктор из Москвы, и вдохнул пары. Он сам едва не рухнул на лестницу.

Выйдя на улицу, убийца повернул налево, еще раз налево. Только через десять-пятнадцать минут его ум более-менее прояснился – он снова увидел и услышал окружающий мир. Богдан вышел на Людвигштрассе, одну из самых оживленных улиц Мюнхена, пересек ее и оказался в парке Хофгартен. Пройдя весь парк, Сташинский остановился на мосту через ручей Кёгльмюльбах и выбросил пистолет в воду. Пока что он точно выполнял указания начальства – даже от оружия избавился именно так, как ему велели.

Выйдя из парка, агент направился было в гостиницу, но сообразил, что по его следам могут пустить собаку. Поэтому он сел на трамвай и проехал несколько остановок, затем пошел обратно к Карлсплатц. Ноги как будто сами несли на место преступления. Здание на Карлсплатц, 8 окружали полицейские и зеваки. Убийца отвернулся и поспешил уйти. В номере он собрал вещи (жестянок там уже не было), положил в карман западногерманский паспорт на имя Зигфрида Дрэгера, уплатил по счету и поехал на главный вокзал. Ему приказали немедленно покинуть Мюнхен после устранения объекта. Так он и поступил⁵⁰.

Льва Ребета обнаружили на лестнице, в нескольких шагах от редакции его газеты, в одиннадцатом часу утра. Он все же смог подняться на второй этаж. Уборщица услышала крики (гость из Москвы соврал, что жертва мгновенно падает без сознания), нашла умирающего и подняла тревогу. Вызвали врача и полицию. Патрульным позвонили в начале двенадцатого и сказали, что какой-то мужчина упал на лестнице. Через минуту уточнили – скончался. Доктор Вальдемар Фишер, прибыв на место происшествия, установил приблизительное время смерти: 10:50. Причиной смерти он посчитал остановку сердца. Телефона в доме Ребетов не было. Как же известить жену и детей? Кто-то из сотрудников газеты вспомнил, что телефон есть у их соседа, тоже украинца. Позвонив соседу, застали его дома. Ему-то и пришлось сообщить Дарье Ребет страшную новость, потом он же отвез вдову на Карлсплатц.

Дарья была потрясена: покойный муж никогда не жаловался на сердце. Однако вскрытие, которое провел два дня спустя Вольфганг Шпанн из Института судебной медицины Мюнхенского университета, подтвердило диагноз доктора Фишера. Одна из артерий в момент смерти заметно сжалась – университетский патологоанатом не увидел в этом никаких признаков стороннего вмешательства. Родным и товарищам Ребета пришлось поверить такому заключению. Но в глубине души они опасались, что это несчастье – лишь первый этап операции КГБ по устранению их всех⁵¹.

Вечером 12 октября, пока полицейские, врачи и вдова силились понять, что постигло Льва Ребета, портье отеля «Континенталь» во Франкфурте зарегистрировал нового клиента – Зигфрида Дрэгера. На следующий день «Дрэгер» сел на самолет, приземлился в Темпельхофе и пересек границу. Оказавшись в ГДР, он сначала поехал домой – на Мариенштрассе в центре Берлина. Там он снимал меблированную комнату у пожилой фрау Штранек. Для нее Сташинский был Йозефом Леманном, этническим немцем из Восточной Европы – это легко было определить по акценту. «Леманн» вносил арендную плату вовремя и не причинял никаких неудобств. Такой тихий и вежливый постоялец идеально подходил любой хозяйке. Фрау Штранек он говорил, что служит переводчиком в Министерстве внешней торговли ГДР и время от времени его посылают в командировки. Так что в воскресенье вечером «Леманн» просто вернулся из очередной поездки, а на следующее утро, как обычно, пошел на службу.

На самом деле с утра агент позвонил в Карлсхорст и сообщил куратору, что он уже в Восточном Берлине. Деймон спросил, все ли в порядке, успешно ли прошла поездка. «Да», – ответил Сташинский. Майор назначил встречу в городе. Помимо устного рапорта подопечный подал Деймону два письменных. В первом излагалась хронология поездки, были перечислены посещенные Сташинским города, гостиницы, где он останавливался, авиарейсы, которыми он летал. Второй документ он написал совсем иначе: «В субботу в хорошо знакомом мне городе я встретил известное лицо. Я поздравил его и уверен, что поздравление было удовлетворительным».

Начальник объяснил Богдану, что его рапорт даже не напечатают – бумага останется лишь в рукописном оригинале. Сташинский так и не узнал (и поэтому не рассказал на суде в Карлсруэ), что 14 ноября 1957 года начальник Первого главного управления КГБ – внешней разведки – Александр Сахаровский послал Хрущеву секретное письмо «о мероприятии в Германии». Письмо он написал от руки в одном экземпляре, только для первого секретаря ЦК КПСС.

Ликвидация Ребета неплохо помогла карьере Деймона. В ноябре он получил благодарность от председателя КГБ за успешное выполнение «важного специального мероприятия» – какого именно, в документе не указали. Тогда же Деймона повысили в звании до подполковника. Начальство хотело наградить его и орденом Красного Знамени, но в Москве решили ограничиться медалью «За безупречную службу» 1-й степени⁵².

Сташинского за расправу над Ребетом наградили фотоаппаратом «Контакс». Он надеялся, что ему больше не придется марать руки кровью. Позднее Богдан говорил о чувстве полной утраты жизненных ориентиров. Но время шло, и он стал убеждать себя: этого больше не повторится, а для проведения операции, возможно, были какие-то другие причины, ему неизвестные. Убийца снова стал искать оправдания содеянному. Деймон и другие офицеры из Карлсхорста всегда были готовы развеять его сомнения: если, мол, вожаки эмигрантов не понимают требований времени, с ними пора покончить. Утешал Богдана и не слишком жестокий характер убийства. Он вспоминал, что не нужно было ни прицеливаться, ни смотреть жертве в лицо.

Часть II
Идеальное убийство

Глава 8
Красная площадь

Дела Богдана Сташинского шли на лад. В апреле 1959 года от Деймона, которого повысили в звании до подполковника, молодой человек узнал, что его вызывают в Москву – возможно, к самому председателю КГБ. Почему его могли удостоить такой чести, он не понимал, но через несколько дней получил проездные документы и билет на поезд в столицу Советского Союза.

Там его встретил сотрудник органов, выдал советские деньги и поселил в гостинице «Украина» – одной из «семи сестер», московских небоскребов, воздвигнутых по воле Сталина. «Украина» (теперь она называется «Рэдиссон-Ройал») открылась совсем недавно. Строительные работы начали в 1953 году и завершили четыре года спустя. Как раз тогда Хрущев, на протяжении долгого времени – наместник Сталина на Украине, стал первым лицом в СССР. В мае 1957 года гостиницу торжественно открыли для гостей, а советская пресса расхваливала ее как крупнейшую в Европе. Как бы то ни было, она была и остается самой высокой – двести с лишним метров от земли до верхушки шпиля. Снаружи здание украшали символы коммунизма: звезды, серпы и молоты. Возвышалось оно в начале только что построенного и по советским меркам роскошного Кутузовского проспекта, где обитали самые знаменитые и приближенные к Кремлю москвичи⁵³.

На следующий день в номер Сташинского заглянули его московский куратор и еще один человек, который представился только по имени-отчеству: Георгий Авксентьевич. Постоялец «Украины» так никогда и не узнал ни звания, ни должности, ни фамилии своего нового знакомого. «В кругах КГБ заведено так, что, когда вы говорите с каким-то сотрудником, то не знаете точно, какой пост он занимает», – заявил киллер на суде. Не сам ли председатель КГБ к нему пожаловал? Богдану оставалось только гадать. Впрочем, он помнил, что Деймон сулил ему встречу с первым лицом в комитете. Кто бы то ни был, на молодого агента он произвел сильное впечатление. Мужчина сорока с лишним лет заметно отличался от тех офицеров КГБ, с которыми Сташинский имел дело прежде. «Я смотрел на него все время как на аристократа – он был такой спокойный, сидел возле меня, высказывал свои соображения таким непоколебимым тоном, что немыслимо было возражать. Крайне самоуверенно… Можно было легко заметить, что он привык отдавать приказы, что он занимал в КГБ одно из первых мест»⁵⁴.

Из рассекреченных биографий сотрудников комитета следует, что фамилия Георгия Авксентьевича – Ищенко. Полковник Ищенко, с темными, зачесанными назад волосами, выглядел, вероятно, моложе своих лет. Никаких аристократов в его роду не было. Он появился на свет в 1910 году в крестьянской семье на Кубани, в станице Крымской. Несмотря на украинскую фамилию, относил себя к русским. Возможно, причиной этому служил перелом в национальной политике Сталина в начале тридцатых. Во время катастрофического голода 1932–1933 годов тот велел закрыть украинские школы и газеты на Кубани, а всех кубанцев украинского происхождения переписать в русские. Ищенко делал карьеру по партийной линии, а в НКВД перешел, когда Большой террор основательно проредил кадры чекистов. В послевоенные годы он возглавил аппарат МГБ в родном ему Краснодарском крае. В начале пятидесятых его послали в Венгрию: сначала руководить командированными туда же сотрудниками, затем – в роли эмиссара при венгерском Управлении госбезопасности. Там он принимал активное участие в подавлении революции осенью 1956 года, «работая» рука об руку с председателем КГБ Серовым, отправленным из Москвы в Будапешт⁵⁵.

Сидя за столом в номере Сташинского, полковник Ищенко расспрашивал его о последнем задании – агент успешно определил местонахождение Бандеры. В глазах Кремля это был вождь не только наиболее многочисленной, но и наиболее опасной группы украинских эмигрантов на Западе. Богдан подробно ответил на все вопросы о слежке за Бандерой.

В 1958 году (точной даты Богдан не помнил) Деймон приказал подопечному навестить один книжный магазин в Западном Берлине и спросить книги некоего Попеля. Сташинский никогда о таком не слыхал. На самом деле единственная книга с этим именем на обложке вышла во Львове в 1943 году под названием «Начала шахматиста». Ее автор, украинский мастер Степан Попель, после войны не раз побеждал в чемпионате Парижа, в пятидесятые уехал в Америку и три года подряд был чемпионом штата Мичиган. Само собой, в берлинском магазине, куда зашел Сташинский, не оказалось книги, изданной по-украински пятнадцатью годами раньше. Агент доложил начальнику, что ничего не нашел, и Деймон на этом, казалось, успокоился⁵⁶.

Под именем Степана Попеля, известного львовского журналиста, скрывался не кто иной, как Степан Бандера. Богдан впервые увидел лидера украинского национализма в мае 1958 года, когда украинские эмигранты собрались на двадцатую годовщину убийства основателя ОУН полковника Коновальца. Устранил того по личному приказу Сталина Павел Судоплатов. В КГБ не замедлили извлечь пользу из траурных мероприятий – приступить к ликвидации нового главы ОУН. Поминальная церемония прошла 25 мая в Роттердаме, на кладбище Кросвейк. К могиле Коновальца съехались приверженцы украинского национализма из Европы и других частей света. Пришли туда и лидеры двух враждовавших крыльев ОУН – Степан Бандера и Андрей Мельник. Деймон хотел, чтобы его подчиненный своими глазами увидел человека, которого ему вскоре прикажут убить. Но правды Сташинскому, конечно же, не сказал. Он просто велел Богдану взять фотоаппарат и запечатлеть главарей националистов на пленке. С тем агент и уехал в Роттердам⁵⁷.

Невзирая на бдительную охрану церемонии, Сташинскому удалось не только пройти на кладбище, но и снять пришедших помянуть Коновальца. Он пробрался достаточно близко к могиле, чтобы разглядеть тех, кто произносил речи. Одному из ораторов (Богдан не знал его в лицо) уделяли заметно больше внимания, чем остальным. И говорил он дольше всех – сожалел о гибели Коновальца и клеймил его убийц. «Сегодня, как и прежде, [мы] можем утверждать, что врагу Бога, Украины и всего свободолюбивого человечества не удалось уничтожить ОУН и украинское освободительное движение путем убийства его основателя и вождя, – провозгласил выступавший. – Но в то же время [мы] осознаем, что это огромная невосполнимая потеря, от которой [мы] не можем оправиться в течение двадцати лет»⁵⁸.

Сташинский не догадался, кто это, но приметил его машину – темно-синий «опель-капитан». Когда он вернулся в Восточный Берлин, Деймон показал ему газету с текстами речей, произнесенных на церемонии. Самая долгая принадлежала Бандере. Тогда-то Богдан и понял, кем был владелец «опеля».

Куратора интересовали не только снимки агента и роттердамские наблюдения, но и то, как выглядели кладбище и конкретный участок вокруг места упокоения Коновальца. Он спросил, нельзя ли будет там что-нибудь спрятать. Сташинский ответил, что можно. Но осознав, что подполковник имеет в виду еще одну бомбу – на этот раз не в коробке конфет, а на могиле, – поспешил уточнить: задача довольно трудная. И добавил, что в толпе случайными жертвами взрыва могут стать женщины и дети. Деймон сменил тему, но его подопечный понял, что возможность ликвидации Бандеры чрезвычайно его занимает⁵⁹.

Следующее задание Деймон дал Сташинскому в январе 1959 года: поехать в Мюнхен и установить адрес Бандеры. Скорее всего, сказал Богдану начальник, тот живет под именем Стефана Попеля. Съехал ли Бандера из известной КГБ квартиры, сказать он не мог, так что это следовало проверить. Агент вылетел в Мюнхен по новым западногерманским документам на имя Ганса Йоахима Будайта. Скоро выяснилось, что человек, которого он видел в Роттердаме, больше не живет по адресу, указанному в Карлсхорсте. Следы его затерялись.

Шпион выполнил задание и теперь имел право сесть на обратный самолет и доложить о результате. Но в последний момент ему пришло в голову заглянуть в мюнхенскую телефонную книгу. Там он и обнаружил Стефана Попеля, его телефон и адрес: Крайттмайрштрассе, 7. Тот ли это Попель? На следующее утро Сташинский осматривал указанную в справочнике улицу. В арке дома № 7 он заметил знакомый «опель-капитан», припаркованный во дворе, и роттердамского оратора, возившегося с машиной. В списке жильцов у парадного входа значился Стефан Попель. Через пару часов Сташинский увидел все тот же автомобиль у здания на Цеппелинштрассе, где располагались местные украинские организации. Не могло быть ни малейших сомнений в том, что житель дома по Крайттмайрштрассе – Степан Бандера. Сташинский показал себя превосходным разведчиком. Не зря он покинул схроны боевиков УПА на Западной Украине и сделал столь успешную карьеру. Деймон ушам своим не верил, когда Богдан ему докладывал. «Наконец-то нам повезло напасть на след Бандеры», – воскликнул он.

Полковник Ищенко внимательно выслушал агента, хотя знал то, что рассказывал ему Сташинский, почти наизусть. Деймон провел в Москве целый месяц, обсуждая с начальством дальнейшие действия Карлсхорста, еще перед тем как приказал Сташинскому весной 1958 года узнать, нет ли в магазине новых книг Попеля. Дело Бандеры в КГБ окрестили «Политик», убийство все так же проходило под кодовым названием «специального мероприятия»⁶⁰.

Теперь слушать предстояло Сташинскому. Ищенко заявил ему, что принято решение ликвидировать его объект тем же способом, что и Ребета. Встревоженный исполнитель обратил внимание начальника на затруднительные обстоятельства: в отличие от предыдущей жертвы, Бандеру сопровождает телохранитель, и сам он тоже носит оружие. Полковник ответил, что ему выдадут усовершенствованный вариант пистолета – двуствольный. При необходимости можно убить и телохранителя. «На мои возражения он не обратил внимания, – показал Сташинский на суде. – Я должен был это исполнить, а как именно – мое дело. Он сказал, что покушение мне удастся». Потом Ищенко, Деймон и Сташинский выпили «советского шампанского» за успех операции. «Это напомнило мне о русском фильме, который я когда-то видел, – вспоминал Богдан. – Он был о „героическом подвиге“ шпиона, и офицер, который послал этого шпиона на задание за линию фронта, выпил с ним шампанского на прощание»⁶¹.

Полковник Ищенко сказал молодому коллеге, что было бы стыдно ему жить в Западной Европе, но не повидать Москвы. Пора бы Богдану получше узнать столицу. В КГБ привыкли водить агентов по святым местам Советского Союза перед командировкой за рубеж. Понятное дело, выше всех ценились мавзолей Ленина и Красная площадь. Начальник дал Сташинскому пропуск на парад 1 мая, с правом прохода на трибуну напротив кремлевской стены. Тот уже наблюдал парады в Киеве и Львове, но здесь был совсем другой размах. Сильное впечатление на Богдана произвели образцы новой военной техники. Во время этой демонстрации мощи СССР он мог разглядеть на той стороне площади, на трибуне мавзолея, самого Хрущева – человека, что так и не забыл о вожде революционной ОУН. Теперь судьба свела Хрущева и Сташинского как соучастников одного и того же дела – убийства Бандеры⁶².