Kitabı oku: «Месомена», sayfa 3
Глава 3. Мэри
С потолка вниз по стенам поползли клубы чёрного дыма. Едва коснувшись оконной рамы, медленно, шелестя подобно змее, он двинулся к двери, на пути касаясь кушеток, стульев и тумбочек. Спавшие рядом люди не видели того, что видела я. Мой рот открылся в попытке вскрикнуть, но не издал ни звука. Дым стал опускаться мне на лицо. От страха я не могла пошевелить даже пальцами рук. Тьма неумолимо сгущалась у самых моих глаз.
Спасение пришло, когда его не ждали.
Дверь в палату медленно открылась, и ворвавшийся сквозняк вмиг растворил смертоносную тень. Долгожданный свет и свежесть вихрем пронеслись по комнате. Я задышала резко, рваными глотками хватая воздух. Поздним утром сюда наведался врач. Мужчина в халате, с измученным выражением лица и красными белками глаз, окинул взглядом палату и уставился на меня. Кивнув кому-то в коридоре, он направился в мою сторону.
«Интересно, какое у меня выражение лица. Как у безумной, наверно…»
Врач взял с тумбочки листки бумаги и молча стал их изучать, периодически поглядывая на меня, словно сверяясь с приведённым там списком. После он наклонился и прищурился.
– Что-то горит? – подала я голос. Он звучал глухо и очень тихо, будто я говорила сквозь марлевую повязку.
Мужчина удивлённо изогнул брови.
– Ты проснулась от запаха гари?
– Тут был дым. Когда вы открыли дверь, он…
Я опустила подбородок, вжимая голову в подушку. Я несу бред. То, что я говорю, звучит очень неправильно.
У меня болело горло. Сильно кололо виски, и руки… Что-то с руками…
– Что со мной? – обратилась я к дежурному врачу, когда он сделал какую-то пометку в документах и принялся осматривать мою шею и лицо.
– Отравление угарным газом, – будничным тоном отвечал он, словно предлагал какие-то блюда из меню в студенческой столовой. – Порезы, гематомы, небольшой шок и, наверное, всё… Шучу. Точно всё.
Когда он взял меня за руку, я неожиданно для самой себя вздрогнула и отдёрнула к груди обе кисти. Так вот что с ними. Я чувствовала сухость и натянутость кожи. На ладонях были бинты. На левой руке пластырь, тянущийся по всему запястью.
– Дай мне осмотреть тебя. Не дёргайся, пожалуйста. – Врач нахмурился, взял обе мои руки и поочередно согнул пальцы. – Тебе повезло. Пострадала ты достаточно, но из-за своей же глупости.
– О чём вы?
– О том, что ты вернулась в здание.
– Я искала подругу, – отвечала я, однако в голове звенела пустота. Ответ поступил сам. Словно он уже был заготовлен в подсознании.
– Да, слышал эту историю. Ты ведь знаешь, да? Это было глупо. Да, ты хотела помочь, но в этой ситуации ты просто подвергла себя опасности и всё. Ты бы не спасла её…
Меня обдало холодом. Руки сжались в кулаки.
– Боже! – воскликнул мужчина. – Не волнуйся! Она жива, и состояние её стабильное… Я лишь хотел сказать, что, не имея ни навыка, ни хоть какой-то подготовки, ни снаряжения, соваться в это дело – глупая идея. Ты могла умереть просто потому, что сглупила. Тебе повезло раз, когда ты вышла оттуда сама. Тебе повезло второй, когда тебя вынесли из здания.
– Где она сейчас?
– На этом же этаже. Её состояние хуже. Отравление, гематомы и перелом руки. – Мужчина опустил на мои ноги одеяло и сел на стул рядом, записывая что-то в бумаги. – Она поправится. Уверяю тебя. Но времени нужно больше… Вам обеим очень повезло.
Я сглотнула и немного закашлялась. В горле пересохло.
– Кстати. – Он отложил свою писанину и широко улыбнулся. – С Новым годом тебя! Твой подарок в коридоре. Родители с того вечера караулят тебя здесь. Позвать?
Я подняла руки и потерла щёки. Наверное, я бледная как труп.
«Сколько времени прошло? Уже наступил Новый год? Мама убьёт меня, ведь я чуть не погибла».
Лежавшие рядом люди спали. Все молоды. Видимо, тоже пострадавшие при пожаре. Интересно, сколько человек попало в больницу? А сколько погибло?
Дверь вновь открылась, и в палату вошла мама. Лицо у неё осунулось, белки глаз почти багровые. Отец шёл следом. Угрюмый и непобедимый. Не будь я пострадавшей, он бы «всыпал по первое число», просто хотя бы за то, что я поехала на вечеринку. В его понимании я должна находиться дома, пока не возникнет необходимость выйти. Учёба, покупка продуктов, прогулки с Никки… Какие-то чрезвычайные ситуации.
– Как ты? – спросила мама, кладя руки мне на лодыжки.
– Нормально, – отозвалась я. – Доктор сказал живая.
– Мы говорили с ним. Он сказал, что тебе гораздо лучше. – Отец подошёл к табурету и опустился на него, устало сгорбившись над моей постелью. Мне кажется, они оба не спали.
– Неизвестно, когда меня выпустят?
– Сама-то как думаешь? – усмехнулся он.
– Я тут надолго, поняла.
Звучало довольно раздражённо. Я выругалась про себя.
– Вилл, никто не виноват, что ты здесь, – строго проговорил отец. Его убеждения, что лучше всего сидеть дома и никуда не выходить, пока лишь подтверждаются происходящим. – Ты будешь здесь, пока врачи не решат, что всё хорошо.
– Звучит очень печально, – вздохнула я, пробуя подняться. Мама подошла ближе и подложила мне подушки под голову и спину. – Я чувствую себя здоровой. Голова только болит, но скорее из-за того, что я проспала… Сколько?
– Сегодня третий день, – мягко сказала мама вполголоса.
– Мам.
– Да, Вилл?
– Сколько жертв?
Родители обменялись недолгим, но многозначительным взглядом. Они в сговоре.
– Сорок девять человек.
Картинка постепенно начала собираться по крупицам в моей голове. Вечеринка. Сирена. Крики. Дым. Снег. Кровь. Стекло. Огонь.
Слишком много пустот. Чего-то не хватает. Я словно потеряла память. Вокруг ничего. Я сидела на пепелище и разбирала завалы из остатков прошлого. Что я оставила там? О чём забыла? Что потеряла из виду?
– Мам, а кто нас вытащил?
– Не знаю, детка. Добровольцы, спасатели… – нахмурившись, ответила она. – Я видела репортаж по новостям. Потом позвонила мама Натали.
– Я её не нашла. Ведь так?
– Вилл. – Папа поднял руку в воздух. Просьба остановиться. – Вас спасли и это самое главное. Ни о чём другом тебе сейчас думать не нужно.
«Постараюсь, пап», – невесело подумала я.
В палате появилась сестра. Она прошла вглубь комнаты, что-то напевая себе под нос, открыла форточку и направилась ко мне.
– Вам нужно поесть. Обед принесут через пятнадцать минут.
– Я могу встать? – обратилась я к ней.
– Можете, но одной лучше не перемещаться по больнице, – ответила женщина, осматривая моё лежбище. – Останетесь здесь?
– Да, – сказал отец, поднимаясь со стула. – Если, конечно, мы не мешаем.
– Мне нет. Хотите, сидите здесь, но не шумите.
– Хорошо, спасибо.
– Есть какие-то пожелания? – спросила сестра у меня.
– Да, – растягивая улыбкой пересохшие губы, ответила я. – Отпустите меня домой.
– Скорее всего, вас выпишут сегодня. Я видела вашу карту. Доктор сам вам скажет, когда вернётся с осмотра. С учётом количества людей на выписку, это может затянуться, но, думаю, к вечеру вы точно окажетесь дома.
В её слова очень хотелось верить. Сестра оказалась права, врач явился по мою душу спустя какое-то время и сообщил, что для выписки потребуется самая малость – заполнить пару документов. «Пара документов» звучало не столь страшно, как выглядело. При виде ожидающей меня стопки бумаг, я поморщилась. Однако выбор передо мной не стоял. Пока родители помогали с вещами, я решила всё же наведаться к Натали, пускай врач и был против. Получив номер палаты у администратора и вырвавшись из забитого людьми фойе, я вернулась на этаж, где нас разместили, и быстрым шагом направилась к подруге.
За окном неспешно проглядывались сумерки. У окна на улице прерывисто горел фонарь, включенный задолго до наступления ночи. В его тёплом оранжевом свете кружили тысячи мелких снежинок, больше похожих на пыль. Гул ветра слышен даже через толстое стекло и пластик. Невдалеке приветливо искрилась бликами фар заснеженная автострада. Сотни машин проносились мимо. Через больничный парк, если верить рассказам пациентов, можно выйти в лес. Тут же, рядом со зданием, располагалась парковка. Внизу стояла машина отца. Он разговаривал с какой-то женщиной, вышедшей из-за руля красной «Хонды» пару минут назад. К ним не спеша подошла моя мама и махнула рукой. Надеюсь, это не очередная её клиентка. Если так, то я за себя не ручаюсь.
Я подняла голову и неожиданно разглядела среди крон деревьев вдалеке крышу небольшой часовни.
«Что-что, а вид здесь волшебный».
Ната лежала с закрытыми глазами и не двигалась. Поговорить с ней у меня так и не получилось. Я подошла к её постели и взяла за руку. Рыжая осталась неподвижной. Время шло, а я никак не хотела идти у него на поводу. Опустившись к лицу подруги, я надолго прижалась губами к её холодному лбу. Запах оплавившегося пластика и синтетики тут же воскресил в памяти недавние события. Сделав над собой усилие, я отпрянула.
– Прости меня.
В коридоре меня встретила долгожданная прохлада. Под большими настенными часами, среди множества информационных досок и плакатов, стояла искусственная елка, с кучей разнообразных игрушек. Кое-где висели свертки либо конверты с пожеланиями. Несмотря на праздничную атмосферу, какая-то странная и тихая печаль не покидала это место.
У самых дверей меня вновь встречало скопление людей. Среди них я увидела родителей. Мама подошла ближе и взяла мою руку.
– Готова? – спросила она.
– Угу.
– Мне нужно подписать ещё какие-то документы, – пробубнил хмуро отец и исчез за спинами людей у стойки администрации.
– Идём. – Рука матери, горячая и слегка влажная из-за снега, что она тщетно пыталась стряхнуть со своих волос. Она обхватила меня выше запястья и улыбнулась. Глаза, по обыкновению, холодные и незаинтересованные, но в этом мимолетном жесте показались встревоженными.
Входная дверь снова открылась. До меня донёсся аромат очередного незнакомого женского парфюма, нагретого тёплыми потоками воздуха из кондиционера, шумно гудящего над главным входом в здание. Мама потянула меня вперёд. Тревога в её глазах стала отчётливее.
– Хочу тебя познакомить с Мэри. – К тому моменту девушка уже приближалась к нам. – Мэри, это Вилл, моя дочь.
Ожидающей и, как мне показалось, такой же встревоженной девушке, примерно двадцать пять – тридцать лет. Невысокая, стройная, со светлой, почти молочной кожей, как у тех кукол, что когда-то было модно дарить новорождённым малышкам, с копной волнистых каштановых волос, спускающихся по плечам на придерживаемую руками чёрную лоснящуюся шубу, с пухлыми губами под алой помадой и большими, ярко-синими глазами. «Линзы», – подумала я. На груди её расположился крупный красный камень, заточенный в золотое кольцо, отливающий множеством бликов при каждом движении девушки. Она прошла мимо собравшихся в кучу людей у входа и подплыла к нам. От неё исходил тонкий, но стойкий аромат дорогого парфюма, свежести улицы и слабых ноток чего-то сладкого. Корица, горячая выпечка, ореховый сироп… Она пахла, словно рождественский пирог!
– Привет, Вилл, – высоким, мягким голосом проговорила она и обнажила прямые белые зубы. Я попыталась предположить, где мои родители могли познакомиться с ней. На ум ничего не шло. Она мало походила на одного из клерков. Скорее заказчик или, быть может, крупный партнёр. Мои догадки пока казались мне верными.
– Здравствуйте, – ответила я ей, осознавая, что хмурюсь.
– Мне жаль, что ты попала сюда… Я рада, что с тобой всё хорошо. Розали часто о тебе говорила. – Казалось бы, в тоне этой девушки нет ничего угрожающего либо напрягающего, но во мне зародилось странное чувство. Стойкое чувство, что что-то не так. Я боялась, а вернее опасалась. Что-то мне не нравилось в этой особе. Быть может, её почти фантастическая красота. А может то, что фоновое напряжение сопровождало меня практически постоянно. Я заметила, что стала излишне тревожной и от этого тревожилась ещё сильнее. Какой-то замкнутый круг. – Рада, что познакомилась с тобой лично.
– Да, это взаимно, – натянуто улыбнулась я. Зачем здесь она? Какой вселенский смысл в нашем знакомстве здесь и сейчас?
Мы вышли из здания больницы и прошли к парковке. Папа уже прогрел машину. Оказавшись в салоне, я шумно выдохнула и поёжилась в куртке.
«Домой. Скоро я буду дома».
…Естественно, вскоре каждый вдох отзывался болью в лёгких и груди. Глаза заволокли слёзы. Я спустилась на четвереньки, в надежде, что это немного облегчит моё состояние. В зале так же включался и выключался оранжевый свет. На полу лежали люди. Одежда, стекло, куски пластика… Я перемещалась от одного тела к другому. Наты нигде не было. Вдруг с треском обвалилась картонная стена за сценой, и вместе с дымом в воздух поднялся столб пыли и трухи. Если раньше свет появлялся и исчезал вновь и вновь, отгоняя тьму, то теперь тусклое свечение объяло всё пространство. Что это и каков источник стало понятно сразу, но я отказывалась принимать этот факт. Мне нужно найти подругу. Дикий кашель разрывал грудь. От слёз видимость стала ещё хуже. На полу виднелись пятна крови. Впереди лежала девушка в таком же платье, что у Наты. Я направилась к ней. Преодолев пару метров, я поняла, что ноги не слушаются. Они тряслись и не держали мой вес. Внезапно я упала. Меня так разозлила моя слабость, что я стала рыдать и ругаться, пусть этого никто и не слышал.
Перед моим носом, среди стекла и пятен крови, проползла расплывчатая тень. Ожидать какого-то движения от людей вокруг не приходилось, поскольку присутствующие не подавали признаков жизни. Я испугалась очередного падения стен и подтянула под себя ноги, скрутившись в клубок. Незнакомая девушка впереди безжизненно смотрела в мою сторону.
Ужас сковал сердце в свои цепкие хищные объятья. Надо мной кто-то стоял, и я понимала это так же ясно, как и принимала безысходность собственного положения. Вместо облегчения при виде живого человека, мной овладел панический страх. Я повернула голову и тут же зажмурилась. Тело начало трясти, а тень неминуемо приближалась. Пара алых, струящихся лавой колец возникла над моим лицом. Тень коснулась моей руки и посмотрела прямо в глаза.
«Это радужка? Красная радужка?»
– Ната, – вырвалось у меня.
Будто искры от костра, пара горящих глаз устремилась в сторону. От объятого пламенем зала отделилась ещё одна тень и двинулась в сторону двери.
– Трое! – крикнул незнакомый голос из пустоты.
Из колонок медленно потянулась тихая музыка. Это из какого-то фильма. Не могу вспомнить из какого…
– Жарковато тут! – кричала девушка-диджей. – Я хочу, чтобы стало ещё жарче!
«Не надо!» – взвыло моё сознание.
– Зажгите сегодня! Горите!
Глава 4. «Приснись мне»
Уснуть не получалось, как я ни старалась. В очередной раз, открыв глаза то ли от неизвестного шума, то ли от того, что во сне мне стало не хватать воздуха, я нервно выдохнула и резко перевернулась на спину. Спальню пропитал тёплый полумрак. Дверь в комнату плотно закрыта. На полу рядом с кроватью лежала Никки, носом втягивая в себя воздух из щели у порога. На столе тихо гудел ноутбук. Я подняла глаза к окну.
«Который час?»
Издалека слышался шум льющейся воды и гул вытяжки в кухне. Мама вся в готовке. Стало быть, всё хорошо, я не проспала наступление праздника.
– Вилл? – встревоженно позвала мама из кухни, когда я попыталась незаметно просочиться в ванную комнату.
Закрыв за собой дверь, я подняла глаза и столкнулась взглядом со своим отражением. Лицо вытянуто, синяки под глазами стали темнее и глубже, чем обычно. Верхние веки опухли и давили на глаза. Белки красные, на левом вовсе лопнул капилляр. Губы сухие и потрескавшиеся. На левой щеке синяк. В ушах стал нарастать гул. При виде того, как изменилось лицо, я почувствовала подступающую к сердцу тревогу.
«А там?» – промямлила я, поддевая пальцами край ткани.
На обеих руках уже желтеющие синяки. Я стянула полностью футболку и опустила голову к бицепсу. То, что я видела, мой мозг не сразу осознал и принял. На плечах и ниже, ближе к локтям, на запястьях, темнели вытянутые фиолетовые пятна. Чтобы провести аналогию, долго думать не пришлось. Это следы чьих-то рук. Я коснулась их и вновь повернулась к зеркалу. На левом боку ссадины и ещё пара синяков. Уже бесформенных и более обширных. Видно, что я падала и не раз.
– Вилл. – постучала мама.
– Что?
– Давай помогу.
Я оттолкнула дверь от себя и впустила её. Лицо женщины слегка порозовело с того момента, как я видела её в больнице после случившегося. Мама закрыла дверь изнутри и подошла ко мне. От неё пахло выпечкой, запечённым мясом и средством для мытья посуды. Она взяла меня за руки, слегка наклонив к ним голову.
– Нужно обработать швы, – пробормотала она.
– Угу.
– У тебя ничего не болит? – с той же тревогой спросила она, подняв голову и внимательно посмотрев мне в глаза.
– Пока нет.
Я потянулась к крану и включила воду.
– Не мочи руки, – тут же приказала мама.
Раздевшись, я перелезла через бортик ванны и села в позе лотоса на дне. Как и сказала мама, подняла руки и прижала их к холодному кафелю.
– Возможно, будет неприятно. У тебя здесь царапины…
– Сделай горячее, пожалуйста. Холодно.
Струя воды, бьющая в спину, медленно поднялась выше, к шее, затем к голове. Мама убрала мои волосы назад, спуская их вниз по позвоночнику, и подняла душ над головой. Как только горячая вода коснулась макушки и полилась вниз, в уши, на лицо, шею и плечи, я с наслаждением закрыла глаза. Образовавшийся своеобразный купол оградил меня от мира. Я не слышала ничего, кроме воды, и ничего, кроме неё, не чувствовала. Так я могла сидеть вечность.
Мама сместила воду к рукам, поочерёдно проведя душем почти до запястий. После она выключила воду и взяла баночку шампуня. Запах ежевики, я надеялась, избавит меня от смрада больничных простыней, пыли, гари и пластика.
– Видела цвет? – пробубнила я, указывая на тёмную воду вокруг себя.
– Не переживай. Сейчас я тебя отмою! – пообещала мама.
Женщина усердно принялась втирать мне в волосы шампунь. Через какое-то время я сидела с сооружённой на голове шапкой из пены. Закрыв глаза, словно уснула.
– И почему я раньше не давала тебе меня купать?
– Не привыкай, Вилл, – вздохнула мама. – Это разовая акция. Ты уже большая девочка.
Не знаю, входят ли галлюцинации в симптомы отравления угарным газом. Возможно, мне просто повезло приложиться головой с такой силой, что начало мерещиться всякое. Забавно, что я думаю об этом так усиленно, будто это было самым важным на тот момент. Подумаешь, люди с красным радужками глаз. Мало ли, сколько ребят в линзах спасают чужие жизни. Всего-то – красные глаза. Что такого?
– Мам?
– Что? – настороженно отозвалась женщина и резко убрала руки, подумав, что сделала больно.
– Хочу кое-что рассказать.
Она медлила. Несколько секунд мы молчали. Я попробовала запрокинуть голову, чтобы посмотреть на неё, и лишь тогда она ответила.
– Тебя это беспокоит. Что-то видела в пожаре?
– Да, мам. Кое-что.
– Расскажи.
Она подняла душ над моей головой. Грязная пена не спеша поползла вниз по волосам.
– В тот вечер, когда я вернулась за Натой, – начала я. – Не знаю, почему я об этом думаю и почему эта ситуация не выходит из моей головы. Те, кто нас вынес… Я видела их глаза, мам. Я думала, возможно, это линзы. Они буквально светились.
Мама отключила воду и опёрлась руками о бортик ванны.
– У тебя есть какие-то предположения? – Исходя из её вопроса и интонации, я сделала вывод, что она в замешательстве и не скрывает этого.
– Никаких. Меня наверно не это должно заботить, но…
– Ты уверена, что это они вас вытащили?
– Во-первых, это последнее, что я помню. Во-вторых, один из них поднял меня. В-третьих, кто-то из них считал. Думаю, они выносили людей и считали.
За спиной раздался шумный выдох. Мама выпрямилась и потянулась за бутылочкой геля.
– Может быть, тебе показалось? – спросила она чуть спокойнее. – Это мог быть свет от огня?
Я показательно фыркнула.
– Вилл, я не могу тебе ничего предложить, – ответила мама. – Да, могла быть травма и ушиб, тебе могло показаться. Это мог быть оптический обман. Я не знаю… Хочешь, мы найдём их?
– И что я им скажу?
– Всё просто. – Женщина включила воду снова и принялась смывать с меня гель. – Ты можешь поблагодарить их.
Я молча уставилась в мыльную пену перед собой. Эта идея кажется очень благоразумной.
Спустя несколько минут мы сидели на кровати в моей спальне. Мама сняла бинты, обработала порезы на ладонях и снова перевязала мои руки. После она включила фен и, сев позади меня, начала сушить волосы. От меня всё равно пахло гарью. Я поморщилась.
– Спасибо, мам. Дальше я сама. У тебя там ничего не сгорит?
– Нет, всё готово. Мэри с Сэмом будут очень скоро. Нужно будет встречать.
– Сэм?
– Да. Её муж
– А у них есть дети?
Мама две секунды буравила взглядом пустоту перед собой, пока я отбирала у неё фен.
– Если да, и они придут с ними, я останусь у себя.
– Детей нет, – ответила женщина и двинулась к двери. Слова её звучали неуверенно, как если бы она не знала правды или же скрывала её.
– Что мне надеть? Платье необходимо или могу остаться в домашнем?
– Надень, что хочешь. – Слабая улыбка смягчила задумчивое выражение лица матери. Однако вскоре она опомнилась и повернулась в мою сторону. – То синее платье, которое ты купила в октябре, очень красивое и удобное. Ты сама хвалила.
– Отлично. Его и надену.
Как только мама ушла, я принялась сушить голову дальше. За шумом фена я не услышала звонка в дверь. Только лай Никки оповестил о пришедших гостях.
То синее платье, о котором говорила мама, на самом деле ничего особенного собой не представляло. Простая плотная ткань тёмно-синего цвета в белую горизонтальную полоску, слегка облегает бёдра и тянется почти до самых колен. Вполне удобно, согласна. Я надела его поверх тонкой хлопковой майки, надеясь хоть как-то уберечь его от капелек крови, сочащейся из ранок, раскрывшихся после горячей ванны. Расчесав волосы, собрала их в высокий хвост. Впереди меня ждала более сложная задача. Девушка в зеркале нуждалась в макияже.
Зелёная радужка на фоне красных белков выглядела ярче привычного. Ресницы, всегда немного вздёрнутые вверх, сейчас опущены и тянутся вперёд. На сером лице красуются желтоватые пятна. Губы покрыты трещинами. Длинные тёмные волосы потеряли блеск. Прислонившись к своему отражению, я внимательно вгляделась в глаза напротив.
– Вот и повеселились.
За шумом в гостиной было трудно разобрать, что и кто говорил. Распираемая невесть откуда взявшимся любопытством, я принялась за торопливый небрежный макияж. Забетонировав бледное лицо слоем тонального крема, я подвела карандашом глаза, нанесла тушь на ресницы и, довольная собой, подмигнула отражению.
– Гораздо лучше, – усмехнулась я.
В коридоре пахло духами Мэри. Аромат сладкий, тянущийся как расплавленный зефир, мягкий и нежный. Я не спеша прошла по коридору и вошла в гостиную.
Девушка, стоявшая у нашей ёлки, словно сошла с картины. Сейчас, в своей свободной голубой блузке с рукавами-фонарями, с широким синим поясом на талии и в длинной белой юбке из плотного атласа, она очень походила на «Всадницу», только без вороной лошади. Тёмные волосы изящно уложены на плечи. Лицо её, мягкое и добродушное, плавно повернулось в мою сторону, едва я вошла в комнату.
– Привет, Вилл! – улыбнулась Мэри, делая шаг навстречу.
Я медлила.
Её спутник перевёл на меня взгляд. Им оказался высокий широкоплечий мужчина тридцати пяти, может, сорока лет, с прямыми пепельными волосами, едва касающимися мочек ушей, небольшой щетиной на мужественном подбородке и приветливой, немного хитрой улыбкой. Его слегка сощуренные светло-серые глаза пристально осматривали моё лицо. Некое выражение добродушия и коварства одновременно. Голос звучал низко, с хрипотцой, словно он совсем недавно переболел гриппом.
– Здравствуйте, – ответила я.
– Вилл, это Сэм, наш старый друг, – произнёс отец, подводя меня ближе к себе. – Сэм, моя дочь, Вилл.
– Очень приятно, Вилл, – произнёс гость.
Я подняла руку, в привычном для себя жесте, с целью закрепить невольное знакомство рукопожатием, но неожиданно для себя заметила, как мужчина склонился к ней.
– Взаимно, – слегка заторможенно ответила я, убирая руку. Ложь, несомненно.
– Я очень рад, что ты дома и что с тобой всё хорошо. То, что случилось в «Парнасе», ужасно. Я надеюсь, что в твоей жизни это первое и последнее серьёзное потрясение.
– Сэм, давай сегодня постараемся не поднимать эту тему? – произнесла нимфа из-за его спины, обнимая мужчину за руку. – Вилл здесь, и с ней всё хорошо.
– Я – за! – воскликнула мама. – Вилл, ты нужна мне в кухне. Поможешь?
К нам на помощь вызвалась Мэри. Мужчины расположились у окна в гостиной и что-то тихо обсуждали. Задним фоном работал телевизор. На одном из телеканалов папа нашёл старые музыкальные клипы. Я и Мэри носили напитки и закуски. Как только последнее блюдо встало на своё место, мы наконец сели за стол. Незамысловатые разговоры, ни к чему не обязывающие расспросы, смешные, как считал мой папа, шутки… Они скоротали время. Незаметно прошло больше полутора часов. Пусть праздничный вечер и был полон однообразных скучных бесед, я смогла погрузиться в умиротворяющую атмосферу, одним слушая гостей, другим же – наслаждаясь приглушённой музыкой из телевизора. Я подскочила от неожиданности, когда зазвонил телефон.
– Вилл! – воскликнула Ната, едва я ответила на звонок.
– Ната?
– О чудо! Я уже минут пять звоню тебе! – шутливо ругалась подруга.
– Я рада тебя слышать! Как ты? Где ты? Что с тобой?
– Вилл! Я звоню поздравить тебя, а не рассказывать последние новости! – говорила девушка. Голос её начал прерываться.
– Я жутко переживала! Ната, я хотела…
– Дорогая Вилл, поздравляю тебя с наступающим Новым годом! Желаю тебе встретить свою любовь, поднять самооценку, купить машину и всегда слушать свою подругу!
Я рассмеялась, хотя из глаз вот-вот потекли бы слезы.
– Приехал двоюродный брат с родителями. Они грозились поставить ёлку у меня на тумбочке. Я думала, это самая неловкая минута в моей жизни, но потом я узнала, что меня вынес какой-то молодой паренёк. Знаешь, я в жизни так не хотела домой, как сейчас. – Ната шумно вздохнула.
– Прости меня.
Договорить мне не суждено. Она вновь перебила. Ей слишком неловко слышать от меня слова откровения. Проще шутить.
– Да, прощаю, но в будущем мы не идём туда, куда хочешь ты, а идём туда, куда хочу я.
– Хорошо, – согласилась я. Какое облегчение. Это меньшее, что я могла получить.
– Рада тебя слышать, Вилл.
– Да, я тебя тоже.
– Когда я очнулась, первое, о чём я подумала, что ты не выбралась.
Я знаю, каких трудов стоит сказать нечто подобное. Отвлечь Нату мой долг.
– Как твоя мама?
Мой вопрос вызвал шквал эмоций. На несколько минут Нату захватил эмоциональный, полный ругательств монолог. Я лишь улыбалась, молча выслушивая подругу, которой пришлось остаться в праздничный день в стенах больницы.
Этот Новый год разительно отличался от всех предыдущих.
И дело даже вовсе не в том, что в канун праздника я едва не погибла. Что-то изменилось в мире вокруг. Перемены ощущались и во мне. Казалось, впереди ожидает нечто новое, что-то, что изменило бы всё. Произошедшее в «Парнасе» изменило нас. Я не могла объяснить это чувство самой себе, но совершенно точно знала – как раньше уже не будет.
Я обвела взглядом нашу небольшую уютную гостиную, не задерживая толком ни на чём внимания. Ни на сидящих за праздничным столом людях, ни на скромной, но старательно вырезанной собственноручно гирлянде, спадающей с потолка, ни на старенькой ели в углу, чьи ветви вмещали всё наше богатство игрушек, ни на подарочных коробках и пакетах под ней, ни на расположившейся у стола Никки, недоверчиво оглядывающей гостей. Я не слышала никого и ничего. На мгновение мир замер. Момент перелома, перехода из одной субстанции в другую. Редкие минуты, когда ты и не в прошлом и не в будущем и ощущаешь это настолько чётко, что даже реальный, осязаемый и видимый мир становится, будто бы неважен и эфемерен. Что мы теряем и что приобретаем в эти моменты? Для чего они нам нужны?
В нашем доме гости – редкое явление. Те, что сидели с нами, видимо, и вправду были важны моим родителям. Мама открыла им сердце и позволила стать частью одной нашей старой традиции. За несколько минут до наступления Нового года она раздала присутствующим небольшие клочки бумаги и пустила по столу ручку, проговорив дважды то, что нужно сделать, а отец тем временем со знанием дела выложил из кармана зажигалку, припасённую ещё днём. Это показательный ритуал. Он означал, что родители приняли эту пару.
Вписав два слова в клочок бумаги, я свернула её и подожгла первой. Пепел осыпался в наполненный бокал. Помогало ли мне раньше подобное мероприятие и исполнялись ли мои желания, я не помнила, однако точно могла сказать – я была счастлива. И годом, и двумя, и пятью ранее. Имело ли значение то, что будет вписано в листок?
Абсолютно никакого.
И всё же я запомнила, что написала.
