Kitabı oku: «Госпожа и её Владелец», sayfa 2

Глава 3
В которой Зарина выбирает платье в качестве лота

Как мы помним из первой главы, Госпожа Зарина после завтрака направилась в спальню, а оттуда – в гардеробную (как видишь, читатель, на сумочках мой рассказ о главной комнате не закончился, а только начался). Венецианская люстра, уловив шаги хозяйки, поторопилась рассыпать блики по лаковым шкафам, полочки привычно заискрились. Однако Зарина, минуя драгоценные витрины, прошествовала в дальнюю секцию, где была выставлена целая галерея безголовых манекенов. Вероятно, всякому, кто видел эту часть гардеробной впервые, позы манекенов показались бы странными: одни из них наклонялись вперёд, другие вбок, иные будто сидели на корточках, иные вообще лежали, прикрытые тончайшими кашемировыми палантинами, сквозь которые проглядывали очертания поистине роскошных тел, не свойственных обычно пластиковым болванкам. Госпожа медленно прошлась вдоль галереи, пристально осматривая выставленные на них вечерние туалеты от известных дизайнеров, в основном трендовые, хотя и весьма дорогостоящие, но было среди них несколько штучных экземпляров, которым в мире нет аналогов. Дело в том, что во время путешествия Госпожи Зарины и Любимого по северу Франции, когда в голове её уже мелькали идеи о собственной линии одежды, увидела она в одном из замков платье маркизы де Помпадур для утреннего чаепития. Долго рассматривала его Госпожа: виртуозно сшитое, с множеством очаровательных деталей, тесёмочек, кружев, бантов и складочек, долго любовалась тканью, и по нынешний день не утратившей блеска и формы, представила, разумеется, в платье себя за завтраком с Любимым, и осенила её вдруг идея относительно вечерней коллекции. Что, если создавать наряды современные, подумала Зарина, но с использованием драгоценных тканей прошлого, для придания марке истинного, а не искусственного, как у распиаренных брендов, духа элитарности, а клиентками станут женщины первой величины – тут же в воображении Зарины за эксклюзивом от марки Gospozha Z выстроились очереди из первых леди, голливудских звёзд и московских светских львиц. Госпожа, недолго думая, отыскала специалиста по антиквариату и всяческим историческим редкостям, и тот раздобыл ей подлинные кусочки венецианского золотого броката эпохи позднего Средневековья, французского шёлка и глазета времён Людовика XIV, византийского крестчатого атласа XIV века и даже кусочек древней китайской парчи времён династии Сун. Принёс он и ленточку с настоящего (божился и клялся) костюма Помпадур для королевской охоты, и Госпожа Зарина сочинила дебютное платье изысканного кроя из перламутрово-серого бархата, в отделке которого использовала помпадурскую ленту и турецкий алтабас XVII века с растительным орнаментом в виде крупных набивных гранатов, символов счастья, украшавших некогда плечи самого Мурада IV, правителя Османской Империи. Пять вечерних образов успела воплотить Госпожа, оформив на каждый элемент отделки сертификаты подлинности, и сейчас, прогуливаясь по галерее, ей предстояло выбрать look для сегодняшнего торжественного раута. Взгляд Зарины, блуждающий по манекенам с Dior и Valentino, постоянно возвращался к вышеописанным пяти шедеврам: на мероприятии должны присутствовать потенциальные клиентки, а лучшей возможности для презентации собственного бренда и придумать нельзя, хотя Зарине и придётся расстаться с одним из своих творений. С каким же? «Дебютным», – вздохнула Зарина и секунду спустя уже снимала его с… хмм…

Дорогой читатель, когда Зарина приоткрыла то, на чём висело её любимое детище, я уже не могу называть это, как прежде, безголовым манекеном, или, того хуже, вешалкой, или чем-то подобным, пришло время рассказать тебе, что находится под платьями Зарины… даже не знаю… здесь я чувствую некоторое замешательство в силу необычности описываемого мною антуража… короче говоря, под платьями Зарины прячутся – мать честнáя – древнегреческие скульптуры. Думаю, не оригинальные, и сама Зарина соглашается с тем, что это копии, но копии прекрасные, потому как тоже древние, преимущественно римские. Не могу здесь ничего прокомментировать, знаю только, что у Петра Корзуна есть друг, который отливает великолепные статуи в Китае, точь-в-точь греческие, периода высокой классики, поэтому эти великолепные фигуры предстали, читатель, перед тобой в разных позах, хотя, например, Венера Милосская, а также Афина Паллада, равно как и Гера, и Афродита (с которой, кстати, и был снят бархатный экземпляр с турецким алтабасом) стояли совершенно прямо. Но окружали их прелестные аониды, и изящные парнасиды, и касталиды, и ипокрениды, и пиэриды, и прочие музы, чьи фигуры были запечатлены в момент непринуждённых игривых движений. Почему все эти великолепные скульптуры без головы, спросишь ты (хотя мы понимаем, что многим из них без головы вполне приличествует быть в силу древности)? Да потому что Госпожа Зарина хотела приставить к ним свою голову, вернее сказать, свои головы с разными прическами, так ей легче было бы создавать look и оценивать его сразу в 3d-пространстве. Головы эти (преимущественно из каррарского аутентичного мрамора, выполненные по образам и подобиям бюстов из коллекций Ватикана) вот уже года три лежали в больших коробках с древесной стружкой, и пристроить их к туловищам у Зарины никак не доходили руки. Вернее, не у самой Зарины, а у одного известного скульптора, которого Госпожа долго уговаривала и даже внесла предоплату в пятьдесят процентов за работу, но мастер оказался настолько занятым, оформляя античную аллею на даче одного бизнесмена, что до сих пор не удостоил нашу героиню визитом.

Почему, дорогой читатель, я так долго и подробно описываю гардеробную Зарины, утомляя тебя деталями, пусть выдающимися, пусть весьма неординарными, но, возможно, в твоём понимании довольно мелкими на фоне общемировых проблем или твоих личных планов на ближайшую неделю. Из-за меня ты никак не покинешь эту комнату, будто нет у тебя других дел, кроме как глазеть на гардеробную Госпожи Зарины. Но видишь сам, это повествование, хотя и может показаться длинным, на самом деле весьма и весьма коротко, ведь о гардеробной моей героини можно писать не останавливаясь, в ней много того, что хватит ещё на несколько книг, я же ограничиваюсь парой-тройкой глав, что, согласись, ничто.

Какова же моя истинная цель? Хочу показать тебе Зарину личностью тонкой, эстетичной, вернее даже тонко-эстетичной, вернее даже тонко-претонко-эстетичной. Пусть в глазах твоих она предстанет благородной душой, пусть роскошь, окружающая её, не вызывает в тебе ни зависти, ни недоумения, ни того хуже, злости, так как роскошь эта интеллектуального свойства и объясняется искусствоведческим образованием, полученным в государственном институте одного из наших российских городов. Тем более скажу тебе, читатель (этого никогда не одобрила бы Зарина, но я скажу), платье она выбрала для благотворительного бала, чтобы продать его и вырученные деньги тут же отдать нуждающимся. И в самом деле… возможно, не стоило мне рассыпаться описаниями предметов и окружающей обстановки, когда поступок нашей героини свидетельствует о ней красноречивее любых внешних атрибутов, пусть и роскошных, ибо что такое внешнее, оно может быть растолковано по-разному, ведь, как говаривал один рассудительный англичанин (прежде чем ему родиться), каждый склонен судить о ярмарке по собственной выручке.

Глава 4
В которой мы загибаем пальцы, а Зарина всё ещё собирается на бал

И всё-таки, мой друг, расскажу тебе, во что оделась Зарина, отправляясь на бал, задержимся ещё на пять минут в гардеробной, присаживайся на любое понравившееся тебе кресло или на жёлтый бархатный пуф, чтобы чувствовать себя под сводами этих высоких с лепниной потолков как дома. Но не забывай, что дом этот находится на облаках и чувства, которые ты можешь здесь испытывать, должны быть самыми возвышенными, хотя и придётся тебе по окончании рассказа спуститься с небес на землю. Что же касается Госпожи, то на свете существует не так много вещей, которые заставляют её спускаться на землю с небес. И если их все перечислить, то хватит пальцев одной руки: мизинец – выход в спа, безымянный – фитнес, средний – ресторан, указательный – шопинг, большой палец – выход в аэропорт с выходом в какую-либо страну, а уж там – те же пальцы, с мизинца по большой. В этой круговерти, многократно повторяемой, а потому однообразной, есть некоторая печаль: для подобных выходов изысканные платья, которые мы только что лицезрели, совершенно не требуются. Вернее сказать, не требуются вообще никакие, даже обычные вечерние платья. Поэтому мы вынуждены взять пальцы другой руки и перечислить мероприятия, не относящиеся к повседневным, с большой надеждой, что роскошный вечерний туалет может быть уместен там.

Итак, мизинец – день рождения, безымянный – свадьба, средний – каннская дорожка, указательный – иные тематические вечеринки, наконец, большой палец – благотворительный бал.

«Именно это меня и огорчает, и тебя должно это огорчать, Санчо», – заметил как-то Дон Кихот применительно к своей ситуации, однако, сам того не ведая, высказался относительно положения Зарины. Сам спроси себя, дорогой читатель, как часто наденешь ты шикарное вечернее платье на день рождения в нашем демократичном веке, особенно если празднуешь событие на природе в компании шашлыков – неважно, в качестве именинника или гостя.

Другое дело свадьба, заметишь ты, и на самом деле это помпезное торжество, требующее самой тщательной подготовки и лучшего платья, может случиться в жизни и дважды, и трижды, однако в кругу Зарины свадьба не такое уж частое явление, поскольку считается предприятием коммерчески невыгодным, если смотреть на него с точки зрения инвестиций или фьючерсных контрактов, ведь товар (каким бы соблазнительным он ни был изначально) – как пить дать – подпортится, и расходы на его амортизацию возрастут. Так что, если уж свадьба состоялась, важно, нарядившись на неё в качестве гостьи, не затмить невесту, дабы оставаться вхожей в новый образцовый дом.

Что касается красной дорожки в Каннах, то единственный выход на неё Госпожи был скорее издевательством, нежели удовольствием. Во-первых, вместе с ней на дорожку повалили гости непонятно какого эшелона, многие из них предпочли каблукам сандалии или кроссовки, а уж о красивых платьях не было и речи. Во-вторых, пройтись пришлось всего-то пятьдесят метров, подняться всего-то по двадцати четырём ступенькам, и во время этого оскорбительно короткого дефиле никто из целой толпы журналистов не сфотографировал Госпожу и её фирменный наряд, чего она никак не ожидала – ужас, ужас, об этом лучше не вспоминать, – и если бы не Любимый, сделавший несколько снимков на свой телефон, у Зарины не осталось бы на память ничего, кроме разочарования.

Иные тематические вечеринки – главным образом показы мод именитых брендов и торговых домов – жалуют прежде всего звёзд стрит-стайла, потому как в великом изобилии располагают «кежуал шиком» на полках своих бутиков.

Остаётся благотворительный бал. О, благотворительный бал на то и «бал» – именно там можно выгулять чудесный вечерний туалет, дополнив его крупными бриллиантовыми серьгами или колье, или тяжёлым сверкающим перстнем, или изящными ювелирными часами, а лучше и тем, и другим, и третьим. Поэтому пять вечерних платьев Зарины хватило бы ей на пять великолепнейших благотворительных балов, если бы сейчас она не решила выставить одно из них в качестве лота.

Но, боюсь, настало время покинуть нам гардеробную, полную сокровищ, благо система «умный дом» уже раскрыла перед нами дверь, оставим Зарину в одиночестве выбирать себе туалет, не будучи никем смущаемой. Ты спросишь: а как же цель нашего визита сюда, ведь ты надеялся увидеть её во всей красе, как было заявлено вначале? Но, дорогой друг, Госпоже предстоит примерить десятки вечерних вариантов и их различных комбинаций, что растянется до самого вечера, придётся ей приложить усилия, чтобы не опоздать на мероприятие… Уйдем потихонечку и встретим Зарину во всём её блеске непосредственно на балу.

Глава 5
В которой говорится о контексте

Дымчато-пудровое платье с тесьмой из итальянской парчи эпохи Возрождения с добавлением натуральной серебряной нити, на талии широкий светлый пояс из паучьего шёлка французских мастеров, в тон поясу высокие перчатки (говорят, их носила сама Жозефина), шея открыта, волосы подняты, открывая взору бриллиантовые нити серёг. Добавь к этому изящную посадку головы и королевскую осанку – и ты получишь частичное представление о том, каким ослепительным получился образ Госпожи Зарины. Почему лишь «частичное» представление? Потому что важен ещё и контекст, в который вписана наша жемчужина, томится ли она в дешёвом ювелирном сплаве или завораживает волшебными переливами в обрамлении чистейшего золота и диамантов? К счастью, мероприятие, на которое отправилась Зарина, оказалось великолепным контекстом её наряду, и если в роли диамантов величаво выступала сама идея благотворительности, то чистейшим золотом явилось здание, в котором эта идея воплощалась.

Усадьба-музей, открывшая свои высоченные резные двери для милосердного раута, расположилась в ухоженной парковой зоне немного за МКАД. Окружали её величественные сосны, оставшиеся, впрочем, за кованым забором, ближе к зданию подступали дубы и клёны. Их пышные кроны горели янтарём в лучах садившегося за горизонт светила. Хотя осень уже была полноправной хозяйкой московского годового круга, на центральной аллее ещё журчали фонтаны.

Подъехав к зданию на белом Майбахе, нанятом специально для такого случая, Зарина с аристократичной грацией покинула заднее пассажирское кресло, воспользовавшись помощью швейцара. За Майбахом успели выстроиться другие автомобили в ожидании своей очереди встать у парадной лестницы. Зарина вошла в здание, её кашемировый кейп тут же забрал гардеробщик. Подхватив удобнее клатч, в роли которого на этот раз выступал раухтопазовый с лабрадоритами Ремарк «Жизнь взаймы» (тонкий намёк Любимому в случае его присутствия), Зарина огляделась. Над ней раскинулся огромный, необыкновенно высокий потолок, поддерживаемый мраморными колоннами. Потолок этот был покрыт слоем глянцевого золота, и лившийся с него таинственный свет, подобный свету икон в мерцании лампад, благословлял красивых людей, собравшихся под его сводами. В золотых бликах по-особенному торжественно искрились бриллианты, горели рубины, белели жемчуга. Платья шелестели под виолончели и саксофон джазового оркестра, пузырьки шампанского рвались из оков узеньких фужеров, готовые освежить носики благородных дам, на широких блюдах зазывно пестрели канапе с креветками, крабовым мясом, сыром, икрой и ягодами.

Стены приёмного зала, где собралось блестящее общество, были сплошь украшены живописными фресками, изображавшими ратные сцены из военной биографии хозяина-аристократа, давно почившего. Новый же хозяин, взявший усадьбу под своё попечение, добавил помещению современного шика: по периметру вместо старых бюстов он установил абстрактные инсталляции актуальных художников, организовал мягкие зоны из диванов и кресел в стиле «лофт» для светских бесед, здесь же водрузил ультрамодный рояль из прозрачного пластика. Несмотря на любовь хозяина к постмодернизму, исходная историческая база усадьбы была тем не менее им тщательно воссоздана: колонны заново отполированы, полы отреставрированы, мозаика подклеена, парадная лестница устлана новым красным ковром. Однако санузлы решено было переформатировать полностью, и теперь они являлись образцом технологичного рококо. Чистейшие алебастровые унитазы в окружении стен из зелёного оникса с подсветкой дарили гостю ощущение исключительной свежести, воздух наполнялся дивными сложносоставными ароматами, не успевая портиться, так что посетителю казалось, что из него выходит некий благоухающий субстрат. Последний моментально смывался и анализировался на предмет дисбактериоза, токсинов и паразитов, результаты тут же отправлялись в виде смс с предложением записаться к конкретному доктору (владелец усадьбы являлся также владельцем клиники). Чистейшая артезианская вода ласково омывала место выхода субстрата, пока его производитель знакомился с данными о погоде, такси и пробках на световых табло, при желании он мог наблюдать и прямую трансляцию из банкетного зала. Никакие лишние звуки не беспокоили при этом посетителя соседней кабинки. Надо отметить, что рукомойники с позолотой, зеркала в тяжёлой кучерявой оправе, бархатные диваны с торшерами маскировали собой технологичные новшества, делая атмосферу санузла настолько уютной, что многие гости предпочитали именно эту часть здания всем остальным. Нередко в женской половине можно было встретить группу прехорошеньких сплетниц, рассевшуюся по углам, которая, впрочем, незаметно перемещалась на мужскую территорию, где, в свою очередь, обязательно задерживались два-три, а то и целых четыре видных джентльмена, хотя иногда и без приставки «джентл».

Как видишь, дорогой друг, усадьба самым убедительным образом подчёркивала красоту дел милосердия, творившихся сегодня в ней, ибо кто сказал, что добродетель горит ярче под сводами давно не реставрированных больниц, заглушаемая духотой лежащих в немощи тел? Напротив, задумайся, не бывает ли поругана высота дел милосердия при небрежном их воплощении? Музыкальный шедевр, исполняемый в неподобающем месте, не превращается ли в набор унылых, порою откровенно тягомотных звуков? А живописное творение? Способен ли кто-нибудь оценить его истинное достоинство, пока оно не украсит стену знаменитого музея или роскошного дома богатого коллекционера? Тем более жемчужина души человеческой, именуемая благотворительностью, нуждается в самом величественном антураже!

Однако, взглянув на интерьер усадьбы, в котором одновременно правили изысканная классика, дерзкий постмодернизм и дорогостоящий минимализм, кто-то заподозрил бы нового владельца не столько в альтруизме, сколько в тщеславии, но спешу уверить тебя, читатель, это не так. Хозяин Усадьбы не только вложил огромные личные средства в восстановление памятника архитектуры, но и позволил всем желающим любоваться историческим местом два раза в год согласно расписанию, а кроме того, решительно отказался от помпезной памятной доски в свою честь и даже от скромной благодарственной таблички на входе. Вместо неё он оставил крошечное, ничем не примечательное напоминание о себе, адресованное скорее внимательным потомкам, чем беспечным современникам: во время реставрации живописной сцены, где народ в честь победы над Наполеоном нёс хоругви, художник стёр лик Спаса на одном из полотнищ и поместил туда лик Хозяина Усадьбы. Скромный от природы, заказчик попросил не трогать сияющий нимб – пусть образ мой, говорил он, принимают за чужой.

И правда. Однажды в усадьбе организовали пробный квест для школьников. Так и не узнав Хозяина на хоругвях, дети решили, что образ его воплощён в гигантской инсталляции, состоящей из трёх медных извилин. Эти извилины исходили из единой опорной точки и далее устремлялись вверх. Но правая и левая линии, дойдя до середины, расходились на запад и восток, центральная же указывала на север, образуя подобие древа. Стопроцентный купрум, отсылающий к эпохе медного царства Александра Македонского, намекал на античные корни нового хозяина, в этом смысле превосходившими своей исторической ценностью корни хозяина старого. Инсталляция эта, выкупленная у музея современного искусства в Лондоне, разместилась возле центральной колонны и…

О, мой друг, какая удача, прямо здесь я снова вижу Зарину, которая за время моего повествования совсем исчезла из виду.

Но… вдруг ты всё ещё находишься под впечатлением от санузла? Что, если мыслями и душой ты всё ещё пребываешь в райском уголке, лишь делая вид, что мои рассказы о скромном Хозяине Усадьбы тебе интересны? В таком случае позволь мне провести для тебя прямую трансляцию из точки, где замечена Госпожа. С фужером игристого в руках, она ведёт чинные беседы с гостями, образовавшими у инсталляции подобие полукруга. Пусть, однако, не смущает тебя, читатель, приставка «полу» применительно к данному обществу, знай, что это самый настоящий светский круг, просто в форме полукруга. Кивая и улыбаясь каждому, кто кивает и улыбается ей, Зарина вдруг замечает поодаль Любимого, рядом с ним – элегантных мужчин в костюмах и белых рубашках, это телохранители. Вдруг взор Любимого устремляется в сторону Госпожи, и тогда она смеётся неизвестно чему, взмахнув непринужденно клатчем, но тут же улыбка сползает с её лица – мимо царской поступью шествует новая Пассия в богатом платье из пайеток и перьев. Уверяю тебя, читатель, не стоит задерживаться на описании этой дамы, скажу лишь, что платье превзошло её красоту, но не затмило колье. Несмотря на впечатляющую высоту каблуков, удерживающую взор Пассии над головами присутствующих, риск, что она посмотрит вниз и захочет поболтать с кем-то из друзей Зарины, весьма вероятен. Госпожа спешит ретироваться: до этого она чувствовала в себе силы встретиться с подобным вызовом не поведя и бровью, но краска, тотчас же залившая щёки и лоб с подбородком, разоблачает всю искусственность её самообладания. Госпожа, подхватив подол платья, решительно направляется в сторону шампанского за дополнительной порцией, и, право же, неизвестно, сколько Зарина собирается выпить порций, но – внимание! – распорядитель банкета объявляет официальную часть, и гости приглашаются в зал.

Зарина вынуждена оставить фужер и присоединиться к толпе, а я, если ты, конечно, читатель, позволишь, выпью этот аперитив за неё. Прости мне эту игру слов, пить я буду ВМЕСТО Зарины, но ЗА тебя. Пузырьки наполовину выдохлись, но это всё ещё великолепный брют. Пока гости потихонечку входят в зал и рассаживаются там, я успею произнести тост, а после вернусь к прежнему ритму своего повествования. Признаюсь, дорогой друг, репортаж не мой стиль, его нервный торопливый ход мешает видеть суть событий, не отходя, как говорится, от кассы. Хотя я подробно комментирую детали обстановки и даже малейшие движения своих героев, но ты, вместо того чтобы задуматься об истинном смысле происходящего, спешишь за моим речитативом дальше, будучи уверенным, что видишь всю картину целиком. Но посмотри, как много упустил ты из внимания, увлекаясь моей скороговоркой:

Заметил ли на самом деле Зарину Любимый? Конечно, да! Но сделал вид, что любуется Пассией.

Заметила ли Пассия Зарину? Разумеется! И заметила сразу, как только та появилась на парадной лестнице! Более того, Пассия намеренно прошлась рядом с инсталляцией, где, как ты помнишь, Зарину окружили гости.

А что гости? Что друзья и знакомые? О, они потому её и обступили, что жаждали узнать, насколько эта гордая, важная Госпожа оправилась после расставания с Любимым, им любопытно, насколько уверенно держится она в обществе, где ранее занимала высочайшее положение, и, не скрою, яркий румянец Госпожи при виде Пассии тотчас же бросился им в глаза, они многозначительно посмотрели друг на друга, когда Зарина устремилась за новым фужером шампанского, а поскольку Пассия ещё не успела покинуть зону их полукруга, они все дружно приветствовали её.

И я сейчас держу фужер Зарины, спешно оставленный ею, и говорю с тобой, и собираюсь выпить за тебя, и найти слова и пожелания, которые бы тебя порадовали и осветили твои, возможно, суровые и тусклые будни. И коль скоро речь у нас идёт о контексте, то и мои пожелания должны родиться из него, хотя я всё ещё не могу нащупать, что было бы тебе приятным. Хочешь ли, я выпью за то, чтобы днём и ночью окружала тебя красота, подобная той, что мы видим в усадьбе? Хочешь ли блистать на великосветских раутах, будучи окружённым толпой нарядных гостей? Хочешь ли начинать утро с фужера игристого и любоваться с балкона дворца на свою винодельню? Хочешь ли организовать свой бал для помощи нуждающимся и отдавать им от избытка своего? Ведь что может быть приятнее избытка? С ним будущее расстилает перед тобой самые роскошные ковры: бирюзу океанов и белизну райских островов, шёлк альпийских лугов и золото песков африканских сафари. Чем больше избыток, тем заботливее солнце прогревает место, которое ты облюбовал под ним. С избытком легко исполнить заповедь «возлюби ближнего, как самого себя», ведь какое умение можно считать более искусным, чем способность помочь ближнему, не оторвав от себя? Но кто, мой читатель, хотел бы оказаться на месте этого ближнего, нуждающегося в помощи? Я, признаться, каждый раз говорю себе: тьфу, тьфу, тьфу, как бы чего не вышло…

Мой друг, прости, я залпом пью за «как бы чего не вышло», гости давным-давно расселись, и я бегу, чтобы успеть втиснуться в почти закрывшуюся дверь!