Kitabı oku: «Движение по кругу. Сборник стихов», sayfa 3

В храме

Куда пойду? За ворота.

Туда, где высится храм.

Развернусь в вполоборота

И поклонюсь куполам.

Ничего не спрошу в храме,

Я молча свечку зажгу.

Святые всё знают сами.

Итак перед ними в долгу.

Взгляд поднимаю выше,

Туда, где купола свет.

Слышат, я верую, слышат.

И я ваш слышу ответ.

Тянутся души – нити.

И я к вам однажды вернусь.

Ждите, любимые, ждите.

Жизнь все живут одну.

Великая Коко Шанель

Великая, ты так любила чёрный.

И он тебе необычайно шёл.

Творила вдохновенно, увлечённо.

Ты, маленькая, вышла в мир большой.

В мир моды, где священные законы

Не изменялись долгие века.

Но ты! Ты умудрилась стать иконой

За счёт лишь брюк и платья, и платка.

Духи и жемчуг, скромная помада,

И вот готов универсальный стиль.

Для стиля много яркости не надо,

Что б выйти в свет и светом потрясти.

Твои слова давно уже цитаты,

Ты говорила: – Над собой трудись.

Начни с души своей и вот тогда ты

Изменишь и себя, и свою жизнь.

Идут года, меняется и мода,

Лишь ты всегда в сердцах Мадмуазель,

Ты женщинам сказавшая: – Свобода!

Великолепная Коко Шанель.

Великий лицедей

Посвящается Олегу Табакову

Занавес. В молчании зал.

Ушел Великий Лицедей.

Он жизнь не жил, скорей играл

Всю на виду, всю для людей.

Отбросьте сочувствие, лесть.

Он выше земного. Артист.

Наград его, заслуг не счесть.

Он был задорен и речист.

О как пылал огонь волос,

И сердце яростным огнем.

В кино он многое привнёс.

Скорбеть? Нет. Не скорбеть о нем.

Живой! И в шорохе кулис,

Я слышу Табаковский смех.

Вам Браво, мастер! Браво! Бис!

Спасибо вам за все, Олег.

Венеция. Время карнавала

Монетой солнце прокатилось

По глади безмятежных вод.

На город тихо мгла спустилась.

Гондолы водят хоровод.

Закатным пламенем согреты

Мосты, каналы и дворцы.

И в золото лучей одеты

Торговцы сдобой и гребцы.

На площадях и в переулках

Сто экипажей и карет.

А в переходах узких, гулких

Мальчишки с кипами газет.

Хмельное время карнавала.

Себя ты, прежнего, забудь.

Ночь бросит бархат покрывала,

Скрывая жизни злую суть.

На площади в плащах похожих

Сойдутся давние враги.

Под маской корчат злые рожи.

Но ведь не видно же ни зги.

А верная жена за маской,

Любовнику авансы шлет,

И все смелее ее ласки,

А дурень муж пусть дома ждет.

Ах. Карнавал. Ты кем угодно

Себя назначь в хмельной толпе

Танцуй и пой. И пей свободно

В костюмной тесной скорлупе.

Воздушный змей

На нитке тоненькой качаясь,

Воздушный змей стремился ввысь.

И мальчик, приручить отчаясь,

Кричал ему: – Вернись! Вернись!

Но растревоженный ветрами,

Он поднимался в облака.

Когда твоя душа не камень,

Она воздушна и легка.

И, обнимая стратосферу,

Воображая самолет,

Воздушный змей утратил меру.

Кто знает меру, тот живет.

И как душе бы не хотелось,

Но головою в облаках

Нельзя быть, не утратив тело.

Такой закон. Пока. Пока.

А змей уже готов вернуться.

И рад бы вниз, да только как?

Пока веревки снизу вьются,

Не уходи за облака.

Война

Нет лица у старухи войны.

Нет лица, четыре пары рук.

Когти черные ее длинны,

Коли схватят, сразу жди разлук.

У войны избушка из костей.

Во дворе горит большой костер.

Смерть и голод, ждет она гостей.

Точит нож. А нож ее востер.

Нож востер. Велик вонючий чан.

Карканье слетит с истлевших губ:

– Люди – мусор. Люди – саранча.

А сварю, так выйдет славный суп.

И летят в раззявленную пасть

Стар и млад, виновные и нет.

И пируют ее гости всласть,

А хозяйку хвалят за обед.

Частоколом выставят гробы,

Своим жертвам заведут подсчет:

Сколько их детей своей судьбы?

Выжить бы… Да вот не всем везет.

У войны ж отдельная тетрадь.

Там ее любимцев имена,

Кто посмел ее к себе позвать,

Посадил гнилые семена.

У войны старухи нет лица.

В ее книге множество страниц.

Она ловит кровью на живца,

У войны старухи много лиц.

Волк и овца

Лукавого имен не перечесть.

Зови хоть дьяволом, хоть бесом.

Закрыт ему чертог небесный.

Но дело до всего на свете есть.

Он обитает даже в мелочах.

Силен и днем. Тем паче ночью.

Его приход давно пророчат.

За каждым он, у левого плеча.

Он точно волк, у человечьих стад,

Чуть-чуть овца с пути собьется,

Он мухой над вареньем вьется.

Ловить заблудших несказанно рад.

И вот забывшая завет отца,

Овца лукавому внимает,

А тот ей в уши заливает,

Что не встречал красивее лица.

Он ей поет галантное: – Мадам!

Пастух не ценит вас. Оставьте.

Весь мир у ваших ног. Представьте.

Ах, здесь вы зря проводите года.

Здесь все друзья: бараны да кроли.

Играть и петь на сцене вам бы.

И расточали б дифирамбы

Вам чернь и даже сами короли.

Развесив уши, слушает овца.

Трепещет, глупая, в экстазе.

А тот ее сильнее дразнит,

Тщеславью потакает без конца.

А сам ее тихонечко в кусты

За лапу незаметно тащит.

Овец заблудших мясо слаще,

И ляжки восхитительно толсты.

Ворон

Вран был стар.

Чёрен был,

Лет полста,

Здесь он жил.

День был сер.

День был хмур.

Ворон сел.

Ветер сдул.

Вран ворчал:

– Что за жизнь?

Мне крича,

Все кружить.

Мне искать

Гниль и сор.

Мне б летать

Среди гор!

Мне б простор

На двоих.

Ткать узор,

И парить

В облаках,

С ней в крыло.

Далека

Как на зло.

Другой мир.

Не достать.

Одному

Мне летать,

Города

Не люблю.

Суета,

Шумный люд.

Всё спешат

В никуда,

И шумят

Города,

И растут

В ширь и ввысь.

Стаей тут

Обжились.

Еда есть,

Есть тепло,

А былое?

Прошло.

Восточное

Твои глаза – коньячный блюз.

Дурман трава и сон восточный.

И я без боя им сдаюсь.

У ночи аромат цветочный.

У ночи привкус миндаля.

Чуть горький и немного сладкий.

Алмазы – звезды, свет даря,

Сверкают в прорехе палатки.

Заварен в кружке крепкий чай.

И плов горой лежит на блюде.

В саду созрела алыча,

И месяц дремлет на верблюде.

Глаза закрою, и Жасмин

Бежит на встречу с Алладином.

Им помогает мудрый джинн…

Я верю в сказку. Есть причина.

Восток – загадка до конца.

Восток – и тайна от начала..

Ведь у Востока два лица.

Но… Здесь тебя я повстречала.

И мне теперь твои глаза

Всё грезятся во мраке ночи.

Уеду утром, как сказала.

…Восток же отпускать не хочет.

Глаза дракона

Глаза дракона – капли янтаря.

На языке танцует белый пламень.

И вот исчез последний твой отряд,

Навеки вплавлен он драконом в камень.

Драконий дом – пещера среди скал.

Там золото лежит небрежной грудой.

Пока дракон в пещере отдыхал,

К его груди пристали изумруды.

Горят рубины. Чешуя – броня,

И слабых мест в ней ты не сыщешь вовсе.

Дракон привык свое оборонять.

Вокруг горы костром бушует осень.

Ну, вот и всё. Последний твой предел.

Дойти сюда – не значит и вернуться.

Но ты посмел, безумный, ты посмел

Взглянуть в драконьи золотые блюдца.

Смотреть в глаза без страха – это сила.

Опущен меч – наверно, это слабость.

Дракон прекрасен так невыносимо,

И умирая, ты познаешь радость.

Покорно ждешь. Застыл последний миг.

И твой дракон слегка опустит веки,

И каждый что-то новое постиг.

Ты – о драконе. Он – о человеке.

Он принесет дары к твоим ногам,

И сам подставит беззащитно шею.

Кого проклясть? К каким идти богам?

Как сердце бьётся. Щеки пламенеют.

Безумный мир. Драконы – его часть.

Убьешь его, мир обеднеет вдвое.

Так кто дракон? Сильнее любит власть?

Дракон, он больше небо голубое.

Господь велик. И ты живой пока.

Дракон умрёт в разграбленной пещере.

И сожалея, бросишь два цветка.

Дракон, наверное, во что-то тоже верил.

Город

Город мой – это древний дракон.

Ядовитым туманом дышит.

А в закате алеют крыши,

И горят огнем стекла окон.

Никогда старый город не спит,

Только дремлет, и то вполглаза.

Маскируясь, краску размазал.

Цвета: медь, серебро и графит.

Мы у ног его важно спешим,

Но дракон любит только злато.

И летят облака кудлаты,

Обгоняя людей и машин.

О! Этот город любит гостей,

Те, наивные, тешат ЭГО,

И к дракону бегут с разбега,

И несут ему в жертву детей.

Ночь придёт. Будет плакать дитя

У дракона в зубастой пасти,

Подчинится драконьей власти.

Ведь беспризорников так растят.

Сжаты губы и в кровь кулаки.

Их девиз: – Нужно стать богатым!

И зовет их драконье злато.

Но дракон не отдаст, дураки.

Да святится имя твое

По мотивам рассказа А. И. Куприна «Гранатовый браслет»

Со смертью я смирился. Fatum

Любовью на кресте распятый.

Мне имя милой – храм и вера,

Siderae и Sanctus Terra*

Ты- свет в моем ночном окошке.

Целую след твоей ладошки.

Я спрятал шарф. Украл. Я каюсь.

В разлуке не живу, а маюсь.

Тебе писал бы ежедневно,

Но ты же отповедью гневной

Сказала: -Ах, оставь в покое.

Издалека смотрел, не скрою.

Лелеял грезы, плел сонеты.

Не жаль фамильного браслета.

Весь мир у ваших милых ножек,

Но я был глуп. Неосторожен.

О, как смеялись ваши гости,

Как напивался князь от злости.

Подарок вышел не по нраву.

И на любовь найдут управу.

Она умрет в груди со мною.

Не тяготитесь, друг, виною.

Ведь вы пришли ко мне в печали,

И лоб мой хладный целовали,

Безумцу розу подарили,

И хоть недолго, но любили.

А в храме у подножья трона

Играет Солнце у иконы,

На гранях красного граната.

Заплачет нежная соната.

Он вас любил. Чего же боле.

Incitamentum musica amoris

Две планеты

С каждым днем все сильней опасенье:

Не случится заветная встреча.

Люди врут о том, что время лечит.

Но ты мое, я твое спасенье.

Сердце кормится пищей – надеждой,

Но, с каждым днем этой пищи меньше.

Самая несчастная из женщин —

Нищая под роскошной одеждой.

Время – враг. Без стыда и жалости

Растлевает наивность и веру.

Бьет по душе и где-то по нервам,

Мне ж для счастья надо то малости.

Только узнать: одна вселенная

Двоим нам с тобой предназначена?

Но знание это утрачено.

Бесприютная я, смиренная.

В старой книге нашла откровенье,

И прошла все круги ритуала.

В круге первом я к Богу взывала,

А в девятом было явление:

Лишь на миг наши пальцы встретились,

Лишь на миг наши губы коснулись,

Мы в слезах с тобой, с криком проснулись.

А где найти тебя, мне не ответили.

Дети войны

– Мама, хлеба!

– Хлеба нет.

Мы вчера доели крошки.

Потерпи, придет рассвет.

Будет каша. Хоть по ложке

– Мама, страшно.

– Ну. Не плачь.

Глазки будут плохо видеть.

– Мама, а придет палач?

– Что ты. Кто тебя обидит.

Хочешь, сказку расскажу.

Тебе сказки нравятся.

– Нет, так просто полежу.

– Ну спи, моя красавица.

Мама косы расплетет,

Нежно лба коснется:

– Пусть к ней добрый сон придет,

Где луга и солнце.

Не собаки, лагерь, клеть,

Не штыки в два ряда.

Во сне можно улететь,

Где душе отрада.

Когда телу тяжело,

Когда все забрали,

Сон – ладья. Бери весло,

Отправляйся в дали.

Спи малышка, ангел мой,

Баю-баю, бай.

– Мама, я хочу домой.

– Глазки закрывай.

Отдавая дань весне

Журавли летят.

Мать качает, как во сне

Мертвое дитя.

Детство

На языке вкус хлебной корки,

Что мы сушили на печи.

А детвора на снежной горке

Кричит.

Руками машут за окошком

– Скорей! – зовут гулять меня.

Вчера я снега съел немножко.

Ремня

Мне папа вечером подсыпет,

Коль выйду даже за порог,

А чай с малиной уже выпит.

Пирог

Меня утешит лишь немножко,

Вот столечко, совсем чуть-чуть.

Игрушки, книжки и окошко.

Вздохну.

Совсем один сижу наказан,

Катаю грустно паровоз,

Он мне мигает желтым глазом

Привёз,

Мне сказочные сны в кроватку,

И с мишкой я своим ложусь,

И с мишкой засыпаю сладко.

Дружу

С ним многие года и вёсна,

А в детстве счастье – это так

Просто.