Kitabı oku: «Обломки нерушимого», sayfa 2
Глава 2
Последние три года Элеттра жила только одной мыслью: что бы ни произошло в ее жизни, она всегда может приехать в Уортшир, где в старинном особняке ее с особым трепетом ждет графиня Монтемайор – добрая, прелестная женщина, готовая утешить в любое время суток и дать мудрый совет.
Три года назад Элеттра присоединилась к благотворительному отряду «Милосердие». На ее плечи легло много обязанностей, среди которых было и посещение миссис Монтемайор. Та жила в глуши, без родственников, могла рассчитывать только на свою верную собаку да помощницу. Графиня ослепла после смерти мужа, так на ее здоровье повлиял сильный стресс. Никто из «Милосердия» не хотел ехать в Уортшир, ведь требовалось немалое количество времени на дорогу, да и погодные условия тоже сыграли весомую роль в укреплении нежелания посещать это место – Уортшир располагался на вершине холма; суровый, шквалистый ветер был полноправным хозяином этого места, а еще ледяной дождь нередко гостил там…
Так сразу и не скажешь, что у Элеттры были мягкое, чуткое сердце и безграничная жалость ко всему беспомощному. Однако она действительно обладала всеми этими качествами, которые и побудили ее откликнуться на беду одинокой женщины.
Эл думала, что она будет помогать миссис Монтемайор по дому, делать то, что не успевает ее помощница, но графиня лишь просила сидеть рядом с ней пару часов, говорить о том, что происходит в мире, и почитать ей. Графиня страстно любила читать, но из-за необратимой болезни глаз она лишилась последней радости в жизни. За три года Элеттра и миссис Монтемайор отлично узнали друг друга. Графиня искренне полюбила девушку, переживала за нее. Эл тоже сильно привязалась к миссис Монтемайор, делилась с ней своими переживаниями. Однако о том, что с ней творит ее отец, Эл умолчала, поскольку очень боялась услышать те же слова, что ей сказала тетя Аделайн. Та ведь не поверила ей, плюс ко всему назвала сумасшедшей… Нет, Элеттра не могла рисковать, чтобы впоследствии разочароваться в еще одном близком человеке. Но миссис Монтемайор сердцем чуяла, что с ее милой собеседницей происходит что-то неладное, и поэтому она всегда старалась поддержать Элеттру, называя ее ласковым голосом, по-русски, Голубушкой. Эл не знала, что означает это слово, но от него веяло таким приятнейшим теплом, что она хотя бы на краткий миг забывала о своих жутких душевных ранах, стоило ей услышать его.
– Ну, как тебе? – улыбнулась графиня, сощурив помутневшие глаза.
– Мрачно… – ответила Эл, закрыв только что прочитанную вслух книгу «Преступление и наказание». – Не понимаю, почему вам так нравится Достоевский?
– Он не просто мне нравится, я без ума от него. Достоевский у меня прочно ассоциируется с Петербургом. Ох, Голубушка, Петербург – это лучший город на Земле!
– Почему же вы тогда уехали в Англию?
– Мне пришлось… Я полюбила Англию только из-за того, что она такая же красивая и дождливая, как мой Петербург.
– Надеюсь, когда-нибудь мне удастся лично познакомиться с этим городом. – Эл тихо вздохнула, положила книгу на стол рядом с креслом хозяйки дома и вдруг замерла, заметив, что миссис Монтемайор пристально смотрит на нее.
Графиня потеряла зрение, но приобрела способность «разглядывать» истинное состояние души ее собеседника. Миссис Монтемайор вдруг стало не по себе, точно часть свинцовой тяжести, что лежала на душе Элеттры, передалась ей.
– Какой у тебя грустный голос… Голубушка, я понимаю, прошло так мало времени, с тех пор как твой отец… Тебе необходимо выговориться. Я ведь твой друг, ты можешь доверять мне. Я сама потеряла немало дорогих мне людей. Я почти сроднилась со скорбью.
Слепые глаза смотрели прямо в истерзанную душу Элеттры, и та не могла больше притворяться.
– Миссис Монтемайор, я, безусловно, доверяю вам и знаю, что вы хотите помочь мне от чистого сердца… Но я не могу говорить с вами о моем отце. Я не готова пока.
Миссис Монтемайор так и глядела на нее, понимая, что ее гостья явно что-то недоговаривает. Элеттра помолчала немного, чтобы набраться сил для тяжелых откровений. И в следующее мгновение она наконец открыла правду, терзавшую ее:
– Несколько дней назад не стало моей одноклассницы.
– Господи! Да что ж такое?! Как это произошло?!
– У нее были проблемы с сердцем. И еще она очень сильно похудела, – говорила Эл, чувствуя, как в горле набухает ком. – Мы мало с ней общались, но… – и тут она расплакалась.
– Голубушка…
– Мне бы хотелось поменяться с ней местами.
– Прекрати немедленно! Нельзя такое говорить! – перепугалась миссис Монтемайор.
– Но я хочу! Смерть – это такое облегчение! Почему мы цепляемся за эту чертову жизнь?! Что в ней хорошего? Маленький проблеск счастья, а остальное – тьма! Только тьма!
– Только тьма… – повторила графиня, опустив глаза.
Элеттре вдруг стало совестно… «Как можно говорить о тьме человеку, который погружен в нее в буквальном смысле? Откуда тебе знать, что такое настоящая тьма, глупая ты гусыня?!»
– Миссис Монтемайор…
– Нет, ты права. Наша жизнь, как эта книга, – графиня положила свою сморщенную руку на том Достоевского, – такая же мрачная и тяжелая. Но ведь и интересная, согласись?
– О да… – нервно усмехнулась Эл.
– Мы обязаны «прочесть» ее от начала и до конца. Столько, сколько нам отведено, – успокаивающим голосом продолжала миссис Монтемайор. – И потом, тот проблеск счастья, о котором ты говоришь, ведь это же прекрасно! Это сладкое утешение. По-моему, ради него стоит жить. И ради любви, разумеется. Неужели ты хочешь покинуть своего Арджи? Тебе ведь так хорошо с ним, он любит тебя.
– В том-то и проблема, миссис Монтемайор. Он любит меня, а мне с ним просто хорошо… – вдруг призналась Элеттра и слегка обрадовалась тому, что тема их беседы изменилась.
– Но как же так?..
– Мне нравится, что он заботится обо мне, и я действительно счастлива, когда он рядом… Но, к сожалению, я ничего не могу, да и не хочу предложить ему взамен. Я поступаю гадко.
– Ты – неопытное дитя, не суди себя. Дай время вашим отношениям.
– Вы полагаете, что у нас еще есть шанс?
– Элеттра, я в этом уверена! – радостно воскликнула миссис Монтемайор.
Элеттра покачала головой, перевела грустный взгляд на окно, в которое стучал разбушевавшийся ветер, и сказала:
– А что, если я вас обманула? Если все совсем не так?
– Не пугай меня, Голубушка…
– Я соперничала с одной девушкой из-за Арджи. Вскоре наше соперничество переросло в настоящую войну. Это была грязная, жестокая борьба. Я вроде победила… Но теперь я смотрю на Арджи и понимаю, что оно того не стоило. Я не люблю его, и мне следовало бы признаться ему в этом. Но в то же время я ловлю себя на мысли… Зачем же я все это терпела? Ради чего я столько страдала? А, может, я просто испытываю то, о чем говорил Ницше? «После опьянения победой возникает чувство великой потери…» – Элеттре было мерзко от своих слов. Вкус правды всегда отвратителен. Ей в самом деле было хорошо с Арджи, она дорожила им и испытывала глубочайшую благодарность к нему, но что-то тут было не то. И что именно – она поняла совсем недавно. Не любовь ее связывала с ним, и даже не влюбленность, а та самая благодарность за то, что он обратил на нее внимание, окружил заботой тогда, когда она особенно в этом нуждалась. Также Эл понимала, что из-за Арджи на нее обрушился гнев Никки, и сколько всего еще было! Неужели все зря? Но сколько еще она будет обманывать его и себя? Сколько еще будет мучить свое сердце, в котором нет ничего, кроме боли? – Ну что… вы до сих пор считаете, что у наших отношений есть шанс?
На лице миссис Монтемайор застыло неподдельное удивление. Эл улыбнулась и тут же покраснела от стыда. Не стоило ей так откровенничать со своей взрослой подругой.
– Миссис Монтемайор, пора пить лекарства, – прозвучал голос помощницы графини, Гарриет Клэри.
– Ох, Голубушка, мне дурно от твоих слов, – обратилась графиня к Элеттре.
– Извините меня… Забудьте все, что я вам сказала. – Эл почувствовала, что вот-вот снова разрыдается.
– Ну уж нет. Мы обязательно обсудим все в следующий раз, договорились? Я пока все обдумаю и придумаю, как помочь тебе. А ты взамен должна помочь мне. – Графиня тепло улыбнулась, и Элеттра тут же повеселела.
– С удовольствием, но как?
– Скоро ко мне приедет внучка из России, Искра. Она будет учиться с тобой в «Греджерс». Я очень хочу, чтобы ты подружилась с ней.
– Считайте, что мы уже подруги. Уверена, мы быстро найдем общий язык. – Ох, если бы Элеттра знала, какой будет ее первая встреча с Искрой… Но тогда она премило улыбалась, полагая, что ей не составит труда исполнить просьбу ее любимой графини.
– Благодарю тебя!
– Миссис Монтемайор, лекарства, – строго напомнила о себе Гарриет, бросив испепеляющий взгляд на Элеттру.
– Да-да, Гарриет. Ну, до скорой встречи, моя дорогая!
– До скорой встречи. – Элеттра обняла графиню, взглянув при этом в ответ на негодующую помощницу. Эл давно поняла, что Гарриет ревнует свою хозяйку к ней, и отчего-то эта ревность была ей приятна.
* * *
Гарриет отправилась на вокзал, чтобы встретить внучку миссис Монтемайор. Найти ее было проще простого – это существо выделялось из толпы, от него разило страхом и чужеродностью. Гарриет усмехнулась, разглядев поближе то, во что оно было одето – старая шапка с вязаной, напоминавшей растерзанные половые губы, розой сбоку; потертые джинсы; грязные ботинки и простенькое серое пальто, на котором красовалась тысяча и одна катышка. На лице этого существа Гарриет заметила слегка смущенное выражение. Девушка казалась затравленной, словно сбежала из плена.
– Искра?
Существо вздрогнуло и медленно подняло раскосые разноцветные глаза на Гарриет. Правый глаз был темно-карим, левый – ярко-голубым. Необычные глаза – единственное, что притягивало взгляд к этому несуразному человечку. Искра была невысокого роста, худенькая, волосы редкие, светло-русые, лицо бледное. Острый подбородок, длинный вздернутый нос вкупе с широкими, светлыми нахмуренными бровями и высокомерно поджатыми тонкими губами делали ее похожей на обозленного вороненка-альбиноса. Но взгляд прекрасных глаз все же выдавал ее страх и замкнутость, что властвовали под этой некрасивой, отталкивающей оболочкой.
– Меня зовут Гарриет Клэри. Я помощница миссис Монтемайор.
– Меня зовут Искра Илларионовна Героева. Я приехала из Санкт-Петербурга, мне восемнадцать лет. Я начала учиться поздно, потому что меня считали неспособной…
Гарриет опешила:
– Подожди, подожди! Я же не из полиции, мне ни к чему знать все твои данные. Где твои вещи?
– Вот. – Искра указала на спортивную сумку, что лежала на лавочке позади нее.
Гарриет подняла сумку и тут же опустила, воскликнув:
– Ничего себе! Что у тебя там, кирпичи?
– Нет, – вполне серьезно ответила Искра. – Зачем мне кирпичи? Там мои вещи: джинсы, свитер, сапоги, шарф, носки, новые трусы. Несколько книг: четыре художественные – одна на русском и три на английском языках, еще…
– Подожди, Искра, – совсем растерялась Гарриет. – Я же пошутила.
– Пошутила?
– Это была шутка… про кирпичи. Не нужно перечислять мне содержимое твоей сумки.
– Но это не может быть шуткой. Моя сумка такая тяжелая, будто набита кирпичами. В этой фразе нет ничего смешного.
Гарриет поначалу думала, что Искра просто волнуется, вот и несет что ни попадя. «Или же ей тяжело быстро перестроиться на английский язык, трудно понять некоторые фразы», – размышляла мисс Клэри. Но теперь… Гарриет с опаской вслушивалась в этот монотонный голос, который изрекал педантичные сентенции, боязливо всматривалась в это удивительное лицо, также она не могла не обратить внимание на заметно странную осанку и неуклюжую походку девушки. С ней явно было что-то не то. Мягко говоря, ее с трудом можно было назвать здоровой…
– Бедная миссис Монтемайор, – заключила Гарриет.
– Почему бедная? Она же вдова графа Монтемайора, а он был весьма богатым человеком, насколько мне известно.
– О боже…
* * *
Мало кто остался бы равнодушным, увидев перед собой величественный особняк четы Монтемайор, что располагался на живописном холме в окружении могучего леса и упирался острыми вершинами башен в хмурое небо. Кто-то восхитился бы этим зрелищем, а кто-то испугался, ведь при взгляде на это серое, строгое здание, выполненное в готическом стиле, создается впечатление, будто оно населено призраками, сама смерть правит им. Но Искра не испытала ни страха, ни восторга, ни даже крошечного удивления. По крайней мере такой вывод сделала Гарриет, не заметив никакой эмоции, ни малейшего оживления со стороны девушки. Та бесстрастно посмотрела на дом своей бабушки и опустила глаза. «Что же ты такое?» – подумала Гарриет. Была надежда, что Искру впечатлит ее комната. Ну а как иначе! Она вряд ли раньше жила в таких королевских условиях. Помещение, несмотря на то что было заставлено разными начищенными до блеска антикварными вещицами, оставалось просторным, поскольку было огромным, но вместе с тем очень уютным. Старинный камин, роскошная кровать с парчовым бордовым балдахином, невероятной красоты люстра и гигантские окна. Комната была настолько прекрасна, что нормальному человеку вряд ли захотелось бы покинуть ее, ведь можно было провести целые десятилетия, рассматривая ее великолепное убранство. Но и тут Гарриет постигло разочарование. Искра, не обращая ни на что внимания, спокойно подошла к кровати, открыла свою сумку и также спокойно начала выкладывать вещи.
– Это все, что у тебя есть? – удивилась Гарриет. Искра в самом деле описала все вещи, которые привезла с собой. Основное же пространство ее сумки занимали книги.
– Да. А это все мои книги. Полагаю, я склонна к эскапизму.
– К чему, прости?
– Мне не за что прощать вас, мисс Клэри. Ваше невежество меня ничуть не оскорбляет. Эскапизм – это когда человек сбегает от реальности. С помощью книг, например.
– Ладно… Переоденься, пожалуйста. Твоя бабушка уже заждалась тебя.
– На мой взгляд, я прилично одета.
– Да? А это что? – Гарриет с трудом подавила смех, указав на ноги девушки. Из дырки на правом носке беззастенчиво выглядывал большой палец.
– Это временная утрата вязки, – объяснила Искра, абсолютно не смутившись.
Когда Искра перешагнула порог гостиной, в которой ее дожидалась миссис Монтемайор, она услышала громкий лай, а затем увидела упитанную немецкую овчарку, что издавала эти страшные звуки, и замерла.
– Тише, Найда. Это свои, – обратилась графиня к собаке, а потом переключилась на внучку: – Ох, девочка моя! Ну здравствуй, дорогая! Как давно я не говорила с родной русской душой. Прости за этот акцент. Ах, какое счастье!
Найда подбежала к Искре, понюхала ее ноги, затем вернулась к хозяйке, села и стала с любопытством наблюдать за разыгрывающейся сценой.
– Проблемы со зрением передаются по наследству?
– Э-э… ну… да, а что?
– Значит, я тоже ослепну. Я не смогу читать, не смогу наблюдать за людьми, а я очень люблю наблюдать за людьми, они смешнее животных в зоопарке! Это ужасно! Я бы на вашем месте застрелилась.
На лице графини были и испуг, и недоумение, и следы полной безнадеги. Похожие эмоции испытали бы пассажиры находящегося на огромной высоте самолета, на глазах у которых застрелились бы пилоты.
– Да уж… не так я себе представляла долгожданную встречу с внучкой.
Искра уловила нотки огорчения в голосе бабушки. «Опять я это сделала… Надо исправить ситуацию. Может, сказать комплимент? Люди любят комплименты».
– Болеслава Гордеевна, у вас очень красивая… собака.
– Благодарю. Найда – мое сокровище, – немного расслабилась миссис Монтемайор и даже позволила себе коротко улыбнуться.
«Отлично. Она улыбается, значит, я все делаю правильно. Теперь надо рассказать немного о себе. Люди ценят тех, кто с ними откровенен».
– А я люблю кошек больше, чем собак. Они не воняют и не склонны к этой отвратительной преданности. К тому же собак часто используют в выражениях, содержащих негативную окраску: «Ты – сука!», «Вонючая псина!», «Собачья жизнь», «Собаки лают, караван идет»…
– Миссис Монтемайор, я не понимаю, что она говорит, но вы, видимо, шокированы? – вмешалась Гарриет, заметив, как глаза ее хозяйки с каждой секундой становятся все шире и печальнее, а грудь вздымается все чаще, словно Болеславе Гордеевне не хватает воздуха, и она тотчас потеряет сознание.
– Гарриет, я ее понимаю, но… все равно ничего не понимаю.
* * *
Болеслава Гордеевна была обескуражена, хотя прекрасно понимала, что ее внучка – еще подросток и найти с ней общий язык будет непросто. К тому же внесут свою лепту разные менталитеты, языковой барьер, некоторая скованность, сопровождающая всякую процедуру знакомства, и, безусловно, холодность, поселяющаяся в людях, разъединенных ввиду тяжелых жизненных обстоятельств. Слишком разные они. Графиня была готова к предстоящим трудностям. Утешала она себя только одной мыслью, что это ее родная, да и к тому же единственная внучка. Она обязана быть доброжелательной и терпеливой с ней. Болеслава Гордеевна испытала тот страх, что знаком каждому человеку, в особенности пожилому, который появляется после внезапного предчувствия скорой встречи с Главным Судьей человечества. И для того, чтобы избежать страшного наказания за свое непослушание, многочисленные грехи – необходимо пройти последнее испытание, положительный результат которого сможет смягчить гнев Судьи. Вот Искра и стала для Болеславы Гордеевны тем самым испытанием.
Гарриет предложила хозяйке и Искре прогуляться по дому. Миссис Монтемайор охотно согласилась. Искра молча последовала за бабушкой, ее помощницей и Найдой. Они быстро обошли множество комнат и задержались в галерее, на стенах которой висели портреты всех, кто носил фамилию Монтемайор. Особое внимание графиня уделила своему покойному мужу. Герберт Осбеорн Эйр Монтемайор глядел суровым взглядом с огромного полотна на посетителей галереи. Болеслава Гордеевна с удовольствием поведала о нем. Герберт – британский дворянин, миллиардер. Богатство его семьи основано за счет владения чрезвычайно дорогостоящей недвижимостью в фешенебельных районах столицы.
– Вы ослепли до свадьбы с ним или после? – задала вопрос Искра.
– Почему ты интересуешься?
– Зрячая женщина вряд ли вышла бы замуж за такого некрасивого человека.
– Ну… Герберт, конечно, не образец красоты, но все-таки в нем было кое-что притягательное.
– У вас есть общие дети?
– Нет. К сожалению, Господь не позволил нам испытать такую радость…
– Это хорошо.
– Почему хорошо?
«Кажется, я сболтнула лишнего. Необходимо продолжить разговор как ни в чем не бывало.»
– Болеслава Гордеевна, как вы познакомились?
– Ох… – Графиня широко улыбнулась. – Я работала в столичном театре. Герберт однажды попал на мое выступление и влюбился в меня до беспамятства. Его родители были против нашего союза. Конечно… Я – русская, без роду и племени, да еще и с ребенком от первого брака. Но Герберта все это ни капли не волновало. Он пошел наперекор семье и сделал мне предложение. Долгие годы мы жили в Ирландии, в невзрачном маленьком-маленьком домике. Без денег, поддержки. Голодали. Нелегкое было время. Потом мы узнали, что старший брат Герберта погиб. Его отец решил восстановить с нами связь, так как ему нужен был наследник. Погибший сын не оставил потомства. Меня кое-как приняли в семью. Знаешь, я полюбила Герберта не из-за его денег и родословной. Я полюбила Человека, его огромное сердце, потрясающую душу. Если бы у меня была возможность обменять все эти хоромы, драгоценности на то, чтобы мой Герберт вернулся ко мне, я бы не задумываясь согласилась. Любовь – вот мое богатство.
Удивительное дело, всякий раз, когда графиня говорила о любви, ее трупно-серое лицо покрывалось застенчивым румянцем, как у незрелой девчушки, заметившей на себе пылкий мужской взгляд.
– Болеслава Гордеевна, почему вы не спрашиваете меня про мою мать?
– А я должна? – улыбка тут же исчезла с лица женщины.
– Обычно люди интересуются жизнью своих родственников.
– Разве Павла не поделилась с тобой нашей историей?
– Нет.
– Ну и слава богу. Ни к чему тебе об этом знать. Да ты и не поймешь.
– Я хочу знать. И я пойму, если вы будете говорить со мной на русском, цыганском, итальянском, французском, немецком или английском языках. Другие я пока не знаю.
Болеслава Гордеевна впервые была рада тому, что Всевышний лишил ее зрения. Не хотелось ей видеть свою внучку, не хотелось еще больше в ней разочароваться. Ее манера речи, мысли, поведение – все в ней отталкивало. Девушка была неглупа. Но высокий интеллект перекрывали какая-то патологическая детская наивность, это странное ее свойство все воспринимать буквально и стремление вставить неподходящие, часто не имеющие никакого отношения к теме разговора ремарки. Наверняка это нелепое, бестактное создание еще и страшненькое, неухоженное, ведь примесь «грязных» генов определенно проявила все признаки и сказалась главным образом на ее внешности. «О Боже, дай мне сил достойно справиться с этим испытанием…» – постоянно твердила про себя миссис Монтемайор.
– …Ну и утомила ты меня, девочка моя. Гарриет, принеси мне ужин в мою спальню, а ты, Искра, можешь погулять по дому самостоятельно. Здесь еще много чего интересного…
* * *
– И вот последняя на сегодня. – Гарриет протянула хозяйке очередную пилюлю, что входила в список ежедневно употребляемых ею, поддерживающих дряхлое здоровье, препаратов.
– Спасибо, Гарриет, – устало произнесла графиня.
– Вижу, у вас не задалось знакомство с внучкой, – сказала Гарриет, принимаясь расчесывать седые тонкие волосенки миссис Монтемайор.
– Ох… Это огромное разочарование. Я так хотела встретиться с ней, так ждала этого дня, и тут такое…
– Да, она немного странная.
– Немного? Я столько лет живу на этом свете, но еще ни разу не встречала таких людей, как она. Все-таки верным было решение отправить ее в «Греджерс». Устроить ее туда было сложно, но крайне необходимо. Я не смогу жить с ней под одной крышей. Вряд ли это безопасно…
– Искра очень расстроилась, когда узнала, что «Греджерс» – это школа-пансион. Она сказала, что хочет жить с вами… Нет, не так. Она сказала, что ДОЛЖНА жить с вами.
– Да мало ли что она сказала! Я даю ей шанс на нормальное будущее. Человека хочу из нее сделать. В «Греджерс» жесткая дисциплина, ты сама знаешь, это очень полезно. Да и Элеттра, моя Голубушка, будет контролировать ее.
– В любом случае, вы можете отправить ее обратно в Россию. Что вам мешает?
– Мешают долг и надежда. Может, она изменится? А то и вовсе придуривается? Ведь я же не такая, и Павла у меня нормальная…
– А отец девочки? Каким он был?
– Гарриет… вот в нем-то вся и беда. Он был цыганом!
– О-о…
– Да-да… Это такой позор! Ох, не хочу говорить…
– Миссис Монтемайор, успокойтесь. Мне кажется, вы поладите с Искрой. Это же все-таки ваша кровь.
– Дурная кровь! – воскликнула в ярости графиня, а после до нее и Гарриет донесся странный звук. Что-то где-то громко звякнуло. – Что это?
Гарриет подбежала к раскрытой двери, глянула в коридор и увидела Искру, что на цыпочках бежала в свою комнату.
– Найда шкодничает, наверное. Пойду посмотрю, – солгала Гарриет и направилась к комнате Искры.
Искра по велению бабушки гуляла по дому, и когда она добралась до крыла, в котором находилась спальня графини, Гарриет завела разговор о ней. Искра все слышала, все стерпела. Почти… Когда Болеслава Гордеевна сказала: «Дурная кровь!» – сколько же гнева и пренебрежения было в ее голосе! – Искра не выдержала и помчалась к себе, при этом случайно задев рукой пустой подсвечник.
Гарриет зашла к Искре. Та сидела на кровати, тяжело дыша. Выглядела она, как всегда, запуганной.
– Искра… – Девушка подняла на нее свои разноцветные глаза, покрытые пеленой слез. «Черт возьми! В нее, оказывается, встроены эмоции!..» – изумилась Гарриет. – Ну как ты? Обустроилась?
Искра ничего не ответила. Гарриет подошла к ней, бросила взгляд на прикроватную тумбочку. На ней стояла фотография в дешевой рамке – Искра держит за руку какого-то черноволосого мальчика – рядом находился флакончик с назальными каплями, возле него лежали шариковая ручка и блокнот. Все было аккуратно разложено, в одну линию, на одинаковом расстоянии. Гарриет заключила, что Искра обладает еще одной характерной чертой: она чересчур педантична и наверняка болезненно относится к нарушению порядка своего скромного имущества.
– Кто это? – Гарриет дотронулась до фотографии, решив проверить таким образом свою теорию.
– Не трогайте!
Мисс Клэри была вполне удовлетворена реакцией Искры. Значит, она уже чуть-чуть понимает ее и вскоре, возможно, найдет к ней подход. А там, может, и власть над ней появится. Последняя мысль согрела душу Гарриет, и она продолжила осторожно завоевывать доверие девушки:
– …Не обижайся на свою бабушку. Она немного ворчливая…
– Я не обижаюсь. Я давно смирилась с тем, что меня никто никогда не примет. Сначала меня ненавидели за то, что моя мать русская, потом из-за того, что мой отец – цыган. Меня презирали, считая слабоумной, а потом начали бояться, осознав, что я слишком умная, и назвали больной. Я везде лишняя, я для всех неправильная. Так будет всегда, пока я дышу, – монотонно проговорила Искра, глядя в никуда.
– М-да… непростая ситуация. Мне жаль тебя, правда. Ты приехала, надеясь, что бабушка полюбит тебя, и у тебя тут начнется новая жизнь, но…
– Нет, – резко возразила Искра. – Я приехала, чтобы убить бабушку и забрать свое наследство.
Последовала долгая, напряженная пауза, а затем Гарриет громко рассмеялась.
– А я-то думала, что у тебя совсем нет чувства юмора! Но спешу тебя расстроить. Ты не единственная наследница.
– Как это? У Болеславы Гордеевны и Герберта нет общих детей. С моей матерью бабушка не общается. Значит, я единственная наследница.
– Дело в том, что есть тут одна особа… Вот уже три года она навещает миссис Монтемайор. Твоя бабушка души в ней не чает, относится как к родной. Уверена, она уже внесла ее в свое завещание. Так что, увы, всем твоим планам – конец! – И тут Гарриет снова засмеялась, до сих пор не замечая никакого подвоха в словах Искры… и резкой смены выражения ее лица. Оно вдруг утратило признаки кротости и непонятного страха. Теперь было в нем что-то другое. Что-то зловещее…
– Кто эта особа?
Гарриет ответила, продолжая смеяться:
– Элеттра Кинг. Ты скоро с ней познакомишься. Она учится в «Греджерс».
«Всем твоим планам конец… Всем твоим планам конец!!!» – эти слова воскресили в Искре то, что она так долго и отчаянно скрывала. В ней пробудилось то, перед чем она была бессильна…
Это не сулило ничего хорошего.
