Kitabı oku: «Неизвестная солдатская война», sayfa 15
Перед броском на Берлин
«26 марта Сегодня мы вышли на отдых из боев с под города Гдыня Так и не прышлось побывать в этом городе в честь этого пянствовали целую ночь Много здесь лутшых друзей осталось А именно Шуралев Миша Он со мной шагал с под Белгорода Амос легко ранен в руку но он в госпиталь не пойдет и мы напишем любимой Мишиной в Казань. А за что мы будем писать она все одно ничего не пойметь».
Из оперативной сводки Совинформбюро за 28 марта 1945 года:
«Продолжая продвигаться на север, советские войска сегодня штурмом овладели городом ГДЫНЯ (выделено мной.-В.М.) – важной военно-морской базой и крупным портом на Балтийском море. В боях за Гдыню наши войска нанесли противнику тяжелые потери». (т. 8, с. 141)
«27 марта Сегодня мы с утра уежаем на отдых … Лансберг. Здесь мне сегодня повезло Напился до пяна и зашол … на одно женское лицо И вот мы … …ились с другом …чавун двух … а третий убежал Я ему в догонку с пистолета но не попал ушол в лес … На выстрелы собралась братва … посадили нас в бронетранспортер и мы … по своем маршруту … нас получилось …». (Здесь и далее в местах пропусков текст оригинала восстановить не удалось.-В.М.)
– В этот день мы попали в большой двухэтажный дом, который заняли освобождённые нами из концлагеря девушки-еврейки. А тут уже оказались шустрые из другой части. Ну меня с пьяных глаз и повело: мы, значит, освобождали, а вы пользуетесь… Короче, вышла пьяная драка из-за женщин, что на фронте было явлением обычным. Правда, на этот раз она затянулась. И один из них, как потом оказалось, водитель машины, видя, что разведчики скоро разделают пехоту под орех, сел в машину, рванул в нашу часть и донёс майору Королёву. Вышло так, что в пылу драки я даже не заметил, что передо мной уже не пехота, а наш Королёв. Врезал и ему… Но, правда, он не обиделся. Приказал только сдать оружие и возвращаться в часть.
Как же это было стыдно на глазах у всех сдавать майору свой пистолет. Наверное, этот стыд разведчика перед пехотинцами понял и Королёв. Его бронетранспортёр уже отъехал метров на сто, когда он вернулся и отдал мне пистолет.
А к этому моменту я уже заметил, что в стороне поотдаль стоит и ухмыляется тот шофёр-доносчик. Ну, такого стерпеть было нельзя. Как только пистолет оказался в моих руках, тут я ему и устроил цирк: стрелял под ноги, то справа, то слева, а он подпрыгивал как девка через скакалку…
После чего Королёв решил не оставлять нас здесь. Сдать оружие уже не требовал, а приказал сесть в его бронетранспортёр. На следующий день незлобливо отчитал: «Вы что, с ума посходили? Уже край войны, а они палят друг в друга…». Тем всё и кончилось.
«28 марта И сегодня … мы месяц назад … прыступной жизни … недавние бои везде … груды кирпича … женщыны просят … в 41 крычали … сейчас просят … рабов …
29 марта Прыехали на … место розполагаемся в лесу. А я с м – м (Королёвым.-Г.Л.) в домеке лесника Ребята здесь кругом строят землянкы. Случайно мне попалась одна фрау которою я не прозевал
30 марта Был сегодня в гостях у своего друга Ляха жывет он хорошо строит землянку … розчетом. Мы с ним хорошо газанули … я пошол домой через лес спать … ездил … за г.Лансберг … подвернулась не … обеспечена. Вернулся … их до чортиков ели …стели Мотоцык … мотоцык. А вечеру … себе фрау для бла… су стрелял с пистолета … болезней … брошу … деревню …
3 апреля До 10 ч. ремонтировал мотоцык Кто то спиздил пружыну карбюратора ну и я тоже вынул з другого после ремонта долго катался а вечером водил хлопцев в деревню
4 апреля Сегодня ездили в деревню мыть мотоцыклы. Дети так з нами познакомились что когда заметят нас все бегут к нам за конфетами».
– Отношения с немецким населением у нас складывались по-разному. Но, в основном, нормально. Ну а дети есть дети, с ними всегда общий язык найдёшь. Нам нравилось, что они нас не боятся, доверяют нам. Война тяжела для всех, в том числе и для немецких детей. Ведь многие из них, так же как и наши, лишились своих отцов. Поэтому нам хотелось как-то пожалеть, пригреть немецких детей, показать и доказать, что мы им не враги. Наш повар Архипенко, когда раздавал из котлов еду, всегда подгонял солдат: «Быстрей, быстрей, славяне! Вон ещё сколько ртов накормить надо» и показывал в сторону детворы. Оставшееся в котлах обязательно раздавалось детям. Видя это, их матери вскоре стали приходить к Архипенко и предлагать свою помощь на кухне. Повар не отказывался и работали они в дружном согласии. Вскоре солдат на кухню уже не назначали, со всем управлялись немки.
А с конфетами такая история вышла. Мальчишки помогали нам мыть мотоциклы. Был среди них старший, лет двенадцати, огненно рыжий парень. Поскольку он верховодил над всеми, мы прозвали его «оберлейтенантом», и ему это очень понравилось. Так вот, этот «оберлейтенант» страшно возмутился, когда мы угостили конфетами подошедших девочек. Вначале мы не поняли его возмущения, а потом кое-как объяснились. Оказывается, девочкам нельзя было давать конфеты, поскольку они не мыли мотоциклы, а значит, не заработали. Только сейчас мы поняли, почему пацаны отказывались брать у нас конфеты до того, как не помоют мотоциклы: в этой стране все едят только заработанный хлеб.
А насчёт заработать они были сообразительные. «Оберлейтенант» сам предложил нам «за дополнительную плату» показать, где живут молодые немки…
В это время мы квартировали в доме у фрау, которая вела своё хозяйство одна. Вначале не обращали внимания, а потом заметили: уж очень вежлива она с нами, обходительна, стремится во всём угодить. А сама в глаза наши заглядывает с какой-то тревогой. Думаем, неспроста всё это. Так и оказалось.
Захожу однажды в её сарай. Уж, зачем, не знаю. А там мужчина прячется. По его виду я понял, что это немецкий офицер. На ломаном русском языке он объяснил, что является мужем фрау. Пришёл я к нашим ребятам, рассказал, кто прячется в сарае и предложил: «Чёрт с ним, пусть остаётся со своей фрау. Одним пленным больше, одним меньше…». Ребята со мной согласились. Потом фрау была очень нам благодарна за то, что мы не тронули её мужа.
«5 апреля Мы сегодня переежаем на новую квартиру. К исходу дня хорошо встроялись в отведенному нам домике.
6 апреля К нам в часть прыехала фотомашына фотографировать нас Я несколько раз сфотографировался, а после всего напилысь так что ели добрели до своего домика
7 апреля Сегодня был занят полу… писем здому давал ответы … задали такую пянку!!!
8 апреля Сегодня я ходил на охоту … Целый день прошатались выпил … спирт который был в нас во фляг … шли домой но наскочили на стадо ди… подняли такую стрельбу что бедные ко… в ходе этой перестрелкы убили две козы
9 апреля Сегодня мы в шестерых фотографировались в трех позах а вечером кутили и я водил ребят к своей знакомой немке Сегодня она бедная работнула.
10 апреля Сегодня по тревоге выежаем на передовую за Одер Ночю переехали Одер и заночевали в какой то разрушеной деревне. За ноч два раза налетали фрицы бомбить.
11 апреля Утром рано уехали на самый передок заняли оборону как раз в поместе фельдмаршала "Паулюса" Большое у него имение было здорово жыл и захотел Сталинграда … день было тихо. Только самолеты … его одиночками летают».
– Интересное поместье у фельдмаршала было. Громаднейший двухэтажный дом, наполовину уже разрушенный снарядами. А рядом какое-то странное сооружение: большой высокий холм, в который с двух сторон встроены массивные железные ворота. Когда мы вошли в эти ворота, увидели обширные помещения, уходящие вниз, под землю, на три или даже на четыре этажа. Связывались они винтовыми металлическими лестницами.
Ворота в центральный зал такие, что сюда зайти могла любая техника. И людей здесь можно разместить очень много. Сооружение настолько укреплённое, что никакой артиллерией, никакими бомбами его не разрушить. Видимо, ещё до войны, собираясь в боевой поход на Восток, фельдмаршал думал о том, что придётся скрываться от славян у себя дома.
«… сегодня весь день бы тихый но … была ужасная с вечера и до утра … самолеты-снаряды, и мне не прыш… всю ноч был проводником … Всех водил пры этом в … …месте прыходилось ползти по пластунски … иначе нельзя дорогу простреливал тяжелый пулемет.
13 апреля День тихый, тихый а вечером налетели кукурузникы фрицевские, и целою ноч чемоданы с гранатами бросали у нас одна машына загорелась».
– «Чемоданы с гранатами» – это кассетные бомбы. По размерам и по форме такая бомба действительно напоминала чемодан. Сброшенный с самолёта, «чемодан» в воздухе раскрывался, из него высыпались небольшие бомбочки примерно штук сто. Разрыв каждой по силе такой, как у гранаты. Осколки с неба сыпались градом. Потери среди нашей пехоты от «чемоданов» были большие. Если над тобой выбросили «чемодан» и рядом нет укрытия с прочной крышей, то всё, хана.
Кассетные бомбы немцы бросали и над нашей территорией. У меня во дворе и сейчас поилка для кур устроена из такого «чемодана».
«14 апреля Сегодня была разведка боем в ходе чего захватили много пленных и одну деревню. Мое отделение сыграло большую роль мы взяли три станкача и 83 ч. пленных За это меня и все отделение представили к наградам Меня к ордену "Отечественая Война" 3 ч. убито с отделения. Бой по характеру был ожесточенный После арт налета мы пошли на Ура чего фрицы не выдержали и повернулись к нам спиной».
– На этот раз разведка боем имела такой же успех, как настоящее наступление. У всех у нас было одинаковое настроение – поскорее закончить войну. Поэтому в каждый бой шли не просто смело, решительно, как у нас любят писать, а я бы сказал, с каким-то остервенением.
А тут ещё такой необычный случай произошёл. Один радист нашего полка объявил, что он слышал в эфире сообщение о капитуляции Германии. Славяне уже начали ликовать: «Войне конец! Германия капитулировала!». Но вскоре майор Королёв разъяснил обстановку: немцы хотели бы капитулировать только перед Соединёнными Штатами Америки и Великобританией, но не перед Советским Союзом. Очевидно, об этом и шла речь, да радист не разобрался. Так что ликование отменяется… Ну, после этого злости ещё прибавилось.
– Почему разведчики так часто ходили в атаки? Разве их не берегли для выполнения специальных задач?
– Как-то командующий 1-й гвардейской танковой армией генерал Катуков, бросая весь танковый полк в труднопроходимую, хорошо простреливаемую лощину, сказал: «Мне в Берлине не надо тысяча танков, а нужен только один – для парада». По этому же принципу относились и к нам, разведчикам. Причём, мы всегда оказывались на самых трудных участках, потому что имели специальную подготовку и действовали, конечно, лучше пехотинцев.
В этом бою моё отделение взяло 83 пленных и трофеи прямо в немецких окопах. Конечно, в начале войны такого случиться не могло. Но и сейчас немцы далеко не сразу поднимали руки вверх. Надо было вынудить к сдаче в плен первых человек десяток. Потом уже другие охотнее сдаются. Кстати, и в конце войны немцы не сдавались, если у них оставался ещё хоть какой-то шанс на спасение.
Здесь удивили нас немецкие блиндажи. Отделаны они были как меблированные комнаты в хороших квартирах. И по крепости сработаны надёжно. Значит, строились не в суматохе отступления, а заблаговременно. Вот она, немецкая предусмотрительность…
«15 апреля День бы тихый. Изредка … минометная перестрелка Я целый день занят … сымал схемы разведкы».
Последний бой
«16 апреля Сегодня в 5.00 ч. началась арт подготовка длилась 3 часа Ох и сильная была черта нивыдать ни слыхать сплошной вой и не разбереш где выстрел где … Я лежал на пахоте без окопа не схотел рыть. От зрывов земля дрожала. В это время мне спомнились мои все знакомые вот они сегодня возрадуются тому что оборона под Берлином прорвана. А потом после узнают что вовремя этого прорыва убиты друзя браты отец Но все же пиздец фрицам которые надумали оборонять Берлин через два часа пойду и я в атаку со своим отделением. Умру но зато и моя капля крови послужыть розгрому немецкой банды. Под конец арт подготовкы стало совсем темно от пыли, и дыма Когда пошли на Ура я несколько раз падал в …ие воронкы а за мной мои сла… Больше я ни хуя не помню … боя как во сну Я первый поче… и не розберу Я тогда и не сущес… автомат мой решетил всех … которые встречались мне в этом … залегли мы перед какой то деревней … у меня горела голова от нервного озноба И я как будто стал прыпоминать что и я же участвовал в этом историческом прорыве Обороны которой лично командовал Гебельс
17 апреля Была обратно арт подготовка в районе города Зиксендорф За день продвинулись кл. 8 и заняли город Зелов. Бои ужасные не на жызнь а на смерть. А ночю пошли в обход Целою ноч двигались по лесам полям без дорог аж неверится что такая глуш в сорока кл. от Берлина.
18 апреля Целый день шли бои за один населенный пунт Я его названия не знаю Мать бы я его еб… Такие бои что нельзя и подумать Я несколько раз был от смерти на милиметр и не знаю до сих пор жыв но чувствую что ебнуть».
– Эту запись я сделал за день до того, как меня накрыло снарядом. Значит, предчувствие меня не обмануло… Взрывы рядом. Да так ложатся – впереди, справа, слева, сзади, что некуда бежать. Осколки, пули впиваются в землю настолько близко, рукой потрогать можно. Каждый следующий кусок крупповской стали может быть твоим.
По-разному люди ведут себя под таким огнём. Кто мечется, по полю катается, божью матерь и её деточек поминает. А кто просто лежит и смирно ждёт своей участи.
«В меня в отделении осталось два. Вечером штур… заняли этот ебаный населенный … даже не хочу знать не то что записывать … Сейчас газуем в одном подвале … до утра будем спать а завтра мой день рождения».
– В этот день во время боя нас разведчиков послали в один из наших дивизионов. Прошли лесом, а потом надо было от одной опушки до другой поле пересечь. Понаблюдали с минуту, вроде бы не видать немцев. Ну и рванули через поле. А он, подлый, подождал, пока мы отбежим от леса метров на двести, и как врубил из крупнокалиберного станкача. Поле ровнехонькое, ни одного пригорочка. Хоть бы кочка какая…
И бьёт, зараза, мастерски. Первой очередью отсекает нас от одной опушки, второй – от другой, а третья – на поражение, по живым мишеням. Мы катаемся по полю как по горячей сковородке. И отстреливаться не можем, потому что не видим, откуда бьёт.
Остаться бы нам всем на этом поле, если бы не подоспели вовремя наши славяне. Откуда они взялись, так и не знаю. И кто это был, тоже неизвестно – пехота, разведка или кто другой. В то время скученность войск была такой, что все мы считали себя из одной части, и выручали друг друга независимо от того, какую задачу сами имели.
«19 апреля Сегодня мой день рождения утром перед наступлением я напился до чертиков».
– Мне исполнилось 24 года. Тогда, утром, я ещё не знал, что мой день рождения станет для меня последним днём войны. К 19 апреля ребята готовились. Кто выпить припас, кто закусить. По такому случаю старшина выдал водки сверх положёного пайка. Поскольку день предстоял жаркий, решили отметить с утра. Как раз кашу на завтрак подвезли.
Только расположились, прибегает майор Королёв: «А ну-ка рассредоточиться! Быстро!!!». Немцы знали примерное время нашего завтрака и могли одним снарядом накрыть сразу всех. Королёв оказался прав. Только мы разбежались от машины, под которой расселись, как прямо над ней разорвался бризантный снаряд. Тысячи осколков посекли машину и всё вокруг.
«Продвинулись лесом кл. 12 и остановились у деревне Албсдорф Не как не выбем з деревни держытся ебу его мать. В 4 часа пошли в атаку и здесь меня ебнуло в спину двумя осколками но деревню все же взяли Я говорить не могу но все понимаю и смеюсь от боли Кров пошла ртом носом дело тяжелое Я прошол метров двести и упал здесь меня подхватил друг мой Амос перевязал и дотянул до соше где меня положыли в машыну».
– До дороги с того места, где меня накрыл снаряд, я как-то сам добрался. Но полз, наверное, почти в беспамятстве. Потому что не знаю, кто меня подобрал и кто притащил на НП полка. Это мне потом рассказали, что выручил меня тогда Амос Шитиков. Правда, запомнилось, как в ранах булькала кровь, когда я делал выдох. Поскольку лёгкие были простреляны, воздух из них выходил прямо через раны. Но скоро я стал задыхаться – кровь пошла ртом.
Когда снова пришёл в себя, уже был перевязан. Причём, индивидуального пакета оказалось мало, так меня чьей-то исподней рубашкой перетянули. Ну, тут я начал вырываться. Мне воздуха не хватало, хотелось содрать с себя всё.
«Ребята подходили прощаться Прощания печальное было. Подходили брали за руку и обратно ложыли назад Я не мог не рукой не ногой двинуть. Мне так жалко что не мог не одного прощального слова сказать Вечером меня повезли в госпиталь и я дорогой потерял сознание».
– Все мои ребята были рядом. А Амос Шитиков плакал навзрыд, как женщина. Наверное, думал, что мне хана.
У меня в нагрудном кармане гимнастёрки лежал маленький трофейный браунинг. Я хотел отдать его Амосу на память. А он одной рукой слёзы вытирает, а другой заталкивает этот браунинг обратно в карман и говорит: «Он тебе ещё пригодится…».
Когда меня раненым увезли, дневник остался у Амоса – в госпитале его, конечно бы, нашли и передали кому следует. После того как Амос погиб в Берлине 3 мая, дневник хранил у себя Роговский. Он оставался служить в Германии до 46-го года. Только в 46-м тетради снова попали в мои руки. Когда Роговский вернулся домой в Донецк, я специально ездил туда за дневником.
В госпитале как только почувствовал себя лучше, попросил у ребят бумагу, химический карандаш и стал снова записывать. Все события прошедших дней восстановил по памяти. Потом, в 46-м году, уже у себя дома, эти записи я перенёс в последнюю тетрадь дневника.
Из оперативной сводки Совинформбюро за 19 апреля 1945 года:
«За последние три дня в районе Центральной группы наших войск велась силовая разведка, которая переросла в бои по захвату и расширению плацдармов на реке Одер и реке Нейсе. На Одере наши войска захватили и расширили плацдарм западнее Кюстрина.
За 19 апреля на всех фронтах подбито и уничтожено 129 немецких танков. В воздушных боях и огнём зенитной артиллерии сбито 140 самолётов противника». (т. 8, с. 177-179).
В госпитале
«20 апреля Не знаю что мне делали когда прывезли в сан-бат Кололи резали шыли кому чего здумалось то и делали. Операцию зделали я не знаю когда. А к вечеру я оказался за Одером в фронтовом госпитале в городе Ланзберге. Где мне было много прыключений покуда я попал на койку 5-ть часов путешествовал на носилках которые носили девушкы. Когда меня прынесли в палату я уснул сразу же и спал до утра».
– В санбат меня привезли без сознания. Но потом сознание стало возвращаться как бы постепенно: глаза открыть не могу, шевельнуться не могу, а уже слышу, что вокруг происходит. В этот момент какой-то майор медицинской службы (я его увидел чуть позже, когда открыл глаза), думая, что я ещё без сознания, сказал кому-то: «Этот безнадёжный. Бестолочь пехотная, его нельзя было перевязывать». Лежу и думаю: «Что он такое говорит… Ведь я живой…».
Только не могу понять, где нахожусь и что со мной случилось. Такое чувство, будто я куда-то от людей улетаю, улетаю, и люди от меня уже далеко, далеко…
В госпитале спросил у врачей, почему майор так сказал: нельзя было перевязывать? Оказывается, при таком ранении кровь должна выходить наружу, а после перевязки она пошла внутрь.
На госпитальной койке я лежал только на правом боку и постоянно отхаркивал большие «пироги» крови.
«21 апреля Лежу мне стало значительно лекше Носили меня на ренген но результатов не знаю Поднятся сам не могу».
– Чувствовал себя плохо. Стал спрашивать у врачей: когда же мне сделают операцию? И очень удивился, когда сказали, что операцию уже сделали. Значит, я периодически впадал в беспамятство, но сам этого не замечал.
«22 апреля Сегодня сам поднялся с просоння но сейчас же упал на пол Меня обратно положыли на койку сестры Через раны много выделяется жыдкости Из ран вытягивают вату. Меня когда ранили я был в фуфайке и осколки туда натянули ваты А сичас их вытягивают».
– Мучился я от боли сильно. Но это чисто физические муки. Их легко терпеть, потому что просыпался я и засыпал с одной мыслью: всё, отвоевался, теперь останусь живым.
Часто говорят и пишут, что раненые ещё не долеченными убегали из госпиталей на фронт. Я не знаю ни одного такого случая. Зато знаю другие. Идёт дело у раненого на поправку, скажем, уже начинает наступать на перебитую ногу. И вот он исхитряется так где-нибудь упасть, чтобы снова повредить эту ногу.
После госпиталя обычно направляли в маршевую роту, с которой вылечившийся солдат должен был пройти до фронта километров 30-40. Бывало, эти километры солдат идёт целый месяц, пока его патруль где-нибудь не поймает.
Такому вылечившемуся в госпитале выдавался, как мы его называли, «бабушкин» продаттестат. Это значит, что на счёт еды можно было рассчитывать только на сердобольных бабушек, которых встретишь по пути. Потому что аттестат выдавался только на три дня.
«23 апреля Сегодня я сам поднялся и начал хуевато ходыть Доктор поймал меня в коридоре и прыказал сестрам что бы меня не куда непускали А я их и боюсь же Хуй они меня удержат куда схочу туда и пойду».
– Мне принесли утку. Но пользоваться ею, когда в палате лежит восемьдесят человек, да ещё постоянно ходят сёстры, я не мог. Терпел сколько сил хватало. А потом ночью, чтобы из сестёр никто не увидел, поднялся и как краб боком пополз в туалет. Ну и нарвался на доктора, который тут же устроил сёстрам разнос за меня.
Однажды ночью я точно так же выползаю в коридор – ба, немцы!.. Несколько человек ходят по коридору, а один прямо передо мной стоит. Пожилой, в солдатской форме. Я рукой по привычке лапаю то место, где должен висеть пистолет, а сам иду на немца. Тот начал пятиться от меня, а в глазах – страх. Наверное, у меня был вид не очень миролюбивый. В этот момент в коридоре появилась сестра, и всё разъяснилось: в госпитале работали пленные.
Первые дни я лежал в коридоре. Но в палате каждую ночь кто-то умирал – почему-то раненые умирали в основном ночью, – и скоро меня перенесли в палату. Хотя лучше бы не переносили. Стоны, крики, команды разные в бреду. И не было такой ночи, чтобы никто не умер.
Рядом со мной лежал солдат почти всё время без сознания и всё время бредил. У него крупным осколком срезало всю грудную клетку. Когда его перевязывали, я видел, как у него в груди бьётся сердце. Кровь убирали тампоном, чуть не прикасаясь к самому сердцу.
С другой стороны – старший лейтенант, также не приходя в себя, часто бился в конвульсиях. А однажды, вдруг, замер в скрюченном состоянии. Всё, отмучился… Так и не приходя в себя.
Утром в палате все просыпались примерно в одно и то же время. Кто с койки встаёт, кто с соседом заговаривает, кто сестру зовёт. А кто лежит тихо, не открывая глаз. Значит, с вечера заснул, а утром уже не проснулся. Приходят санитары с носилками – койка освободилась…
Из оперативной сводки Совинформбюро за 23 апреля 1945 года:
«Войска 1-го Белорусского фронта, перейдя в наступление с плацдармов на западном берегу Одера, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации, прорвали сильно укреплённую, глубоко эшелонированную оборону немцев, прикрывавшую Берлин с востока, продвинулись вперёд от 60 до 100 километров… и ворвались в столицу Германии Берлин». (т. 8, с. 183).
«28 апреля Здорове мое лутше стало я познакомился с одной сестрой до которой я сегодня прыглашен на квартиру. Пойду хуй с ним что будет
29 апреля Меня утром прынесли на носилках от моей знакомой Поднялась большая температура. Значить з девками ещо нельзя баловаться т. е. …
1 мая Сегодня прывозили хоронить з Берлина "Героя Советского Союза" и я туда попал он был в нашей части. Здесь я напился и попал до девок которых сюда завезли немцы. Я здесь с одной девушкой проспал до утра конечно не только спал а ещо больше чем спал А утром меня забрал коменданский патруль и отвез в госпиталь телегой Чуть не разтряс ебаный».
Из оперативной сводки Совинформбюро за 30 апреля 1945 года:
«Севернее Берлина войска 1-го Белорусского фронта с боями заняли город Цеденик и крупные населённые пункты … В Берлине войска фронта, продолжая вести уличные бои в центре города, овладели зданием германского рейхстага, на котором водрузили знамя победы. Нашими войсками также заняты главный почтамт, министерство внутренних дел и до 200 кварталов в центральной части города…». (т. 8, с. 195).
«5 мая Я попал на эвакуацию в глубокый тыл погрузили нас в вагоны и повезли в Росию ебись все В Росию ехали через Познань Лодзь Выгрузили нас в Люблине где я на ходу познакомился с одной проявой от которой хуй по хорошему от крутиш прыйдется … Я это и встрою».
– Госпиталь в Люблине был забит тяжелоранеными, поэтому нам, вновь прибывшим, отвели блокгауз. Завезли нас туда и забыли. Ни перевязок, ни кормёжки. Многие попростужались.
На следующий день мы начали бунтовать, и нас разместили в палатках, поставленных здесь же, во дворе госпиталя. Обслуживали госпиталь поляки. Врачей было мало, а остальной медперсонал мог только утку поднести или тарелку супа. Да и то не докричишься. У меня как раз из раны на спине пошла жидкость. Все бинты намокли, потом присохли к телу. А перевязать некому.
К раненым полякам в госпитале относились точно так же, как и к нам. Для офицеров госпитальное начальство отвело отдельные палаты, поэтому, какой за ними был уход, не знаю. Кормили очень подло: перловка и горох. Горох весь в дырках, червяками поеженый, отчего в супе плавала одна шелуха. Короче, раненые – это отработанный материал, шлак. Коль Берлин взяли, шлак уже не нужен.
Из оперативной сводки Совинформбюро за 2 мая 1945 года:
«Войска 1-го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Жукова, при содействии войск 1-го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза Конева, после упорных уличных боёв завершили разгром Берлинской группы немецких войск и сегодня, 2 мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлин – центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии. Берлинский гарнизон, оборонявший город, во главе с начальником обороны Берлина генералом от артиллерии Вейдлингом и его штабом, 2 мая в 15 часов прекратил сопротивление, сложил оружие и сдался в плен». (т. 8, с. 199).
«9 мая День победы а нам даже суп и тот хуевый дали Как только зайдет кто з начальства так и отпиздим Что он ебаный забыл за нас от восхищения что Германия розгромлена разве мы не учасники этого А ну попадись».
– Вот так и встретил День Победы. Утром вбегают сёстры-полячки, кричат: «Вшистко герман забил! Война капут!». Мы поняли: война кончилась. К десяти часам в городе началось ликование. За забором радостные крики, песни, музыка. Весь медперсонал разбежался праздновать победу. Им, конечно, было уже не до раненых.
После обеда, которым нас, понятное дело, никто не накормил, у меня стала быстро подниматься температура. Временами я начинал бредить. Тут появилась одна сестра. Я ей пожаловался. Она отвечает: «Доктора позову». Но никакого доктора я так и не дождался. К вечеру совсем плохо стало. Перед глазами пошли радужные круги. Но пока ещё сознание не потерял и сам себя слышу: командовать начал – кому залечь, кому стрелять, кому куда бежать…
В бреду почему-то раненые всегда командовали. И не только командиры, но и рядовые. В общем, в этот день не смог я радоваться победе вместе со всеми. А из госпиталя тогда вместе с медперсоналом разбежались и все раненые. Кто мог ходить…
«12 мая Меня отправляли ещо дальше в тыл т.е. в Росию. И я сильно розпсиховал Бил всех подряд госпитальских работников даже сам не помню чего я делал Старшей сестре голову сапогом пробил Меня закрыли на замок в ординаторской я на себе порвал обмундирования. А наутро я проснулся меня розбудили Я лежал на полу все было порвано Температура в меня поднялась до 40 и меня отставили от отправки
15 мая Я уехал в Росию в сан поезде Дорогой много чудес творили которых нельзя и записывать Везли через Киев мой знакомый город Прывезли в Харьков
21 мая где я должен окончательно вылечится. Здесь с многими девушками знакомился но долго с ними не дружил Мне не попадало такой как мне надо.
Я скоро познакомился со всеми в госпитале меня все знали и по блату меня выпускали в город Правда не в легальном положении в одних кальсонах и халате зато з горячим серцем. Мне стало много знакомых городских девушек и я начал пропадать з госпиталя на несколько суток за что меня часто вызывал начальник госпиталя Он мне сначала грозил а потом начал смеятся з моих поступков а их у меня было хоч отбавляй правда он меня прыдупредил что бы я не достал себе Т.Т. (трипер.-Г.Л.). Так как говорят здесь его много.
И вот 2 июня я познакомился с зубным врачом познакомился крепко правда она была пожылая 42 г. и все время протестовала что мол с нее смеются Ну я хуй на нее положил правда после этого она написала мне два писма что я грубиян и не образован что так зделал. Я ей на два писма одним ответил. "Что я грубияном никогда не был а за образование это да!!! Но зато хуй образован потому что драл ее образованою". Мне говорили ее прыближенные что она меня посчитала по моему розговору с хорошым образованием а оказалось противоположное Ну это дней за 5-ть все перемялось Поговорили немного и забыли Только она нос морще когда прохожу мимо ее кабинета с братвой которая всегда меня сопровождала Мы ходили по городу гулять всегда большыми партиями.
9 июня Когда я вернулся с такого гуляня я заметил новою сестру Я с ней сразу познакомился ее звать Маруся и только поступила работать. Я ей предложыл вечером чего небудь поболтать так как я знаю много фронтовых эпизодов, а ей все одно целую ноч не спать так как она дежурная сестра сегодня. И вот после этой ночи она меня прыгласила к себе на квартиру. Но к сожалению я ей сказал что я не могу туда пойти в одних кальсонах Там коменданские патрули не пропустят А з боем до девушкы не пойдет неудобно Она согласилась на следуещее свое дежурство прынести мужкый костюм мне чтобы я мог розгуливать с ней по городу куда нам здумается. Я ее ожыдал с нетерпением Ведь мне же большая выгода подумайте только такому как я и не снилось Ведь я после ранения стал почти горбатый».
– Так сказалось ранение. Полностью выпрямиться я не мог, сильно болела спина. Я и домой приехал таким же скрюченным. До сих пор я стараюсь держать левую руку в кармане – как только вытащу из кармана, она у меня оттопыривается как тогда, после ранения. Наверное, было бы хуже, если бы не мои … швейцарские часы.
