Kitabı oku: «Движение по кругу. Сборник стихов», sayfa 2

Актриса

Как надоели сплетни и предвзятость.

Но наплевать на то, что скажут люди.

Творцов и победителей не судят,

Пусть даже им и не знакома святость.

Она актриса. В жизни и на сцене.

Живет театром. Примеряет роли.

То, умирая, корчится от боли,

То падает от смеха на колени.

Она свободу любит, как дикарка.

Её зовут дорога, море, горы.

И вольный воздух впитывают поры.

И тлеет у упрямых губ цигарка.

Сама себе рабыня и царица.

И отыграв, для всех раздаст поклоны.

Но скроется за ширмою фургона,

И будет ждать, когда он постучится.

И только с ним, саму себя играя,

За слоем слой, снимая грима корки,

Души немного приоткроет створки,

И выдаст безлимит к воротам рая.

Астры в метель

Расстелет метель

Ледяную постель.

Увы, не ко времени.

Цветы жаль осенние,

Наследие

Этого лета,

Капли тепла, света.

Горячие головы,

Солдаты из олова

Последние.

Как звездам сёстры,

Лепестки острые,

Прикоснешься – нежные,

И под покровом снежным

Склонённые.

Ведут жесткий бой

Со старухой зимой.

Ледяными пиками,

Яростными криками,

Пронзенные.

Бросят семена.

Что не придет весна,

Под снежной тяжестью,

Всё им, бедным, кажется,

Но напрасно.

К исходу года

Уснет вся природа.

Таков закон планеты.

Придёт весна. И это

Прекрасно.

Атаманша

Ее помада ярче чем закат.

В глазах азарт и молодой задор.

Она не нянчит баловней внучат.

Не вяжет шаль. Не смотрит из за штор.

Не жди душеспасительных бесед

От этой Леди возраст хххl.

И злостью пусть подавится сосед,

Мечтая смерть призвать в ее постель.

Но вновь взревет ее автомобиль.

В лицо жара, дожди снега туман.

Дорог шальных и звезд глотая пыль,

По жизни мчится бабка атаман.

Платок повяжет лихо, набекрень.

Феррари новой сделает тест драйв.

Прогонит грусть и сделает твой день.

Глядишь и понимаешь: вот что кайф

Старушку дома тяжело застать.

Ведь что ни вечер, новый модный клуб.

Как энерджайзер будет танцевать,

Не выпуская сумочку из рук.

И вьются стаи молодых мужчин.

В глаза глядят и дарят ворох шуб

И нет им дела до ее морщин

Борозд и складок возле алых губ.

Она моложе молодых девиц,

Живей живых, и всем покажет нос.

Душа без меры, сердце без границ.

И не помеха пепельность волос.

И сама смерть склонится перед ней.

И там за гранью временных кулис

Дадут ей божьих, огненных коней,

И жизнь попросят повторить на бис.

Бабочка

Когда её наивные мечты

Издохли под колесами грузовиков,

Используя остатки красоты,

Ловила на пыльцу истертых мотыльков.

Открыв товар лицом: большую грудь,

И каблуками отбивая злую дробь,

Она стреляла взглядом: – Кто-нибудь,

Ловись на красное, ловись. Себя угробь.

Короче юбка, черные чулки,

Ресницы – крыльями, чуть смазан макияж.

И непременно темные очки.

Смеются мужики:– А по любви нам дашь?

Любовь! Хватило ей любви до ста,

Дожить б до тридцати, до ста не доживешь.

Наелась. Всё. Сыта. Сыта. Сыта.

Ты это слово как угодно повернешь.

В холодном доме тихо плачет мать,

Худые руки в синяках и в сетке вен.

– Люблю его, мала ты понимать.

Вздохнет: – Пойду стирать. И дочь столкнет с колен.

Она запомнит классную игру.

В любовь. Так, расстегнув штаны, сказал сосед.

На лестнице он приставал в углу.

А было ей тогда всего лишь десять лет.

Любовь за годы истрепалась в хлам.

Бывало, ей клялись, хоть это и смешно.

А после глазки вниз, и по домам.

Нет никакой любви. Есть сказка. Решено.

Как ярко нынче светят фонари.

Он долго ехал к ней. Сквозь годы, сквозь века.

Он снял ее на жизнь, не до зари.

Любовь взмывает вверх, как бабочка, легка.

Барыня

По картине В. М. Максимова «Всё в прошлом»

Она, неспешна, как большой фрегат.

Седьмую допивает чашку чая.

На платье сплошь алмазы, жемчуга.

В душе томленье, барыня скучает.

Ей пляшут скоморохи и медведь.

Но больно растревожит душу скрипка,

И вновь гуляет по крестьянам плеть,

И вновь рыдает поротый Антипка.

То вдруг зовет чернавку на обед.

Ей вилку подает к тарелке супа.

То вдруг насыплет ей в подол конфет,

Служанка лупает глазами глупо.

А то и спросит дуру невзначай:

На сердце есть ли кто из милых другов.

И подливает водку дуре в чай.

Та всё расскажет. Барыня – подруга.

Что уж она просватана давно,

Что милый ей цветы под окна носит,

Она же к милому через окно.

И, осмелев, на свадьбу рублик просит.

А барыня от зависти черна:

Ведь у крестьян, и то любовь бывает.

Она лишь, горемычная, одна.

Года идут, краса и убывает.

И молвит волю, точно Божий глас.

Кого продаст, кого в сердцах запорет,

Кого сошлет, чтоб не мозолил глаз.

И только в радость ей людское горе.

Она живет, не ведая забот,

Как на дрожжах растут её телеса.

И в черном теле держит свой народ.

Но тут сосед приехал из-за леса.

Лукавый, бойкий и хорош собой.

Костюмчик тонкий. Видно заграничный.

И ну, хвостом вилять перед вдовой.

И галстук есть, и выговор столичный.

И, хоть не сразу, барыня сдалась.

А после свадьба, пир большой, богатый.

Муж по двору ходил, почуяв власть.

На пересчет доход, крестьян и хаты.

– Ах, милая, мне денежки нужны.

Затеял пруд я по англицкой моде.

И очи томные его нежны.

И пусть прудов и рек хватает вроде.

Она подарит пруд и лошадей.

Простит костюмы, карты, сани.

А люди что? А что ей до людей?

Влюбленная покорней кроткой лани.

За годом год. Ветшает дом и сад.

Уехал муж. «Дела», – он в письмах пишет.

Кто любит, тот обманываться рад.

Вот только денег… Починить бы крышу.

Сдает и сама барыня, сдает.

Умом слаба, и телом стала тоже,

К себе служанку верную зовет,

Чтоб по привычке залепить по роже.

Но падает рука её, дрожит.

Бессилие старуху жутко бесит.

И от бессилия слеза бежит.

Служанка старая белье развесит.

Поставит чай и примется вязать,

Так до заката время коротая,

Пропустит петли, уж не те глаза.

И жизнь, остатки книги их листая,

Судьбу, как нитку, их соединит,

Дни бисером последние нанижет.

Ведь одиночество, оно роднит,

Когда все в прошлом, люди ближе…

Белый платочек

По книге М. Булгакова «Мастер и Маргарита»

Спи, мой родимый сыночек.

Вот тебе белый платочек.

Папа нас больше не любит.

Сказали об этом люди.

Люди так любят бить слабых.

Слабее безмужней бабы,

Лишь только мужик сбежавший,

А вроде бы сына ждавший.

Я знаю, как будет трудно.

Лишь мертвые неподсудны.

Накрою белым платочком.

Глазенки – черные точки.

И мне собираться надо.

Дорога длина до ада.

Я жду огневые муки,

Но Гелла мне сунет в руки

Платочек кипельно-белый.

За что так со мною, Гелла?!

Гелла безмолвна, сурова.

День повторяется снова.

Эй! Жгите, терзайте тело!

Платочек не надо! белый!

Да. Ад этот мой заслужен.

Сдалась, сынок был не нужен.

А надо было остаться.

Бороться и жить, сражаться.

Нет участи горше труса,

В веках имена сотрутся.

Темница, платочек белый.

Пощады просить не смела.

Пример мой многим уроком,

Но нет же вины без срока.

И исподволь я помощи ждала.

И вот однажды Гелла не пришла.

Берендеева невеста

Я приблудыш, найденный в лесу.

Толи навья, толи ведьмы дочь.

Уж тягали меня за косу,

Уж и били до предсмертных корч.

Я росла, что сорная трава.

Без приюта, сирота -душа,

Виновата кругом, не права,

Лишь за то, что собой хороша.

И глядят мне с завистью вослед

Бабы – злыдни: – Ведьму надо сжечь.

А иначе уж прибудет бед

От зеленых глаз, да круглых плеч.

Дохнут куры, не поёт петух.

У коровы мало молока,

Это всё проклятый ведьмин дух,

Дурной глаз и подлая рука.

А мужики, что на сало кот,

Всё глядят на выпуклую грудь.

Кобели. Бессовестный народ.

С ней на совесть. С нами как-нибудь.

Будто мне их взгляды ценный дар,

Мне их взгляды будто в горле ком,

Каждый тащит в сенник за амбар,

Каждый нагибает за углом.

Уж молилась я богу болот,

Хоть безмолвен был темный бочаг.

Но всё чудилось мне, что вот-вот,

Сброшу жизнь, что котомку с плеча.

Толи мне ответил все же бог,

Толи кару люди понесли.

Вести донеслись со всех дорог:

Берендей ищет новой земли.

Заведется в лесу берендей

Уж и взвоет тогда всё село.

Всем известно: берендей – злодей,

Ибо лютый и хитрый зело.

Не пойдет за приманкой в капкан,

На рогатину его не взять.

Как дитя, сломает мужика,

А самого его не сломать.

Берендей это ведь не медведь.

У него человечья душа.

Человеком иль зверем смотреть,

Это лишь берендею решать.

Всем селом собрали дары,

Хлеб и пиво, и мясо, и мед.

До утра полыхали костры,

До зари суетился народ.

Бочку пива уж больно хмельну,

Берендею несут на поклон.

Собирают и девку одну.

Пусть невесту возьмет себе он.

Жизнь за жизнь. Я одна против всех.

Не сужу. И их можно понять.

В платье новое, да лисий мех

Обрядили на свадьбу меня.

Напоили медовым вином,

И помчался с подарками воз.

На уме у меня лишь одно:

– Поскорей бы. Не выказать слез.

Зверь не зверь, а пути назад нет.

Да и сколько себе можно врать.

Я последний встречаю рассвет,

Больно будет поди умирать.

Да только смерть ко мне не спешит.

Уж и солнце взошло высоко.

Блещет озеро сквозь камыши,

Да откуда-то тянет дымком.

Что мне делать, не век же стоять.

И пошла я на запах костра.

Меж болот расстилается гать,

Колет ноги осока остра.

А костер был и вправду хорош.

Только где же его хозяева.

На костре котелок, рядом ковш,

Уж почти прогорели дрова.

Я привычно за дело взялась.

Поспевает наваристый суп.

Родниковой воды напилась,

Стерла капли с обветренных губ.

Поднимаю глаза – стоит он,

Не медведь. Поболе раза в два.

Вместо рева человечий стон,

Да и сам живой едва, едва.

Под лопаткой засела стрела.

Видать сказки про силу их врут

И пока он не сделал мне зла,

Буру кровь со спины оботру.

И возьму поудобней кинжал.

– Надо резать. Терпи мой родной,

И понятливо зубы он сжал,

Все равно порывался на вой.

По спине алой кровью узор

Белый проблеск в ране серебра.

Знать нашел охотничий дозор.

Был медведем, вот и смог удрать.

Я три ночи рядом не спала.

Всё боялась, думала умрёт.

Ой ты гой еси, лиха стрела.

Не на смерть ряди, а на живот.

Толи вправду ведьмою была,

Толи лес мне что-то подсказал.

Только рана всё же зажила,

Человеком распахнул глаза.

Нет. Не съел меня. Пока жива.

Гладил руки, в губы целовал.

Бушевал в душе огонь родства.

Слава лесу. Нам друг друга дал.

И живем вдвоем в его лесу.

А село сгорело дочиста.

Медвежонка вскоре принесу.

Берендеевой семье под стать.

В моем доме очаг

В моем доме очаг, огонь и танец костра.

Подойди, отогрей ледяные ладони.

В эти желто-красные дни гуляют с утра

Золотые туманы, как дикие кони.

И если хочешь войти, дверь открыта всегда.

Приходи просто так. Хочешь, будь званым гостем.

Вот тебе кружка. В ней живая моя вода,

Но ты же помнишь, вкуснее вода из горсти.

Открываясь тебе, седьмую сниму печать.

Расскажу о важном, сложном и невесомом.

А хочешь, будем просто лежать, просто молчать,

Укрываясь от мира, за стенами дома.

Если хочешь забыться – заварю сон-траву,

Бархат губ. Жаром тела согрею в постели,

Розы в саду, не щадя рук, в охапку нарву.

Стану сказывать сказки во время метели.

В моем доме музыка, солнце, всегда тепло.

Высокие окна и хрустальные залы.

Но, не дай тебе Бог, в доме феи замыслить зло,

И не дай тебе Бог, спуститься в его подвалы.