Kitabı oku: «Динара», sayfa 6
Мне обидно за Кутю. То же самое происходило и в моей жизни: Динара бросила меня без предупреждения и быстро увлеклась Ынтымаком. Каждую ночь они вместе возвращались с пляжа. Ей можно было развлекаться с ним. Но когда я попался на глаза киргизов с полячкой, то Динара разыграла мелодраму. Она гуляла с Ынтымаком без задних мыслей, а я флиртовал с туристками только для того, чтобы отомстить Динаре. Я чувствовал себя жертвой, а она всюду улыбалась и смеялась, словно подросток, который не осознаёт, что причиняет кому-то боль. Понятно, что ей на меня плевать. Но в отличие от Кутмана, я был в состоянии отомстить за себя.
Назар показал мне фотографию в своём телефоне. Лица не было видно. Только красивая фигура в коротком белом платье.
– А это точно она?
– Конечно нах…! Я подходил к ней, говорил, что мужу покажу. Она бл…ь отвечает, что это не она. Я ещё бл…ь в самом начале заметил, что она в столовой с турками целуется, когда здоровается. Потом только узнал, что она замужняя.
– Красивая?
– Какая нах… красивая! Лучше подрочить, чем её трахать, – хладнокровно ответил Назар.
– Оставим это. Пусть живут так, как живут.
– Ху… нах…! – Оборвал Назар, – если этот дал…б сюда приедет, я его бл…ь разъ…у. Я ему фотку показывал, он говорит, чтобы я удалил её. Её тут уже все турки перее…ли. Был бы он нормальным мужиком, уже бы приехал сюда и дал бы ей пи…ы.
В шахматах такая ситуация называется пат. Меня никто не атакует, но ходить мне некем. Дело скверно. Чья-то личная жизнь – не моё дело. Но Кутман – мой друг. Не знаю, как бы он поступил, окажись я на его месте. Супружеские измены встречаются на каждом шагу. В Кыргызстане многие мужчины своим жёнам изменяют без зазрения совести. Наоборот происходит реже, особенно, в деревнях. Людям непривычно слышать об измене жены. Отсюда такая реакция Назара. Я уверен в том, что Кутман своей жене не изменяет, это уже несправедливо. Это нечестно. Но что-то меня сдерживает. Кутман и сам догадывается, что жена ходит налево.
Даже если я начну его в чём-то убеждать, он всё равно не откажется от жены. Делать человеку больно мне не хотелось.
– Но я думаю, что-то было, – дрожащим голосом говорит Кутя, – думаю, у них есть то, чего нет у меня.
– У них – это у курдов?
– Да, – простодушно отвечает он, – я ей специально звоню перед тем, как приехать, боюсь, поставить её в неловкое положение.
После этих слов мне самому захотелось влепить ему пощёчину.
– Решать тебе, дружище, – говорю я, обессилев.
– Мне этот Назар не понравился. Он мне фотку показывал, где типо моя жена. Попроси Назара, чтобы он удалил. Он твой друг?
– Хорошо, я передам.
– У него ещё старший брат есть, Темир. Он приставал к моей жене, звал ночью на пляже погулять, намёки разные делал.
– Давай сменим тему. У меня сегодня день рождения.
– Кстати, как отметил? – Кутман повеселел.
– Не отмечал. Денег мало. В Турции ты единственный человек, кто меня поздравил. Спасибо тебе. Хотя, другие просто не знают. Родители уже утром через facebook поздравили.
– Чувствую перегар.
– Мы с Абубакиром заправились топливом. Без него тут никак. Знаешь, что такое background? – Смеюсь я.
– Слышал.
– Тебе надо бы побывать там для расширения кругозора. Если ад – это печь, в которой горят люди за собственные грехи, то background – это бесплатная баня для бедняков и неудачников.
Кутман уходит. Ему завтра утром вставать. Время раннее. Мне спать не хочется. Скучно. Я не ухожу в комнату, достаю из рюкзака свой толстый синий блокнот, куда записывал наброски к будущим рассказам. Не успел написать одно предложение, как в кафетерий вошёл Абу. Он пьян больше, чем я. Наверняка зашёл поплакаться. Уж лучше Абу, чем одиночество.
– Братан, вот вы где! – Заревел он как поросёнок. Прежде чем ныть, он внимательно оглянулся. Кроме нас, в кафетерии никого.
– Что случилось? – Я поощряю его нытьё, делая участливый вид. Настолько мне скучно.
– Бл…. Я зае…ся. Всё зае…ло.
– Подробнее и с расстановкой! – Расплылся я в улыбке.
– Я тут посчитал – платят нам здесь двести восемьдесят баксов. Один раз я должен оплатить компании триста пятьдесят баксов. Получается, я отдам им больше, чем мой месячный оклад, – скулит Абу, одним вдохом загоняя свои сопли снова в нос.
– Получается, что так. Мои соболезнования, – издеваюсь я над ним.
– Ни капли не смешно! Я устал от всего этого дерьма!
– Абу, ты не один такой – вся страна в нищете. Посмотри на нашу Львушку2. Видел там парней с сумками? А сколько их на Ошском рынке! У них нет ни образования, ни работы. Всё, что есть в их жизни – это разгрузка вагонов и жума намаз3. Они одеты в отрепья и готовы работать на три часа больше, если их накормят.
– Нурик-братан, а вы откуда знаете?
– Я был среди них, разгружал фуры, когда был разнорабочим в мебельном магазине. Повезло, вагоны разгружать не приходилось, моя нежная спина бы не выдержала. Я общался с ними, я знаю о них немного. Когда на улице +40 – они на скамейках, когда -15, они под мостом. Радость для них – это посидеть на корточках покучнее, порубиться в карты и разделить лепёшку на восьмерых. Каждую зиму некоторые из них теряют конечности от холода. Это не значит, что мы лучше и счастливее их, эти парни далеко не грустные – они улыбаются искренне. Но их труд тяжелее нашего, чисто физически. Нам не стоит плакать, давай лучше найдём хоть одну светлую сторону и будем радоваться ей.
Абубакиру полегчало. Он осознал, что есть люди, которым живётся ещё хуже. После таких утешений становится легче.
– Разве есть в нашей жизни светлые стороны? – Всхлипнул он.
– Без сомнения, есть. Не каждый видел Турцию, а мы её ощутили сполна. Вдоль и поперёк. Завели друзей. Гоняли в футбол.
– Я не играю в футбол.
– Это твои проблемы! – Смеюсь я с издёвкой.
– Смешнее некуда, – улыбается он.
Он снова всхлипывает.
– Представь себе, чью-то жизнь прерывают на первом месяце после зачатья, кто-то умирает в момент рождения, а мы нежились на пляжах Средиземного моря, пили виски целыми вёдрами, лопали турецкую еду. Здесь я влюбился и попытался дотянуться до звёзд. Всё не так хреново, Абу.
– Так, так, так! В кого вы влюбились?
– Кто меня просил трепать языком? – Улыбаюсь я.
– Рассказывайте!
– Х…й тебе! – Показываю я ему средний палец, – что-то должно остаться при мне.
Мне хотелось поболтать с кем-нибудь о своих чувствах к Динаре. Я был почти в том же состоянии, что и Абу. Я с трудом держал язык за зубами.
– Ничего себе, братан влюбился! Ушам не верю.
– Я не имею права влюбляться?
– Просто не ждал такого.
– Ладно, давай забудем.
– Меня не устраивает моё положение! – Вновь завёлся он.
– Какое положение?
– Это положение!
– Что с ним не так, с положением? – Допытываюсь я.
– Сами посудите! Вот так проходит наша молодость, убираем грязные тарелки за туристами. Гнём спину.
– Наш путь самый сложный, но он верный и единственный. В конце нас ждёт приятный бонус. Он для самых стойких.
– Да? Какой бонус?
– Ты знаешь, о чём я, – я еле сдерживаю хохот.
– Рассказывайте!
– По-турецки это называется maaş4, тысяча шестьсот лир – это примерно двести восемьдесят долларов.
Абу завизжал от смеха.
– Смешные деньги. Я отправлю их в Бишкек своим родителям, этого им хватит дней на десять. Потом я даже не представляю, что будет. Какой смысл во всём этом? Зачем всё это?
– Это же романтика. И вообще, ты счастливчик, Абу! Тебе выпала большая честь жить и работать рядом со мной – Нургазы Асановым, нищим романтиком, демократом до мозга костей, грозой всех девушек, времён и народов. Ты дышал одним воздухом с великим вольнодумцем и мечтателем. Если доживёшь до старости, если сможешь сделать детей, а они – своих детей, то ты скажешь внукам: когда-то в Турции я работал вместе с неподражаемым и несгибаемым Нургазы Асановым.
Абу хохочет.
– Насчёт нищего романтика согласен, про демократа тоже, но чтоб гроза всех девушек!
– Так и есть, дружище. Я будоражу девичьи сердца, Абу. Будь осторожен, юный сопляк! Не успеешь выпустить газ из задницы, как твоя жена уже в моём списке, а твой сыночек уж больно похож на меня – особенно, глазами!
Абубакир выдерживает паузу, чтобы переварить услышанное. Оба смеёмся. Так мне исполнилось двадцать семь.
1 – (кирг. – любимая)
2 – (Улица имени Льва Толстого в центре Бишкека – известна тем, что на длинном её отрезке на обочинах
небольшими группами стоят молодые люди. Они ожидают появления работодателей и берутся за
любую работу. Все они, как правило, с юга республики.
3 – (кирг. – пятничная молитва)
4 – (тур. – зар. плата)
***
После того, что я услышал про Кутмана и его жену, я начал понимать, во что превращаюсь сам. Динара часто просила у меня денег взаймы – я давал. Она возвращала. Когда Динаре нужно было что-то от меня, она заглядывала мне в глаза. А в остальное время она воротила нос. Стоило мне подсесть за её столик в столовой – она демонстративно вставала и уходила. Я терпел, как завербованный. Если бы она попросила у меня всё накопленное за эти месяцы, а это почти тысяча долларов – я бы отдал ей, не думая. Она меня использовала. Это было паршиво.
***
09 октября 2018 года.
01:40.
Сезон подходит к концу. Дискотеки на улицах стихают, всё больше тишины.
Мы на ночном пляже. Я, Айбек, Азат, Абу, Джекуля и Бекс лежим на лежаках. Мы пьяны, как обычно. Трезвенником был только Бекс – он молился пять раз в день и постоянно учил немецкий. Айбек и Абу – в стельку пьяны. У них двоих язык не вяжется. Абу вновь плачет. Мы с Айбеком и Азатом распили две бутылки красного на Büyük Teras. Дело было после полуночи, когда все начальники пьянствуют, и никому ни до кого нет дела. Абубакир и Джекуля напились виски, причём где-то поодиночке. Мы часто напивались маленькими группами, а ночью объединялись на пляже или в общежитии. На этот раз дворник-Нурбек, наш сосед по комнате, по многочисленным просьбам трудящихся вытащил из отеля виски в пластиковой бутылке.
Азат украдкой разглядывает меня. Стоит мне взглянуть на него, как он отводит глаза. Азат не понимает таких как я. Догадываюсь, о чём он думает.
– Братан, сиз эмнеге кудайга ишенбейсиз1? – Спрашивает он. Я прочитал по лицу ход его мыслей.
– Даже не знаю. У меня с богом напряжённые отношения, мне кажется, я ему не нравлюсь.
Мои слова шокируют ребят.
– Эмнеге2? – Вставил Айбек.
– Билбейм3, – ответил я спокойно. Разговор был дружественным.
– Во что веришь, братан?
– Только в любовь.
– Иии, кстати, Эрдалдын батясы каза болду4, – сказал Айбек, – бүт начальниктер билетке акча чогултушту. Ал Диярбакырга кеткен болсо керек5.
– Кайра келеби6? – Спросил Азат.
– Билбейм.
– Вряд ли вернётся. Сезон заканчивается в конце октября. Пока похоронит – будет середина. Какой смысл на две недели возвращаться? – Предположил я.
– Билбейм, – пожал плечами Азат.
– Эрдал-байкуш ɵзү шашып аткандыктан, мен аркылуу баарыбыздан кечирим сурады. Эгерде кайсы бирɵɵбүздү таарынтып койгон болсо да, кыргыздар ачууланбашсын деп суранды эле7, – сказал Айбек.
– Эрдал-шеф – красавчик, – сказал Джекуля.
В последние дни у меня складывались особенно тёплые отношения с Айбеком и Азатом – моими братьями по комнате. Мы помирились молча. Скоро Айбек, Азат, Абубакир и Бексултан улетят на родину. Мне грустно. Возможно, там, в Кыргызстане мы случайно встретимся на улице или напишем друг другу что-нибудь в соц. сетях, но друзьями мы больше не будем. Здесь нас объединяли: работа, общежитие, шутки, пьянки, футбол и просто дружба. Этого уже не будет.
Я был тысячу раз прав, когда бил сперва Айбека в комнате, потом Азата на пляже. Я сделал это вполне осознанно и не жалею. Но с каждым ударом я разрушал в себе что-то ценное, что было во мне с детства, но неумолимо испарялось. Удар по лицу товарища – это удар по собственной душе. Поднимая руку на младших ребят, я терял всё человеческое, я унижал в первую очередь самого себя. Мысль о злобе разъедала меня изнутри.
По очереди пьём виски с горла, запивая колой, – Кыргызстан үчүн8! – Звучит общий тост.
Абубакир не рассчитал свои возможности, его рвёт.
До нас донеслись крики на русском и турецком. Ругаются люди, похоже на драку. Мы встаём с лежаков. Ребятам хочется помахать кулаками. Молодые ведь, горячие.
– Мы за русских! – Кричит Айбек, как безумец.
– Эмне болду9, нах…! – С пеной у рта подбегает к туркам Жеңиш.
Джекуля мне всегда казался спокойным и добродушным. Сейчас в нём проснулся дьявол. Наверное, Джекуля на многое способен, если его разозлить.
– Мы за русских нах…! – Повторяет Айбек.
Он не настолько пьян, как мне казалось. Айбек крепко стоял на ногах и не шатался. Он был готов драться. Турок было около десяти человек. Все хорошо сложенные. Это были внутренние туристы.
Русских было трое парней и две девушки. Я стоял позади всех, так как был уверен, что всё закончится криками, не более того. Если бы началась драка, сомневаюсь, что турки стали бы бить киргизов. Мне было плевать – что на русских, что на турок. Лишь бы никто не обижал моих друзей.
Турки развернулись и ушли. Они были раздосадованы тем, что братский киргизский народ поддержал русских.
К русским туристам турки относятся особенно. Отношение это не хорошее и не плохое. Оно среднее. В нашем отеле в пик сезона вмещалось около двух с половиной тысяч гостей. Из них процентов восемьдесят пять – россияне. В Кирише, маленьком курортном городке таких отелей было свыше десятка. В огромной прибрежной зоне Турции были не только маленькие городки, но и целые мегаполисы вроде Мерсина и Анталии. Учитывая качественный сервис, безопасность для туристов, низкие цены и разнообразие развлечений – Турцию посещали сотни тысяч россиян каждый год. Помимо путешествия, туристы тратятся на прочее: местная еда в близлежащих ресторанах, прокат велосипедов и автомобилей, походы в ночные клубы, катание на парапланах, сувениры и так далее. Одни только россияне оставляли в Турции сотни миллионов долларов, скорее всего, даже больше.
Россия играла миротворческую роль во всех войнах с Турцией и, по сути, заступалась за христиан, в первую очередь, православных. Отношение турок к русским было терпеливым.
Турки не конфликтуют с киргизами. Между нами очень тёплые отношения. Турки для нас что-то вроде старших братьев, как англичане, французы или немцы для всей Европы. Киргизы не совсем понимают турецкой теплоты, поэтому за все грехи курдов расплачиваться приходится туркам. Перед тем, как бить по лицу, киргиз не будет спрашивать, турок ты или курд.
Летом 2018-го в пригороде Анталии произошла массовая драка между киргизами и курдами. Были пострадавшие с обеих сторон. Обошлось без жертв. Тот видео-ролик сильно разозлил киргизов. В соц. сетях звучали призывы громить турок на территории Кыргызстана. ГКНБ10 сработал великолепно, авторов видео-ролика заставили удалить его со всех популярных интернет-форумов. Власти призывали молодёжь быть терпимыми. Всё быстро улеглось. А могли пострадать невинные граждане Турции – преподаватели, предприниматели и прочие.
Начались объятия и пляски. Один из русских, Андрюха, как он представился, достал откуда-то бутылку дорогой водки и начал наливать в свой одноразовый стакан. Все пили из него по очереди. Трезвый Бекс куда-то растворился, скорее всего, устал смотреть на пьянство и пошёл в ложман. Азат и Абубакир блюют у самой воды. Азата повалила мощная волна – хорошо, что его не унесло в открытое море. Не хватало ему утонуть перед отъездом на родину. Он лежит на песке без сознания. Абубакир визжит и плачет. Лицо Айбека от алкоголя распухло так, что не видно глаз.
– За нашу дружбу! – Кричит он, – за Россию и Кыргызстан!
– За братский киргизский народ, – поддерживает Айбека второй русский. У него заплетается язык, он пытается идти – то вперёд, то назад, но в итоге топчется на месте.
– Мы всегда были и будем за русских, – продолжает Айбек.
– Киргизы – красавчики! Надёжный народ! Мой отец воевал в Афгане, его друг-киргиз спас ему жизнь, – говорит Андрюха, – я всегда говорил: киргизы – красавчики! Не будь его, не было бы моего отца и меня тоже.
Джекуля молчит, так как почти не знает русский. Он улыбается. Ему очень нравятся эти русские ребята. Его белые зубы сияют в лунном свете.
Третий русский уводит одну из девушек и начинает кричать на неё. Она кричит в ответ и получает от него пощёчину. Андрюха подбегает, начинает успокаивать своего товарища и тоже попадает под горячую руку. У Андрюхи разбит нос. Второй русский просит нас разнять друзей. Вроде бы всё улеглось.
Воцарилась тишина. Вижу, как Айбек, Джекуля и Андрюха куда-то уносят свои пьяные ноги. Все трое идут в обнимку, Андрюха посередине.
Абубакиру полегчало. Я лежу на лежаке, он пододвигает ко мне ещё один лежак и пытается обнять меня. Он опустил лицо на мою грудь и всхлипывает. Я чувствую, что моя куртка становится мокрой от его соплей. Лишь бы не оставил блевотину! Больше на пляже никого. Только спящий Азат. Мне уже плевать на всех, смотрю на звёзды.
Я начинаю мёрзнуть, вспоминаю про Азата. Он лежит на холодном песке в мокрой одежде. Надо бы дотащить его до ложмана. Лёгкими пощёчинами привожу в чувство Абубакира. Берём под руки Азата и тащим его в ложман. От его губ вниз тянется нить из слюны и блевотины. В этой нити романтично отражается бледно-жёлтый свет ночных фонарей. Мы не смогли проскочить незамеченными мимо поста охраны общежития. Охранник злобно посмотрел на нас, но увидев меня, понимающе кивнул. Я был с ним в дружеских отношениях. Оставляем Азата в комнате. Я беру десять лир из своей сумки. От ходьбы и ночной прохлады я протрезвел. Хочется выпить.
Возвращаемся на пляж. По пути встречаем Айбека и Джекулю. Оба очень довольны. В руке у Айбека джин.
– Сделано в Испании, Нурик, братан! – Кричит он мне, – сорок четыре градуса!
Мои глаза засияли, – Откуда?
– Андрюха вытащил. Благодарность за то, что мы за них заступились! Короче, он нас позвал с собой, сказал, есть для нас сюрприз. Они остановились в трёхзвёздочном отеле, одним словом, х…ня. Андрюха говорит нам: ждите здесь. Я думал, не выйдет, кинет. Но ни х…я – вышел. Андрюха – красавчик!
– Дай посмотреть! – Я пристально разглядываю квадратную зелёную бутылку.
– Его нельзя пить без запивона, – объясняет мне Айбек, – нужно раздобыть тоник.
– Абу, вот тебе десять лир, принеси два спрайта по литру! На две лиры возьми стаканчики! И пошевеливайся – джин не ждёт! – Говорю я.
– Слушаюсь, братан.
Абубакира даже не надо было торопить. Он умчался пулею. Парнишка любил выпить, как и все мы.
1 – (кирг. – почему вы не верите в бога?)
2 – (кирг. – Почему?)
3 – (кирг. – Не знаю)
4 – (кирг. – У Эрдала батя умер)
5 – (кирг. – Все начальники скинулись на билет. Должно быть, он улетел в Диярбакыр)
6 – (кирг. – Назад вернётся?)
7 – (кирг. – Эрдал-бедолага попросил у всех прощения через меня. Он торопился и сказал, чтобы киргизы
не держали зла, если он чем-то обидел)
8 – (кирг. – За Кыргызстан!)
9 – (кирг. – Что случилось?)
10 – (Государственный Комитет Национальной Безопасности)
***
13 октября 2018 года.
Я проснулся и поморгал глазами, чтобы лучше видеть. Рядом с моей кроватью стоял довольный и ухмыляющийся Бекс.
– Моя подружка обрюхатилась, только что звонила, уже на четвёртом месяце, – сказал он мне.
Это прозвучало как гром среди ясного неба. Он сказал это на чистом русском, сказал это просто и буднично.
– Ты её обрюхатил? – Спросил я с улыбкой.
– Ооба, – беззвучно смеясь, тихо ответил он.
– Красивая?
– Evet1, – ответил он по-турецки.
– Женишься на ней?
– Жок2, братан. Ал акчага ɵтɵ эле кызыгат, кийим-кече дегенде жата калат3. Чисто шаардык кыз4.
Для меня было удивительно услышать такое от Бекса.
– Осторожнее тут без нас, братан, – заботливо говорит Айбек, – теперь вас мало осталось.
– Не волнуйся, Айба, мы – народ упорный, что-нибудь придумаем.
Айбек оставил мне свой номер, ему хотелось встретиться в Бишкеке и где-нибудь посидеть.
– Эми курддар силерди с…5, – шутит Ынтымак.
– Даже если во мне будет всё вино этого отеля – я всё равно заставлю их прочитать Айтматова и научу петь гимн Кыргызстана, – заявляю я ребятам. Все одобрительно смеются.
– Кечирип кой6, братаньо, эгерде буга чейин сени таарынтып койгон болсом7, – говорит Азат шипящим голосом. Мы пожали друг другу руки и обнялись.
– Всё хорошо, дружище. Мягкой вам посадки!
– Рахмат8, братан.
1 – (тур. – Да)
2 – (кирг. – Нет)
3 – (кирг. – Она помешана на деньгах, любит вещички)
4 – (кирг. – Городская девочка)
5 – (кирг. – Теперь курды вас вы…ут)
6 – (кирг. – Прости)
7 – (кирг. – если чем-то обидел)
8 – (кирг. – Спасибо)
***
Вечер того же дня. Айбек, Азат, Ынтымак, Абубакир, Бексултан, Тилек и Жеңиш ждут автобуса, который отвезёт их в аэропорт. Я попрощался с ними и стою поодаль. Я знаю, сейчас из женского блока выйдет Динара. Она будет нежно прощаться с Ынтымаком. Стараюсь не ревновать, но у меня не получается. В нескольких метрах от меня стоит Салима, она делает вид, что ждёт кого-то. Выходит Динара с заплаканными глазами и что-то громко говорит Ынтымаку. Она прижимается своим лицом к его лицу и ревёт. Как бы я ни пытался сохранить равнодушный вид, я пристально наблюдаю за этой сценой. Они нежно целуются. Динара уходит назад в ложман. А Салима пристально наблюдает за мной. Это был настоящий треугольник!
Я сравнивал себя с Ынтымаком. Он был красив, голова и губы строгих, правильных форм. Плечи широкие и голос приятный. Ему шла любая причёска. Ынтымак одевался со вкусом и намного дороже, чем я. Но я был круче: чётко говорил на русском и английском, быстро думал и также быстро действовал. Я дрался лучше, я мог бы сложить Ынтымака одним ударом. Я лучше играл в футбол. За все эти месяцы его хватило только на то, чтобы с трудом прочесть половину Ночи в Лиссабоне Ремарка. И то, книга была моей. Он бы не смог пересказать и трети прочитанного, в то время как я за три с лишним месяца перегрыз больше десяти книг, запомнил всех главных героев, извлёк для себя много полезного и уже кое-что сумел применить в жизни – всё это на пьяную голову. Я был острым на язык. А он был заторможенным, долго думал, подбирая слова в разговорах. В любовных делах я вёл себя вероломно. Девушкам это нравится больше, чем вежливость и сдержанность. А что до внешности, то я был не только красивым, но и брутальным. Его глаза были милыми и спокойными, как у покорного барана перед убоем. А мои больше и выразительнее. В них был огонь, в них были дерзость и неповиновение. Во мне было больше жизни, несмотря на то, что я превратился в алкоголика. Я лучше, чем Ынтымак. И точка!
Меня это успокоило. Такие мысли помогали жить. Самовлюблённость была моим спасением.
***
Прошло два дня. Динара уже встречается с красивым поваром-курдом. Я помню, она заигрывала с ним в конце июля, когда мы с ней ещё встречались. Как давно это было! Прошло чуть больше двух месяцев после нашего расставания, а кажется будто это было десять лет назад.
Я окончательно потрёпан. С утра до вечера пью вино. Я радуюсь каждой рабочей смене – это возможность бесплатно напиваться. Понятия не имею, как мне удавалось работать в таком состоянии. А ведь я накидал кучу набросков к своим рассказам. Я продолжал вести дневник и писать в нём всяческие заметки – это было важно для меня.
Ночью меня терзала бессонница. Через пять часов нужно было идти на работу. В такой ситуации меня спасла бы кружка холодного пива. Но ничего рядом не было. Я не хотел тратить время на лежание. Свет включать нельзя – дворник-Нурбек спит. Я оделся и вышел в коридор, в котором пахло мочой. Там было слабое освещение. Я поставил стул, сел и начал писать. Меня кусали комары. Было неудобно, так как не нашлось второго стула. Но работа пошла так хорошо, что я исписал около десяти страниц в своём блокноте. Это была фантастика.
***
16 октября 2018 года.
Эрдал-шеф всё же вернулся. Он похоронил отца. В семье Эрдал-сперматозоид был восьмым по счёту. Были ещё братишки и сестрёнки. Приехав из Диярбакыра, он запил ещё сильнее. Мне не хотелось оставаться в памяти Эрдала врагом, я искал повода помириться с ним. Не зная, как выразить соболезнование по-турецки, я подошёл к нему и крепко обнял. Без слов. Думаю, он понял.
***
Меня из ресторана отправили работать в Pool Bar1 средь бело дня. Это была огромная территория под открытым небом с бассейнами, барами, спортивными площадками, лежаками и зонтами.
Мною руководит Ümüt, противный официант с заячьей губой и шепелявящим голосом. Он доносил на курдов и на киргизов. Умют знал некоторые русские фразы: добрый день! Как дела? Садитесь, пожалуйста! Я официант! Он не официант! Иди, работай! Ты киргиз! До свидания! Спасибо! Пожалуйста! Извините! Там есть свободный стол! Не за что! Добрый вечер! Откуда вы? Где деньги? Где чаевые? Ты взял деньги? Последние три вопроса Умют любил задавать киргизам.
Солнце печёт. Я почти ничего не вижу перед собой. Половина рабочей смены впереди, а я уже устал. С трудом волочу ноги. Меня гоняют бармены-курды. То подними ящик со стаканами, то принеси тряпки, то обойди столики и собери всю грязную посуду. Нужно терпеть – это моя работа, за это мне платят.
Хорошо, есть выпивка. С ней я точно всё переживу! Пьяному и атомная бомба не страшна. Надо бы ещё и ракы глотнуть. Наливаю полстакана, разбавляю водой, кидаю немного льда. Теперь понимаю, что в Турцию я прилетел не зря.
Умют недовольно косится на меня и что-то бормочет. Не обращаю внимания, ведь я и вправду медленно работаю.
Приближаюсь к столику, за которым три русских девушки.
– Человек! – Обращается ко мне одна из них, – можно вас?
– Такой красавице можно всех, не только меня, – нагло отвечаю я.
Девушки оживились. Им это понравилось. Самая смуглая протягивает мне трубочку из нескольких долларов.
– Принесите, пожалуйста, два спрайта, один мохито, две колы, три водки и пепельницу. Вот вам три доллара. Запомнили?
– Три доллара я уж точно запомнил!
Они смеются.
– Повторяю: два спрайта, один мохито, две колы, три водки и пепельницу.
– Теперь запомнил.
Подбегает Умют. Он увидел доллары издалека.
– Я официант! Он киргиз! – Шепелявит он заученную фразу.
– Нет, это я официант! – Говорю я девушкам, не глядя на Умюта.
– Почему он так с вами разговаривает? – Девушки возмущены, они на моей стороне.
– Тут существует правило: мы, киргизы – приезжие, а чаевые могут получать только курды.
– Вот суки! – Злобно смотрит на Умюта самая красивая. Умют не понимает, в чём дело.
Многие киргизы гнули спины в Pool Bar, а в итоге все чаевые забирал Умют. Он уходит, я облапошил его средь бела дня на его же территории.
– Сволочь, – шептали девушки ему вслед.
Три доллара – отличные чаевые. В Бишкеке пригодятся в борьбе за выживание. Ими можно оплатить счёт за газ и электричество, при условии, если пользоваться экономно. А повезёт – останется и на пару буханок хлеба. Умют, наверное, мыслит также. Он раздосадован. Я горжусь маленькой победой над злым курдом. Ты мне не враг, Умют, но если придётся схлестнуться с тобой в битве за чаевые – то я буду ястребом, а ты сочным ягнёнком, в которого вонзятся мои когти.
Такие мысли крутились в моей голове. Дерзко смотрю ему в глаза и ехидно улыбаюсь, он старается делать то же самое.
1 – (англ. – Бар у Бассейна)
***
Я потерялся в пространстве и времени. Не знаю, что происходит. Я сижу на балконе своей родной квартиры в Бишкеке. Звоню Динаре, она берёт трубку довольно быстро. Слышен шум морских волн – она на пляже. У меня возникают подозрения.
– Ты где?
– Я в комнате, – отвечает она.
– С кем?
– С девочками, – её голос очень отчётлив, словно он звучит в моей голове, а не в телефоне.
– Что за волны? – Меня одолевает приступ ревности.
– Что? – Весело переспрашивает она.
– Что за волны? – Проревел я.
– Что? – Она вновь весело и беззаботно переспрашивает, растягивая букву о.
– С кем ты?
Динара уже не отвечает, лишь громко дышит в трубку. Её кто-то соблазняет. Меня разрывает злость. Слышны звуки поцелуев. Какой-то ублюдок целует её, но не в губы – слишком свободно она смеётся в трубку.
– Что ты хотел, Нургазы? – Вдруг спрашивает она всерьёз.
– Хочу увидеться.
Динара ничего не говорит, но громко дышит в трубку. Звуки поцелуев всё сильнее. Она уже не смеётся. Поцелуи всё громче. У неё наверняка кружится голова, кто-то целует её в шею. Слышу мужской голос, какое-то бормотание на турецком. Кто-то что-то ей шепчет. Она смеётся ему и нежно шепчет в ответ. Мне говорит, что перезвонит.
Достаю подзорную трубу, такую же кривую как у Джека Воробья. Гляжу в неё, вижу, как Динара развлекается на пляже с тем самым красавцем-поваром. Он обнимает её сзади, она сопротивляется, но только для того, чтобы его подзадорить. Со мной она делала то же самое. Я убираю подзорную трубу, беру из выдвижного ящика воронку для масла, прикладываю к уху, чтобы лучше слышать, что происходит на пляже. В этот самый момент повар-курд запрыгивает в окно, бьёт меня кулаком в ухо, воронка выпадает из моей руки, и я просыпаюсь в холодном поту. Боль в ухе держалась ещё несколько секунд, но обида за тот сон осталась надолго.
***
Когда я родился, врачи дали десять баллов из десяти возможных по шкале APGAR. Такое бывает очень редко. Мама со слезами счастья рассказывала это на всех посиделках.
Появившись на свет, я громко кричал, был полон крови и хорошо дышал. Уже на первой минуте жизни у меня была воинственная гримаса, сердце билось жизнью, а мускулы были как у атлета. Это был 1991 год.
Через неделю домой, в Кыргызстан. Организм потрёпан влагой, изнурительной работой и алкоголем. Я постарел за четыре месяца, возможно, и от неудачной любви. Осенью 2018 года я не дал бы себе и пяти баллов по шкале выживаемости.
Хорошо, что мама не видела меня в том состоянии.
***
18 октября 2018 года.
Замечаю, Салима игриво смотрит на меня. Иду за ней. Она делает вид, что занята работой.
Ночная обстановка в гигантских залах ресторанов отеля сказочная. Везде темно, воздух заряжен любовью и эротикой. За час до окончания смены почти все начальники пьяны, официанты – тоже. Удивительно, но все умудряются в таком состоянии заниматься своими прямыми обязанностями: начальство следит и помогает, официанты носят столы и стулья, что-то протирают.
Подхожу к Салиме, смело обнимаю её за талию, пытаюсь ей что-то шепнуть. Она нервничает и отдёргивает мои «грязные лапы». Через секунду Салима улыбается.
– От тебя несёт, – спокойно говорит она.
– Я в этом не виноват. Виновато вино, что внутри меня. Это из-за него перегар.
– Очень смешно, сейчас прям лопну от смеха, – Салима крутит пальцем у виска.
– Предлагаю погулять. Не бойся, я не буду приставать.
– Кто сказал, что я боюсь? – Отвечает она серьёзно, – я сама буду к тебе приставать.
– Главное, не бери телефон, давай забудем про телефоны. Там будут звёзды и небо.
