Kitabı oku: «Динара», sayfa 7
– Хочу вино, – Салима не смотрит мне в глаза.
Веду её в холодильную камеру. Мы внутри. Лишь сейчас я замечаю, что она уделила много времени макияжу. Как только она обращала на меня свой взгляд, её лицо светилось – я понимал, что мы нравимся друг другу, но не понимал, как долго это продлится.
Хватаю нераспечатанную бутылку красного вина. Ищу глазами бокал для неё. Салима грубо забирает бутылку у меня, с трудом отвинчивает крышку и начинает пить небольшими глотками с горла. У меня кружится голова от её красоты. Внизу живота зуд – как перед дракой. Мы смотрим друг на друга, словно женаты с ней много лет. Я её целую, она не колеблется, наоборот страстно целует меня, гладит мои волосы, обвив руками мою шею.
В камеру врывается ещё одна парочка. Салима застеснялась. Энес-шеф неправдоподобно напустил на себя гнев и начал махать руками.
– Go out from here1!
– OK, – ответил я.
1 – (англ. – Уходите отсюда!)
***
Мы на пляже. Ясная лунная ночь. Песок холодный и влажный. Моя кожа покрылась мурашками от предвкушения страстной ночи. Я был одет в лёгкую спортивную кофту. Салима была в мужской осенней куртке, она попросила её у кого-то из ребят. В ней Салима была особенно мила. Я влюбился. Или мне так кажется. Мы долго сидели в обнимку, до самого рассвета.
– Многих девушек ты водил сюда?
– Нет, не многих, ты третья.
Она улыбнулась и слегка ударила меня в грудь ладонью.
– Мы с тобой толком даже не знакомы. Кажется, мы впервые общаемся по душам. Расскажи о себе.
– Даже не знаю, с чего начать. Я везде одинаково счастлив, но нигде не чувствую себя своим.
– В каком смысле? Может быть, ты несчастлив?
– Нет, я каждое мгновение проживаю с удовольствием.
– Тогда в чём дело? Что тебя тревожит?
– Я нигде не чувствую себя своим. В компании бишкекских художников, с которыми я участвовал в нескольких проектах – мне дали понять, что я неотёсанный парень с района, от которого несёт потом и который только умеет пялиться на женские задницы.
– И что здесь такого? Не общайся с ними!
– Ты права, но среди простых людей мне тоже не по себе. Родного языка почти не знаю. Среди них я изгой. Я не знаю, кто я. Мне уже двадцать семь. Я не знаю, чего хочу.
Она села на меня и обвила ногами. Мы поцеловались. Я расстегнул молнию на её куртке. Дальше дело не пошло, она улыбалась, но не сдавалась.
– А почему ты тогда не захотела со мной встречаться? Айдай посоветовала?
– Когда? – Притворилась она.
– Ещё в начале, когда я ни с кем здесь не был знаком.
– Давай не будем вспоминать. Просто мне казались понятными твои намерения.
– Было обидно.
– Не привык к тому, что девушки тебе отказывают?
– Надеюсь, сегодня не будет отказа.
Она опустила голову на мою грудь и рассмеялась. Это было мило.
– Правда, что ты атеист?
– Кто тебе сказал?
– Ребята говорят, ты атеист.
– Я не атеист. Я не знаю, существует ли бог.
– Так ты в него веришь?
– Нет. Но я не говорю, что его нет. Возможно, он есть, просто я не знаю.
– Почему? – Заботливо спросила она.
– Очень много зла происходит в мире.
– Всё зависит от самих людей.
– Тогда почему он это допускает?
– Люди ведь сами делают выбор. Ты совсем в мечеть не ходишь?
– В последний раз я был там в 2014-м – когда мой друг со своей женой совершали нике1. А до этого, классе в одиннадцатом.
– Тогда ты верил в бога?
– Сложно сказать. Ходил в мечеть, чтобы не быть белой вороной. Все ребята ходили, я боялся выделяться.
Я наслаждался добротой Салимы, я чувствовал её искренность.
– Значит, твои родители тоже не верят?
– Даже не спрашивал.
– Если бога нет, то как всё вокруг появилось? Кто это создал? – Спросила Салима с неуверенной улыбкой. Она самым нежным образом хотела довести меня до логических ответов.
– Не знаю, пока не задумывался, – мне было легко говорить с ней, – религия не мешает мне жить, но я не хочу, чтобы в моей стране на мусульманских кладбищах раскапывали тела баптистов.
– А кто раскапывает?
– Был случай в Джалал-Абаде.
– Не помню.
– Такое происходит по всему Кыргызстану, на Иссык-Куле. Срывают кресты, ломают ограды.
– Не слышала, хотя я сама иссык-кульская.
– У меня есть ответ на всё это. Так вот: земля – общая, небо и воздух общие, общественный транспорт, больницы – тоже. Кладбища должны быть едиными. А ты искренне веришь в бога?
– Да, я мусульманка, – с достоинством ответила она, – ты и вправду советский!
– Почему?
– Не обижайся, но ты советский! Все говорят, что ты советский!
– Все меня так называют. А почему?
– Не знаешь? – Она смотрела сквозь меня заплаканными от счастья глазами.
Меня накрыла волна нежности.
– Не знаю.
– К примеру, все наши ребята ходят в мечеть, стараются ходить. А ты, нет. Ты даже не пытаешься. В свободное время они отдыхают, лежат и копаются в инстаграме. А ты ходишь сам по себе, болтаешься где-то на пляже, любуешься закатом и мало с кем общаешься. Нет, общаешься, но по-другому. Ты отделяешься от толпы и вечно что-то пишешь. Хочешь всё знать, всё уметь. Какой-то ты не такой, странноватый.
– Это хорошо или плохо?
– Не знаю, не мне судить, ты не веришь в бога, ведь в Советском Союзе религия была запрещена. Нельзя было верить в бога.
– Верить в бога можно было, но каждый мог верить по-своему. Не было фанатизма. Можно было молиться, но не на публику. Никто ничего не навязывал – это мне нравится. Люди жили не только для себя, но и для общей идеи.
– Вот видишь – ты советский! – Она одержала верх.
– Я не коммунист, но люди в советское время были добрее.
– Откуда ты знаешь? Тебя ведь ещё не было при Союзе!
– Да, но это легко понять при помощи кино. Добрый советский юмор, его даже Рейган обожал.
– Это американский президент?
– Да, он был противником СССР, но при этом очень любил советских людей и их юмор. Взять наших родителей – они ведь добрее нас. Они трудились и не гнались за наживой.
– Это есть, я согласна, – она снова меня обняла и страстно поцеловала.
Салима сильно кусала мои губы. Мне это нравилось. Я не помню, сколько мы целовались. Я засунул руки под её майку и попытался задрать её. Она ловко отбилась.
– Ты хорошо обороняешься.
– А ты наглый. У тебя нет ни капли стыда, ты как русский! Любишь русских?
– Как их не любить! Они поубивали националистов, дали нам образование. Научили читать и писать. Русские принесли нам знания и свет.
– Тогда почему они не самые развитые в мире?
– Да, нигде так много не читают, как в России. Но они не любят много работать. В этом мы на них похожи, – я уже начал уставать от болтовни.
– А если бы пришли англичане, а не русские! Если бы нас завоевали англичане, нам бы жилось лучше!
– Кабы не было зимы в городах и сёлах2, – перебил я её песенкой. Снова длительный поцелуй. Мне кажется, я взорвусь от возбуждения. Салима не поддаётся соблазну.
– Если бы нас завоевал запад, немцы, например – у нас были бы хорошие дороги, мы бы играли в футбол и производили машины.
– Всё возможно. Что нам мешает строить дороги и хорошо играть в футбол без немцев?
Салима улетела в Кыргызстан раньше меня на несколько дней. У меня не было возможности с ней связаться. Никто из нас двоих не догадывался о том, что она повесится, узнав, что её жених, обещавший ждать её, нашёл другую и уже несколько месяцев женат. Мне предстояло об этом узнать только следующей весной, через полгода после её смерти – посредством социальных сетей. А пока я летел из Турции в Кыргызстан, я думал о встрече с ней, она же к тому моменту была похоронена.
Мы были безумными оборванцами. Детство давно умерло, но молодость ещё дышала. Нам казалось, время остановилось для нас, всё небо наше, море и земля – тоже. Мы чувствовали себя лучшими. Теперь мне становится понятно, что мы и вправду были лучшими, стремясь к бесконечности – мы её достигли. Мы знали истину и были королями целого мира.
Я пытался лезть к ней с поцелуями, Салима то уступала, то строила из себя стесняющуюся девчонку. Но больше ничего не было. Мы так до рассвета и просидели, продрогнув до синевы губ.
Мы не думали о вечной погоне за деньгами и красивой жизнью. Нам нужна была только любовь. Нужен был покой. Всё, что я испытал в ту ночь, я никогда не смогу передать словами и никогда не забуду. Там были только я и она, только манящие звёзды, бескрайнее небо, темнота, отдалённые крики пьяных туристов и шум морской волны.
На одну ночь мне удалось вернуться в детские мечты – туда, где фиолетово-жёлтые вспышки от фейерверков, где есть дружба между людьми и фантастическими существами, где вымышленные планеты покрыты холмистыми слепяще-зелёными лугами, а корабли плавают не только по морям, но и разрезают облака у снежных пиков, где всегда розовые закаты и оранжевые рассветы, а после тёплых ветров идут тёплые дожди, где короли и бедняки пируют за одним столом, где благородные рыцари, красивые принцессы и увлекательные приключения, туда, где сердца всех людей бьются свободой, где мне всегда рады, а добро и правда торжествуют над злом.
Я снова начал жить, снова влюбился. Это была самая счастливая ночь. Если рай существовал, то я прожил в нём целую жизнь.
1 – (Обряд бракосочетания в исламе)
2 – (Песня из советского мультфильма «Зима в Простоквашино» в исполнении Валентины Толкуновой)
***
20 октября 2018 года.
В последнюю рабочую неделю перед отъездом я каждое утро обслуживал супружескую пару из России. Им обоим было больше шестидесяти. Жена была приветлива, но немногословна. А её муж мне запомнился. Разговорчивый человек, повидавший мир. Последняя наша встреча осталась в моей памяти.
– Нургазы, – сказал он, – у тебя очень сложная работа. Я вижу, как ты выкладываешься.
– Я уже привык.
– Жизнь учит нас при помощи сложностей. Их нужно уметь преодолевать. У тебя отлично получается.
– Спасибо, – его речи казались мне банальными. Я ждал, когда же он закончит.
– В тебе есть большой потенциал. У тебя быстрые и точные движения, хорошая осанка. Ты дисциплинирован.
Мне становилось стыдно, я был пьян средь бела дня на рабочем месте.
– Гостей всё меньше. С каждым днём работается легче. Родина не за горами. Скоро буду в родном Кыргызстане. Сейчас я в расслабленном режиме. Видели бы вы, что творилось в июле, августе!
– Понимаю. Всё же ты умеешь держать удар. Это видно. Аллах создаёт для нас трудности, он проверяет нас на прочность.
– Приятно слышать.
– Я повидал многое, мне шестьдесят семь. Служил в ГДР, всю Южную Америку объездил по службе, Африку. Мне знаком твой тип. Я встречал таких молодых людей. Вас легко определить по глазам: упорные, непоколебимые, в сердце огонь.
– Было бы счастье, если вы правы.
В душе я понимал, что я обычный молодой алкоголик – не более того. Таких, как я в одной только Чуйской области – тысячи.
– А я прав, поверь мне, Нургазы! Мною полмира пройдено. Ты женат?
– Нет.
– Девушка-то есть?
– Недавно уехала в Кыргызстан. Я ей пишу, не отвечает.
– Значит, не любит. Забудь её. Будут ещё впереди большие и маленькие победы. Внешность позволяет. Да уж, любовь, романтика, приключения. Весь мир у твоих ног. Где же мои молодые годы!
– А как вас зовут?
– Пётр.
– А отчество?
– Сергеевич. Да ты не переживай, бог един, все веры в сердце, – он словно прочитал мои мысли, – я и русский, и киргиз, и мусульманин, и христианин. Ты только держись, Нургазы, не сдавайся. Аллах тебя без награды не оставит.
– Постараюсь, Пётр Сергеевич.
– Я не удивлюсь, если увижу тебя по телевизору в качестве какого-нибудь большого руководителя, как минимум, в сфере туризма. Ты трудись и не сдавайся, друг.
– Хорошо. А из какого вы города?
– Из Самары. Мой родной город. Там народ прекрасный, чего не скажешь обо всей России. Ты сам из Бишкека?
– Да.
– И там я бывал. Чистый зелёный Фрунзе1 – цветущий рай.
Он дал мне два доллара и плитку шоколада.
– Спасибо.
– Ну что ж, прощай, Нургазы. Удачи тебе по жизни.
– И вам тоже.
Мы пожали друг другу руки. Он ничего выдающегося не сказал, но это был сильный эмоциональный заряд на ближайшее время. Как мне этого не хватало!
Я не спеша прошёлся по залам перед уходом со смены. Выпил крепкий кофе. Посмотрел на стены и потолки. Вспомнил то, что произошло тут за прошедшие месяцы.
Так завершилась работа в Турции. Это была моя последняя рабочая смена. Я прослезился.
1 – (Так называлась столица Киргизской Советской Социалистической Республики в период с 1926-го по
1991-й)
***
21 октября 2018 года.
На работу вышли только начальники. Они сами обслуживали остаток гостей. Столы остались только на Büyük Teras. В остальных залах было уже пусто.
Выходной перед прощальной вечеринкой. Мы готовимся к отлёту. На сердце грустно. Оформляем всякие бумажки, сдаём рабочую форму. Лежим в своих комнатах. Ни у кого нет сил на разговоры. Мы выплеснули все искры, от яркого костра осталась только зала. Я многое недосказал, недоделал, но прочувствовал. Всё уже в прошлом. Небо Кириша изрезано инверсионными следами самолётов. Строгие белые линии в голубом небе подчёркивают окончание моих странствий. Пора домой!
Я пытаюсь занять себя чем-нибудь. До одурения купаюсь в море. Мне спокойно как никогда. Возвращаюсь в кафетерий. Снова пишу наброски к рассказам. Уже поздний вечер. Такое время самое подходящее для фантазий. У меня возникает идея написать новый приключенческий рассказ про волшебные сны. Будет интересно, – думаю я.
***
22 октября 2018 года.
Девушки готовятся к вечеринке. С удивлением замечаю, что и парни одеты с иголочки. У всех откуда-то появились платья, туфли и классические рубашки. Складывалось ощущение, что вечером состоится торжественная церемония, на которую я не приглашён. Мне и идти не в чем: у меня только простые шорты, футболка и кроссовки. Ничего страшного, первые минут тридцать посижу, постесняюсь. Потом все начнут пьянеть – там будь, что будет!
Началось. Все столы заняты. Нахожу свободное место за столом с киргизским персоналом. Из всех дворников и горничных я хорошо знаком только со своим соседом по комнате, Нурбеком. Мы с ним выпиваем по пиву. Нас обслуживают начальники. Они с сигаретами в зубах убирают грязную посуду, сами успевают пить виски.
Смотрю вправо, вижу, как Динара идёт навстречу своему повару-курду. Она выглядит соблазнительно в форме американской школьницы: тёмно-фиолетовый пиджак и коричневая клетчатая юбка. К тому же, Динара любила искусственно её укорачивать, натягивая юбку повыше. Они обнимаются и целуются. Стараюсь держаться. Беру ещё одну кружку пива и пересаживаюсь за свободный стол. Благо все куда-то устремились. Народу всё меньше. Сижу один.
Чувствую незавершённость. Такое со мной уже было. Июнь 2009-го. Я – влюблённый подросток на выпускном, которому не хватило смелости признаться однокласснице и пригласить её на медленный танец. Но бал окончен, наступил рассвет – одноклассница, моя любовь с восьмого по одиннадцатый классы нежно шепчется с другим.
Смотрю на нежно-кровавый закат. Огромное облако, похожее на булаву злобного тролля – от солнечных лучей было ярко-белым в верхней своей части, но нижняя была хмурой и потусторонней, там свисали фантастические языки фиолетового дождя. Перед глазами зависла паутинка. Солнце играет на ней всеми цветами. В этой тонкой нити спрятаны тысячи радужных миров.
Я пытаюсь написать пару предложений в свой блокнот, как вдруг сзади подходит Айкал-шеф и хлопает меня по плечу.
– Hey, bro! What are doing here? Let’s go to the Pool Bar1! – Говорит он мне дружелюбно.
– OK, chief. Just a minute.
– I know, you love wine2! – Смеётся он.
От этого красавца почти ничего не осталось. Он пил больше, чем кто-либо из начальников и в последний месяц уже плевался посреди залов, курил, конфликтовал со своими и почти ничего перед собой не видел.
Айкал-шеф уходит.
– Hey, chief! What did you say to me when we met in the first time? It was here, in Büyük Teras.
– Oh, I don’t remember3, – ответил он с потерянным видом.
Я накидал пару предложений и пошёл за остальными.
Начался розыгрыш призов. Всем желающим раздали номерки. У меня 28-й. Я закинул свой номерок в барабан и направился к барной стойке. Попросил пиво. За баром стоял Месут-бей. Он дружелюбно подмигнул мне и дал кружку пива.
– Otuz iki4! – Звучит голос ведущего.
Джиат идёт к сцене с победным корешком. Ему аплодируют. Иду к киргизам-дворникам. У меня на душе тепло от того, что они одеты также просто. Дворники пьют водку. Нам всем хорошо. Сижу и ни о чём не думаю. Джиат уходит со сцены с набором посуды.
– Yüz altı5! – Кричит ведущий.
Мне захотелось в уборную. Вижу Динару и всю её компанию: Азиза, Керемет, повар-курд. Пытаюсь поймать взгляд Динары. Им всем нет до меня дела. Я в отчаянии. Беру под руку Азизу и отвожу в сторону.
– Слушай, Азиза. Держи мой номерок, вернусь через пять минут. Только слушай внимательно, не прозевай!
– Хорошо, Нурик байке.
Сам украдкой смотрю на Динару. Она любуется своим курдом и пытается его куда-то увести. От ревности у меня застучало в висках.
– Seksen bir6!
Слава богу туалет недалеко от сцены. Я чётко слышу голос ведущего. С турецким у меня до сих пор туго, но счёт точно такой же, как и в киргизском языке. Киргиз, даже никогда не слышавший турецкую речь, с лёгкостью сможет посчитать вслух по-турецки. Так что я ни с чем не спутаю в случае победы.
Выхожу из туалета. Мимо проходит Динара со своим поваром. Она пристыженно смотрит на меня и нетерпеливо уводит его в кусты за бассейном. От обиды у меня ком в горле. Я пытаюсь сохранить хладнокровие, не меняя темп ходьбы. Вкладываю все силы в то, чтобы не оглянуться им вслед. Не выдерживаю, оглядываюсь. В огне прожекторов вижу, как он целует её шею и задирает ей юбку.
Совсем недавно я испытал сильное чувство к Салиме. Оно было правдивым и нежным. Оно было настоящим. Но Салима улетела. Прошло несколько дней, а я снова ревную Динару. Что со мной происходит? Я как продажный судья, который хочет нажиться и на истце и на ответчике.
– Yirmi sekiz7! – Кричит ведущий.
Это мой номер. Аллах существует, – ехидно думаю я.
Азиза прослушала ведущего и равнодушно теребит мой корешок.
– Рахмат, Азиза! Я выиграл.
– Поздравляю, Нурик байке.
– Не зевай, – говорю я ей в ответ надрывающимся голосом.
Иду на сцену. Мне вручают миксер. Возвращаюсь в свою компанию. Сижу в оцепенении. Меня поздравляют. Я ошарашен увиденным. Иду к барной стойке. Там нет Месут-бея, но есть злобный Умют-заячья губа. Он точит на меня зуб за те три доллара, что я пересёк у него от русских туристок. У Умюта серьёзная группа поддержки в виде атлетичных барменов. Чую нутром, ночь будет весёлая. Надеяться мне не на кого. Те три доллара полагались мне, а не ему. Я забрал их с наглостью, но по праву. И сейчас я не отступлюсь от трёх проклятых баксов!
Делаю нахально-вежливое лицо и обращаюсь к Умюту, словно ничего между нами не было.
– Merhaba, Ümüt. Nasılsın?
– Kötü8! – Не думая, отвечает он.
– Ne oldu?
– Bu seni ilgilendirmez9, – он напыщенно хмурится.
Я не хочу затевать конфликт. Умют тоже не особо враждебен.
– Bir bira, lütfen!
– Yok!
– Hadi ama10! – Дружелюбно говорю я и тянусь через барную стойку к Умюту.
– Vermeyeceğim11!
– Ümüt, gel, gel!
– Yok, – дружелюбно улыбается он сквозь хмурое лицо.
– Sen adamsın12!
Умют смотрит в мою сторону и думает секунд десять.
– Sen de bir erkeksin13!
Он наливает мне пиво. Мы обнимаемся. Стучат барабаны, виски льётся рекой. Пьяные люди обнимаются. Праздник разгорелся так, что кажется, весь мир перевернулся. Начали играть медленные и грустные турецкие песни.
Энес-шеф, с которым мы недавно повздорили из-за Салимы, танцует медленный танец сам с собой. Его голова вздёрнута, руки в карманах брюк. Он еле стоит на ногах. Кто-то из танцующих случайно задевает Энеса, пепел от его сигареты падает на его волосатую грудь и всё ещё искрится. Меня за плечо обнимает чья-то рука. Это Асанджан.
– Nurgazı, bak, Tarzan’ın göğsü alevlendi14! – Бесшумно смеётся он.
– İtfaiyecileri arayın15! – Кричу я в ответ Асанджану.
Он обнимает меня и тянет к Энесу. Теперь мы втроём трёмся лбами и пританцовываем хоровод.
– Nurgazı, gel buraya seni öpmek istiyorum16! – С трудом произносит Энес и целует меня в губы.
Я с улыбкой подставляю лоб.
– Listen, brother, I’m so sorry for the conflict between us. Can you hear me?
– Oh, no problem, bro17, – отвечает мне Энес.
– I want to tell this in Turkish, but I don’t know how18, – у меня наворачиваются слёзы. Я начинаю всхлипывать, – you’ll be in my heart, always. All of you! Tell him, tell it to Hasancan!
– Oh, brother, you will be in my heart too!
– I think we will never see each other again19, – слёзы льются из моих глаз.
Энес переводит мои слова для Асанджана на турецкий.
– Bu bir hayattır20, – вставляет Асанджан, пожимая плечами.
– Don’t cry, Nurgazy. There are Instagram, facebook. I will find you.
– But internet – is not real life, – говорю я, всхлипывая.
– Don’t worry, bro. Life is life. But I think you will come here again. Only Allah knows what will be tomorrow.
– Don’t worry, be happy21! – Говорит Асанджан.
Проходит некоторое время. Мы уже сидим на пляже на холодном песке. Я потираю выигранный миксер. Коробку я бросил в костёр. Шум от людей и барабанов. Звёзды и чистый прохладный воздух. Какая дивная ночь! Ничего уже не надо. Прощай, турецкая земля. Если я когда-нибудь сюда вернусь – буду только рад.
1 – (англ. – Эй, брат! Что ты здесь делаешь? Пойдём в Бар у Бассейна!)
2 – (англ. – Хорошо, шеф. Минуточку.
– Я знаю, ты любишь вино!)
3 – (англ. – Эй, шеф! Что ты сказал мне, когда мы впервые встретились? Это было здесь на Büyük Teras.
– О, я не помню)
4 – (тур. – Тридцать два!)
5 – (тур. – Сто шесть!)
6 – (тур. – Восемьдесят один!)
7 – (тур. – Двадцать восемь!)
8 – (тур. – Здравствуй, Умют. Как поживаешь?
– Плохо!)
9 – (тур. – Что случилось?
– Это не твоё дело)
10 – (тур. – Одно пиво, пожалуйста!
– Нет!
– Да ладно тебе!)
11 – (тур. – Не дам!)
12 – (тур. – Ты мужик!)
13 – (тур. – Ты тоже мужик!)
14 – (тур. – Нургазы, смотри, у Тарзана грудь загорелась!)
15 – (тур. – Вызывай пожарных!)
16 – (тур. – Нургазы, иди сюда, хочу тебя поцеловать!)
17 – (англ. – Послушай, брат, мне так жаль за тот конфликт между нами. Ты меня слышишь?
– О, без проблем, брат)
18 – (англ. – Я хочу сказать это на турецком, но я не знаю, как)
19 – (англ. – ты будешь в моём сердце, всегда. Все вы! Скажи ему, скажи это Асанджану!
– О, брат, ты тоже будешь в моём сердце!
– Мне кажется, мы больше никогда не увидимся)
20 – (тур. – Это жизнь)
21 – (англ. – Не плачь, Нургазы. Есть Instagram, facebook. Я найду тебя.
– Но интернет – это не настоящая жизнь.
– Не волнуйся, брат. Жизнь – есть жизнь. Но мне кажется, ты сюда ещё вернёшься. Только
Аллах знает, что будет завтра.
– Не волнуйся, будь счастлив!)
***
23 октября 2018 года
Утром я встретил Динару по пути в столовую отеля. Она укрывала свою шею шарфом. Там были огромные фиолетовые следы, словно её душили. Сперва я так и подумал. Но она была очень довольна. И к тому же, Азиза с Керемет шутили с ней: хорошо ты до рассвета повеселилась, теперь шею необходимо прикрывать. А у нас таких красивых парней нет!
Мне опять тоскливо на душе. Я веду себя так, словно Динара мне что-то должна. И она чувствует себя виноватой передо мной, опуская глаза и прикрывая шею при виде меня. Стараюсь не появляться там, где есть она. Хочу скорее домой.
Прощаюсь со всеми ребятами, кого встречаю по пути. Меня крепко обнимает посудомойщица-курдянка, та самая, что первое время орала на меня без причины. Так я и не запомнил её имя.
***
Последний вечер в Турции подходит к концу. Бронзово-медный закат. Уже совсем не жарко, но ещё и не холодно. Всё идеально. Я поднимаюсь на четвёртый этаж нашего ложмана. Никогда не был в этом коридоре. Подхожу к окну и открываю его. Ветра нет.
Любуюсь закатом. Отсюда виден кусочек моря. Оно впитывает в себя солнечные силы. Что-то маленькое подлетело и уселось на фасаде общежития слева от меня. Это крохотный богомол древесного цвета. Я хотел прикоснуться к нему, но не успел сделать ни единого движения. Богомол упорхнул, словно прочитав ход моих мыслей. Природа на самом старте жизни научила его распознавать опасность, но она не научила этому меня.
***
Турецкое путешествие подошло к концу. Я скоро буду дома. Если б я был обеспеченным туристом, я бы не увидел настоящую Турцию. Всё было бы лицемерно. Я бы получал то, что хотел. Официанты-курды улыбались бы мне только ради чаевых. Но они никогда не познали бы меня, а я их. В течение четырёх месяцев было всё: кровь и пот, любовь и дружба. Люди познаются только тогда, когда есть что с ними делить. Мы варились в адском котле турецкого отеля, толкали тачки, разгружали тонны грязной посуды, рвали друг друга на футбольном поле и воевали за чаевые. По-настоящему романтична и богата самой жизнью лишь только жизнь простых смертных.
Стоило ли гнуть спину в Турции ради еды и смешных денег? Конечно, стоило. Если бы бог предложил перемотать мою жизнь назад на четыре месяца и изменить что-нибудь, я бы не поменял ни единого мгновения, ни единого вздоха.
***
24 октября 2018 года
Впереди почти целые сутки без воды и еды. Перелёты не слишком длительны, самое тяжёлое – ожидание рейсов. Я наедаюсь жареных яиц и колбасы в столовой, напиваюсь воды и горячего чая, понимая, что в аэропорту всё это будет дорого. А тут бесплатно. Нужно пользоваться. Мне удалось накопить приличные деньги по меркам Кыргызстана – 1. 457 долларов, двадцать лир монетами, двадцать евро и около семисот рублей чаевых. Помимо этого я купил хороших вещей: себе дорогие кроссовки и две футболки, матери носки и перчатки, отцу носки и два ремня, сувениры, магнитики на холодильник.
Ребята тратились там, где можно было и сэкономить. Они спускали свой заработок на напитки в магазинах, при том, что в каждую смену мы те же напитки сотнями литров сливали в дыру. Еда в столовой их не всегда устраивала: то она не свежая, то однообразная, то мяса нет, то мало мяса. Меня в течение четырёх месяцев называли евреем, жмотом, немцем или прохиндеем, но, когда они увидели мой кошелёк и торчащие из него зеленоватые рёбра купюр – им осталось только одобрительно закивать. Киргизы возвращались на родину с пустыми карманами. А некоторые и без подарков.
***
От ложмана до аэропорта Анталии нас довезли на автобусе. Из Анталии самолёт в Стамбул. Моё место возле окна.
Незадолго до взвешивания багажа ребята просили впихнуть в мой чемодан часть их груза. У меня было места килограмма на три, но я всем отказывал, не объясняя причины. Не было у меня никакой причины. Мне лень вновь рвать стретч на своём чемодане и решать чьи-то проблемы. К чёрту солидарность!
Динара пыталась заглянуть в мои глаза, но и ей тоже я сказал нет. Она жалостливо говорила Азизе, что у неё не хватает денег на бургер. Динара говорила нарочно громко, чтобы я достал свои честно заработанные. А у меня и в мыслях не было делиться с ней.
Даже будь у меня в кармане триста тысяч сомов, я бы не дал тебе ни единого тыйына1. Я уже не люблю тебя, зря рассчитываешь на мою слабость. Стоит нам ступить на киргизскую землю, я равнодушно попрощаюсь и мы больше не увидимся. Единственное, что нас сближало в последнее время – это работа в отеле и одно общежитие. Там мы невольно пересекались, здоровались. Я видел тебя с твоим поваром, а ты наслышана о моих похождениях. Вернувшись в Бишкек, мы, отдалимся. Если тебя собьёт грузовик у меня на глазах, и твои внутренности размажутся по асфальту – я на несколько дней получу душевную травму. Я буду переживать как за погибшего человека, но не как за погибшую любимую. Иногда будут сниться кошмары, но я раздавлю банку пива и всё забудется.
И после возвращения из Турции, Динара часто донимала меня в соц. сетях просьбами о том, чтобы я занял ей денег. У киргизов не принято говорить прямо, если не хочешь давать взаймы. Правильно было бы сказать, что денег нет. Но я отвечал ей нагло и вероломно, чисто по-английски: деньги у меня есть, но давать взаймы не буду. От любви до ненависти один шаг – и этот шаг мною был пройден. Я чувствовал прилив сил, обретая контроль над чувствами. Разум брал верх над сердцем. Это приятно.
1 – (Один киргизский сом – сто тыйынов. Один американский доллар – около семидесяти сомов)
***
На этот раз мне не повезло. Досталось место не у окна. Я уговорил Руслана поменяться со мной местами. Теперь снова могу смотреть в окно. Взлетаем над ночным Стамбулом. Кажется, город накрыт прозрачным телом фантастического ската, по венам которого бегают равномерно разбросанные жёлтые шарики.
Если из Анталии в Стамбул летел разношёрстный и в основном, сытый народ, то из Стамбула в Бишкек направлялась сплошь киргизская беднота. В салоне запахло потом и голодными желудками. Люди возвращались в родные края. Они обмануты и потрёпаны. В глазах разочарование. Многие не заработали сколько планировали и сколько им обещали. Киргизы злы, но не знают, на кого.
***
Я голоден как волк. Мы выходим из бишкекского аэропорта утром. Прощаюсь с ребятами: Керемет, Азизой, Кутманом, Русланом, Нурбеком. Прощаюсь с Динарой. Она обнимает меня и в глазах её копятся слёзы. Мне легко как никогда. Я избавился от глупой привязанности.
***
Сажусь в такси. Бишкекские пригороды. Нищета бросается в глаза. Четыре месяца назад всё это казалось мне нормальным. Я вернулся оттуда, где по-настоящему двадцать первый век. То, что видят мои глаза в столице, возвращает меня с небес на землю. Люди оборваны, тротуары уничтожены водой и корнями деревьев, грязь везде – даже на фасадах домов и автомобилях. На многих перекрёстках попрошайки на инвалидных колясках посреди проезжей части. Всюду раздавленные собаки и кошки, где-то свежие, а где-то они уже сливаются с асфальтом. У нас это не считается дикостью. Я быстро привык к благополучной Турции, придётся быстро отвыкать. Власти пытаются как-то навести порядок. Висят баннеры с изображением и цитатами Чингиза Айтматова, всюду флаги, патриотизм с привкусом бешенства. Погода давит серыми тонами.
Рядом со всем этим неестественно довольные бородатые люди на дорогих внедорожниках и с агрессивными царскими взглядами. Они здесь что-то вроде наместников. Мне кажется, они тут не к месту. Этим князьям оказаться бы в престижных кварталах Лондона или Нью-Йорка, Дубая или Гонконга. Тут, в Бишкеке, всё это не вяжется. Меняется строй, меняются режимы, но угнетатели, что были во все века – никуда не делись, они пересели с коней на джипы, нацепив часы и смокинги. За четыре месяца стало только хуже.
***
Прошу у водителя телефон, чтобы позвонить домой. Таксист просит за это мелочь.
– Лира болобу?
– Болот1.
Звоню на номер матери. Берёт отец.
– Пап, привет, – говорю тихо, – я прилетел. Скоро буду дома.
– Привет, Нурик, привет! Как долетел? – Задыхается отец от радости.
