Kitabı oku: «Порядочная женщина», sayfa 3

– Не забудь, что Корнелиус Джеремия – черная овечка, поэтому, если о нем зайдет речь, делай вид, что ничего не знаешь.

– Не забуду. Зато тот Корнелиус, который брат Уильяма, – воплощение всех добродетелей и пример для подражания.

– Вот именно. И если ты будешь повторять это как можно чаще и желательно на публике, сумеешь заслужить милость его жены Элис – а она, знаешь ли, однажды станет матриархом всего семейства.

Альва подняла взгляд от записей:

– Я считаю, подобное звание надо заработать.

– Ты так говоришь лишь потому, что Уильям – не первый наследник. Тебе придется отравить Корнеля или придумать еще что-нибудь в таком духе, чтобы занять ее место.

– Но мы ведь не при феодализме живем! Я тоже могу быть матриархом!

– То есть Элис должна просто взять и подвинуться? – рассмеялась Консуэло.

– Все, не отвлекай меня. Я очень занята.

Альва снова заглянула в свои записи. Сыну Элис и Корнеля, Уильяму Генри II, было четыре года, и называли его Билл. Их младшему сыну, Корнелиусу III, шел второй год, и его называли Нейли. Своего первенца (старшую сестру Нейли) Элис и Корнель именовали Элис.

– В этой семье напрочь отсутствует воображение, – буркнула Альва.

– Просто запомни имена.

Альва положила записи в карман:

– Что, если я не понравлюсь миссис Вандербильт? Уильям сказал, я не из тех девушек, кого бы она ему выбрала.

– Она никогда не скажет это тебе в лицо.

– Спасибо за поддержку! Только я все равно волнуюсь. У меня ведь нет никакого положения в обществе.

– Может, и нет. Деньги ты и так сможешь тратить.

– Как думаешь, может, нам сбежать и обручиться тайно? Лучше всего на следующей неделе. Как раз придет домовладелец за оплатой.

– Да, конечно, тайное бракосочетание прекрасно отразится на твоем положении в обществе. Дерзай.

– Будь я мужчиной, я бы уже давно избавила нашу семью от неприятностей.

Консуэло чмокнула Альву в щеку.

– Будь ты мужчиной, я бы вышла за тебя замуж.

– Нет, ты бы дождалась кого-нибудь поблагороднее.

– Ты права. Но тебя я любила бы больше.

На следующий день, не успела Альва опуститься в кресло в гостиной Вандербильтов, как миссис Вандербильт, чья наружность так и излучала доброжелательность, сообщила:

– Я поговорила с сыном. Если вы не против, не будем ждать долго после помолвки – мне кажется, лучше всего назначить свадьбу на декабрь.

Три сестры Уильяма и их свояченица Элис смотрели на Альву так, словно она и в самом деле была лягушкой на дощечке. Альва надеялась познакомиться и с Джорджем, однако у мальчика, по всей видимости, нашлись дела поинтереснее, чем рассматривать невесту брата, сидя в душной комнате. Да и что, собственно, рассматривать? Темноволосая девушка среднего роста с крупными ноздрями на квадратном лице. Не дурнушка – умные карие глаза, выразительные брови, светлая чистая кожа. Но ничего такого, ради чего Джордж прервал бы свои занятия – скорее всего, он сейчас читал. Уильям как-то говорил (в некотором замешательстве), что редко видит мальчика без книги в руках.

– Я понимаю, это слишком скоро, – продолжила миссис Вандербильт, – но нам не терпится заполучить вас. Кроме того, ваша безукоризненная репутация не даст никому повода сделать нежелательные выводы.

После этих слов Альва ее полюбила, не раздумывая.

– В декабре? – повторила Лила. – Как здорово! Представляете, если к свадьбе выпадет снег!

Четырнадцатилетняя Лила, хорошенькая, точно бутон розы, росла в совершенно иных условиях, нежели ее старшие братья и сестры. Мистер Вандербильт набросал Альве в общих чертах летопись американских Вандербильтов. Они вели свою историю с 1650 года, когда будущий основатель рода по имени Аэртсон покинул голландский городок Де Билт и прибыл на Статен-Айленд как слуга, работающий по контракту. Уильям и семеро его братьев и сестер родились на статен-айлендской ферме, которую Командор и отдал под начало их отца, прежде чем привлечь его к железнодорожному бизнесу. Много лет назад они переехали в город. Младшие, Лила и Джордж, были уже типично городскими детьми.

Сам Командор тоже вырос на ферме. Его отец был земледельцем и паромщиком, поэтому паромщиком стал и Командор. Потом он занялся пароходами и, в конце концов, перешел на железные дороги. Впрочем, свой дом в Манхэттене он построил лишь в 1846 году и потому считался парвеню – другая причина, по которой семья не вошла в число «лучших» голландцев Нью-Йорка – Бикманов, Стейвексантов, Шермерхорнов и Джонсов. И, конечно, еще был одиозный дядя Си-Джей.

– Снег? Надеюсь, все же обойдется без снега, – заметила Элис, усаживая малышку Элис, нежное шестилетнее создание с очаровательной улыбкой, в кресло рядом с Альвой. – Представьте, как промокнут туфли и юбки.

– А мне кажется, это очень романтично, – отозвалась Лила.

– Романтично, – пролепетала маленькая Элис. Ее платье было того же нежно-желтого оттенка, что на ее тете Лиле. – А я буду угощать всех чаем.

Альва погладила ее по головке:

– Спасибо, это будет очень кстати.

– Смотрите, она не забудет ваше обещание, – предупредила Элис. – Лучше не тешить ее надеждами.

Альва обратилась к девочке:

– Может быть, ты напоишь чаем самых главных гостей перед свадьбой? Ведь в день свадьбы ты будешь очень занята.

– Почему я буду занята?

– Как почему – а кто же будет нести цветы?

Они обсудили все детали. Свадебный завтрак подадут здесь, в доме родителей жениха, четырехэтажном угловом здании с собственными конюшнями. Флоренс сказала, что Альве следует выбрать белоснежное платье по примеру королевы Виктории, и торт тоже должен быть белоснежный, как у Ее Величества.

– Символ невинности невесты, – прокомментировала Элис, простодушно глядя на Альву круглыми глазами. – И саму церемонию, конечно, нужно провести в церкви Святого Варфоломея.

– Но мы же ходим в церковь Голгофы. Мне очень не хотелось бы расстраивать Преподобного Уошберна и его жену.

– После свадьбы вы будете ходить в церковь Святого Варфоломея, – заявила Элис. И это был отнюдь не вопрос.

Альва вежливо улыбнулась. Сейчас лучше воздержаться от споров.

– Конечно, если таково будет желание моего мужа, – ответила она.

Уильям не рассказывал Альве об Элис, за исключением того, что она уже семь лет являлась женой его старшего брата. Альва не ожидала, что она окажется такой… миловидной. У Элис было лицо сердечком, которое украшали нежные, полные губы, ясные голубые глаза, завидные ресницы и ухоженные брови, чуть темнее шелковистых белокурых волос. Для женщины, родившей за последние четыре года троих детей, младшему из коих только исполнился год, она сохранила невероятную стройность. Альва подумала, что сама она и в двенадцать лет вряд ли могла похвастаться такой тонкой талией.

– Мисс Смит, – обратилась к ней маленькая Элис, – когда вы с дядей Уильямом поженитесь, я буду приходить к вам в гости и играть с братиками и сестричками.

Мать похлопала девочку по руке.

– Элис, это невежливо.

– Если вы не против, – сконфуженно добавила малышка.

– Давай для начала выберем платье для девочки, которая понесет цветы, – предложила Альва.

– И для вас тоже надо выбрать платье! – воскликнула Лила. – Вы должны перещеголять мою сестру Маргарет. Она слишком много о себе воображает.

– Маргарет – наша старшая сестра, – объяснила Флоренс. – Вам нужно обратиться к миссис Бьюкенен – дочери Астор либо покупают платья в Париже, либо шьют у нее. И Стейвесанты тоже.

Миссис Вандербильт покачала головой.

– Девочки, что у вас за страсть все превращать в соревнование?

– Мама, простите, но с тех пор, как вы вышли замуж, прошло время и многое изменилось, – возразила Флоренс. И обратилась к Альве: – У мамы есть родственники среди Рузвельтов, и ради нас она старается сделать так, чтобы их стало больше.

– Интересно. Можно подробнее?

Эмили начала рассказывать:

– Ее бабушкой по линии отца была Корнелия Рузвельт. Отец Корнелии, Исаак Рузвельт, стал одним из первых сенаторов после Войны за независимость, был федералистом, сторонником Александра Гамильтона. Все называли его Патриот.

– Сенатор Рузвельт, – проговорила Альва, вспомнив высокомерие Лидии Рузвельт и ее презрительное отношение к окружающим. – Звучит внушительно.

– Судя по тому, какой прием нам оказывают – а чаще не оказывают, – так не скажешь, – вздохнула Эмили.

– Возможно, в свете просто не догадываются о вашем происхождении?

– Может быть, – согласилась Флоренс. – Мама считает, что хвастаться неприлично.

– Дело в том, что свет отказывается принимать нашего дедушку, Командора, – пояснила Эмили. – В газетах его называют – цитирую: «барон-разбойник в условиях современного феодализма».

– Еще его зовут железнодорожным деспотом. Конечно, с появлением в семье Элис наше положение немного улучшилось, – добавила Флоренс.

Элис скромно пожала плечами, и Эмили продолжила:

– Хотя отец Элис, мистер Гвинн, родом из Сент-Луиса, он пользуется уважением со стороны своих коллег-юристов. Поэтому жены и дочери его коллег нас принимают охотнее. Но сейчас все время Элис отнимают дети и церковь, – сказала она беспечно. Чересчур беспечно. – Поэтому, мисс Смит, мы надеемся, что вы сможете продолжить начатое.

Миссис Вандербильт вновь покачала головой:

– Я даже не пытаюсь понять всю эту шумиху вокруг «высшего общества». Одних в него почему-то принимают, другим отказывают… Как будто после войны написали новый свод правил и раздали его только некоторым дамам.

– Мама, в этом нет ничего мудреного, – ответила на это Флоренс. – Просто сейчас важнее всего, какая у семьи история и репутация.

– Да, – подхватила Эмили. – В семье должно насчитываться не меньше четырех поколений джентльменов. Как у мисс Смит – если не ошибаюсь, ваши предки переехали сюда в начале восемнадцатого века?

– Верно, – кивнула Альва. – Но поначалу они жили не на Манхэттене.

– Это не важно, – отмахнулась Эмили.

Миссис Вандербильт продолжала сокрушаться:

– Теперь, чтобы твоя дочь попала в правильное общество и удачно вышла замуж, нужно участвовать в каких-то состязаниях! Раньше все было иначе.

– Не отчаивайся, теперь у нас будет мисс Смит, которая станет нашим полководцем, – улыбнулась Флоренс.

Вот только у мисс Смит не было ни оружия, ни войск. Мисс Смит вполне могла оказаться испорченным товаром, который всучили доверчивому покупателю. Если бы мисс Смит была чуточку умнее, она уже давно сменила бы тему разговора.

– Миссис Вандербильт, – произнесла Альва. – Я хотела спросить, можете ли вы посоветовать нам с Уильямом агента по недвижимости. Я думаю, что…

– Мама, расскажите ей! – перебила Лила.

– О чем?.. – удивилась Альва.

– У нее для вас есть сюрприз.

– Сюрприз! – подпрыгнула малышка Элис.

Миссис Вандербильт улыбнулась внучке.

– Что ж, кажется, теперь мне не удастся сохранить это в секрете. Мой муж решил подарить вам с Уильямом на свадьбу дом на Сорок четвертой улице. Мы подумали, что это станет отличным началом семейной жизни.

– В дом уже подбирают прислугу, – прибавила Эмили, положив руку на свой округлившийся живот. – Оглянуться не успеете, как вам понадобится помощь.

– По крайней мере, мы на это надеемся, – поддержала миссис Вандербильт. – Что касается слуг, я обратилась в агентство…

– Боже мой! – воскликнула Альва, подойдя, чтобы поцеловать ее. – Невероятная щедрость с вашей стороны. Право же, я не знаю, как вас благодарить…

Миссис Вандербильт покраснела.

– Прошу вас, сядьте. Это мелочь – и, уж поверьте, этот дом нужен мне не меньше, чем вам обоим. Я рада, когда никто ни в чем не нуждается.

Усевшись в кресло, Альва сказала:

– Вы упомянули прислугу. Я немного облегчу вам задачу. Со мной переедет Мэри…

– Мэри? – переспросила мисс Вандербильт.

– Дочь нашей служанки. Ей всего пятнадцать, но она помогает нам с прическами и нарядами едва ли не с рождения.

Элис недоумевала:

– На вас работает ребенок?

– Дело в том, что ее мать, Лулу, была рабыней. Она решила не уходить от нас, и, само собой, девочка…

– Не хотите ли вы сказать, что ваша камеристка – негритянка? – осведомилась Элис.

– Именно. Это идеальная для нее должность, и она прекрасно с ней справляется.

– В лучших семействах вся прислуга белая, – возразила Элис.

Альва изо всех сил старалась держать себя в руках.

– Она мне нравится, я ей доверяю, и ей все равно скоро придется устраиваться на работу. Поэтому она остается со мной.

– Она хотя бы читать умеет? – осведомилась Элис.

– Да, Лулу водила ее в школу. – Альве с трудом удалось не повысить голос.

– Надеюсь, она не совсем черная, – заметила миссис Вандербильт.

– Ее кожа довольно светлая, – начала Альва. – Вот только это совершенно ничего…

– А кто ее отец? – перебила Элис.

– Не понимаю, какое отношение это имеет к делу.

Миссис Вандербильт вмешалась:

– Это не важно. Очень мило с вашей стороны заботиться о ее положении.

– Благодарю вас, – сказала Альва, натянуто улыбаясь Элис, которая ответила ей столь же неискренней улыбкой.

– Когда у вас выдастся свободный денек, – сменила тему миссис Вандербильт, игнорируя их взгляды, – мы должны вместе заехать в агентство миссис Коулмэн и подобрать остальных слуг. Как же это захватывает! – Она посадила внучку на колени. – А ты любишь играть с кукольным домиком?

Глава 4

– Еще девять недель! – вздохнула Армида, закрывая бухгалтерскую книгу отца. У них осталось семьдесят пять долларов. В месяц расходы составляли самое меньшее девяносто пять долларов. И без того им уже приходилось перебиваться картошкой, сыром, яйцами и хлебом. Она продолжила: – Если я пока не стану платить по некоторым счетам, мы как-нибудь справимся. Я уже заплатила прачке и бакалейщику, а для остальных придумаю оправдание.

– Например, вот такое: «О господи, мы совершенно забыли об оплате, сами понимаете – вся эта суета перед свадьбой с мистером Вандербильтом», – изобразила рассеянность Консуэло.

– Отличная отговорка, – кивнула Альва. – Армида, можешь поучиться.

Они сидели в гостиной – Консуэло показывала Альве карточную игру, которую освоила в Лондоне, и наигрывала смешные мелодии на банджо. Мюррэй Смит дремал или читал наверху – он теперь редко занимался чем-то другим, поскольку любое усилие могло повлечь за собой еще один инфаркт.

– Что касается твоей свадьбы… – начала было Армида.

– Давай не будем, – попросила ее Альва. – Мы так хорошо проводим время.

Теперь, когда ее будущее и будущее ее семьи было обеспечено, бытовые вопросы казались невыносимыми – ведь ей придется покинуть дом, впервые жить отдельно от сестер. Сама мысль об этом казалась странной и пугающей – всю жизнь они были четырьмя шлюпками, связанными вместе в бушующем море, а теперь ее линь вскоре перережут.

Рядом больше не будет ворчуньи Лулу, которая присматривала за ней с самого рождения.

У Альвы будет муж, который потребует от нее исполнения супружеского долга. Она пока не вполне понимала, что именно значит «супружеский долг», но знала, что это подразумевает физический контакт, которого ждала с ужасом. Бояться этого было ее обязанностью – по крайней мере, так утверждали «Журнал для леди», мать и сам Господь Бог. Поэтому Альва убедила себя, что и вправду боится.

Замужество предполагало и появление детей, которых нужно вынашивать и рожать – процессы, сопровождающиеся несказанной болью и риском. А учитывая количество сирот в книгах и в жизни, сей риск, как сказал бы мистер Шекспир, был смертельным.

Консуэло отложила банджо.

– Нет, давайте обсудим. Ты уже выбрала платье?

– Тебе никогда не говорили, что ты совсем не понимаешь намеков?

– Постоянно это слышу, – парировала Консуэло. – Так что насчет платья?

– У миссис Бьюкенен пока нет времени. Она занята бальным нарядом для миссис Уильям Астор. Мне сообщили, она примет меня в следующий вторник.

– Ах да, конечно, – заявила Консуэло. – С заказом миссис Астор повременить нельзя, ведь это миссис Астор повелевает луной, небесными светилами и, наверное, дождями тоже. Как, безусловно, и мистер Макаллистер, ее регент.

Уорд Макаллистер, южанин, родом из Саванны, был неотъемлемым атрибутом летних месяцев, которые подруги проводили в Ньюпорте. Походил он на жизнерадостного шмеля, порхающего от одного семейства к другому, осыпая всех пыльцой своего жизнелюбия и рекомендаций. Он продолжал заниматься этим и в Нью-Йорке под бдительным надзором Кэролайн Астор.

– А мне он нравится, – сказала Альва.

Консуэло кивнула:

– Конечно, он нравится всем дамам.

– Но мистером Астором миссис Астор не командует, – возразила Альва. – Хотя кто знает…

– А мистер Астор вообще существует?

– В газетах о нем частенько пишут.

Мистер Астор, владелец паровой яхты, выполнению всех социальных обязательств предпочитал простую жизнь морского волка.

– Может, не будем совать свой нос в чужие дела? – вмешалась Армида.

– Если ты настаиваешь, – ответила Альва.

– Помимо платья важно обсудить кое-что еще, – напомнила Армида. – Мы не говорили о том, что происходит в первую брачную ночь.

Консуэло ткнула Альву в бок.

– Когда в платье больше нет нужды.

Армида продолжила:

– Хотелось бы мне быть более осведомленной… Но все же того, что я знаю, достаточно, дабы ты не осталась совершенно несведущей в этом деле. – Сестра запнулась. – Это ведь так?

– Я предпочитаю слово «непосвященная».

– Ты не можешь обойтись без подобных замечаний, да?

– Просто «несведущая» звучит уничижительно.

Консуэло вмешалась:

– Тебе следует отдать Альве должное – точность лежит в основе успеха.

– В основе успеха лежит успех, – в шутку возразила Альва.

– Воистину так – и снова она права! – поддержала подругу Консуэло.

– Именно.

– Я говорю о серьезных вещах, – обиделась Армида.

– А мы разве смеемся? Я – само воплощение серьезности, – не унималась Альва.

Армида вновь начала:

– Как вы знаете, целью любого брака является продолжение рода…

– Но цель моего брака – спасение.

– Наверняка ты получишь и то, и другое, – заметила Консуэло.

– Это правда, продолжение рода приносит спасение.

– Совсем как банковский счет.

– Девочки, прошу вас, угомонитесь. Хотя бы притворитесь серьезными.

Обе послушно сложили руки на коленях и сели ровно.

– Продолжайте, – выдала Альва с каменным лицом.

– Насколько я знаю, мужчины испытывают особые нужды, которые относятся к… – Армида остановилась. – Помнишь, у дедушки в бараках для рабов стены были обшиты такими досками со вбитыми колышками? Так вот – представь, что жена – это доска, а муж – колышек. Точнее, нет, у него есть колышек. У всех мужчин. Он находится там, где у нас…

Альва с Консуэло прыснули со смеху.

– Колышек!

– Я просто пытаюсь объяснить…

– Но он, конечно, должен быть из плоти, – заявила Альва. – Он… он похож на палец? Может, в нем есть кости? Или одна кость?

Армида нахмурилась:

– Я не знаю. Может, и так.

Альва представила что-то вроде крошечного слоновьего хобота. Однажды она видела слона в цирке Барнума. Есть ли в слоновьем хоботе кости?

– А мужчины могут им шевелить?

– Альва, о чем ты думаешь? – зарделась Армида.

– А тебе разве не интересно? Какой он длины? И куда он девается, когда мужчина не занят… продолжением рода?

Сквозь очередной взрыв хохота Консуэло Армида проговорила:

– Это не важно. Он сам знает, как эта штука работает и как с ней управляться. Вот что важно: ни в коем случае не подавай виду, будто тебе нравится то, что он делает. Доска – это метафора. Руки держи по бокам. И не… не извивайся.

– Не извивайся! – не унималась Консуэло.

Альва нахмурилась:

– Армида, как ты можешь. Я ведь не животное.

На самом деле она была животным. Как еще объяснить то, что она делала в юности? Гуляя в парке при школе в Нейи-сюр-Сен, Альва любила ложиться на поваленные деревья, прижимаясь к ним всем телом. Иногда она тайком каталась на пони без седла, обхватив его за бока ногами. Купаясь в ванной, она нарочно терла то место, до которого запрещено дотрагиваться без необходимости. Маман была твердо убеждена, что, потакая столь грязным желаниям, девушка себя губит. Альва себя губить не хотела, однако и поделать с собой ничего не могла – ощущения, которые она испытывала, были чудесными, и, поскольку никто после этого не начал относиться к ней иначе, продолжала это делать. Ровно до того дня, когда мать зашла в ванную и застала ее за этим занятием. Она выволокла Альву из ванны и, не позволив ей даже закутаться в полотенце, поставила лицом к рукомойнику и подняла расческу…

«Неужели моя дочь – животное?» (Удар.)

«Моя дочь никогда не будет вести себя подобным образом» (Удар.)

«Похоть – это смертный грех!» (Удар.)

«Если ты сделаешь это еще раз, ни один приличный мужчина не женится на тебе. Ты все поняла?»

Альва все поняла.

Армида тем временем продолжила:

– Дело, в том, что когда мужчины делают это с женщинами, они поддаются своим животным инстинктам. Они хотят заниматься… непотребствами. И твоя задача – этому помешать.

– Непотребствами?

Сестры обменялись беспомощными взглядами. Армида пожала плечами:

– Так говорила мадам Уитакер.

Мадам Уитакер жила по соседству с ними в Париже. Армида бывала в ее салоне по средам, когда модные леди и джентльмены собирались там выпить коньяка и мадеры и немного посплетничать.

Армида сказала:

– Предположим, это значит, что они ведут себя низко.

– И низко значит?..

– Я не знаю. Не знаю! Не важно. Я рассказываю тебе все это только потому, что порой ты ведешь себя не так, как положено леди, и…

– Что за чушь! – воскликнула Консуэло. – Мы же не в Средневековье живем…

Армида закрыла рот Консуэло ладонью.

– Альва, если твоему мужу покажется, что ты не вполне целомудренна…

– Не покажется. Я буду доской.

– Потому что одеревенеешь от страха! – засмеялась Консуэло.

– А кто бы не одеревенел? – проговорила Армида.

Спустя несколько дней расстроенный Уильям пришел, чтобы сообщить – его племянница, Элис, скончалась. Вся семья не могла оправиться от случившегося – у малышки начался жар, доктор не увидел в этом ничего серьезного. Однако угасла девочка так стремительно, что не успели даже послать за священником. И хотя, слушая Уильяма, Альва сочувствовала убитым горем родителям и переживала за собственную судьбу, поскольку свадьбу пришлось отложить, она не могла отделаться от другого чувства, которого стыдилась, – чувства облегчения.

Ведь о том, что происходит, когда в платье больше нет нужды, можно было не думать – по крайней мере, пока.