Kitabı oku: «Родео для прекрасных дам», sayfa 4
– Правильно. Сам. Случайно. Васька ни при чем. И нечего его это… арестовывать. Не за что – он ни при чем. Да я присягу дам!
– А как же тогда дуэль ваша? – презрительно спросила Марьяна.
Буркин кинул быстрый взгляд на своего адвоката Вову Алмазова. Вздохнул.
– Не было никакой дуэли, – ответил он. – Это он вам про дуэль брякнул, Мамонт?
– Выходит, Мамонтов лгал, утверждая, что вы с ним дрались на честной дуэли по чисто личным мотивам в березовой роще у деревни Луково? – отчеканила Марьяна.
Буркин поник головой.
– Нога мозжит, спасу нет, – пожаловался он хмуро.
– Мамонтов солгал? – повторила Марьяна.
– Он… ошибся, – Буркин вздохнул. – Дуэль… Эх, какие сейчас дуэли, уважаемый следователь? Вы подумайте сами.
– А вас не пугает перспектива самому занять место в камере предварительного задержания? – Марьяна, казалось, спрашивала с искренним интересом.
– Как это, за что?
– Ну, выгораживая своего приятеля и компаньона, вы тем самым вносите в дело много неясностей. Пистолет, который был изъят у вас нашим сотрудником в больнице, – газовый, переделанный, из которого, по вашим словам, вы и ранили сами себя, он ваш?
Буркин снова метнул взгляд в сторону адвоката.
– Ну, это… мой, только это, что я сказать-то вам хотел… Я его нашел возле бара «Охотник» в тот самый вечер. Ну, решил сразу в милицию сдать – а как же, мы закон знаем, уважаем. Но я ж объясняю – долбанули мы с Васькой здорово. А в пьяном виде являться к вам – сами понимаете, не резон, можно и в вытрезвуху загреметь. А там сейчас такие деньги дерут, прямо раздевают на ходу догола… Ну я и решил это, отложить явку и сдачу оружия на утро, – Буркин торжествующе обвел глазами Марьяну, стол, компьютер, Катю, сидящую за соседним столом, зарешеченное окно – во как я вас всех уел, а? Комар носа не подточит.
– Катя, пожалуйста, позвони из соседнего кабинета вот по этому телефону в экспертное управление насчет экспертизы по «Парусу». Должна быть уже готова, – сказала Марьяна, глянув на наручные часы. – А то тут… в общем…
Катя кивнула, выбралась бочком, бочком мимо носилок, санитаров, адвоката Алмазова. В соседний кабинет она не пошла, решила позвонить в экспертное управление с улицы по сотовому. Из-за двери кабинета Марьяны доносились возбужденные голоса. Там спорили, уличали друг друга во лжи, настаивали на своем, возражали.
Во двор уже заруливал автозак – задержанного Мамонтова пора было вести к судье с постановлением об аресте, но…
Судя по всему, автозак должен был вернуться на свой изначальный прикол. Катя покачала головой – при таких показаниях потерпевшего Буркина дело по обвинению его приятеля и компаньона уже начало трещать по швам. Арест Мамонтову уже не грозил. Катя была уверена – Марьяне на этот раз не останется ничего другого, как избрать для него подписку о невыезде.
Такому повороту Катя в глубине души была отчего-то рада. И телефон ведущего эксперта-патологоанатома она набрала в светлом, приподнятом настроении. Казалось, что и тут ее не ждет ничего страшного и неприятного.
Глава 6
БОЛЕВОЙ ШОК
Голос эксперта был усталым, будничным. Катя подумала: вот так вскрываешь, вскрываешь разных криминальных мертвецов, а потом и белый свет – не в радость. Она представилась, сказала, что звонит по поручению старшего следователя Марьяны Киселевой.
– А, насчет Авдюкова, готово. Только оформление самого документа займет некоторое время. Копию заключения я могу сейчас переслать по факсу. Там довольно необычная ситуация, на мой взгляд, вырисовывается, – сказал эксперт.
– Что явилось причиной смерти? – спросила Катя.
– Болевой шок, который, в свою очередь, был вызван отравлением уксусной кислотой.
– Чем?
– Концентрированной уксусной эссенцией. Остатки ее были обнаружены в бутылке, представленной на экспертизу. Кислота действует на организм так же, как и прочие едкие яды. У потерпевшего Авдюкова налицо значительные повреждения полости рта, желудка и пищевода, – эксперт помолчал. – Неудивительно, что он не выдержал боли. Он должен был испытывать адские муки, бедняга. Ему буквально сожгло внутренности.
– Но как же… ничего не понимаю… как же эта уксусная кислота попала к нему внутрь? Его заставили выпить, насильно?
– Не думаю, что к нему применялось какое-то насилие. На теле не обнаружено никаких следов. Его не били, не связывали. Скорее всего, он выпил уксусную кислоту сам. Из той самой бутылки, из-под минеральной воды, которую прислали нам на экспертизу.
– Значит, это было самоубийство? – удивленно спросила Катя.
Эксперт помолчал.
– Следов насилия мы не обнаружили, – повторил он настойчиво. – На момент смерти потерпевший находился в сильной степени опьянения. А в таком состоянии все на свете перепутаешь, не только…
– Что? – спросила Катя. – Простите, я не совсем вас понимаю.
– Не только какие-то там бутылки, – закончил эксперт. – М-да, но в этом предстоит еще детально разбираться… Я сейчас вам копию заключения пришлю. А сам оригинал завтра… Нет, завтра у нас суббота, в понедельник привезет наш курьер – так и передайте следователю Киселевой. А впрочем, я ей сам позвоню.
В двери кабинета Марьяны торчала записка: «Я в ИВС. Подожди минутку».
Марьяна появилась через четверть часа. Примерно в это же время со двора отдела милиции уехала и «Скорая».
– Отпустила под подписку? – кротко спросила Катя.
Марьяна поморщилась, словно у нее болели зубы.
– Ну и правильно, – Катя улыбнулась. – На этот момент – это самое верное решение.
Позвонили из экспертного управления, попросили принять факс.
– Ну что там с заключением? – спросила Марьяна.
Катя указала глазами на факс. Смотрела, как Марьяна читает копию.
– Так я и знала! – Марьяна швырнула факс на стол. – Помнишь, я тебе говорила про запах в его номере? Там так и шибало в нос – перегаром и… Черт, но откуда там, в отеле, мог взяться концентрированный уксус?
– Может быть, все-таки это самоубийство? – спросила Катя.
– Этот тип был слишком пьян для этого.
– Ты хочешь сказать, что кончают с собой лишь в трезвом виде?
– Я хочу сказать, что я вообще-то собиралась съездить сегодня в «Парус» – допросить горничную и охранника, что дежурили в ту ночь. Сегодня как раз их смена. Я только дожидалась результатов из ЭКУ. Поедем, Катя? А потом ко мне махнем – ужинать.
– Эксперт сказал, что этот Авдюков перед смертью ужасно мучился, – сказала Катя, когда они шли через двор к стоянке машин.
– Свидетели в один голос твердили – он так орал от боли, что перебудил всех в ту ночь. – Марьяна направилась к стареньким белым «Жигулям». Катя помнила то время, когда подруга ее только-только училась их водить. «Жигульки» были бросовые, купленные по случаю, по дешевке. Заводились они иногда с третьего, а иногда и с пятого раза.
– А все-таки забавно вышло, – сказала Катя. Они сидели в салоне, Марьяна сражалась с зажиганием. – С этим Буркиным и с этим вашим Мамонтовым.
– Придурки. – Марьяна резко повернула ключ – вторая попытка. – Лгуны чертовы!
– Нет, не скажи, этот толстенький – Буркин, поступил благородно. Раненный, из больницы приехал выручать приятеля.
– Идиот. И главное, у меня руки в отношении него связаны, – Марьяна покачала головой. – Официально он ведь пока лечится в стационаре. К койке прикован, злодей. Все, что я могла с ним сделать, – припугнуть, чтобы будущее светлым, безоблачным не казалось. Пистолет-то мы ведь у него изъяли… А в отношении его дружка, лгуна, у меня и этой зацепки нет. Он свою пушку выбросил, а может, где-то припрятал. Дурак-дурак, а догадался.
– Они мальчишки еще совсем, – примирительно заметила Катя. – Надо же, дуэль затеяли… Вроде из-за женщины какой-то…
– Эти мальчишки, как ты их именуешь, наши с тобой ровесники. И разгуливают по городу со стволами. И пускают их в дело, когда им заблагорассудится. Им место в камере – только за одну эту наглость, понятно?
– Понятно, – Катя вздохнула.
Марьяна снова попыталась включить зажигание – и снова неудачно.
– И все же я бы не стала с ними вот так, – тихо сказала Катя.
– Как так?
– Ну, так… как ты.
– Как я? – Марьяна посмотрела в зеркальце, откинула со лба волосы. – А почему? Ты считаешь, что я несправедлива, необъективна?
– Марьяна, что ты меня спрашиваешь, зачем?
– Знаешь, а ты не первая мне это даешь понять. Мне тут один жук – точнее, наш начальник криминальной милиции – тоже высказал: поэтому, говорит, вас, Марьяна Ивановна, и муж бросил. Впиваетесь вы в человека, как ядовитая змея, извините уж за прямоту и резкость, как кобра, – Марьяна передразнила «жука». – Дружки они с моим благоверным были. Он его сейчас тоже в академию тянет – на повышение…
– К тому, что произошло у вас с Максимом, все это не имеет ровно никакого отношения, – сказала Катя.
– Что «это»?
– Мамонтов, Буркин, их дуэль, пистолет, дело уголовное.
Марьяна усмехнулась и – завела машину. Сразу дала газа – рывок, и они выехали со стоянки.
– А почему порой не отказать себе в таком маленьком удовольствии? – спросила она. – А, Катюш?
– В каком удовольствии?
– Быть злой и несправедливой. К ним. Коброй побыть, а? Они же этого не стесняются – жалят нас. Как можно больнее стараются ужалить, не жалеют. Так что ж нам-то церемониться?
– Верочка как, здорова? – спросила Катя после паузы – нет, Марьяна, лучше поговорим о детях. Смягчимся ожесточенным сердцем. – В садике она?
– Старики ее мои забрали. У папы отпуск, они сейчас в Подлипках, в санатории. Звонят мне по вечерам. Верка смеется – как колокольчик серебряный заливается. – Марьяна уверенно вырулила на шоссе. – Там они неделю всего, а я уже скучаю по ней. Такая тоска…
Их обгоняли машины – дребезжащие «девятки», потрепанные «БМВ», черные джипы, неизвестно какого года выпуска, «Газели» с брезентовым верхом, грохочущие грузовики. Водителями были сплошь мужчины. Над шоссе реяли клубы выхлопных газов, сигаретного дыма, пыли, обрывки залихватских песен из динамиков, врубленных на полную мощность магнитол.
А мимо проплывали поля, леса, окутанные зеленой майской дымкой, сотканной из первых клейких листочков, лопнувших почек, солнечных пятен. Миновали мост через овраг. Впереди синело озеро – Катя даже зажмурилась на секунду от брызнувшего в глаза света.
– А вон и «Парус», – кивнула Марьяна. – Почти приехали.
На противоположном берегу озера среди хвойного бора стояли корпуса из стекла и бетона под разноцветными крышами. «Парус» больше всего был похож на сказочный замок – стеклянные переходы, балконы, лоджии, причудливые башенки. В десятках окон отражалось солнце. У новенького причала покачивались белые катера и моторные лодки.
Территория отеля была обнесена прочной оградой. На въезде стояла стилизованная под швейцарский домик сторожка охраны. Марьяна предъявила свое удостоверение охраннику, тот ушел звонить на рецепцию – управляющему. Пришлось ждать.
– Дорогой отель, сразу видно, – заметила Катя. – И вроде бы так бдительно охраняется…
Наконец их пропустили. Правда, машину попросили оставить на стоянке. «Жигульки» выглядели уж слишком того… дохло.
В холле главного корпуса у стойки рецепции их встретил дежурный менеджер – молодой, в строгом деловом костюме. Он ценил свое и чужое время и поэтому был весьма краток и вежливо сух.
Пока Марьяна обсуждала с ним чисто деловые, процессуальные вопросы (в «Парусе» были осведомлены, что по факту гибели их постояльца ведется следствие), Катя разглядывала холл – богато, если не сказать помпезно. Прекрасные ковры, хрусталь, бронза. Но пусто. Межсезонье, короткое затишье в преддверии летнего отпускного бума.
– Если можно, сначала я хотела бы еще раз осмотреть двести второй номер. А потом побеседовать с горничной Мизиной и охранником Лосевым, – донесся до Кати голос Марьяны.
– Пожалуйста, мы сразу заявили, что открыты для следствия. Это происшествие, этот несчастный случай для нас такая неожиданность, такая неприятность… Ничего подобного не было за все пять лет существования отеля, – менеджер развел руками. – Это какое-то роковое стечение обстоятельств… Мизина на своем рабочем месте, на этаже. Я вас лично провожу. Одну минуту, только возьму ключ от двести второго.
Поднялись на стеклянном лифте на второй этаж.
– Сюда, прошу, – пригласил менеджер. – Вы будете опять составлять протокол?
– Нет, я просто еще раз осмотрю номер, – сказала Марьяна и улыбнулась Кате. Она явно давала ей возможность самой увидеть то место, где все и произошло.
У лифта начинался просторный светлый холл с мягкой мебелью, в обе стороны от холла шли коридоры, куда выходили двери номеров. Катя обратила внимание: в коридорах тоже были постелены мягкие ковры. Они скрадывали шум шагов. В «Парусе» покой клиентов ценился на вес золота.
Менеджер подвел их к двери с номером «202», приложил к замку ключ-магнит, открыл. Сумрак, прохлада.
– Номер убран и, как видите, незаселен.
Ключ перекочевал в специальное «гнездо» на стене, включилось электричество. Вспыхнул верхний свет. Катя увидела большое помещение, состоящее из холла и двух смежных комнат – спальни и гостиной. Номер был декорирован в спокойных оливковых тонах. Мебель была из ореха. Портьеры задернуты. Широкая двуспальная кровать застелена золотистым покрывалом. В гостиной все основное место занимали кресла, диван и большой плазменный телевизор.
– Я забыла спросить насчет отпечатков пальцев, – шепнула Катя на ухо Марьяне.
– Экспертиза в пути, – так же шепотом ответила Марьяна. – Повально у персонала пальцы мы не катали. Сама понимаешь – не тот уровень.
– Значит, от экспертизы толку не будет?
– Меня пока интересуют отпечатки только на той бутылке.
– Может быть, я мешаю, мне подождать в коридоре? – спросил менеджер.
– Нет, благодарю вас, тут мы все уже осмотрели, – Марьяна повернула к выходу. – Где я могу побеседовать с горничной Мизиной?
– Она ждет в кастелянской. Там вам никто не будет мешать. Когда закончите, на лифте спуститесь на рецепцию, я вызову с пульта охраны Лосева. Прошу за мной, – менеджер повел их по коридору. – Сюда, пожалуйста.
В кастелянскую он вошел первый и без стука:
– Вероника, это к вам из милиции.
– Ко мне? Опять? Зачем?
Голос был тонким, встревоженным до крайности. Принадлежал голос загорелой блондинке в форменном бело-синем платье коридорной горничной. Вероника Мизина внешность имела яркую, спортивную, а вот голоском говорила детским, как Чебурашка в мультфильме. В «Парус» персонал отбирали именно по внешности – особенно горничных, официанток, аниматоров-затейниц. Был даже устроен своеобразный конкурс-отбор, и Вероника Мизина легко прошла этот отбор.
– Я следователь Киселева, веду дело по поводу гибели вашего клиента Владлена Ермолаевича Авдюкова, – сказала Марьяна. – Помните меня, Вероника? Я выезжала сюда в ту ночь, мы с вами еще беседовали…
– Да, да, я все помню. – Мизина взглянула на менеджера, словно спрашивая, как себя вести. Менеджер кивнул, давая понять – веди себя умно, держи ухо востро.
– Я подумала, что будет лучше не посылать вам повестку, не дергать в отдел милиции, а выяснить все здесь, на месте. – Голос Марьяны журчал как ручеек.
Катя сравнила – насколько все же иначе Марьяна общается с горничной Мизиной, чем до этого с подследственным Мамонтовым и его приятелем-противником Буркиным. К горничной она лояльна и доброжелательна – пока. Но надолго ли?
– Я вас оставлю, – сказал менеджер. И с достоинством удалился.
– Что же мы стоим, присаживайтесь, пожалуйста, – Мизина указала на стул и маленький диванчик у окна. – Только я не понимаю, чем я еще могу вам помочь. Я все сказала в прошлый раз. Мне нечего больше добавить.
– В ту ночь здесь был такой сумбур. Вы были сильно напуганы. Авдюкова только что забрали врачи. К тому же час был поздний, глухой. В таких обстоятельствах трудно сосредоточиться. Я сама, знаете ли, была спросонья – меня из дома подняли, с постели. – Марьяна оглядела кастелянскую. – Так что давайте вернемся еще раз к тому, что здесь было, что вы видели, слышали, хорошо?
– Хорошо, я не против, только…
– Может быть, что-то тогда ускользнуло от вас в горячке – какая-то деталь, странность, а сейчас вы ее припомните, – включилась в беседу и Катя, поудобнее устраиваясь на диванчике у окна.
Вид из окна открывался на озеро и поля для гольфа. Справа метрах в пятидесяти от угла корпуса высился металлический забор. В нем Катя разглядела небольшие ворота.
– В котором часу в тот день началась ваша смена? – спросила Марьяна, доставая из объемистой сумки, с которой не расставалась, папку с бланками протоколов допросов свидетелей. Заполнила «шапку» – имя, отчество, фамилия, год рождения. Катя подумала: «это вам не розыск – пришел, увидел и… ушел. Это следствие, контора, которая все пишет и пишет, невольно заражая все вокруг себя процессуальным графоманством».
– Как обычно – в пять часов. Мы работаем по графику – дневное дежурство, ночное дежурство и потом двое суток выходных, – ответила Мизина.
– Этот клиент из двести второго номера – Авдюков, он ведь не впервые здесь у вас отдыхал, так? – Марьяна не отрывалась от протокола.
– Да, он приезжал сюда, в «Парус», несколько раз – осенью, потом зимой – на старый Новый год, потом еще в марте дважды на уик-энд, – Мизина закивала.
– Он предварительно заказывал номер?
– Да, и всегда этот самый – двести второй. Люкс, с видом на озеро.
– А не припомните – в те, прежние приезды он отдыхал один или с кем-то?
– Он всегда приезжал не один, – ответила Вероника.
– В компании?
– С ним были женщины, молодые. Насколько я припоминаю – каждый раз новая.
– На вас он какое впечатление производил, Вероника? – спросила Катя.
Мизина пожала плечами:
– Солидный мужчина. С деньгами. Отдыхать любит со вкусом, на траты не скупится. Выглядит на свой возраст, на полтинник. Ну что еще? Нам, персоналу, не хамит, не качает права – я, мол, такой-разэтакий, стелитесь все тут передо мной, как трава. Всегда ухожен – видно, жена о нем заботится, смотрит. Да, машина еще у него дорогая, внедорожник – мне ребята из охраны говорили.
– Он в тот вечер был нетрезв, ведь так? – спросила Марьяна.
– Выпил в баре. Они, клиенты, сюда в основном и приезжают – пить, в бане париться. Летом по озеру на катерах гонять, купаться. Сейчас пока холодно купаться, так что делать-то еще остается? – Мизина усмехнулась.
– С ним и в этот раз была спутница?
– Да, была. Девица – такая вся из себя. Куртка на ней была спортивная, кожаная – я такие в апрельском номере «Вог» видела в разделе «покупка месяца». Из Третьяковского проезда, по всему видно, куртышечка.
– А вы видели ее здесь с Авдюковым раньше – спутницу, не куртку? – поинтересовалась Катя.
– Нет, я же сказала – до этого с ним другие приезжали, и каждый раз разные.
– Что ж, он такой бабник был неуемный?
Вероника Мизина снова усмехнулась:
– А кто тут не бабник-то? Вы бы в разгар сезона прошлись по номерам, поглядели. Сюда отдыхать приезжают, оттягиваться, расслабляться. Ну и устраивают себе именины сердца.
– Этот Авдюков, он хоть раз приезжал сюда с семьей, с женой? – спросила Марьяна.
– Нет. Может быть, до меня когда-то. Не знаю.
– А вы давно в «Парусе» работаете, Вероника? – спросила Катя.
– Полгода.
– Вы живете в Щеголеве?
– Нет, в Москве снимаю квартиру.
– И сюда ездите из Москвы?
– А что? Тут близко – сел на маршрутку у метро и через десять минут здесь.
– Вы устраивались сюда сами или через кого-то?
– Ну, мне один знакомый предложил, приятель, – Мизина смотрела, как Марьяна записывает ее слова в протокол. – Просто сказал – хочешь? Жалованье хорошее – почти пятьсот «зеленых» в месяц плюс премии, плюс чаевые. Правда, у горничной работы невпроворот, но… Я работы не боюсь. А деньги на дороге не валяются. Я и согласилась – тут конкурс, отбор, требования к персоналу высокие – насчет вежливости там, манер, характера покладистого… Ну, я прошла.
– Расскажите, пожалуйста, про тот вечер, – попросила Марьяна.
– Я заступила на этаж в пять. Убиралась в двести тридцать пятом и в двести семнадцатом – ванные драила. Оттуда клиенты утром съехали – это же послепраздничный день был, двенадцатое… Занято на этаже оставалось всего три номера – двести второй в том числе.
– Авдюков со спутницей приехали когда?
– Десятого мая, вечером – где-то около восьми уже.
– А вы десятого, значит, работали? – уточнила Катя.
– Да, я же сказала – у нас дежурство дневное с восьми до пяти, затем ночное – с пяти до восьми.
– Но вы ведь поменялись ночными дежурствами, да? – быстро спросила Катя. – Так ведь получается, если считать? Десятого вы тоже в ночь работали?
– Я? Совершенно верно, я поменялась. А мне надо было освободить конец недели и выходные. Я сама хотела отдохнуть, друзья собирались – у нас сплошные дни рождения. А с этой работой, с этими майскими праздниками я совсем не могла…
– Да, да, праздники здесь, в «Парусе», время напряженное, мы понимаем, вы устали, нуждались сами в отдыхе. – Марьяна бегло записывала. – Так, значит, вы поменялись дежурством – ночным на двенадцатое число, правильно?
– Правильно, – ответила Мизина. Катя взглянула на нее – показалось ли ей или это было на самом деле – в детском голоске горничной зазмеилась трещинка – еле уловимая для слуха.
– Ну и что было дальше в тот вечер?
– Ничего. Все как обычно. Вызовов от клиентов не поступало. Претензий, нареканий – тоже. После одиннадцати вечера, закончив работу, я сидела здесь, в кастелянской. Смотрела телевизор. Фильмы какие-то шли. Потом… поздно уже было, совсем, где-то… нет, не могу сказать точно – поздно… Я услышала в коридоре шум – голоса, дверь хлопнула – я же рассказывала в прошлый раз.
– Да, да, я помню, – Марьяна дружески закивала. – Только тогда это была беседа, а сейчас у нас с вами процессуальное действие. Вы допрашиваетесь в качестве свидетеля по уголовному делу. Кстати, я чуть не забыла – я должна предупредить вас об уголовной ответственности за дачу ложных показаний.
– Как это? – спросила Мизина.
– Ну, это в нашем с вами случае чистая формальность. Вы же ничего от нас не скрываете?
– Я? Ничего. Да зачем мне что-то скрывать?
– Не волнуйтесь, продолжайте, Вероника.
– Я услышала шум, подумала: ну, сейчас вызовут. У нас артист живет на этаже больной, парализованный, с женой. На средства благотворительности. Я подумала – у него что-то. Но меня никто не вызвал. Потом программа по телевизору кончилась. И я задремала – проснулась…
– Что-то вас разбудило? – спросила Катя.
– Да нет… Может, сон какой-то привиделся. Я уже не помню. Я хотела встать, пойти умыться, и тут раздался этот жуткий крик. Я сначала не поняла, откуда он идет, выскочила в коридор. Кричали из двести второго. Дико, по-звериному… Я вбежала и увидела…
– Дверь номера была открыта? – спросила Марьяна.
– Да.
– Но ведь обычно клиенты на ночь номера запирают изнутри.
– Обычно запирают. Но в двести втором было не заперто. Я увидела клиента на полу, он корчился. Извивался от боли… как червяк… Это было ужасно видеть… Я бросилась к нему – думала, это припадок, сердце, но… Он так хрипел, начал снова кричать. У него было ужасное лицо – красное, просто багровое. От боли, от натуги. И рот… вы не представляете – у него губы были черные… Он не мог говорить, только хрипел и кричал. – Мизина провела рукой по лбу.
– В номере был беспорядок?
– Простыня валялась на полу, полотенца… А так все вроде было на месте. Если честно, я как его увидела, ни на что другое больше уже не смотрела. Кинулась к телефону, потом побежала звать на помощь.
– А бутылку вы не видели? – спросила Марьяна.
– Какую бутылку?
– Из-под минеральной воды «Серебряный ключ».
– Нет, не видела, – Мизина удивленно посмотрела на Марьяну.
– Это ваша обязанность следить за фригобарами в номерах? – спросила Катя.
– Моя. Конечно, моя. Но…
– Фригобар в двести втором номере вы наполняли?
– Да.
– Когда?
– Как только на дежурство заступила. Мы всегда проверяем – не надо ли чего-то доложить – сока, пива, воды. Увидим в контейнере для мусора бутылку или пакет из-под сока и дополняем. Клиенты не должны испытывать недостатков ни в чем.
– Во фригобаре двести второго номера была минеральная вода? – спросила Марьяна.
– Конечно, только… – Мизина нахмурилась, – никакого «Серебряного ключа» мы здесь не держим. Я хорошо помню, что ставила во фригобар – бутылку «Эвиан», бутылку «Аква минерале» и бутылку нарзана. Кстати…
– Что? – спросила Катя.
– Насчет нарзана – его мы доставляли только в двести второй – этому Авдюкову. А артисту парализованному – боржом. Причем это было всегда, во все разы, он так сам заказывал.
– Авдюков? – Да, всегда напоминал насчет нарзана. И всегда просил вечером вытаскивать его из фригобара и ставить на столик в спальне, возле кровати. Вода должна была быть не холодной, со льда, а обязательно комнатной температуры.
– И вы поставили в тот вечер бутылку нарзана на прикроватный столик? – спросила Марьяна.
– Да.
– Во сколько это примерно было?
– Ну, не помню точно.
– А Авдюков и его спутница в это время были в номере?
– Нет, их не было. А, я вспомнила – они отправились ужинать в ресторан. А я решила поменять цветы в вазах и выполнить его пожелание – насчет нарзана. Понимаете, мы все эти мелочи стараемся делать в отсутствие клиентов, чтобы не докучать им. Сервис, он лишь тогда на высоте, когда он быстрый и незаметный.
– Скажите, после того как Авдюкова увезла «Скорая», вы в двести второй номер заходили?
– Да, вместе с менеджером. Нужно было дождаться милиции – нам позвонили и сказали, что едет милиция.
– После того как уехала милиция, кто убирался в двести втором – вы?
– Нет, меня домой отпустили, хотя моя смена еще не кончилась. Я была в шоке. Сергей Маркович, наш менеджер, пожалел меня, отпустил. Убирался кто-то из моих напарниц. А что?
– Ничего, небольшое уточнение деталей. Когда вы вбежали в номер на крик, вы не почувствовали какого-то необычного запаха?
– Почувствовала! Воняло чем-то таким, кислым, едким. А потом еще от Авдюкова пахло – его, наверное, рвало.
– А вас не удивило в тот момент, что его спутницы нет в номере? – спросила Катя.
– Знаете, я в тот момент даже об этом и не подумала – так я растерялась от его воплей. Потом уже, когда «Скорая» приехала, до меня дошло, что этой Нефертити нигде нет, что ее и след простыл.
– Нефертити?
– Ну, девица, которая приехала с Авдюковым, – она черненькая такая была, смуглая, на египтянку с фрески похожая.
– Еще что-то можете добавить к сказанному? – спросила Марьяна. – Да нет, все. Это такой день был ужасный, такая ночь, – Мизина покачала головой. – У меня до сих пор мурашки бегут, как вспомню эти крики. Скажите, а отчего он умер – этот Авдюков? Я думала – это эпилепсия.
– Нет, это не эпилепсия, – ответила Марьяна. – Вашего клиента отравили. Это уже не предположение, это факт.
– Отравили?!
– Распишитесь, пожалуйста, в протоколе. Вы подтверждаете свои показания?
Мизина взяла из рук Марьяны ручку, не глядя, не читая, подписала протокол.
– А кто его отравил? Чем? – спросила она.
– Это мы и выясняем, – мягко (подозрительно мягко, на взгляд Кати) ответила Марьяна. – Пожалуйста, кроме адреса, запишите мне вот здесь ваши контактные телефоны, Вероника. Возможно, мне еще понадобится переговорить с вами.
