Kitabı oku: «#идикомне», sayfa 4

Глава 9

Уже четвертый по счёту будильник выключается спящей Кариной. Серьёзно. Она даже не просыпается для того, чтобы их выключать. Просто с очередным ввинчивающимся в мозг писком её телефона, тонкая рука появляется из-под одеяла, безошибочно касается какой-то невидимой кнопки на экране и снова пропадает, когда будильник глохнет.

Пятый должен быть контрольным. Обычно после пятого звонка соседка находит в себе силы для того, чтобы высунуть из-под одеяла не только руку, но ещё и голову с самым недовольным на ней лицом.

Я уже давно проснулась, умылась, переоделась и заправила постель, на которой и сидела, бездумно листая ленту новостей. В голове роились мысли, посвященные плану на день: учеба, работа и удивленное лицо Климова тоже затесалось в общем потоке. Осталось только надеяться на то, что его язык не такой длинный как его непомерное эго.

Пятый будильник мечом разрезал тишину и случилось чудо – голова Карины показалась из-под одеяла. Нахмуренное лицо выражало крайнюю степень недовольства, будто это не она наставила пять будильников подряд с интервалом в пять минут. Рука с ещё плохой координацией схватила с тумбочки телефон, поднесла его к лицу и, наконец, оборвала раздражающую мелодию.

– Доброе утро, – пробубнила соседка, засыпая на последнем слоге.

– Доброе, – отозвалась я, чем снова её разбудила.

С сонными глазами, которые с трудом держались открытыми, Карина села в постели, упёрлась стопами в пол и уставилась прямо на меня. В упор. К этому я тоже привыкла, хотя первые разы откровенно побаивалась. Сейчас я принимаю это её сидение с прямым взглядом мне в душу за загрузку старого пентиума. Около трёх минут она будет смотреть на меня почти не моргая, пока все нейроны её мозга будут активироваться. А потом ей позвонит мама, звонок и разговор с которой служат для Карины шестым и самым эффективным будильником.

– Ты плохо спала, – произнесла Карина хриплым голосом, чуть отдающим в нос, и сразу добавила. – На конце знак вопроса, если что. Интонации еще не включились.

Мои губы невольно дрогнули в улыбке. С примятыми волосами с одной стороны и взлохмаченными с другой девушка являла собой диснеевскую принцессу в современной отрисовке.

– Не могу привыкнуть к шуму из коридора, – пояснила я.

Это не было ложью. Если отбросить мысли о Климове и его шакалах, то к ходьбе и разговорам, которые порой ночами доносились из коридора, я тоже не могла оставаться спокойной. Всё-таки, дверь в комнату иногда казалось условностью. И хоть её открывали только с ключа, выглядела она так, что её открывашкой мог послужить любой неосторожный чих или слишком громкий смех рядом. Условный барьер, словно сделанный не из куска дерева, а из картона не самой высшей прочности.

– Я бы поделилась с тобой своей сверхспособностью дрыхнуть как убитая, но ты не любишь жаркие объятия, – повела бровью соседка и отклонила голову назад. – Если что, то на этом месте я должна была посмеяться.

– Я так и поняла, – улыбнулась я шире и отложила телефон.

Прислонилась спиной к стене и снова посмотрела на Карину, которая тёрла глаза кулаками, как делают маленькие дети в кино.

Повисшую между нами тишину нарушил звонок на телефон соседки.

– О, мама, – подавляя зевоту, она взяла телефон, мазнула по дисплею пальцем и прислонила его к уху. – Привет, мам… Нет, я проснулась сама с первым же будильником… Мне же не пять лет, мам! – притворно возмутилась она, а затем, привычно прижав телефон плечом к уху, встала с кровати, достала из тумбочки полотенце и косметичку, вышла из комнаты, продолжая диалог с матерью.

Добрая зависть сжала моё сердце и сразу отпустила. Винить Карину или относиться к ней с ненавистью только потому, что у неё хорошие любящие родители, как из рекламы майонеза, я не собиралась. Просто, иногда мне хотелось так же ненавязчиво трепаться с матерью по полчаса, но, к сожалению, разговоры между нами, длительностью больше нескольких коротких минут, уже можно было считать фантастикой.

Мама не плохая, нет. Просто мы давно стоим с ней на разных берегах и видим жизнь каждая со своей точки и с высоты своего берега.

Посмотрела на свой телефон, с трудом вспомнив, когда последний раз она мне звонила. Кажется, это было в день моего заселения в общагу, то есть недели три назад. Мы поругались. Можно, конечно, позвонить самой, но существует риск нарваться. Не мне, а маме.

Может, написать смс-ку? Нет. Я уезжала из родного города с одним единственным настроем – больше никогда в него не вернуться. Пусть в него хоть ангелы спустятся, даровать всем бессмертие, я всё равно не пересеку его границы. Вряд ли найдётся во всем мире хоть одна идиотка, которая, однажды вырвавшись из места, в котором терпела унижения и боль, добровольно вернется в него снова.

Потянулась к рюкзаку, чтобы закинуть в него пропуск и тетради. Едва потянула за молнию, как телефон издал протяжную вибрацию, свидетельствующую о входящем звонке.

«Мама» – светилось на экране.

Разве я отправляла запрос во Вселенную с требованием того, чтобы она мне позвонила? Это были лишь мысли, которые могли утонуть в потоке дня. Но телефон разрывался мелкой вибрацией на подушке, вынуждая взять его в руку и с настороженностью ответить на звонок.

– Да? – бросила я сухо.

– Привет, доча, – мамин голос казался ровным, спокойным. Значит, она одна. – Как дела? Давно не общались.

– Привет, мам, – ответила я словно не своим голосом. В груди давило и неприятно жгло. – Всё хорошо. Учусь, работаю.

– Работаешь? Уже? Может, не нужно себя так сильно нагружать в первый же месяц? Я бы тебе отправила денег.

– Мы обе знаем, что ты бы этого не сделала. Он бы тебе не позволил.

Молчание, в котором утонул её тяжелый вздох, растянулось.

Спорить со мной не было нужды. Мама знала, что я права.

– У тебя всё нормально? – спросила она с неподдельным волнением в тихом голосе. – Не обижают?

– А тебя?

– Всё хорошо, Яся, – в трубке снова послышался вздох и звон посуды. – Ты уже завтракала?

– В универе поем.

– Может, тебе какую-нибудь посылку собрать? Что хочешь?

– Мне ничего не нужно, мам. Всё есть.

На том конце провода послышался шорох и тяжелые шаги.

– Точно всё есть, доченька? – голос мамы резко изменился, став более громким и почти писклявым.

– Ты с кем там? – от звука мужского голоса к горлу подкатила тошнота.

В голове вспыхнула картинка того, как он входит в кухню в трусах и майке и сразу лезет в холодильник, чтобы из него же сразу и питаться.

– Ой, Валер, это Яся звонит, – поспешила ответить мама.

– Привет ей передавай, – пробасил голос и захлопали кухонные шкафчики. Кофе ищет.

– Папа тебе привет передаёт, Ясь. Она тебе тоже привет передаёт, Валера, – ответила за меня мама, отчего глаза мои закатились.

– Чё, Славка, жениха уже нашла? – его голос с поганой ехидцей снова зазвучал громче всего остального.

Прикусила внутреннюю сторону щеки. Ненавижу, когда он применяет эту форму моего имени. Да, я Ярослава, но Славкой я быть точно не хочу.

– Напомни ему, что я уехала учиться.

– Не до женихов ей, Валера. Учёбы много, – хохотнула мама, словно я ей тут анекдоты травила, а не ненавистью сочилась.

– Ладно, мам, мне пора, – оборвала возможный поток вопросов и идиотских шуток с той стороны и сбросила вызов, не дожидаясь ответа матери.

Телефон снова был брошен на подушку, а настроение, которое, казалось, нормализовалось с пробуждением Карины, вновь упало на дно.

Глава 10

Вечер пятницы. Кафе насыщено посетителями, звенит вилками и шумит как пчелиный рой болтовнёй.

Романтичные парочки тихо хихикают, держась за руки, компании в три-четыре человека иногда заполняют пространство коротким смехом, а диванчики, стоящие друг напротив друга у панорамного окна, взрываются диким ржачем каждые две минуты.

Компания Климова в полном составе. Все как на подбор с наглой рожей и отсутствием такта к окружающим.

К счастью, «честь» обслуживать их столик выпала не мне. Но и другой девочке – моей коллеге – приходилось несладко. Каждый раз отходя от их столика, казалось, что она с трудом сдерживает себя от того, чтобы не начать рыдать у всех на виду. Плоские шуточки с грязным намёком от дружков Климова вызывали чувство отвращения даже у меня.

– А правда, что официантки не носят бельё под формой? – мерзкий тон Равы, от которого тянуло блевать, ударил в затылок, пока я обслуживала соседний с ними столик.

– Неправда, – ответила моя коллега так затравленно, что я с трудом сдержала в себе желание вылить на голову этого идиота графин с холодной водой.

– Докажешь? – сальный тон Равы и взрыв смеха за их столом.

Бросила быстрый взгляд на их компашку, чтобы разочароваться в каждом ещё больше. Но смеялись все, кроме Климова и парня, с которым он разговаривал чуть к нему склонившись. Похоже, эти двое и не вслушивались в то, что происходило рядом с ними, будучи увлеченными беседой друг с другом.

Тот голос из душа, подстрекающий подкараулить ещё девчонок, принадлежал Раве. Странно, что вчера я его не узнала. Хотя, объятая страхом и паникой в помещение с не самой лучшей акустикой, я бы, наверное, и свой собственный голос не узнала.

Рука, сжимающая маленький блокнот для приема заказов, сжала его ещё сильнее. Я с трудом могла находиться недалеко от шакалов, а Кате, моей коллеге, приходилось обслуживать из напрямую и бегать по каждому незначительному капризу.

– Ещё что-нибудь желаете? – спросила, подарив парочке, сидящей за столиком, который обслуживала я, дежурную улыбку.

– Счёт, пожалуйста.

– Хорошо. Подождите минуточку.

Крутанулась на месте и, проходя мимо Кати, ободряюще сжала её плечо, делая вид, что между мной и ней осталось совсем узкое пространство, поэтому не коснуться оказалась невозможным.

Хрупкая фигура дрогнула, большие карие глаза посмотрели на меня с благодарностью и страхом.

– О, рыжуля! А чего не здороваешься? – похоже, Рава почувствовал себя сегодня королем вечеринки.

Посмотрела на него как на идиота и на мгновение встретилась взглядом с Климом, который соизволил оторваться от болтовни со свои другом.

Сделала вид, что не заметила выпада в свою сторону и снова посмотрела в глаза Кати, которая безмолвно просила не уходить далеко.

Успокаивающе улыбнулась ей, давая понять, что скоро эти идиоты пожрут и уйдут. Просто нужно немного перетерпеть.

Подошла к барке, выбила счёт и вложила его в расчетницу.

– Яся, перекуси хоть что-нибудь, – крикнул мне в спину Дима, едва я отошла от стойки. – Ты сегодня вообще не ела.

– Позже, Дим, – улыбнулась ему и, сделав шаг, врезалась в Катю, в глазах которой застыли слёзы. – Ты чего?

– Обслужи, пожалуйста, вместо меня их столик. Я больше не могу, Яся, – нижняя губа девушки дрожала в своем отдельном танце. Казалось, ещё одно неосторожное движение или слово, и она разрыдается белугой.

Посмотрела ей за спину, где ржали парни, ковыряясь в зубах зубочистками. Значит, их ужин подходил к концу, и они скоро свалят.

– Хорошо, – согласилась я нехотя и вложила ей в руки расчетницу. – Четвертый столик. И прибери за меня угол интроверта, пожалуйста, – указала я подбородком на одинокий диванчик в углу около стеллажа с книгами.

– Спасибо, Яся! Я всё сделаю, – спешно подобрала Катя сопли и, кажется, выдохнула с облегчением.

А вот мне пришлось глубоко вдохнуть и на мгновение задержать дыхание, чтобы приготовить себя ко встречи с самой настоящей навозной кучей в виде стаи шакалов и её предводителя.

– О, рыжуля, – растеклось в мерзкой улыбочке лицо Равы. – А ты к нам, да? Всё-таки, решила поздороваться.

– Ты же здесь. Не смогла устоять, – улыбнулась максимально фальшиво, чтобы это было понятно всем. – Есть дополнения к заказу?

Оглядела компашку парней за столом по очереди, на одну секунду дольше чем на других, задержавшись на Климове.

И что это за ухмылка? Надеюсь, он и дальше будет молчать.

– А чё Катюшка от нас ушла? – спросил Рава и указал подбородком в угол, где девушка составляла книги обратно на полки стеллажа.

– У неё обострилась аллергия на идиотов. Лечится энциклопедией, – ответила я вполне спокойно, и над столом пролетел смешок: парень, с которым до этого активно общался Клим, не удержался. Сам же Клим предпочел спрятать легкую улыбку за стаканом колы. А вот остальные, кажется, не поняли иронии.

– Кстати, всё хотел спросить, – подался чуть вперед Рава. С трудом не отступила назад. – А как тебе такой рыженькой удалось избежать костра инквизиции?

– Так же как тебе когда-то удалось избежать раздачу мозгов, – ответила я всё с той же фальшивой улыбкой и посмотрела в его глаза, которые сузились. В этот раз намёк был понят.

– Слышь… – дёрнулся он и тут же был осажен.

– Заткнись, – остановил его Клим.

– Но…

– Иди проветрись, – сдержанный кивок в сторону панорамного окна оказался для парня не менее освежающим.

– Идём, парни, – в голосе Равы была слышна сдерживаемая агрессия, помноженная на обиду.

Вслед за ним встали все, кроме Клима и того парня, с которым он, в основном, общался.

– Раву пора сливать, – сказал тот второй. – Что-то много себе стал позволять.

– Посмотрим, Диск, – обтекаемо ответил Клим, ставя стакан с колой на край стола.

А вот и Диск из подвала. Всё ясно.

– Ещё что-нибудь будете заказывать? – спросила, теряя терпение.

Слушать течение их политических игр внутри компашки мне не хотелось.

– Нет, – ответил Клим. – Принеси счёт… пожалуйста, – кажется это слово далось ему с трудом и болью. – Ярослава, – дополнил он, посмотрев на бейджик на моей груди.

– Хорошо, – ответила я привычно и в этот раз решила обойтись без дежурной улыбки. Одной на весь вечер им хватит.

Подошла к барной стойке и передо мной сразу материализовалась блюдце с бутербродом на нём.

– Перекуси, – настаивал Дима.

– Мне некогда. Позже.

– Ты так уже два часа говоришь, – вклинилась Катя. – Все поели, кроме тебя. Укуси хоть разок, пока в обморок не шлёпнулась.

– Ладно, – сдалась я и быстро откусила угол от бутерброда. – Вкусно. Спасибо, Дима.

– Сейчас отдашь счёт и доешь, – проворчал тот в ответ.

– Постараюсь.

Взяла расчетницу с обозначенной в ней кругленькой суммой и вернулась к столику, за которым сидел Клим. Один. Парень по кличке Диск, похоже, тоже решил выйти подышать.

– Ваш счёт, – положила перед ним узкую черную папку. – Наличными или по карте?

– Наличными, – ответил он и притянул расчетницу ближе к себе. Открыл, вложил в неё несколько купюр.

– Это гораздо больше, чем нужно, – обратила я внимание.

– Чаевые, – ответил он словно небрежно.

Пять тысяч – чаевые? Кучеряво.

– Этого много, – всё же решила я настоять.

– Это тебе на нормальный ужин, а не на бутер под барной стойкой и шавуху на качелях, – протянул он папку с вложенными в неё деньгами и посмотрел в глаза с лукавой усмешкой. – Или твоя гордость не позволяет тебе принимать деньги от золотого мальчика?

Всё-таки, запомнил мои слова на парковке.

– Зато тебе твоя гордость позволяет раскидываться деньгами родителей, – парировала я и взяла папку с другой стороны, понимая, что он не отстанет и спорить с ним бессмысленно. – К счастью, эти чаевые станут отличной компенсацией для девочки, которую мне пришлось подменить.

Потянула расчетницу, которая оказалась намертво зажата его пальцами.

– Эти чаевые для тебя, – настаивал Клим, разглядывая моё лицо. Не стала ничего отвечать. Своё решение я уже озвучила. – Твои глаза…

– Не твоё дело, – резко оборвала его и выдернула папку. Нацепила на лицо дежурную улыбку и быстро отчеканила. – Всего доброго! Приходите к нам ещё.

Крутанулась на пятках и с ровной спиной подошла к барке, где стояла Катя в компании с Димой.

– Это тебе. Чаевые, – положила перед ней папку и взяла с тарелки надкусанный мной бутер, намереваясь его доесть.

– Так много?! – округлились её глаза.

– Компенсация за моральный ущерб, – агрессивно нажевывая бутерброд, мазнула по залу взглядом и поймала недовольство в голубых глазах, когда миграция денег прошла явно не по тому сценарию, что он нарисовал в своей голове, а с недобитым упрямством жевала сухой бутер.

– Давай поделим. Пополам, – предложила Катя. – Дима, разменяй, пожалуйста.

– Нет, – отмахнулась от неё. – Я только принесла и унесла счёт. Это твои деньги.

– Но… – робко пыталась настоять на своём Катя.

– Мне пора, – вернула недоеденный бутерброд на блюдце, прихватила меню и двинулась к своему столику интроверта, за который устраивался мужчина средних лет.

Глава 11

Рука с зажатой в пальцах ручкой мелко дрогнула. Снова лошадиный смех с соседней кровати проник в самый мозг, пробившись через завесу в виде музыки в наушниках.

И как им только это удаётся? Смеются так, будто кто-то из них умеет шутить.

Карина вышла из комнаты несколько минут назад, чтобы с кем-то поговорить по телефону. Две клуши – Оля и Катя остались сидеть на ее кровати и раздражать меня своим вульгарным поведением двух куриц, опорожняющихся с, каким им кажется, высокой жердочки, но по факту, они была не сильно оторваны от земли. Разве что в своих мечтах они имели высокий полёт и мнение, которое было интересно хоть кому-то кроме их отражения, которым они регулярно любовались, то в маленьких зеркалах, то через фронтальные камеры телефонов.

– Мда… – протянула одна из «подружек». – Не хотела бы я быть рыжей. Это же ничего кроме зеленого и коричневого не наденешь. Тоска.

Сказала та, что была блондинкой и, похоже, не признавала ни один другой цвет кроме всех оттенков розового и белого.

Столь вольно был развязан её язык только потому, что я сидела в наушниках, доделывала таблицу, которую вчера не успели заполнить на паре, и все были уверены, что я их не слышу, будучи запертой в своем мирке. Они даже проверили насколько хорошо я их не слышу, позвав меня несколько раз по имени и эйкнув в качестве контрольного сигнала, на который я специально не отреагировала.

Ни то, чтобы я их подслушивала нарочно, но иногда попадались достаточно тихие мелодии и их болтовню, при которой они говорили так громко, будто находились в клубе, было отлично слышно.

– И как Карина с ней живёт? – голос второй «подружки». – Она же капец какая странная. Ни с кем не общается… Такая и придушить ночью подушкой может.

Боги! Лично вас обеих я могу придушить подушкой и при свете дня.

– Знаешь, – цокнула блондинка. – Карина тоже немного того. Ты видела её этот шарф до пола? А эти кудри? Будто какого-то барана ей на парик подстригли.

Рука с ручкой зависла над листом. К горлу подкатила желчь, которая требовала освобождения прямо здесь и сейчас.

Не знаю, что там насчёт барана, но две овцы напрашивались на то, чтобы я обстригла их зажигалкой.

Вряд ли Карина хоть раз позволяла себе подобное обсуждение одной из этих… за спиной. По крайней мере, при мне она о них ничего плохого ни разу не сказала.

Не лезь, Яся. Не лезь!

Чертов выходной. Ни в универ не свалишь, ни на работу. А добровольно слоняться по улице при таком ветре мне не хотелось бы. Хотя, послушав краем уха мерзкий трёп двух куриц, я бы лучше предпочла простыть под осенним ветром.

– Кстати, слышала, что Клим устраивает в следующие выходные тусу на даче своих родителей? – к счастью для них, тема разговора резко ушла в другое русло, к счастью для меня – неинтересное мне.

– Да?

– Ага. Его предки сваливает заграницу погреть кости и загородный коттедж в его полном распоряжении.

– Круто!

– Что крутого? Нас-то по-любому не пригласят. Туда, наверное, только старшаки попасть смогут и то не все.

– Может, можно как-то к нему подкатить, чтобы он нас тоже пригласил? – игривый тон с очень жирным намёком вызвал приступ тошноты. Если она так продолжит и дальше, то меня точно вывернет на мой же конспект.

– Надо попробовать. В понедельник надену своё лучшее платье. Он не устоит.

Рукалицо. Продать натуру, чтобы получить доступ к вечеринке, разбор которой вполне может произойти в эфире программы «Пусть говорят».

– О, Карина! – оживились обе, когда в комнату вошла моя соседка с зажатым в руке телефоном и горящими глазами. – А мы уже скучать без тебя начали.

Боже, сколько фальши…

– Да, мне просто мама позвонила, – хихикнула Карина, словно оправдываясь перед ними.

Максимально незаметно закатила глаза.

– Фу, – вякнула одна из куриц. – Это же стрёмно, когда предки названивают просто так.

Бросила взгляд над тетрадью на Карину, которая заметно замялась и посмотрела на меня так, словно искала поддержки.

– Да нет, – повела соседка плечами. – Нормально. Я привыкла.

Даже стало немного обидно за её мать, когда она за безразличным словом «привыкла» спрятала их разговоры, которые могли длиться по полчаса и проходили в атмосфере смеха и небывалого для меня откровения между дочкой и матерью.

Похоже, Карина только что закинула в личную тюрьму светлую любовь к своей матери, чтобы не перестать нравиться своим, с позволения сказать, подружкам.

Достаточно низкое, но, в общем-то, понятное поведение. Но вместе с тем не хотелось бы, чтобы к концу курса моя солнечная соседка превратилась в подобие меня. Два унылых дерьма на одну комнату – откровенный перебор.

– Карина, – стянула я наушники с головы и посмотрела на соседку, настроение которой заметно упало с момента входа в комнату и открытия рта блондинкой. – Я в магазин. Пойдёшь со мной?

– Я… – растерялась она, бросив растерянный взгляд на куриц.

– Надо на неделю затариться. Мы планировали, – подталкивала я её к мысли избавиться от «подружек».

– Да, точно! – осенило её. – Девчонки, простите. Но правда надо сгонять в ТЦ.

– Хорошо, – отложила я тетрадь и телефон. – Сейчас надену свою любимую зеленую толстовку и коричневые джинсы.

От маленькой шпильки я, всё же, не смогла удержаться.