Kitabı oku: «Цвет тишины», sayfa 35

ЭПИЛОГ

***

Киану придет в зал, сядет за столик у окна, нальет чай. Он дождется, пока Нана закончит службу.

Она подсядет к нему за стол, погладит по щеке.

В тот день Киану расскажет ей все.

Нана выслушает, не перебивая. Киану будет нервничать. Он будет мять в руках прядь волос. Но он будет говорить – обо всем, о чем давно нужно было сказать. Про драку в контейнере и про то, как он несколько месяцев жил у Тео. Про сертификат медбрата, который он недавно получил и про работу на скорой. Про то, что он теперь накопил достаточно и снял небольшую студию недалеко от госпиталя, где работал. Про учебу и семинары. Про Тео и Ингрид. Про братьев и друзей. Про Астрид, которую встретил на семинаре по кардиологии. Про то, что она, кажется, скоро переедет к нему.

Наступит тишина. Киану посмотрит на Нану с опаской – что она скажет?

Она ничего не скажет. Она встанет и обнимет его – как родного.

А чуть позже к ним присоединится невысокая приятная женщина в юбочном костюме. Киану позвонит ей накануне и пригласит приехать. Лола. Иногда нужно много, чудовищно много времени, чтобы разобраться в себе и встать на ноги. Он не смог бы ничего в одиночку. Без Наны, без Тео, без братьев и друзей. Без Лолы. Звонить ей будет неловко, стыдно, он так долго бегал от встреч, но теперь хотел бы с ней встретиться. Он будет нервничать, она тоже. Она обнимет его и долго не выпустит из объятий.

В этот раз на глазах будут слезы радости. Те, что выступают, когда узнаешь, что кто-то остался жив.

***

Серый подойдет к зданию, где когда-то находилось кафе «Старый Рояль». Здание обнесут решетками, кафе закроют, и дом скоро снесут. Он посмотрит на то окно, где когда-то была кухня. Узкое окно, через которое видно море. Ему все еще страшно подходить к воде. Но не страшно смотреть в глаза другим. Тем, кто любил его, тем, кто ранил его – часто это одни и те же люди.

В его рюкзаке будет лежать папка с рисунками. Во внешнем кармане будет лежать студенческий билет. Высшая школа искусств. Его примут туда, несмотря на инвалидность. Примут с самым высшим баллом. Тот день они будут праздновать компанией. Он, Сати, Киану, Тео, Тахти, Тори, Фалко, Твайла, Чеслав, Виктор, Йона.

Рильке войдет в двери осторожно, встанет в дверях.

Драки не будет.

Они обменяются рукопожатиями с Сати. Неловкими, но все же.

Они будут дома у Сати. Через профсоюз ему выделят комнату в социальном общежитии, и не где-нибудь, а в Лумиукко, почти в центре города. Сати предложит Серому переехать к нему, но Серый останется в институтской общаге. Скажет, что хотел бы пожить там, пока учится.

В небольшой комнате с видом на трамвайную остановку и крохотный сквер с неработающим фонтаном будет тесно и тепло. Не столько от обогревателя, сколько от улыбок. Стол накроют вскладчину, Виктор принесет знаменитый чайничек, из которого они будут пить вино. Тео напечет лимонные маффины, Серый и Сати в четыре руки нажарят фирменные интернатские колбаски в липком соусе.

Они будут играть в «Невидимый микрофон», только по новым правилам. Можно будет рисовать, показывать, пританцовывать – но не говорить ни слова. Окажется, что это еще веселее, чем просто рассказывать. Серый будет говорить, свободно и легко, вместе со всеми. Он передаст невидимый микрофон Рильке, и Рильке его примет, и потом передаст его Сати, и Сати примет его тоже. Все они будут смеяться в голос. Смеяться в голос всегда разрешается.

Серый прислушается к тишине. У этой тишины будет совершенно другой, новый цвет. Красивый зеленый цвет свежей весенней листвы. Цвет пробуждения ото сна. Цвет новой жизни, рожденной из старых крепких корней.

***

Шрамы на его левом запястье никогда не исчезнут. Но Рильке будет носить футболки с короткими рукавами, как и прежде. Шрамы станут трофеем, символом. Он никому не расскажет о том, что было – не ради себя, а ради Серого. Из уважения к его бесконечной битве, в которую он когда-то подлил огня.

Он не сможет больше ходить на лодках и гулять по побережью без боли в груди. Но иногда он будет забираться на крышу и смотреть оттуда закат. Как они делали когда-то, когда все еще было хорошо. До того, как стали врагами. До того, как снова стали семьей.

А потом он встретит Риту. Она не спросит о его шрамах, она услышит его музыку. Нет, она не вылечит его душу, она не станет заменой. Она просто войдет в его жизнь и останется. Однажды он все ей расскажет. И она примет его, и дальше они пойдут вместе.

***

Еще в Верделе Тахти и Тори пойдут в музей истории. Они будут ходить по прохладным залам, залитым золотым южным светом, из комнаты в комнату, из коридора в коридор. Мягким эхо будут отдаваться их легкие шаги, тихим шорохом прошелестит их шепот. Они будут проходить мимо резных комодов и инкрустированных шкафов-витрин, мимо огромных витых столов и многоярусных столиков, мимо диванов и кресел в цветочек. С картин на них будут смотреть люди с прошлых эпох, одетые в парадные блестящие одежды, чопорные и слегка утомленные постоянным вниманием. За приоткрытыми окнами будет тепло и приветливо шуметь пышно цветущий сад. Хрустальные люстры бросят к их ногам пестрые самоцветы бликов.

Они подойдут к шкафу-витрине и станут рассматривать любимые вещицы прошлых хозяев. Томики стихов в кожаных переплетах, блокнот с зарисовками тушью. Перо и стеклянную чернильницу, театральный бинокль.

На средней полочке на серебряном подносе будет стоять фотография. На ней они увидят две фарфоровые фигурки, две лошадки, вставшие на свечку, в одном седле – девочка, в другом – мальчик. В описании будет сказано: «Бисквитный фарфор, Ан-Лодалия. Последняя треть 19 века». Внизу будет стоять подпись: «Утеряны».

Тахти и Тори в полной тишине посмотрят друг на друга.

– Утеряны, – прошепчет Тахти.

– Утеряны, – прошепчет Тори.

Они посмотрят друг другу в глаза, возьмутся за руки и тихонько рассмеются.