Kitabı oku: «Пасть», sayfa 3
Ближе к вечеру Диана была готова молить о смерти. Каждая косточка в её теле, каждая мышца и клетка стонали от боли. Она чувствовала, как умирает плоть, умирает в мучениях, а беспощадная болезнь ликует, резвясь над поверженными врагами, как стервятник над трупами.
С трудом добравшись до кухни, Диана села у окна, не включая раздражавший глаза свет. Кружка с давно остывшим мятным чаем стала её спасением: так тошнота немного отступала, давая желудку иллюзию покоя. Маленькими глотками потягивая напиток, Диана нащупала рукой ящик обеденного стола и выдвинула его. Внутри на блюдечке по-прежнему покоился жёлтый человеческий зуб с чёрными кляксами кариеса.
Поколебавшись мгновение, женщина вытащила его и положила на ладонь. Зуб сразу стал целеустремлённо двигаться в одну сторону, как и в тот день, когда Диана его только получила.
В слабом свете фонарей, струившемся с улицы, Диана пила холодный горький чай, наблюдала за удивительным зубом и думала о том, как же она устала. Вот даже теперь: перед ней лежал своеобразный компас, указывавший путь к мифическому спасению, а она была готова избавиться от него и ни о чём не сожалеть, лишь бы закончить эту непрестанную борьбу.
Сжав зуб в ладони, Диана медленно поднялась. Отодвинув стул с протяжным скрипом, она развернулась к окну и с усилием его распахнула. В лицо пахнуло вечерней свежестью, и Диана занесла руку, намереваясь раз и навсегда избавить себя от любой надежды.
– Ты что тут в темноте делаешь, мама? – прозвучал за спиной обеспокоенный голос Яны, и зажжённый свет на пару секунд ослепил Диану.
Она не успела ничего сделать, как дочка уже разжала её слабый кулачок, забрав зуб.
– Ой, мамочки… – испуганно выдохнула Яна. – У тебя зубы стали выпадать? Я и не думала, что от химии такое бывает! Это какой зуб выпал? Ну-ка открой рот, покажи мне.
Диану усадили обратно на стул, не слушая её возражений, бесцеремонно залезли в рот.
– Погоди. У тебя все зубы на месте.
– Это не мой.
– А чей же? – ещё больше удивилась Яна, опустившись за стол напротив мамы и не переставая перекатывать между пальцами жёлтый зуб.
Диана прикрыла глаза, осознавая, что в таком плохом состоянии не сможет выдумать что-то достоверное и солгать дочери. И она сдалась, покорно рассказав и о письме, и о зубе.
– Мама, так ведь это же замечательно! – чуть ли не задохнулась от восторга Яна, и её широко распахнутые глаза упоённо блестели за толстыми линзами очков. – Это то, о чём говорили в больнице! Приглашение опробовать экспериментальное лекарство!
– И тебя ничуточку не смущает мой рассказ? – опешила Диана, облизывая пересохшие губы.
– А должен?
– Если это приглашение, то почему бы не прислать обычную визитку с адресом? Зачем они положили в письмо чей-то зуб? И как он двигается?!
Диана отобрала у дочери вышеназванную вещицу и положила себе на ладонь. Не теряя времени, зуб пополз к краю. Яна сглотнула, но страха или удивления не выказала, лишь заговорила увереннее:
– Их странные методы связи меня не волнуют. Меня волнует только, могут ли они дать тебе лекарство или нет. Всё.
– Ты, что же это, предлагаешь с ними связаться?! Да ведь это такой риск…
– Плевать, – резко ответила Яна, мотнув головой. – Если они поставят тебя на ноги, остальное будет уже неважно.
– Я сразу говорю, что я против, – упорствовала Диана.
– Значит, я поведу тебя туда силой, против твоей воли.
Яна подняла на мать взгляд, тяжёлый и суровый, в котором читалось неверие в компромиссы и такая дикая безудержная надежда, что у Дианы не нашлось слов.
– Собирайся.
– Мы что, пойдём прямо сейчас, на ночь глядя? – испуганно прошептала мать.
– А разве у тебя осталось лишнее время, чтобы тратить его на ожидание утра?
Дом они покинули в тревожном молчании. Яна поддерживала маму под свободную руку и то и дело поглядывала на гнилой зуб, который медленно ползал по ладони Дианы, указывая направление. В чужой руке, кроме Дианиной, работать он напрочь отказывался, мгновенно теряя все свойства.
Шёл одиннадцатый час ночи, на улицах было малолюдно, и даже автомобили, казалось, старались ездить потише, крадучись передвигаясь в полумраке. Яне так не терпелось добраться до тайного места, что она буквально тащила мать под локоть, не замечая, как делает ей больно. Но Диана стойко терпела, смирившись с судьбой. Похоже, она давно уже не распоряжалась собственной жизнью, но почему-то до сего дня этого упорно не замечала.
Бесшумно елозя по ладони, как жук с желтоватым хитиновым панцирем, зуб вёл мать с дочерью тёмными неосвещёнными улочками мимо спящих домов. Когда впереди показался знакомый забор онкологического диспансера, Диана даже не удивилась. А поскольку зуб продолжал подрагивать, Яна быстро протолкнула исхудавшую мать через узкую дыру в ограде, и сама ловко перемахнула через верх, будто всю жизнь занималась прыжками в высоту.
– Ну, и куда тут дальше? – быстро оглядевшись, поинтересовалась дочка, а Диана лишь передёрнула плечами, опираясь на палку.
В ночи окна онкодиспансера горели холодным приглушённым светом. Здание, словно затаившийся старый зверь с мудрым взором, пряталось в тени и терпеливо дожидалось своих гостей. Там, внутри, изнемогали от боли и отчаяния десятки больных, которых оно уже приютило. Они стонали на жёстких койках, забыв о сне, поглаживали шишки вздувшихся лимфоузлов и мечтали о конце. И здание обещало подарить им его, такой желанный и долгожданный конец.
Диану сжала в тиски небывалая тоска. Она знала, что её место было там, вместе с остальными, с теми, кто шёл к вечному покою через тернистый путь страданий. Но Яна настойчиво тащила её прочь от тусклого будто внеземного света, в жерло ночи, в пелену абсолютного мрака, где, как ей думалось, скрывалось спасение.
Зуб замер в тот миг, когда узкая заросшая бурьяном тропа вывела женщин к заброшенному корпусу в дальнем углу обширной территории больницы. Некогда крепкое здание давно превратилось в руины: окна были забиты досками, на крыше прорастали берёзы, и крошево кирпича под ногами отзывалось в ночи громким хрустом, словно землю устилали хрупкие кости.
Яна подсвечивала себе путь фонариком на телефоне. Он-то и высветил рваный пролом в стене, за которым простиралась густая тьма, лениво плескавшаяся в своих границах. Сюда явно нечасто захаживали люди, разве что какие-то подростки-вандалы, разрисовавшие стены граффити и оставившие под окнами целую гору смятых жестяных банок.
– Мы должны пойти туда? Внутрь? – с опаской прошептала Диана, боясь заглянуть в темноту пролома. Потому что ей казалось, будто оттуда за ней кто-то безмолвно наблюдал.
– Видимо, это вход. Пойдём, мама. Помнишь, что сказала Антонина? Ничего не бойся.
И Яна бесстрашно шагнула в проём, помогая матери перебраться следом за ней через кирпичные и мусорные завалы. Под ногами со стеклянным звоном катались бутылки, на обуви оседала мутная пыль, и из провалов пустых помещений за женщинами следила тьма. Они шагали осторожно, потихоньку, подсвечивая дорогу фонариком и чувствуя себя бестолковыми диггерами, малолетними и совершенно беспечными, готовыми залезть в какую угодно дыру ради расплывчатой цели, маячившей впереди.
– Тут совсем никого нет.
– А я тебе что говорила? Пойдём обратно, домой. Это всё просто выдумки…
Диана замолкла на полуслове, когда сбоку, из бездонного пролома в полу, уводившего в какие-то неизведанные глубины ада, послышался резкий звук и вдруг дохнуло тёплым сухим воздухом с отчётливыми нотками канализационной вони – будто где-то открыли дверь, устроив сквозняк.
– Ты слышала? – посеревшим голосом спросила мать, и дочь лишь слабо кивнула. Обе они не отводили взгляд от дыры, обрамлённой комьями сухой земли и кирпичным крошевом. Среди гнутых железных прутов, остатков деревянных полов и битого стекла явно что-то возилось.
Послышался ещё один звук. На этот раз куда более громкий – вниз скатилась бутылка, разбившись о дно чёрной пропасти. Диана вцепилась сведёнными от ужаса пальцами в предплечье Яны, ту мелко потряхивало, но с места при этом она не сходила. Свет фонарика дрожал, однако он не мог разогнать мрак, сочившийся из глубокой дыры в полу заброшенного здания.
Когда из-под завалов строительного мусора вдруг вырвалась плотная тень и метнулась в неосвещённый угол комнаты, Яна взвизгнула, как маленькая девочка, а Диана схватилась за сердце, отбивавшее в груди рваный ритм.
– Кто здесь?! – испуганно затараторила Яна, пытаясь навести луч света на угол. Но тени отказывались расступаться, а, казалось, становились лишь гуще. – Покажись!
В углу шумно завозились, и из мрака неожиданно совершенно отчётливо соткались три пары конечностей, длинное туловище и голова, напоминавшие человеческие. Закутанная в рваньё фигура резко дёрнула вывернутыми суставами рук и ног, а после вдруг по-жучиному поползла прямиком по стене и ловко перебралась на потолок.
– Мамочки… – чуть не плача, просипела Яна.
И в этот момент создание с хрустом развернуло голову на сто восемьдесят градусов, уставившись на двух прижавшихся друг к другу бледных женщин, замерших в проходе.
С землистого, осыпавшегося клочьями влажной кожи лица на Диану и Яну смотрели глубоко запавшие чёрные глазки. А под щелями ноздрей раскинулась огромная жуткая пасть. Порванные до самых ушей щёки открывали вид на зубы. Отвратительная пасть ощетинилась десятками, сотнями кривых зубов: гнилых, жёлтых, железных, дырявых, золотых, заточенных, раскрошившихся, сломанных, керамических, крошечных и непомерно крупных – зубы рядами и вереницами торчали из бледных дёсен, уходя до самой глотки, а над всей этой бездной длинным скользким змием извивался язык.
– Где моё? – заговорило вдруг существо, и голос его, исковерканный и шипящий, рассёк тишину заброшки острейшим лезвием.
Диана боялась даже пошевелиться, даже вздохнуть лишний раз. Она была уверена, что сердце её вот-вот не выдержит, остановится, как отслуживший свой срок механизм.
«Ничего не бойся, ничего не бойся. Не бойся», – как мантру повторяла она мысленно, надеясь, что виденное ей – не больше, чем кошмар, который непременно скоро развеется.
– Где моё?! – взревел Пасть, негодующе замотав безобразной головой.
– Отдай ему зуб, – едва слышно произнесла Яна, дёрнув мать за руку.
Дрожа, Диана послушно вытянула вперёд ладонь, на которой ютился гнилой зуб. Тварь мгновенно заткнулась, а длинный язык в её пасти растянулся до невозможности и метнулся в сторону женщин. Влажный отвратительно смердевший орган коснулся пальцев Дианы и слизал оттуда зуб. Прямо на глазах ошарашенной мамы и дочки, Пасть деловито вставил потерянную запчасть в десну, потеснив остальные такие непохожие друг на друга зубы, и широко улыбнулся.
От этой неестественной, невероятной и такой неправильной гримасы хотелось сжаться в комок.
– Уродцы пожаловали.
– П-простите, – сбиваясь, нашла в себе смелость заговорить Яна, – нам с-сказали, что вы можете помочь моей м-маме. Она больна раком. М-мы слышали, что у вас есть лекарство.
– Маленькие, жалкие, хрупкие уродцы, – как-то сочувственно пробормотал Пасть, не переставая улыбаться, а после переполз с потолка на ближайшую стену, откуда лучше было видно двух гостий.
Диана хотела шарахнуться в сторону, подальше от вонявшей твари, но Яна стальным захватом впилась ей в руку и удержала на месте.
– Ваша плоть так слаба, так недолговечна. Рассыпается пылью после смерти, – продолжало шептать существо, а склизкий язык трепыхался над скалистой грядой зубов алым лоскутом. – Но я могу помочь. Могу сделать вас краше, крепче… Могу прах превратить в идеал.
– А избавить от боли? – осторожно спросила Яна.
– Боль превратить в улыбку.
Яна робко улыбнулась в ответ, глядя прямо на безобразное страшилище, будто узрела в нём воплощение мечты и теперь её не смущало даже то, что вместо врачей в старом корпусе больницы она отыскала какую-то инфернальную тварь, какие могли существовать только в кино и ночных кошмарах.
