«Семнадцать мгновений весны (сборник)» kitabından alıntılar, sayfa 20

Вы должны атаковать, желая спасти нацию от тотального уничтожения, вы должны обвинять Бернадота в бездействии, а вы лишь приближаетесь к тому, чтобы робко и опасливо обозначить эту правду. А правду нельзя обозначать: либо ее произносят, чего бы это ни стоило, либо лгут. Или – или, третьего не дано…

так, как служил мне и моему несчастному

и то же)». Именно Осецкий накануне того дня, когда старый фельдмаршал рейхспрезидент Гинденбург принял фюрера и поручил ему создание правительства «национального

перепалку и страдает ни за что ни про что. А этот – благополучный, тихий, пчелиный лес, мне его совсем не жаль». Когда стало темно

стратегии: „отступи вовремя“. Я поверил грохочущей

и порой Штирлиц боялся своего постоянного желания, ибо – чем дальше, тем больше, – он уезжал отсюда расслабленным, размягченным, и его тянуло выпить…

русскиедома всем казалось, что дни рейха сочтены и никаких неожиданностей не предвидится. А он, как никто другой, особенно сейчас, проникнув в тайну переговоров с Западом, зная изнутри потенциальную мощь германской армии

Единственная гарантия против войны – это людская память.

– Осень… Будь она неладна. – Не любите осень? – Ненавижу. – Отчего так? – Купаться нельзя.

Очень. – Пойдемте. Шуцман спустился с Кэт в пустое здание метро, открыл дверь полицейской комнаты и, включив свет, кивнул головой на телефонный