«Аку-аку. Тайна острова Пасхи» kitabından alıntılar, sayfa 2
Меня ставило в тупик это дикое суеверие разумных пасхальцев, но потом я вспомнил про наш собственный мир. Разве нет у нас двадцатиэтажных домов без тринадцатого этажа или самолетов, где за двенадцатым местом сразу следует четырнадцатое? Значит, кто-то верит, что число «13» заколдованное, с ним связан приносящий несчастье злой дух. Вся разница в том, что мы его не называем недобрым аку-аку… Разве нет людей, для которых дурная примета рассыпать соль, или разбить зеркало, или встретить черную кошку? Они, эти люди, верят в аку-аку, хоть и не пользуются этим словом. Так стоит ли поражаться тому, что обитатели самого уединенного в мире островка подозревают своих пращуров в колдовстве и верят, что тени предков, бродят среди их гигантских скульптурных портретов, которые даже мы, европейцы, во всеуслышание называем таинственными. Если сытый черный котишка, средь бела дня мирно шествующий по дороге, на кого-то нагоняет суеверный страх, что же тогда говорить о скелетах и черепах в мрачных подземельях острова Пасхи!
Чтобы хорошенько узнать какое-то место, надо там переночевать. Мне случалось спать в самых неожиданных местах: на алтарном камне древнего Стоунхенджа, в сугробе на высочайшей вершине Норвегии, в каморке из сырцового кирпича в одном из заброшенных пещерных поселений Нью-Мексико, у развалин обители первого Инки на острове Солнца на озере Титикака. И вот теперь я решил переночевать в древней каменоломне Рано Рараку. Не потому, что я суеверен и рассчитывал узнать секреты длинноухих от их духов, а потому, что люблю необычные ощущения.
Переходя в полной темноте из одного убежища в другое, я говорил себе, что жители этого солнечного островка повели себя очень неразумно, вместо того чтобы жить на солнце в мире со своими соседями. Но тут же я подумал о нашем собственном мире - как мы в двадцатом столетии тоже в страхе роем себе убежища глубоко под землей из-за того, что мы сами и наши соседи затеяли игру с атомной бомбой
Вот сверкают в улыбке зубы второго штурмана Ларсена, жизнерадостнейшего человека на свете, который даже на электрическом стуле нашел бы, над чем пошутить.
Легче найти слова на перроне вокзала, чем на берегу самого глухого острова в мире, да еще когда прощаешься с человеком, который стал тебе другом на всю жизнь.
Мы тронулись в путь. Впереди я, сложив руки накрест, затем, положив руки мне на плечи. староста и, наконец, последним, Ласарус. Не было видно ни зги, и меня так разбирал смех, что я спотыкался обо все камни.
Мне рассказывали о людях, которые боятся перевернуть солонку, разбить зеркало, или верят в несчастье, если чёрная кошка перебежит им дорогу. Такие люди верят в аку-аку, они только не называют этого своим именем. <...> Разве не естественнее вообразить себе аку-аку среди черепов и скелетов в тёмных лавовых тоннелях острова Пасхи, чем в шерсти мирной чёрной домашней кошки, весело перебегающей дорогу в прекрасный летний солнечный денёк?
Когда я стал утверждать, что никаких аку-аку вообще не существует, они посмотрели на меня как на слепого идиота.
Я погасил фонарь и попытался заснуть, но опять вокруг началось шуршание, послышался шорох. И когда мне вновь удалось извлечь из фонаря слабый свет, я увидел коричневого таракана величиной с большой палец... Я стал светить вокруг себя и обнаружил, что повсюду сидят огромные жирные бестии. Они сидели кучками рядом со мной, надо мной, а два даже взобрались на мой спальный мешок и шевелили там своими усами. Отвратительное зрелище! Они как бы подкарауливали меня, тараща большие глупые шаровидные глаза... Один храбрец даже ущипнул меня за ухо. <...> Несколько больших чудовищ, подобно каннибалам, жрали остатки своих собратьев, раздавленных мною. <...> Когда-то, будучи ещё мальчишкой-бойскаутом, я заучил мудрое изречение: все существа красивы, надо к ним только как следует приглядеться.
Он боится, что островитяне сопьются, как только получат неограниченный доступ к алкоголю. Он боится, что любой человек сможет злоупотребить их доверием, и они потеряют человеческий облик.
